Жертва во благо

      — Мы прерываемся на срочный выпуск новостей, — Уитвики переводит скучающий взгляд на телевизор, отвлекаясь от разглядывания любимой девушки, которая с лёгкой улыбкой на губах мыла посуду. Всё-таки ему стоит поблагодарить судьбу за столь щедрый подарок. — сегодня ночью в своей квартире, в центре Чикаго, была обнаружена глава компании KSI… — тарелка выскальзывает из рук, прямо на пол. Следом за тарелкой разбиваются и чьи-то сердца.

За десять часов до этого.

      — Ты меня совсем не слушаешь, Руби! — на том конце провода раздаётся возмущённый голос младшей сестры. Руби не сдерживается и растягивает тонкие губы в непроизвольной улыбке. — вот скажи мне, Руби, что я только что говорила? — девушка предпринимает попытку привлечь внимание старшей сестры.       — Хм, — миниатюрные пальцы задумчиво касаются острого подбородка. — ты говорила, что решила дать Уитвики второй шанс, — Руби не видит свою сестру, но может поклястся, что та улыбается. — что Йегери ждут меня в гости, — девушка проводит рукой по волосам, мысленно добавляя, что ждут её не только Йегери.       — Ладно, сделаю вид, что поверила тебе, — голос сестры становится каким-то довольным. — когда ты приедешь?       — Не знаю, — Руби отрицательно качает головой и с её губ срывается усталый вздох. Микаэле не обязательно знать, что Руби больше не приедет. — ты же знаешь, Гарольд и Джеймс здесь наворотили достаточно, поэтому разгребать всё это мне, — девушка невольно вспоминает как её чуть не лишили компании, на которую старшая Бейнс положила всю свою жизнь, даже собственное здоровье.       — Да, я понимаю, — Микаэла понятливо соглашается, но в голосе проскальзывает грусть. — надеюсь, что скоро ты приедешь и мы сможем отпраздновать нашу победу…       — Да, я тоже на это надеюсь, Мика, — эти слова звучат не так радостно, как хотелось бы. Сердце почему-то сдавливают тиски. Может…может ей стоит отложить всё, что она задумала сделать? Хоть раз в жизни послушать собственные чувства? Сердце, которое жалобно трепыхается в груди, напоминая о себе?       — Слушай, Руби, давай на чистоту. У тебя всё в порядке? В последнее время ты сама не своя…       — Всё в порядке, — резко выдыхает Руби, но тут же осекается, добавляет чуть мягче: — я просто устала. Прости.       Раздавшийся шум у Микаэлы спасает старшую Бейнс от дальнейших распросов. Девушка позволяет себе расслабиться в кресле, затем переводит взгляд на лист бумаги и ручку перед собой.       — Микаэла, мы дома! — слышится весёлый голос Сэма и несколько гудков автомобиля.       Бамблби. Или Оптимус.       Сердце неожиданно сдавливает ещё сильнее.       — Заткнись, Сэм! — Микаэла раздражённо шикает на парня, от чего тонкие губы старшей Бейнс расплываются в улыбке. Её сестра счастлива и под надёжной защитой, и это главное. — я позвоню тебе завтра утром! — но ехидный голос в темноте добавляет: «Если сможешь».       — Люблю тебя, Микаэла, — в горле появляется тяжёлый ком, а глаза начинает щипать от подступающей солёной влаги. Становится трудно дышать, будто кто-то перекрывает доступ к кислороду. Сердце начинает трепыхаться сильнее, словно отчаянно молит послушать собственные чувства.       — И я тебя люблю, Руби, — тёплый голос младшей сестры заставляет Руби закусить нижнюю губу до крови. Во рту появляется металлический привкус.       Закончив разговор, старшая Бейнс кладёт телефон на чёрный стол. Девушка расстёгивает пару пуговиц белоснежной шифоновой блузки. Тонкие пальцы мелко дрожат, поэтому справится с пуговицами получается не с первого раза. Разобравшись с пуговицами, Руби резко поднимается на ноги, от чего в глазах темнеет и в висках появляется тупая боль. Снова. Но скоро всё закончится, осталось потерпеть пару часов.       Придерживаясь сначала за кресло, а потом и стены, Руби доходит до шкафчика. Берёт бутылку виски и стакан. Осторожно возвращается в кресло и облегчённо выдыхает. Приоткрытое окно впускает в гостиную ночной воздух, слегка освежая комнату. В квартире царит безмолвная тишина и только свет луны не позволяет погрузиться в полную темноту.       