Воды с лимоном, Серкан Болат?

Прошла уже третья неделя. Все эмоции утихли, и осталась лишь одна пустота внутри. Не хочется уже никого ни обвинять, ни оправдывать. Того водителя грузовика в тот же день увезли в участок, им занимается моя мама и адвокаты, так что я не вникаю в процесс. Третья неделя, как я сижу только у ее кровати и смотрю. Просто смотрю. Пытаюсь запомнить, запечатлеть в памяти ее красоту, которую не портят даже эти чертовы бинты повсюду. Госпожа Айфер, Мело приходят каждый день, ночуют также, как и я. Они даже пытались меня уговорить съездить домой, чтобы переодеться хотя бы, но у меня нет сил. Нет сил, нет желания, нет чувств. Ничего. Пустота. Скоро будет месяц этой пустоты. Врачи делают все, что могут, и я это знаю. Доктор Фернан постоянно заходит в палату, что-то пишет и кидает сочувствующие взгляды. После того, как 21 день назад он назвал мне тонну травм, что получила Эда, мы перекидывались только парой фраз. Он знает, что мне не нужны слова поддержки или что-то подобное. Меньше всего я хочу, чтобы сейчас мне что-то говорили не по делу здоровья Эды. В офисе все стоит на ушах, и я знаю, что после аварии его атакуют противные журналисты. Они караулят даже вход в больницу, оккупировали нашу квартиру, дом мамы. Собирают сплетни по всем непричастным людям. В «Art life» наш пиар-агент просто зашивается. Я впервые подумал, что помощь Селин бы сейчас очень пригодилась, но я не посмею ей звонить. Ни в этой ситуации. В общем, в офисе я тоже не появляюсь. Началась четвертая неделя. Без изменений. Самое удивительное, что я не понимаю, в чем причина. Показатели стабильны, травмы вроде заживают, но почему она спит? Почему не борется? Не пытается вернуться ко мне, к жизни? Что ее удерживает там, в неизвестности? Почему ходит по такому тонкому льду? В палату снова зашла Мело. Девушка была все это время здесь, так же, как и я. Она была моим единственным источником связи с внешним миром. Айфер не находила себе места от паники, поэтому мы уговорили ее приходить только несколько раз в неделю, а если будут изменения тут же ей звонить. Женщина на пределе, и не хватало, чтобы и она с сердечным приступом рядом легла. — Серкан, тебе надо поспать хоть чуть-чуть, — жалобно констатировала факт Мелек. — Я не могу спать. Только на минуту закрываю глаза, и эта страшная картина тут же появляется. Я не могу, — даже сам уже не узнаю свой голос. Он в точности, как у мертвеца. Девушка встала рядом и положила руку на плечо. — Я подежурю с ней, обещаю. Тебе нужно съездить домой, принять ванну, поесть и хотя бы подремать. Ты сидишь здесь безвылазно. Представляешь, как Эда испугается, когда проснется и увидит тебя таким? Она точно не узнает тебя, — пытается меня подбодрить, понимаю. Но эта противная стабильность меня угнетает с каждым разом все больше и больше. — Мы столько всего не успели сделать, Мело. Я обещал ей, что отвезу на Мальдивы, покажу весь мир. Обещал, что однажды я построю дом, в котором мы будем жить, а она сделает самый живописный сад. Обещал ей, что как только будем оба к этому готовы, пройдем все нужное лечение, а если не поможет, то усыновим ребенка. Аллах-Аллах, я был готов на все ради этой женщины! А сейчас она лежит… Просто лежит, понимаешь? Она даже не может сжать мою руку в ответ. Мело, а если она уйдет? Вот правда уйдет навсегда, что я буду делать? Что мне тогда делать? — к горлу подкатывал ком. Я никогда не показывал свою слабость при посторонних, но за этот месяц ее подруга стала человеком, который не дает мне свалиться в истерику и крушить тут все. Девушка вновь ободряюще сжала плечо. — Она не оставит нас, Серкан. Я уверена, что не оставит. Это же Эда. Она никогда не сдается и не бросает начатое, даже если ей это не всегда по силам, — эти слова, словно щелкнули во мне какой-то тумблер. — Эта госпожа Айгуль. Из-за очередной ее прихоти все это происходит. Она до сих пор не выходит на связь? — теперь во мне бурлила ярость на эту женщину, которая сразу, как узнала о случившемся, резко отменила весь проект и уехала в закат. Этот гребаный сад стоит