Мой раб Люциус

Стоило Люциусу собственно приступить к самому сладкому, как в поместье послышались хлопки аппарации, а учитывая, что дом был закрыт для чужих, нарушать это правило могли только авроры. Гарри с его блондином еще повезло, что они были в малой гостиной, а потому их увидел не весь отряд, а лишь двое, давая Поттеру драгоценные секунды, чтобы оправиться, а Люциусу, запыхавшемуся и слегка красному, отползти чуть в сторону и схватить салфетку, вытирая лицо. Хотя, честно говоря, вряд ли у кого-то возникали сомнения в том, чем они тут занимались. — Гарри, а у тебя все друзья приходят без приглашения? Для одного утра это перебор. Максимально ядовитый тон был весьма странен со стороны того, кто даже с колен не поднялся, глядя, как их окружают авроры. Впрочем, силки и заклятье молчания тоже были неожиданны, так что рухнул он как кукла, больно ударившись об столик затылком. — Вы обвиняетесь в применении к главному аврору непростительных заклинаний. На время следствия вас переведут в камеры Азкабана. Мистер Поттер, просим простить, но вы временно отстранены от своей должности, просим вас пройти с нами. Люциуса утащили первым. Просто взяли под руки и исчезли с ним, не обращая внимания на мат и ругань со стороны Поттера, а сам он только вздрогнул, почуяв тот самый жуткий холод, пронизывающий до костей, пока его тащили в камеру досмотра. Еще унизительнее оказалась сама процедура, учитывая, что игрушку он утром поставил обратно, а цепочка, естественно, показалась под чарами авроров. Следом обнаружили и то, что он беременный — будучи голым, очень сложно скрыть что у тебя почти пятый месяц. — Это... Что? Целитель и аврор были явно в шоке. И если они сначала смеялись и сыпали скабрезными шутками по поводу его персоны, а аврор еще и рассказал в красках, как они их застукали, то теперь они явно недоуменно переглядывались. — Это ребенок Главного аврора, недоумок, и если ты еще раз ткнешь в меня своей палочкой, я не премину ему рассказать об обращении со мной, когда он меня снова заберет, — Люциус переступил с ноги на ногу, яростно глядя на аврора. Тот как-то стушевался, отступая, памятуя о том, что начальник крайне скор на расправу. Люциус в свою очередь поежился. Ему было холодно, неуютно, да и в принципе Азкабан не навевал хороших воспоминаний. Поэтому получив робу, он машинально на себя ее натянул и зло взглянув на того же аврора, после чего проследовал в свою камеру, отмечая, что после некоторых совещаний его отправили не на этаж к дементорам, а в обычную камеру. Ну хоть сухую и без крыс, и на том спасибо. Оставалось ждать. — Что ж... Потерпи, малыш, папа за нами придет. Я уверен. Собственно, им и не оставалось ничего, кроме как сидеть в четырех каменных стенах, кутаясь в тюремное покрывало и бездумно уставившись в окно, где мелькали вдалеке черные хламиды дементоров. Тем временем Главный аврор действительно был в ярости. Правда, полгода, проведенные с Люциусом, и впрямь его воспитали, а может, будущее отцовство заставило повзрослеть, так что в этот раз он держался с виду спокойно и лишь изредка позволял прорваться насмешливой фразе вроде: "С какой стати я должен изучать ваши отчеты, меня же отстранили?" или "И как это все это время вы работали с таким неадекватным главным аврором?" Проверку начали после письма в Министерство; Гарри не знал, кто его написал, но мог легко догадаться, что без семейства Уизли тут не обошлось. Впрочем, скандал видели очень многие, так что... Дело было даже не в том, что Гарри был вынужден следовать всем дурацким проверкам, которые были призваны обнаружить на нем следы чужой темной магии, но в том, что Люциус, его Люциус, в нынешнем уязвимом положении оказался