Откупоривает бутылку и наполняет хрустальный стакан, затем берёт его в руки и, наконец, смотрит на чистый лист и ручку перед собой на столе. Делает глоток и янтарная жидкость приятно обжигает горло. Держит в одной руке стакан с виски, другой шарит по карманам чёрных брюк в поисках любимой пачки сигарет. Найдя пачку, ловко вытаскивает сигарету, а затем и зажигалку. Спустя пару мгновений, Руби наконец-то делает затяжку.       Бейнс хмыкает, когда вспоминает своего лечащего врача. На каждом приёме он твердил Руби, что употребление алкоголя и курение лишь ухудшит её положение, но куда ещё хуже?       Постепенно комната начинает наполняться ядовитым дымом, но Руби всё ещё смотрит на бумагу перед собой. Что ей написать? Правильно, правду. Сказать наконец-то горькую правду, которую долго и тщательно скрывала ото всех.       Руби невольно представляет сестру, которая держит в руках этот проклятый лист, как её плечи подрагивают от тихих рыданий, как та кусает губы до крови в попытке успокоиться, как слёзы наполняют небесные глаза и скатываются по щекам. Успокоившиеся сердце начинает биться сильнее, а тонкие губы сжимаются в линию. Тупая боль опять даёт о себе знать.       Сделав ещё пару затяжек, Руби тушит сигарету в пепельнице на столе. Придвигается ближе к столу и берёт ручку. Снова делает глоток виски и ставит стакан на поверхность стола. Пару минут задумчиво крутит ручку в тонких пальцах, но потом начинает писать. Руби пишет всё с самого начала, пишет всю правду. Горькую, что аж зубы сводит. Острую до такой степени, что сердце начинает кровоточить и обливаться кровью.       Через некоторое время девушка откидывается на спинку кресла и снова берёт в руки стакан с виски. Делает небольшие глотки янтарной жидкости, что так приятно жжёт глотку. По телу разливается долгожданная расслабленность, но её взгляд случайно цепляется за настенные часы. Почти час ночи.       Ещё через пару минут Руби закуривает сигарету и проводит ладонью по чёрной бархатной коробочке. Подаренный когда-то пистолет парнями из NEST. Грудь сдавливает грусть. Руби вряд-ли призналась бы, но чертовски сильно скучает по военным с этой базы и автоботам.       Автоботы.       Всего одно слово, но бледная ладонь дёргается на бархатной коробочке. Ставит на поверхность стола и снова делает затяжку.       Что будет с автоботами? Наверняка они будут в Техасе, у Йегерей, пока вся шумиха не уляжется. Что будет с Оптимусом?       При мысле о нём старшая Бейнс вздрагивает, а тлеющая сигарета, зажатая между двумя тонкими пальцами, дрогнула, едва не упав на ковёр. Не хватало тут ещё пожара. Она — человек, а он — инопланетный робот. Между ними ничего не должно быть, но почему тогда их так тянет к друг другу? От каждого его взгляда она начинала смущаться, дыхание становилось прерывистым и горячим, них живота приятно стягивало в узел. Это начало происходить не сразу, спустя пару недель проведённых друг с другом в общей компании, когда укрывались от Локдауна и его приспешников.       В висках продолжает пульсировать боль, но осталось ещё немного. Совсем чуть-чуть и эта боль прекратится.       Руби осушает за пару больших глотков хрустальный стакан и делает последнюю затяжку. Ядовитый дым заполняет лёгкие, приятно щекоча. Затем облизывает сухие тонкие губы и, наконец, открывает коробку. От соприкосновения с металлом, по коже пробегают мурашки. Дыхание становится частым, руки начинают мелко подрагивать.       Страшно? Нет, она убивала, но раньше это была военная служба. Сейчас же она приставляет дуло постилета не к чужой голове, а к собственному виску. Сердце гулко стучит, а боль начинает пульсировать сильнее.       Остаётся лишь снять с предохранителя оружие, опустить палец на спусковой крючок и...       Выстрел.       В голубых глазах, которые когда-то часто блестели от счастья, застыла боль. В уголке губ появляется тонкая алая струйка, что так стремительно бежит. Минует нижнюю губу, затем острый подбородок и оказывается прямо на белоснежной блузке.       В пепельнице тлеет недокуренная сигарета, рядом с початой бутылкой виски хрустальный стакан, под которым лежит аккуратно сложенный лист бумаги, и бархатная коробка от подаренного пистолета.       Завтра утром разобьётся сразу несколько сердец.