жизни моей жене, а я даже не могу подать в суд, чтобы эта вертихвостка выплатила компенсацию! — Энгин с Пырыл пытаются что-то сделать, как-то выйти на нее, но ты же знаешь, что сейчас творится в офисе. Там кризис за кризисом. Другие проекты висят на волоске, так что пока с Айгуль все ушло на второй план, — впервые я так четко осознаю, что мне все равно, что происходит в офисе. Пусть все сгорит к чертям там! Но я об этом не говорю, а молча смотрю на закрытые глаза жены. Еще несколько безуспешных попыток Мело отправить меня домой, и девушка сдается. Я никуда не уйду. Моя фея не оставляла меня ни на секунду в самые отчаянные моменты, теперь я должен отплатить ей той же монетой. В болезни и в здравии, в горе и радости. Я буду рядом, не брошу, не опущу руки. Пока бьется ее сердце, и это тонюсенькая линия на мониторе держит ее рядом со мной. *** Месяц. Сегодня ровно месяц. А я впервые вышел куда-то дальше, чем туалетная комната. Я не знаю, что мне делать. Ничего не меняется с того самого момента, как она попала в ту палату. Месяц человек находится в критическом состоянии, и каждая минута может стать последней. Ее поддерживают медикаментозно, каждый день ухаживают за ней лучшие и проверенные медсестры. В ее крови текут лучшие препараты, витамины, но она упорно не хочет просыпаться. Моя голова чугунная. За все это время я поспал от силы часов десять. Валюсь с ног, жуткая слабость, и на самом деле держусь из последних сил. Моя мама недавно приходила, и чуть в обморок от моего внешнего вида не упала. Понимаю, что так нельзя. Я делаю все возможное для здоровья Эды, но если не приведу себя в порядок, то сам быстрее умру от недосыпа. Поэтому сегодня я и вышел из ее палаты и направился прямиком к выходу из больницы. Стараясь не оглядываться, чтобы не вернуться, подхожу к запасному выходу из помещения. Знаю, что у главного толпы ненасытных журналистов, поэтому даже бессмысленно пытаться прорваться через них. Охрана открывает мне дверь, и я пулей направляюсь в машину, где уже ждет водитель. Внутри засело какое-то неприятное чувство, будто я оставляю свою жену, вновь ее покидаю. Но это не так, Серкан! Ты примчишься по одному лишь звонку от врача или Мело, если что-то поменяется. Но тебе тоже нужен отдых, твоя фирма тонет в работе, и если ты не возьмешь себя в руки, то потеряешь абсолютно все в этом мире. Пока моя жена не рядом со мной, надо прекращать думать сердцем. Чистый, холодный разум, который выкидывает из головы все эти страдания и горе. Моя Эда была бы в ярости, если б узнала, что я потерял весь бизнес, просто сидя рядом с ней неподвижной все время. Итак, пока фея борется за жизнь, в дело вновь возвращается бесчувственный робот Болат. Да, так будет проще. *** Работа, работа, работа. Только работа. Я не вылезаю из офиса сутками. Куча задолженостей по проектам, чертежам. Вся команда работает сверхурочно. У Пырыл и Энгина разрываются телефоны после моего возвращения в компанию. Все наши партнеры учтиво не нагнетали, выждали паузу, пока я был с Эдой, но стоило мне появиться в дверях, как тут же свалилось столько проблем. В одном проекте ошибка в чертежах, в другом - проблема с закупкой материалов, в третьем - не подходит участок для постройки, в четвертом – рабочие не укладываются в срок, а в пятом вообще все застопорилось, потому что заказчик решил все переиграть. Работа, работа, работа. Она отвлекает, дает хоть какой-то стимул двигаться дальше. Нет смысла в бестолковом горе и оплакивании Эды. Она вернется в строй совсем скоро, я в этом уверен. В больницу я не прихожу уже две недели. Знаю, может это неправильно, но так будет лучше. Точно, так будет лучше, да. Мело, доктор Фернан каждый день отправляют на почту мейл, что все по-прежнему. Успокаиваю себя тем, что «по-прежнему» - это тоже хорошо. Ухудшения нет, все стабильно. Она справится, придет в себя. Моя Эда не оставит меня. А я пока буду работать. Работать и не давать себе и мысли на свободный день, чтобы не сорваться к ней, не погрязнуть опять в этой пучине страданий и угрызения совести. Я и так сейчас засыпаю