"Мисс Престон, может, ещё чаю?.. "

      Я как-то излишне робко устроилась в кресле. Не первое посещение литературного кружка. Далеко не первое. Но, кажется, Рид сегодня был настроен на какой-то авантюрный лад. После разговора в библиотеке и моих слёз в этом самом кресле, прошло приличное количество времени, всё затихло. Я не пыталась как-то сблизиться, да и времени не было. Чёртовы желания непонятного извращенца, сорвавшаяся с цепи ради подготовки к балу на Хэллоуин Миллер… Мне требовалось выйти из ритма загнанной в колесо мыши, которая боится притормозить. Словно стоит ей замереть, и остановится не этот «аттракцион» под названием «жизнь», а планета с орбиты сойдёт и застынет, покрывшись коркой льда.       Отвратное состояние, но здесь всё как-то меняется. Подтягиваются остальные читатели и почитатели Бенедикта. Разумеется, среди них, подавляющее большинство — девушки. И я доподлинно знаю одного уже ни на что не рассчитывающего гея. Это нормально. Здесь — нормально. Едва ли кто-то из преподавателей, кроме Рида, способен так заворожить и увлечь темой разговора, как это делал он. Помнила этот момент ещё с тех пор, как сама была студенткой. Его занятия никогда не бывали однообразными и скучными, никто не пытался застыть в коматозе размышлений, если только для подобного сам профессор не давал повода.       Когда дверь закрылась за последним участником, как раз вскипел термопот, щёлкнув механизмом и загораясь приветственной лампочкой. Кажется, мир начал двигаться медленно и вальяжно. Кабинет «дышал». Покоем, умиротворением и своим владельцем, степенно разливающим по сервизным чашкам чай и заварку. На столе привычный набор из сахарницы и стандартной бутылки молока для любителей. Пока церемония раздачи напитка шла своим чередом, профессор дал команду всем рассесться вокруг низкого журнального столика. Я вольготно расположилась в кресле и не желала что-то менять. Обзор был идеальным…       На столике расположилось около десятка книг, обёрнутых в чистую бумагу, чтобы невозможно было разглядеть название и автора. Чья-то попытка притронуться к книгам была мягко пресечена хозяином кабинета.       — Мисс Престон, ваш чай…       Я вынырнула из мыслей, благодарно принимая чашку эрл грея, на блюдце, как обычно, салфетка и кусочек тростникового сахара.       — Благодарю. — выдавив немного нервную улыбку, я сделала глоток.       Буря начала успокаиваться внутри от горячего чая. Сложно было поверить, что именно здесь я любила напиток, который в обычное время могла без какой-то заминки променять на крепкий кофе или вино, если не требовалось вставать на работу или выполнять какие-то поручения декана. Ещё глоток, и студентки, внимательно созерцающие профессора с нотками вожделения и преклонения перед мужской красотой и брутальностью совершенно перестали меня нервировать. Рид никогда не делал авансов. Тем более студенткам. Законодательство, вышедшее в новый виток маразма, могло извернуть даже самое яростное притяжение в извращённую форму и окрестить домогательствами.       «Впрочем, я всё ещё во сне чувствую, как его пальцы поглаживают моё лицо, убирая слёзы. И там же успокаивающий баритон, заставляющий кожу попеременно покрываться мурашками…» — пронеслось в голове, когда Рид наконец наполнил свою чашку, оборачиваясь к рассевшимся кто на чём студентам.       — Что ж, в очередной раз — добро пожаловать. — Волна приветствия, как дань вежливости, даже если вспомнить, что за прошедший день он уже виделся со львиной долей учащихся на занятиях, — Сегодня собрание будет проходить немного не стандартно, как вы заметили. Да, обсуждение, но не того, что вы успели прочесть, а того, что прочтёте сейчас. Как видите, на столе книг ровно столько, сколько участников…       Я вслушивалась в его голос, почти не улавливая слов. Ещё одна тональность успокоения. И даже каким-то далёким кажется тот, кто всеми силами пытается меня заставить плясать под свою дудку, исполняя бредовые желания. Только голос, немного надменный профиль профессора, чашка с чаем в длинных пальцах. Я знаю, что он пьёт его «пустым». Без сахара и молока. Смакует то, каков напиток сам по себе. Пожалуй, его самого можно было ассоциировать с чаем — баланс мужества, брутальности и мягкости.       — …На обложке книги есть только одна видимая надпись. Верхний правый угол указывает на количество страниц. Всё… Чтобы вы не передумали и не сбежали, мы будем проводить читательский марафон… Вы выбираете книгу, вслепую называете номер страницы и читаете вслух от двух до пяти листов с первого же полноценного абзаца. Если это конец главы — начинаете со следующей. Ничего сложного. Однако, записываете то, что загадали… — на стол встала подставка с карандашами. — Чтобы всё было максимально честно и прозрачно… — он огляделся, чуть улыбнувшись покрасневшей студентке, едва не капающей слюной в свою чашку с чаем. — Мисс Коэн, прошу… Пожалуй, начнём с вас.       Девица выпала из блаженного созерцания, едва не облившись чаем под моим немного саркастичным смешком, который удалось с трудом скрыть в чашке чая. Подобного рода собрания прежде не проходили. Как правило, мы брали любую книгу в библиотеке на свой выбор, а во время посещения книжного клуба либо обсуждали какие-то моменты, зацепившие нас, или непонятные. Становилось даже чуточку любопытно — чем закончится сегодняшний вечер.       Элен Коэн подошла к столу, подрагивающей рукой вытянув из подставки карандаш, нерешительно подтянула к себе книгу, взглянув на обложку. По кабинету прокатился вздох, и она аккуратно вывела чуть ниже цифры. Приглашающий жест, девушка взяла книгу и отступила к дивану с которого поднялась несколькими минутами раньше, садясь и делая ещё один глоток чая из чашки, отставленной на столик. Подрагивающие пальцы раскрыли белую непроницаемую обложку. Она вздохнула, прочистив горло и с полуулыбкой прочитала название:       — «Волшебник страны Оз». Читать я буду с семнадцатой страницы. Четыре листа. — Она пролистала до нужного места и нервно улыбнулась: — «Злая Бастинда повела пленников через прекрасные комнаты дворца, где всё было фиолетовое: и стены, и ковры, и мебель, и где у дверей в лиловых кафтанах стояли мигуны, кланяясь до полу при появлении волшебницы и жалостно мигая ей вслед…».       Я слушала одну из любимых историй детства и анализировала своё прошлое. Как собрать в себе всё? Храбрость, смелость, сердце и все чувства, оказаться «дома». Где был мой дом? Квартира? Нет… Даже после долгого рабочего дня, едва я переступала порог, падала без сил на излюбленный диван, в голове проносилось, что я всё же хочу… домой. Не то место, очевидно. Как не украшай, как не коротай там досуг, а если ничего не цепляет в собственном жилище, то и домом это место можно назвать с большой натяжкой.       Очередной чтец и «Унесённые ветром». Снова один из любимых романов. Отчего-то у меня складывалось острое впечатление, что Рид уже успел изучить меня вдоль и поперёк, подобрав ту литературу, которая сопровождала меня в разные промежутки жизни. «Шерлок Холмс» Артура Конан Дойла… Недавно упомянутый в разговоре «Маленький принц» Экзюпери… Он собрал всё.       Я не заметила, как на столе осталась всего одна книга. Сопоставив «один и один», я ощутила предательские мурашки, рванувшиеся по телу от центра груди во все стороны разом. На меня выжидательно смотрели все, кто уже успел прочесть «свои» книги. Как всегда, оттягивая неизбежное, я не оставила себе выбора. Кажется, я мечтала, чтобы книга вспыхнула от моего взгляда, и не пришлось позориться. Впрочем, если сделать скидку на то, что голос у меня был поставлен хорошо, а читать вслух приходилось ни одну сотню раз…       «А чего, собственно, я боюсь и смущаюсь?..» — всё же с лёгким сомнением пролетает в моей голове.       