Сейчас.

      — Сделай погромче… — едва слышно шепчет Микаэла. Уитвики стремительно прибавляет громкость телевизору, затем бросает взволнованный взгляд на девушку. Загорелая кожа стала бледной, в голубых глазах застыли слёзы, а руки подрагивают.       — Конкретной информации пока нет, но правоохранительные органы предполагают, что это было самоубийство. В квартире была обнаружена записка, остальная информация не разглашается, — далее ведущая начинает говорить о погоде, но Микаэла не слушает её. Сердце лихорадочно бьётся в груди, словно сейчас выпрыгнет из груди.       — Я ведь чувствовала, что что-то не так с ней, — сухие губы еле двигаются. — она ведь не могла так поступить… Не могла… Нет! — голос срывается на крик, а слова тонут в пучине боли. Сэм реагирует мгновенно, прижимает рыдающую девушку к себе, мягко поглаживая по тёмным волосам и спине. Его футболка стремительно намокает от слёз Бейнс, но не важно.       Почему Руби так поступила с ней? Упрямая, не желающая показывать перед кем-либо слабость и собственные чувства. Это не может быть самоубийством, её сестра никогда бы так не поступила! Однако, ехидный голос в углу комнаты шипит: «Но ведь поступила». Что толкнуло её на этот поступок?       ***       Спустя неделю, после всех разбирательств с правоохранительными органами и вопросов, связанных с похоронами Руби, Микаэла держала сложенный лист бумаги в руках. Та самая записка, которую написала старшая Бейнс за несколько минут до смерти.       Микаэла стоит рядом с надгробием сестры. Кто бы мог подумать, что она будет хоронить собственную сестру так рано. Девушка ёжится от непривычно холодного ветра в Транквилити и кутается сильнее в чёрное пальто. Оборачивается через плечо и встречается с взволнованным и грустным взглядом Сэма, переводит взор на рядом стоящее жёлтое Камаро и красно-синий тягач с языками пламени. Словно почувствовав её взгляд на себе, он моргает фарами, словно ободряюще улыбается. Микаэла даже не догадывается, что его Искра разрывается на мелкие кусочки от боли, от потери дорогого ему человека. В тот вечер он хотел отправиться в Чикаго, к ней. Хотел признаться в том, что чувствует рядом с ней. Сейчас она была бы жива, если бы он поехал к ней, но вся та же тень ядовито цедит сквозь зубы: «Не была бы. Она всё решила и продумала».       Пару минут Бейнс смотрит на надгробие старший сестры, на улыбающуюся фотографию. Наконец-то находит в себе силы раскрыть записку. Едва шевеля губами, начинает читать.       «Если ты читаешь эту записку, значит я уже мертва. Знаю, звучит банально, как в дешёвых драмах, но в голову больше ничего не лезет.       По новостям наверняка скажут, что это самоубийство, ты не поверишь им. Я ведь знаю тебя, Мика, к сожалению, это правда. Я действительно покончила с собой. Это эгоистично с моей стороны, но я не хочу, чтобы ты мучилась ещё больше…»       Микаэла раздражённо кривит губами. Она решила бы сама сколько ей мучиться. Если бы только она рассказала, что её так съедало изнутри… Девушка возвращается к чтению.       «…Ты спросишь: «Руби, почему ты так поступила? Почему не рассказала, мы бы вместе что-нибудь придумали!». К сожалению, нам бы не хватило времени придумать что-нибудь. От рака головного мозга нет решения… Именно по этой причине я ушла в отставку со службы. Началось всё с простой слабости и недомогания, потом головные боли, а затем и кровь из носа. Диагноз был поставлен после битвы в Мишн-Сити. Какая ирония, с неё ведь всё и началось. Я не стала тебе ничего говорить, ты была так счастлива с Сэмом. Я приняла решение уехать в Чикаго. Спустя очень долгое время наступила ремиссия. Тогда ты утверждала, что я в кого-то влюбилась, глаза будто горели жизнью. Так и было, Мика, ты была так близка к правде, сама того не зная.       