в Азкабане! Гарри написал с сотню прошений, требуя снова перевести его под домашний арест, но неповоротливая министерская канцелярия рассматривала их медленно и не торопилась внимать отстраненному от службы Главному Аврору. Зато обнаружилась (правда, пока только перед магами отдела экспертиз черной магии) их с Люциусом клятва служения. — Вы решили сделать Малфоя-старшего своим рабом? — уточнил пожилой маг. — Совершенно верно. — Нет, не то что бы я был против, это совершенно правильный шаг (как же еще можно поступить с этим жалким прислужником Волдеморта и военным преступником), но почему он так выглядит теперь? По взгляду старого мага можно было подумать, что он по меньшей мере ожидал, будто Гарри станет держать Люциуса в подвале, на привязи, раз в день поить кружкой воды и кормить куском хлеба. — Да, его магическое ядро и, соответственно, внешность сильно изменились после того, как темный Лорд умер и перестал питаться его энергией. — Но не настолько же! Мне кажется, то, что с ним происходит, не похоже на наказание. — Ну, так подайте жалобу на слишком гуманное обращение с личным рабом. Предложение отдавало абсурдом, и маг из экспертизы только досадливо помотал головой. Гарри продолжил: — Он служит мне душой и телом, вырядился по моей просьбе в это платье. Эпатировать публику было моим желанием. Но в правилах организации бала нигде не сказано, что его не могут посещать личные рабы и мужчины, переодетые женщинами. — Потому что никому и в голову не могло прийти, что кто-то вытворит такое, Лорд Поттер! По вашей милости придется внести это в число запретов. Гарри улыбнулся. Несколько авроров за его плечами фыркнули от сдерживаемого смеха. — Никогда не замечали за вами подобных пристрастий, — неодобрительно заметил старый маг сухим тоном. — Видимо, наследие Темного Лорда так влияет, — беззаботно, чтобы еще больше его побесить, ответил Гарри. — Вы же знаете, мне пришлось долгое время носить в себе частицу его души. Тут и у любого нормального... — Но вы были таким милым ребенком! — Ну, а потом во время нашей битвы его душа распалась и растворилась во мне. Так что... Не посадить ли вам меня в Азкабан сразу, ребята? — обернулся Гарри к аврорам. — Это уже какой-то фарс. Всё, прочь отсюда! Идите и объясняйтесь с министром, — возмутился маг-эксперт. Эта сценка была не единственной, но на счастье министр Кингсли относился к Гарри скорее как к родному сыну и на выходки его смотрел снисходительно (даже чересчур, как ворчали некоторые). Потому после выговора Гарри он взял с него строгое обещание уладить шумиху. Но разве это могло обрадовать! Да, он мог не беспокоиться, что потеряет пост, но возвращаться домой без Люциуса? И потом, он еще не расквитался с Уизли. Лично трясти Рона, который, в общем, просто шел на поводу у обидевшейся сестры, он не хотел и начал действовать так же, как и они, написав донос про Империо. Приложил образцы обоих писем в качестве свидетельства, указал на нарушение в виде незаконного хранения ядов. Жаль было Молли — во время обысков перетрясут всю Нору, но шестеро братьев и так регулярно ставили дом вверх ногами, так что Гарри было не слишком стыдно. А вот реальный ущерб здоровью Люциуса был куда серьезнее. Он волновался все сильнее. Вечер в Мэноре без блондина под боком был скучным, и Поттер понял, что скучает и по его надменности, и по подколам и ехидным фразам, и по тому, как он один умел сделать Мэнор уютным. Оставалось расслабиться в кресле и прикрыть глаза. Перед внутренним взором его предстала темная маленькая камера, узкая постель, Люциус, укутавшийся в свою робу и обхвативший колени руками. "Я тебя завтра же вытащу. Клянусь. Они еще пожалеют". Люциус слабо улыбнулся. "Не