только благодаря снотворному, так что не могу себе позволить нарушать распорядок дня. Просто не могу позволить снова чувствам завладеть моим разумом. Нет Эды – нет эмоций. Точка. — Серкан, нам нужно срочно что-то делать с проектом во Флориде. Там просто катастрофа! — даже без стука врывается в кабинет Пырыл. Вид у нее тоже не бодрый. Девушка не спит по-моему вообще. Но сейчас меня это не волнует. Холодный разум. — Что-то не так с чертежами? Мы же отправили им на прошлой неделе полностью подтвержденные эскизы, — рыжеволосая девушка раскатывает передо мной ватман, на котором проект огромного торгового центра, который вот-вот должен начать строиться. — Я не понимаю, правда. Я уже ничего не понимаю. Мы отправили им эти чертежи, но заказчик ни в какую не соглашается на такую крышу у здания, с пеной у рта доказывает, что она не подходит под весь концепт! У меня уже мозг взрывается, ей Богу! — Пырыл водит карандашом по проекту, показывает, что не устроило ту сторону. — Что с этим миром не так? Мы же уже сто раз обговаривали эту крышу! Господин Намберг лично подтвердил, что его все устраивало! — во мне потихоньку просыпалась ненависть к этому человеку. Он и правда издевается что ли? — О, брат, хорошо, что я тебя застал тут, — в кабинет также без стука влетает Энгин. Я заметил, что на его лбу проступили капельки пота. Надо будет дать им выходной после всей этой суматохи, замотал я их. Так, стоп, Серкан! Какой выходной, ты вообще о чем? Кризис в компании, а ты про выходные! Холодный разум, нет чувств, никаких. — Что еще? — ледяным тоном произношу я, тем временем пытаясь хоть что-то придумать с этой крышей торгового центра. — Это проект Намберга? Прекрасно. Значит так, он мне сейчас полчаса кричал в трубку, что не намерен больше работать с нами дистанционно и через помощников. Считает, что профессионалы так не работают, — карандаш сломался пополам в моей руке. — О чем думал этот человек, когда хотел с нами заключить договор, Энгин?! Он приезжал сюда, и мы предупреждали, что лететь во Флориду из компании никто не сможет из-за плотного графика здесь. Он что сказал? Что его все устраивает в дистанционной работе! А сейчас он присылает мне чертеж и просит полностью переделать крышу, когда строительство уже послезавтра начинается?! — я был в ярости. Нет, я был взбешен. Как этим людям вообще доверяют владение такими крупными объектами? — Я сказал все то же самое, Серкан. Но он, как ужаленный, начал верещать, что либо послезавтра кто-то летит во Флориду на период строительства, либо он будет искать другую фирму, — в кабинете повисла тишина. Мне даже показалось, что я слышу, как ресницы Пырыл рассекают воздух при моргании. Спокойствие, Серкан. Холодный разум. — И этот кто-то… Конечно же я, твою ж мать! Энгин, вот скажи мне, пожалуйста. Вот просто ответь на один вопрос: зачем в период моего отсутствия в офисе по известным тебе причинам, ты, как мой заместитель, решил сотрудничать с Флоридой? — я опасно приближался к товарищу, а внутри меня кипела кровь. Я не могу улететь. Не могу! На весь период строительства, это почти полгода. А если что-то… А если Эда? Я не могу! — Мой дорогой друг, а я напомню тебе почему. Если мы потеряем этот проект, то прогорим. Понял? Прогорим по-крупному, потому что фирма сейчас держится на пяти мощнейших зданиях! Вся команда зашивается! А я тебе еще радостную новость не рассказал. Представляешь, у нас ребенку год от роду, ну вдруг ты не помнишь, что у нас с Пырыл есть ребенок. И вот он уже на даче у моей мамы почти две недели, потому что мы с женой выгребаем все кризисы нашей компании! — что это значит? В чем он меня обвиняет?! — Энгин, прекрати сейчас же! Ты же знаешь, почему так сложилось все, — властный голос Пырыл отозвался уже где-то у меня за спиной, когда я подошел почти вплотную к другу. Он не сдвинулся ни на метр. — А я тебе тоже напомню, что МОЯ жена уже второй месяц лежит в коме, и я не могу все бросить, взять и улететь! Не могу ее оставить, понятно? Так что надо разгребать это дерьмо здесь и сейчас. И меня не волнуют ваши семейные