Рид словно усмехается:       — Смелее, мисс Престон. Не думаю, что книга вас укусит…       Сглатываю, отставляя чашку с чаем на расположенный под боком удобный столик. Ноги немного ватные… Из кресла выбраться стоит труда. И ещё больше труда для того, чтобы двигаться ровно, а не как сломанная кукла в руках неумелого марионеточника. С трудом беру себя в руки, следом беру уже карандаш, глядя на белую «обложку». Пальцы чуть дрожат, но вывожу наобум цифры из заданного диапазона. Чуть ближе к середине, как мне чудится. Я слишком гуманитарий, чтобы высчитать чётное и нечётное от «не круглого» числа.       Краем глаза улавливаю едва ли не торжествующую улыбку Бенедикта, уже чувствуя, что начинается сомнительное «веселье». Вернувшись в кресло, чашку брать уже не рискую. Руки слишком сильно дрожат. И всё же, под обложкой скрывается…       — «Пятьдесят оттенков серого»… — хрипло проговорила я, чувствуя, как румянец, который всеми силами пытаюсь осадить, бросается к лицу. — Страница сто сорок шестая… Читать буду четыре листа.       «О, Господи… только не это…» — вздыхаю я, находя первые строчки.       — В чём дело, мисс Престон? — уже без триумфа интересуется Рид. Нервничает, рассматривая меня, попеременно то краснеющую, то бледнеющую, — Есть какие-то проблемы?       Сглатываю:       — Т-тут диалог… Я не сильна… в чтении мужских ролей и интонаций.       Профессор хмыкает, поправляя пальцем неизменные очки, едва ли не впечатывая их в свою переносицу:       — Думаю, это можно легко исправить… — он отставляет чашку на свой рабочий стол и плавной медленной походкой хищника направляется к креслу, — Полагаю, я смогу прочесть от имени… — смотрит в книгу, усмехаясь с долей очередного пока плохо понятного мне триумфа, — Да, от имени мистера Кристиана Грея…       Поднимаю голову, «делая» умоляющие глаза кота из незабвенного мультфильма «Шрек»:       — Но тут… тут… постельная сцена. Не думаю, что это хорошая идея.       — Рискну предположить, что ничего нового миссис Эрика Леонард Джеймс присутствующим не откроет. Ни в отношении «ванильного» варианта, ни в более близком предпочтениям романтического интереса главной героини. — Рид сел на подлокотник моего кресла, мягко вынудив откинуться на спинку и расположить книгу так, чтобы было удобнее читать вдвоём. — Начинайте, ваша реплика первая…       Краснею ещё гуще, чувствуя облепившие себя взгляды «чтецов». И к этому присовокупить аромат одеколона профессора, аромат его собственного тела, аромат книг… Нерешительно сглатываю, продолжая загипнотизировано таращиться на его чуть изогнутые в улыбке губы в ореоле аккуратно подбритой бородки. Пожалуй, даже щетины… Могу поспорить, что она мягкая. Не такая, как у отца или Паркера, когда они позволяют себе «отпустить» такую длину.       «Софи, соберись…» — бубнит внутренний голос, и я вздрагиваю, опуская глаза в книгу. Голос звучит хрипло, но я стараюсь. Действительно стараюсь…       — «Ты же не занимаешься любовью? Ты ведь только трахаешься. Жестко…» — на последнем слове кажется, что вот-вот рухну в обморок. Даже успеваю порадоваться, что сижу. Зачитываю текст «автора», олицетворяющего внутренний голос главной героини, нерешительно поднимая взгляд на Бенедикта…       Он уже ушёл в текст, вдумчиво и мягко, подражая интонациям Кристиана. Не того, который был в кино, когда по книге сняли фильм. Его Кристиан был именно таким, каким его рисовало моё воображение во время прочтения книги. Обволакивающий бархат голоса, приоткрывающиеся губы, всего лишь проталкивают воздух, произнося музыкальные звуки чёткой речи, рождая лучший из возможных образов.       — «Я могу сделать исключение — или сочетать то и другое, посмотрим. Я действительно хочу заняться с тобой любовью. Здесь, в моей постели. Пожалуйста. Надеюсь, потом мы заключим договор, но сейчас тебе надо хотя бы понимать, на что ты соглашаешься. Мы начнем твое обучение сегодня — с основ. Это не значит, что у нас сразу начнутся сюсипуси, секс — лишь средство достижения цели, однако я этого хочу, и ты, надеюсь, тоже…» — читает Рид.       