наломай там дров. Ты нужен нам с малышом здоровым". Наутро Гарри развернул деятельность дальше. Он явился в Азкабан и потребовал дежурного колдомедика принять его. — Вы идиот? Или хотите лишиться теплого места, на котором можно днями заниматься приятным ничегонеделанием? — Л-лорд Поттер, сэр... — От вас как медика не укрылось его интересное положение. И вы наверняка провели диагностику. так вот, этот ребенок — мой. Так какого книззла вы бросили его в холодную камеру, где свищет ветер, а за окнами летают дементоры, которые могут его погубить? Вы понимаете, чем это грозит? Медик и смотритель тюрьмы неловко оправдывались, ссылаясь на отсутствие других приказов, а Гарри в великом раздражении трансгрессировал обратно в Министерство, чтобы добиться постановления о невиновности. — Рон, это твоя идиотская идея подсыпать ядовитый порошок и желчь дракона в письма? Или Джинни додумалась до этого в соавторстве с близнецами и с Чарли? Чувствуется их рука, знаешь ли, — выговаривал Гарри другу, который по несчастливому совпадению как раз занимался регистрацией прошений. И Гарри медленно закипал, понимая, что тот в угоду сестре отложит его прошение в долгий ящик. — Так вот, передай, что я не собираюсь терпеть преступления, и что как только меня восстановят в должности, могу открыть расследование в отношении оборота ядов. Попытка отравления — это преступление, Рон. Так что будь добр, не пытайся делать мне неприятности. Люциус в это время старался держаться. Сил особо не было — отрезанный от Поттера вот уже почти две недели, он чувствовал, как утекает магия, и мягко уговаривал малыша потерпеть. Холод, темные эмоции и скудная еда вкупе с постоянным чувством голода не добавляли ничего хорошего в этот список, так что он просто пытался говорить с малышом и убедить его жить, не смотря ни на что. Впрочем, малыш, как и его отец, терпением не отличался, с удовольствием отвешивая будущей матери пинков по печени и под дых, заставляя крутиться на жесткой узенькой кровати всю ночь. Но по крайней мере, Люциус со своей стороны старался больше спать. Сил на прогулки и прочее все равно не было, поэтому… Поэтому когда раздался скрип ключа в замке, он даже не повернулся. Не слышал шагов Гарри, поэтому решил, что это надсмотрщики проверяют заключенных. Но он не был готов к голосу Гермионы. — Ох, Люциус… Черт… С трудом сев, он вгляделся в лицо девушки и покачал головой. Как ей удалось сюда попасть, если даже Гарри нет уже две недели? — Я… — Она смотрела на его живот и осторожно протянула руку. — Можно? Люциус кивнул, глядя, как она садится рядом, осторожно касаясь выпуклости и выдыхая. — Будешь крестной мамой? Раз Гарри не стал сам это решать и все снова надо делать мне? Гермиона закатила глаза и коснулась его руки. Встревоженно нахмурилась, отмечая, что на ощупь он ледяной, и вопросительно подняла бровь. Люциусу пришлось все рассказать. Что он почти все время спит. Что его ядро завязано на Гарри и их сексе. И что он просто угасает тут, потому что всю магию забирает малыш. Гневу Гермионы не было предела. Уххх… Что было, что было… — Знаешь, мне кажется, у тебя точно была бы родовым хранителем гарпия. Люциус вымолвил это ошарашенно после того, как Гермиона, потребовала к себе начальника охраны и пообещала ему что всему персоналу сократят зарплаты в три раза, если здесь сейчас же, немедленно не будет горячая еда для заключенного и одеяло. Судя по его недовольной морде и тому, что Гермиона оказалась Казначеем Министерства, эти угрозы могли быть правдой. — Сочту это за комплимент, Люциус. Девушка поправила выбившуюся прядь из прически и сопроводила аврора, что бросил в Люциуса покрывалом, уничтожающим взглядом — сама