Спокойная жизнь продлилась не долгих пять лет. За это время болезнь стала забываться, как страшный сон, но потом всё началось вновь. Постоянная нервотрёпка и стресс из-за Гарольда и Джеймса, переживания и страх за тебя с Сэмом, Йегерей и… автоботов. Это послужило мощным толчком к прекращению ремиссии. Смерть взялась за меня с новыми силами. Только в этот раз мой лечащий врач давал неутешительные прогнозы, запрещал употреблять алкоголь и курить любимые сигареты. Химиотерапия не принесла бы пользы, только усугубила бы моё и без этого шаткое положение, поэтому я отказалась от него. Наплевала на слова врача и по вечерам пила виски и курила любимые сигареты. Я и так одной ногой в гробу, к чему сейчас забота о здоровье?       Я приняла очень трудное и важное решение, даже эгоистичное. Никто бы не смогу отговорить меня, даже Оптимус. Я всё равно бы сделала это, но только тогда, когда была бы полностью уверена в том, что вы в полной безопасности.       Я всегда говорила тебе, что не оставлю тебя, даже после собственной смерти. Теперь всё движимое и недвижимое имущество твоё. Я серьёзно. Даже KSI, на которое я положила всю свою жизнь и здоровье. Ты глава этой компании, принимай решения с умом и не иди на поводу ни у кого. Будь независимой ни от чего-либо и ни от кого-либо. Будь сильной, даже не смотря на мою смерть, боль и горечь от потери. Я хочу, чтобы ты похоронила меня там, где всё началось. Транквилити. Ты же помнишь, какие цветы я люблю?..»       Из глаз уже давно текут горькие слёзы, что так больно обжигают щёки. Лицо бледное, под глазами тёмные круги от недосыпа и нервов. Искусанные в кровь губы дрожат, а сердце вот-вот пробьёт грудную клетку. Ноги внезапно становятся ватными, почти не держат, и она падает на колени прямо на сырую землю, но ей всё равно. Ветер внезапно становится пронизывающим до костей, небо становится тяжёлым под натиском тёмных туч. Ощущение, будто Мика плачет вместе с сестрой.       — Пионы… Ты любишь пионы… — голос дрогнул. С неба начал капать дождь.       «… Правильно, Мика. Я люблю пионы. Прошу тебя, не закрывайся и не отдаляйся от Сэма, не позволяй Оптимусу совершать импульсивные и опрометчивые поступки. Самое главное, не вини себя в моей смерти. Не смей, слышишь? Не смей винить себя в моей смерти! И Прайму не позволяй этого. Поговори с ним после похорон, расскажи ему правду. Расскажи, что я… я люблю его. Влюбилась, как школьница.       Прости, что не сказала правду. Прости, что так долго держала это от тебя в тайне. Прости меня, Микаэла. Люблю тебя.       С любовью, твоя старшая сестрёнка Руби.»       Она снова и снова пробегает глазами по последним предложениям, не в силах остановить рвущиеся наружу рыдания. Девушка прижимает лист к груди и упирается взором в улыбающуюся чёрно-белую фотографию сестры.       — Я буду сильной ради тебя, Руби. Слышишь? Я буду сильной! — голос хриплый, сорванный из-за истерик по ночам. Капли дождя падают на лицо и смешиваются со слезами, но Микаэла жёстко стирает их рукавом чёрного пальто и резко поднимается на ноги. Складывает записку и убирает в карман. Сжимает пальцы в кулак с такой силой, что маникюр впивается в кожу, оставляя после себя покрасневшие следы.       — Я люблю тебя, Руби, — холодных ветер уносит её слова куда-то вдаль. Последний раз взглянув на чёрно-белое фото, разворачивается и направляется к Сэму и автоботам.       