Кажется, от притока крови голова готова взорваться, но… Я сцепляю зубы и переступаю через собственное смущение, наступаю на горло страхам и… Читаю дальше. Читаю, слушая профессора, вдыхая его запах, соприкасаясь плечом с его животом. И хочется как-то в уютном варианте, будь мы наедине, игриво поставить локоть на его утянутое в тёмные брюки бедро. «Я просто умерла бы от смущения, если даже никого не было бы рядом…» — тревожно пролетает в голове.       Читаем… Кажется, слишком долго…       Но…       Я даже огорчена тем, что не дошли до «сладкого», когда заканчивается последний лист. С другой стороны, читать процесс потери девственности… Нет. Я не готова на такого рода подвиги. Напряжённая нить внутри расслабляется, тепло от плеча отстраняется, и Рид поднимается с подлокотника. Могу поклясться, мне не почудилось, когда его пальцы скользнули по моим лопаткам. Ободряюще? Интимно? Слишком короткое прикосновение, снова заставившее тело покрыться возбуждённой гусиной кожей. И всё же, ловлю сбитое от этого дыхание, излишне громко захлопнув книгу.       Бенедикт усмехнулся, отметив моё состояние, но ничего больше.       — Собственно, темой сегодняшнего собрания было понимание, что…       Снова обволакивающий голос. Он продолжает говорить, забирая использованные чашки, чтобы утром уборщица вымыла посуду, разложенную на подносе. И я знаю, что под одной из чашек будет лежать десять баксов профессорской «благодарности» за её труд. Он уважителен, этого не отнять. Рид один из тех, кто считает, что даже самый «грязный» труд ценен. «Ведь он же не гнушается читать начало интимной сцены с какой-то лаборанткой факультета… По ролям…» — проносится в расплывающихся от произошедшего мозгах.       Студенты прощаются, покидая кабинет. Я вздрагиваю, едва не подпрыгнув в кресле, когда понимаю, что и мне стоит идти… Книга ложится поверх остальных на всё тот же журнальный столик в центре кабинета. Ноги подрагивают, когда иду к двери.       — Мисс Престон, может, ещё чаю?.. — долетает в спину.       «Что ответить?..» — в голове полный сквозняк. Но губы, кажется, решили всё за меня:       — Почему бы и нет. — с преувеличенным энтузиазмом отвечаю я, оборачиваясь, чтобы вернуться в кресло.       Дежавю… Почти врезаюсь носом в его грудь. Непроизвольно втянутый носом аромат тела и одеколона. В лоб долетает тёплое дыхание с нотками мятной жевательной резинки и чая. Взгляд отрывается от неизменного пуловера цвета среднего между хаки и зелёным. Скользит выше по воротнику, подбородку. Слишком… Неприлично долго задерживается на губах. Пожалуй, почти впервые за вечер не насмешливо изогнутых. Ещё выше… аккуратный нос, который обычно венчают очки. Сейчас их нет. Только небольшие красные «натёртости», которые неизбежны, если долго их не снимать. Серые внимательные глаза, прожигающие насквозь. Начинаю понимать Анастейшу, когда она вспоминает жгучие взгляды Кристиана…       Сглатываю, закусывая нижнюю губу. В голове проносится, что копирую ситуацию из книги. И на удивление… срабатывает. Отвечает, словно по сюжету:       — Как же я хочу кусать эту губу…       В голове фейерверк. Сократить пару дюймов расстояния, и всё получится. Всё будет… Кажется, ему надоела моя нерешительность. Спина упирается в дверь со стеклянной матовой вставкой. Снаружи табличка с его фамилией. Внутри прижавший меня к двери профессор… Щелчок ключа в замочной скважине. По щеке проскальзывают пальцы, отводя волосы, улавливая мимолётные детали мимики, пляску первичного возбуждения, которое я уже не в состоянии скрывать и прятать. Пальцы огибают моё лицо, зарываясь в волосы, поглаживая затылок. Привлекающее к губам движение…       Голова кружится непередаваемо. Где-то во всём теле грохочет сердце. Не только в груди. Кажется, даже в кончиках пальцев. Контрольный в голову, когда Бенедикт делает всего один шаг, окончательно впечатывая моё тело в дверь. В живот упирается то, что отличает мужчину от женщины. Через брюки, через мою блузку… «О, Боже…» — свистом в мозгу. Чувствую, что сжала руки в кулаки из страха прикасаться до такой степени, что ногти вошли в кожу ладоней. Поцелуя всё ещё нет, только дыхание обжигает губы. Рид бывает нерешительным?..       