она не успела забрать вещь. — Вы ему зря верите. Врет он все, скоро все выяснится и посмотрим… Мерзкое отродье. — Гермиона, не надо… Ты уйдешь, а мне тут еще жить. И я не могу потерять ребенка. Не сейчас. Она поняла. Заставила его съесть все, поделилась магией, как могла, с удивлением заметив, что она буквально утекает из рук, стоит только коснуться Люциуса, и завернув в плед, пообещала ему помочь Гарри с возвращением Люциуса домой. — Ты его не бросай только, хорошо? Их обоих, если я останусь тут надолго. Та словно окаменела, но медленно кивнула. Они оба понимали, что это возможно. А тем временем в Министерстве чуть не вспыхнула драка. Рон орал, что Гарри сошел с ума. Гарри — что это не его собачьего ума дело. Рон злился и пытался доказать, что это же Пожиратель, они же воевали против них, только вспомни! Они же убийцы!.. Разнимали их уже домовики. И судя по шипению Рона, прошение Гарри будет засунуто в самый дальний угол кабинета, в какой только это было возможно. Поттеру, шипящему ничуть не хуже, было велено немедленно возвращаться домой до окончания разбирательств. Рону был вынесен выговор. И все бы окончилось не слишком весело, если бы через пару дней в кабинете Рона не ждала бы Гермиона. Хмуро смерив взглядом бывшего, как она теперь понимала, друга, девушка поинтересовалась, не уничтожил ли он прошение Поттера. Рон просиял — видимо, решил, что Гермиона с ним заодно. Вот только не увидев на бумаге номера, под которым бумаги регистрировались в официальной книге, она холодно уточнила, почему он тянет? — Ты… Ты что, не понимаешь? Это же все заклятие какое-то... Наш Гарри не мог... — Не мог что? Узнать, что твоя сестра скачет по рукам? Отменить помолвку и считать себя оскорбленным? А ты чего ждал, что он в Пророке расскажет, что твоя сестра шлюха? Или что у нее аборт от кого-то из ее “друзей”? Он по большой дружбе и милости к твоей семье не стал это доводить до общественности, чтобы твоя сестра еще могла рассчитывать на брак хоть с кем-то, а она что сделала? Устроила скандал? Оболгала его? Заставила нервничать и бросила его… пару в Азкабан? Рон начал багроветь от ярости. — Ой, Рон, только вот не надо. Мы с Джинни были подругами. Она сама мне сказала, что Гарри ее застукал, и рыдала. Так что вот мне только не надо заливать про ее невиновность, хорошо? Кажется, этого рыжий не ожидал, разом как-то сдувшись и садясь на свое место. — Люциус может умереть в Азкабане, а ты уже потерял друга, Рон. И если ты хоть когда-то хочешь восстановить эту дружбу, тебе вряд ли стоит убивать его ребенка. Гарри, может быть, и простил бы тебе Люциуса, но малыша — никогда. Рыжий что-то бормотал, не в силах поставить свою подпись на пододвигаемой бумаге. — Я у них была, Рон. В утро задержания, после бала. И знаешь, они счастливы. Вдвоем. Люциус Малфой, может, и был отъявленным мерзавцем, но жизнь Гарри он точно преобразил и совершенно точно — в лучшую сторону. Он явно дал ему то, чего Джинни никогда не сможет даже пообещать. И дай боже, если сможет дать другому мужчине. Хотя с ее поведением и скандалом вокруг вашей семьи, я бы уже не была так уверена. Подписывай, Рональд! И лучше займись своей семьей, чем лезть в чужие. Дверь за Гермионой захлопнулась как могильная крышка, оставляя рыжего абсолютно раздавленным. Прошение было подано на следующий день. Еще через три дня Министерство-таки решилось поднять свою неповоротливую задницу и созвало заседание Визенгамота — абсолютный фарс, о котором Гарри узнал уже на четвертую неделю, когда ему пришло официальное письмо вместе с признанием о восстановлении его на должности Главного Аврора. Мол, так и так, можете забрать своего раба из Азкабана. Люциус, узнав