трудности с Пырыл. Пока госпожа Болат не вернется в этот офис, никаких отношений, чувств, эмоций, сочувствия и так далее, ясно? И передайте это всем, что меня не волнует, у кого какие проблемы вне офиса. И если не хотите потерять работу, то давайте уже вернемся к этой треклятой крыше! — могильная тишина абсолютно во всем здании. Энгин, скрипя зубами, схватил чертежи, которые были на нем, и ни сказав не слова, вышел. Вот так вот. С возвращением, Серкан Болат. Рыжеволосая девушка не говорила со мной ни о чем, кроме работы. Мы пыхтели над Флоридой весь оставшийся день, вечер. Домой я приехал за полночь. Стараясь не обращать внимания на одежду Эды, прямиком направился в свой кабинет. Меня раздражает эта квартира, меня раздражает вновь возвращающаяся пустота и боль каждый раз, когда приезжаю сюда. Эти вещи, цветы, посуда… Все напоминает о ней! О том дне. Она оставила в раковине тогда чашку недопитого кофе, я до сих пор не могу найти сил, чтобы помыть ее. Поэтому я предпочитаю ночевать в офисе за рабочим ноутбуком. У меня нет никакой бодрости духа, чтобы находиться в этой квартире одному! Буйство эмоций накрывает меня с головой. Быстрым шагом иду на кухню, и, сам того не осознавая, беру ту кружку и разбиваю ее. Потом еще и еще. В ход идет вся посуда, что попадается под руку. Я обещал себе быть холодным и расчетливым роботом, но тоска и беспомощность накрывают меня с новой силой. Эда в коме два месяца. Она еще жива, ее сердце все также стучит, но почему во мне сидит такое тяжелое чувство, будто я ее уже потерял? Будто уже тогда, в ту роковую секунду ее тело обмякло в моих руках, и она ушла. Ушла навсегда. В больнице нет больше моей Эды, это просто ее оболочка, которую столько времени пичкают препаратами, но все впустую. Да потому что там нет ее, нет ее неутолимого стремления к победе, к упорству. Моя Эда уже вряд ли вернется, даже если и когда-нибудь проснется. Тогда что меня держит здесь? Эта квартира только приносит мне боль. Весь Стамбул приносит мне боль! За шестьдесят дней никакого прогресса, ничего. Если за такое время все «по-прежнему», то, что может поменяться еще за несколько месяцев? Я буду, конечно же, на связи с Мело, Айфер, мамой. Сейчас состояние Эды не зависит от меня. Я настолько бессилен, что это злит еще больше. Сейчас, сидя в окружении миллиона осколков, я должен принять это решение. Быть может, мне на самом деле стоит отпустить эту ситуацию, отпустить Эду? Может, я слишком сильно связан с ней эмоционально, что не дает ни ей, ни мне шанс на выздоровление? Я зависим от нее. Я схожу с ума, когда ее нет рядом. Превращаюсь в того, кем был до нее. Хочу ли я этого? Хочу ли не испытывать эту отвратительную боль каждый раз, когда падает взгляд на наши совместные фото? Хочу ли, чтобы сейчас все эти эмоции поутихли и ушли на второй план? Хочу ли я снова вернуть престиж нашей с Эдой компании? Безусловно, да. Но смогу ли я уехать? Смогу ли я?... *** И вот я снова у ее постели. Красивая, безупречная. На лице зажили уже все порезы, с головы сняли противную повязку. Теперь ее шелковистые волосы каскадом распадаются по подушке. На ее шее до сих пор воротник, потому что перелом шейного позвонка в нескольких местах так быстро не срастется, но она даже с ним прекрасна. Время уже близится к шести утра. Я договорился с доктором прийти сюда, чтобы увидеть ее перед отъездом. Сажусь на свой стул, с которого не вставал практически месяц. А здесь все тот же вид на тот же монитор и тоненькую полоску. Опускаю голову к ее мягкой, но неподвижной руке и просто сижу в тишине. Я должен это сделать, Эда. Я знаю, что ты меня поймешь. Я должен улететь, чтобы потом обязательно вернуться и увидеть тебя, встречающую с самолета. — Моя милая маленькая фея. Жизнь моя. Прости. Я так редко извинялся перед тобой, но так много ошибок совершал. И, может, сейчас я сделаю очередную, но уверен, что ты меня поймешь и простишь. Ты была и останешься единственным человеком, кто всегда находился рядом, даже в самые сложные времена. К моему огромному стыду и сожалению, я вновь вынужден оставить