I'll be your hero

      У Эдди такая ладонь шершавая, что Бак едва не опускается до выпада о смягчающем креме, но отмечает про себя, что пальцы, эти ослабевшие пальцы еще не просто теплые, горячие адски, словно кипяток, в который он погрузил пятерню, значит, кровь в Эдди еще осталась, хотя казалось, что из него вылилась половина цистерны, если не больше, и вся на Бака.       Он не так мечтал познакомиться с его вкусом, не так хотел узнать, что Эдди — это сухой табак, табаско, манго и неспособность вытравить его из сердца. Но губы алым соленым металлом залиты, и Бак с трудом убеждает себя не водить языком по ним ежеминутно, чтобы не провалиться сквозь землю от своих же проклятий, отправляющих первым классом в пекло.       В мозгу хаос — извилины спутались в клубок ошалелых змей, а то и порвались вовсе, — а он ведь, мать его, гребаный спасатель, его учили не паниковать, учили слать стресс, страх, истерику нахер, но в ушах заел треск прошивающей чужуюродную грудную клетку пули, и пульс в миллион ударов в секунду. Абсолютно невыносимо, но у Бака выбора нет, ему просто необходимо выстоять, ему нельзя Эдди отпускать ни на секунду, иначе случится что-то непоправимое, именно это звучит у него на подкорке уже полчаса, именно это отравляет его более-менее здравые мысли, которые тут же сдыхают, когда он смотрит на бледные щеки Эдди.       А перед глазами еще стоит Крис. И сцена как Бак сообщает ему о смерти отца. Немыслимо. От нее спазм скручивает кишки, от нее тошнит, реально выворачивает наизнанку. И Бак, стиснув зубы, делает глубокий вдох, сглатывает пару раз, пытаясь побороть горечь в горле — не до нее сейчас, — и твердит себе: он этого дерьма не допустит. В лепешку разобьется, но Эдди вытащит на себе, — и плевать на снайпера, — он его из сухих лап костлявой вырвет, выходит, если потребуется, потому что дело уже вовсе не в мелком Диасе, это личное, это вопрос разрывающегося на части сердца с каждым ударом, с каждым взглядом на все глубже впадающего в отключку Эдди, и понимание, что у него нет сейчас никого, кроме него, Бака.       Это придает сил. Это ослепляет еще сильнее, чем прежде, когда Баку срывало крышу в необходимости не просто на рожон, а в пропасть без какой-либо страховки. Он вспоминает, как незнакомые, совершенно ему ненужные девчонки хихикают смущенно при встрече: да ты, парень, герой. Если таким он для них может быть, почему бы для Эдди не стать? Подсознание, самоконтроль, тормоз, держащийся на изоленте и дающий осечку в любой экстренной ситуации, близких касающейся, шкалит привычно. Решено: Бак будет геройствовать. А что еще ему блин остается, если он отчаянно боится не только Криса без отца оставить, а и сам остаться без Эдди? В таких ситуациях только действовать и ни шагу назад. Выброс адреналина в кровь — как лишнее доказательство, что Бак сделал правильный выбор.       В голове и в грудине слева тишина от страха, ледяным огнем лижущего изнутри его кости. Бак идет на риск, Бак знает, что ради чертового Эдди в хлам разобьется. Что взять с него, если он хренов герой, если он из отряда «слабоумие и отвага», и это, похоже, не лечится, усиливается только, когда тот, кого любишь больше всего на свете, заливает своей кровью графит асфальта.