это, плакал. Да-да, уткнулся в шею своего Аврора, не обращая внимания на то, как он на руках выносит его из камеры и прямо в покрывале выносит за пределы тюрьмы. Просто уткнулся в шею, не слыша, как его выписывают из книги заключенных, как отдают Поттеру его одежду (вместе с игрушкой, да, под взглядом краснеющего надзирателя), и как выносят на площадку аппарации, перенося домой, где после мертвенной тишины тюрьмы по ушам ударил беспокойные возгласы Гермионы, оханья домовиков, голос самого Гарри и запахи. Много много запахов дома, от которых плакать хотелось еще сильнее. — Тише, тише, всё самое страшное позади, — но слёзы все равно текли у обоих. И оба чувствовали себя уставшими и опустошенными: Люциус из-за забравшего силы заключения, Гарри — из-за скандала с Роном и потому что при первых же объятиях передал Люциусу столько магии, что сам почувствовал, что холодеет. Ничего, он восстановится — малышу нужнее. Он ведь еще хочет его увидеть? Они без сил упали в постель и замерли в объятиях друг друга. Гарри, проснувшись посреди ночи, мог наблюдать, как уставший Люциус крепко спит и как он вздрагивает иногда, точно от преследовавших кошмаров. Выглядел он утомившимся, с тенями под глазами, и весь следующий день Гарри настрого запретил ему подниматься. Домовиков гоняли, исполняя его просьбы, но пока что ему требовался один отдых. — Не думай ни о чем. Все хорошо, меня восстановили в должности, мы нашли нового друга в лице Гермионы, и уж теперь-то у нас точно есть что отметить. Но это потом, когда восстановишься. В ближайшее время из спальни я тебя не выпущу, так и знай. Сперва будешь восстанавливаться, а потом исполнять супружеский долг. И кстати, — Гарри присел рядом с бледным лежавшим в постели Люциусом; впрочем, выглядел он чуть лучше и взял руку Гарри в свою в ответ, ворча, что его чуть не уморили из-за одной рыжей ведьмы. — У меня тебе ещё один подарок. Перед ним оказалась шкатулка тонкой работы, резная, точнее говоря, футляр. А в его бархатных внутренностях скрывалось ожерелье. Грани камней переливались, у золотых цветов были алмазные тычинки, и оно поблескивало, а еще ярче засияло, когда он достал его и примерил. — Я заказал его специально для тебя. Как раз для подвенечного платья, — широко улыбнулся Поттер. Его не волновало, сколько раз Люциус закатит глаза, услышав это. Больше того, он считал, что так ему очень идет. — Мне нравится, когда ты обижаешься! — восторженно заметил он. — Я даже думаю, что в дальнейшем тебе будет очень сложно вывести меня из себя. Потому что за эти дни, пока я жил тут один, я успел понять, что схожу с ума от одиночества. А ещё Гарри успел снова превратить гостиную в холостяцкое логово. У кресла сиротливо стояла бутылка из-под огневиски, на столе лежали остатки нескольких предыдущих ужинов, в спальне были всюду разбросаны вещи, а в гостиной — документы, которые Гарри искал, отыскивая лазейки в законах, чтобы надавить на канцелярию Министерства и на Визенгамот. Если бы не Кричер и домовики, было бы ещё хуже, но Гарри прогонял всех с глаз всю последнюю неделю, и временами они боялись при нем даже прибираться. И едва Люциус вопреки запрету встал, то в доме была устроена уборка, Гарри получил внушение, но в глубине души радовался. — Я счастлив, что ты не упал духом. Они мягко обнимались. — Можно потрогать? Гарри бережно положил ладонь на животик, а потом, ощутив, как в нее что-то толкнулось, изумленно отдернул руку, чем сильно позабавил Люциуса. Именно в этот момент он осознал, что общий наследник двух родов — не шутка и не фантазия. Ему захотелось упасть на колени перед Люциусом и покрыть поцелуями место, где маленький будущий лорд пока скрывался — что Гарри и сделал.