тебя тогда, когда по всем законам логики не должен этого делать. Но по-другому не знаю, как поступить. Сейчас только ты сама можешь себе помочь. И я тебя умоляю, любовь моя. Моя жена. Борись до конца, слышишь? Ты у меня самая сильная девочка, самая целеустремленная. Тебе все препятствия мира по зубам. Вернись ко мне, пожалуйста. Я потерялся без тебя в Стамбуле. Даже в нашем доме без тебя так одиноко и чуждо. Поэтому я еду. Еду, чтобы вернувшись, ты вновь была рядом и окутала своим волшебством. Я всегда рядом с тобой, мы связаны, уверен в этом. Любое малейшее изменение в твоем состоянии, и я тут же буду у твоих ног. Очень сильно тебя люблю, Эда Болат, — я шептал это все, глядя в ее закрытые глаза и надеясь, что она все это слышала. За дверью послышался тихий, едва уловимый всхлип. Поворачиваю голову и вижу Мело с кружкой в руках, которая ходила у нее ходуном, настолько сильно дрожали ее руки. Девушка залетела в палату и крепко обняла меня, уткнувшись лицом в пиджак. Я не прерывал ее плача, потому что плакал сам. Да, Серкан Болат - не бесчувственный робот. До моего отлета оставалось еще пару часов, поэтому я не спешил уходить из больницы. Мы проговорили с Мело обо всем, что происходило здесь на протяжении моего отсутствия, а я рассказал, что вынужден оказаться сегодня к вечеру во Флориде. Мы еще немного поговорили, по крайней мере, попытались поговорить на отстраненные темы, но диалог не клеился. И я, и Мело все время смотрели на Эду и замолкали. Я больше не могу этого вынести. Первым встаю со стула. Девушка, словно опомнившись, повторяет за мной. Мы оба выходим из палаты в гнетущей тишине. — Зять, — еле слышно проговорила подруга. Я даже на секунду замер. После этой аварии Мело ни разу не называла меня так. Наверно, считала неуместным, хотя теперь она официально может так ко мне обращаться. — Да, Мелек, — спокойно отвечаю я. Девушка немного помедлила, а потом, опустив глаза в пол, тихо спросила. — Ты же ведь правда едешь во Флориду просто по работе. Ты не опустил руки? Ты не бросаешь Эду? Ты вернешься? — от мыслей оставить Эду по телу пробежала дрожь. Я подошел к девушке и позволил себе обнять ее. Она снова начала плакать мне в плечо. — Я никогда не оставлю ее. Пообещай мне, что любое изменение в ее состоянии, и ты тут же пишешь мне! Пообещай, Мело! — уже строго произношу я. Она лишь несколько раз кивает, отстраняясь и вытирая в который раз слезы со щек. Мне стоило огромных усилий, чтобы помахать ей на прощание, бросить последний взгляд на дверь палаты жены и выйти из больницы. Я вернусь к тебе, Эда Болат, и ты обязательно сможешь простить меня за то, что сейчас я вновь оставил тебя. *** Какое-то новое ощущение на кончиках пальцев. Будто сам воздух обволакивает и накрывает всю мою кисть, потом предплечье, плечо. Доходит до лица, носа. Я вдыхаю кислород, будто что-то новое, неизвестное, но такое родное и приятное. Мои губы самовольно приоткрываются, чтобы еще больше воздуха проникло в легкие. Ощущение продолжает двигаться и доходит до другой руки, начиная также с пальцев. Воздух наполнен прохладой и освежает, заставляя покрываться все тело мурашками. Впервые за долгое время я чувствую, как сердце отчетливо отстукивает положенные удары. Ощущение поднимается еще выше, и в голову проникает писк. Медленный, монотонный, в такт моему сердцебиению. Сначала где-то вдалеке, потом все ближе, ближе, отчетливее и отчетливее. Хочется глубже дышать, хочется, чтобы весь газ вокруг заполнил альвеолы, будто я не дышала очень давно и долго. Ощущение поднимается еще выше до моих ресниц. Они также самовольно, будто не подчиняясь абсолютно, пытаются открыть мне глаза. Давай, ну давай же! Открывайтесь! Резкий яркий свет мгновенно ослепил меня. Я открыла глаза? Я смогла это сделать? Через некоторое время блики стали превращаться в очертания предметов и комнаты в целом. А то самое ощущение дошло до моей головы окончательно, и будто там загорелась лампочка. «Я — Эда Йылдыз, и вся моя жизнь пошла под откос, когда Серкан Болат лишил меня гранта. Я ненавижу тебя, Серкан Болат».