Тень смотрит вслед уходящей Микаэле, потом ядовито скалится, но осекается, когда рядом тихо появляется такая же тень, только белая.       — Жертвенность — это качество настоящего лидера, — голос белой тени мягкий и нежный, словно твоей кожи касаются лепестки роз или самые дорогие шелка этого мира.       — Настоящий лидер должен быть готов к тому, чтобы пожертвовать собой, — голос тёмной тени холодный и грубый, словно каждое слово чеканят из металла. Взгляд задумчиво следит за садящейся в машину Микаэлой, затем за удаляющимся жёлтым автомобилем. На месте остаётся лишь тягач.       — Жертва во благо, — согласно кивает светлая, затем осторожно касается плеча тёмной. Он еле заметно вздрагивает и заставляет себя посмотреть в глаза светлой. Её чистые глаза пленят, заставляют тонуть в омуте чувств. — но… что дальше? — от этого взгляда тёмного её щёки покрываются еле заметным румянцем. Холодная и ядовитая маска Тёмного исчезает, обнажая истинные чувства. Его губы трогает довольная улыбка, когда тот замечает румянец на её щеках.       Взгляд падает на плотно сжатые розовые губки. Возникает желание коснуться их, ощутить вкус её губ в полной мере. Прижать её обнажённое тело к своему, целовать каждый миллиметр её бархатной кожи, оставлять на светлой кожи красные следы, словно зверь метит свою добычу. Упиваться её сладкими стонами, как та шепчет его имя…       Он поддаётся внезапному порыву и проводит костяшками пальцев по её щеке, заставляя ту тихо сглотнуть. Он находится непозволительно близко, от чего её дыхание становится частым. Близость Тёмного сводит Светлую с ума. Она мысленно умоляет его поддаться вперёд и, наконец-то, сорвать с её губ долгожданный поцелуй, но тот медлит. Боится отпугнуть собственным напором.       — Эрагон… — шепчет Светлая, не в силах отвести от его лица взгляд.       Собственное имя, прозвучавшее из её уст, действует на него отрезвляюще, как ведро ледяной воды. От поспешно отнимает свою руку от её лица и ему кажется, что та разочарованно вздыхает, но ему кажется. Эрагон никогда не получит её взаимности. Светлые не якшаются с Тёмными. Ей нужен Светлый, а не Эрагон. Зачем ей он, с разорванной в клочья душой?       Светлой хочется расплакаться от разочарования, но она лишь отводит свой взор и поджимает губы, пытаясь успокоить разбушевавшиеся внутри чувства. Ему нужна Тёмная, а не Светлая. Зачем ему она, с осколками разбитого когда-то сердца?       — Что дальше? — он повторяет её вопрос, вперив взгляд в тягач. Голос Эрагона звучит непривычно хрипло и приглушённо. Его лицо ничего не выражает, лишь в тёмных глазах бушующий океан чувств. — будем верить, что Великие Праймы примут правильное решение.       Между ними наступает молчание, в котором каждый думает о чём-то своём. Дождь всё ещё продолжает накрапывать, а небо хмуриться. Сегодняшняя погода словно олицетворяет чувства всех. Каждый испытывает боль. Микаэла — от потери старшей сестры и опоры. Сэм –от утраты подруги, которая помогла вернуть автоботам их права на Земле. Оптимус — от потери дорого и близкого ему человека. Эрагон — от того, что его чувства к Нимуэ никогда не будут взаимны. Нимуэ — от того, что ей никогда не быть рядом с Эрагоном.       В сердцах Эрагона и Нимуэ теплится надежда, что Праймы примут правильное решение; вера, что жертва Руби была не напрасной, а во благо. Каждый надеется, что их чувства окажутся взаимными, но только самому Богу известно, когда они сделают шаг навстречу друг другу.