Почти шёпот от которого тысячный табун мурашек пробегает по конечностям, стягиваясь в точке ниже живота:       — Только если этого хочешь ты… — чуть усмехается, — Мы ведь так и не подписали «контракт»…       Собственная попытка шутить, как всегда невероятно неловкая:       — К сожалению, я не главная героиня популярного романа…       — Я тоже мало похож на миллиардера-доминанта. — спокойно произносит профессор, почти касаясь моих губ. — Да и едва ли хотел бы видеть рядом покорную любой прихоти женщину. Впрочем, кто знает?.. Быть может, после подобного опыта всё изменится…       — А-а-а… — зачаровано пытаюсь выдавить что-то внятное.       Не успеваю.       Рывок за затылок. Первое же движение — укус за нижнюю губу. Не сильно, но чувствуется очередным салютом и сбитым дыханием. Порыв заставляет открыть рот, чувствуя, как язык профессора проскальзывает между моих губ, проталкиваясь в невероятном глубоком и чувственном движении. Без стыда, стеснения, неловкости. Словно только что дорвался до чего-то невероятно желанного. И только после этого решаюсь притронуться, вцепляясь руками до судорог в его бока, стискивая чёртов пуловер.       Усмешки нет — испарилась. Рид не останавливается, продолжая сладкую экзекуцию. Словно прежде все поцелуи, что ему доставались, не имели подобной страсти, подобного острого желания. Ответно протиснутая за мою спину рука впечатывает в его тело намертво. Одежда мешается. По ощущениям, из меня выкачивают весь воздух. «Искусственное дыхание, только наоборот…» — насмешка бьющегося в экстазе подсознания.       Короткое движение, какой-то непонятной силой подбрасывающее в воздух. Улетев в поцелуй, даже не сообразила, когда он успел подхватить меня под задницу, отрывая от пола. Вцепилась в плечи мёртвой хваткой. Поцелуй разорвался на пару секунд, и мне показалось, что губы обожгло холодом. Чего-то не хватало. И я знала: чего… Инициатива — снова поцелуй… Теперь мой. Такой же убийственно жадный. Щетина действительно невероятно мягкая, не царапается. И не мешается ничего. Его губы пахнут чаем и по вкусу, как «пустой» эрл грэй. Немного горечи, немного мягкости, скрытая тонкость привкуса каких-то высокогорных трав.       Его стол всегда девственно чист — почти никогда не бывает лишних бумаг и каких-либо книг. Всё в педантичном порядке. Сегодня это на руку. После нескольких торопливых шагов меня сажают на стол с внешней стороны. Поцелуй слишком затяжной, но вот он прерывается, чтобы горячие мужские губы рваной линией смазанного прикосновения скользнули ниже, подбираясь к шее. Неуловимо скользнув языком по тонкой коже. Мурашки носятся от пяток к макушке и обратно без перерыва. Руки слушаются плохо, но нагло пробираются под его пуловер, чувствуя кончиками пальцев гладкую кожу боков.       Снова отрывается, одним движением стягивая с себя верхний элемент одежды, и я замираю… Слишком хорош… Лёгкая и почти не раздражающая поросль на груди, переходящая в узкую возбуждающую дорожку коротких волосков, уходящую в брюки по подтянутому животу. Ещё немного, и был бы пресс, но ему и так не плохо. Я словила себя на мысли, что даже в жаркие дни он всегда в рубашках с длинным рукавом и пуловерах. Прятать было нечего… Разве что, себя от излишнего женского внимания. Пальцы проскальзывают по тёплой коже мужского тела, почти успевая достигнуть ремня, но он перехватывает мои руки, придавливая к крышке стола.       Хриплый возбуждённый шепоток в губы:       — Мисс Престон, мне кажется, для происходящего вы слишком одеты…       Либидо не позволяет даже разлепить пересохшие губы. Только отмечаю ловко справляющиеся с пуговицами блузки длинные пальцы. Кажется, что проходит всего мгновение, когда шифоновая ткань сползает с плеч, замирая на локтях. Горячая мужская ладонь проскальзывает по линии от шеи к плечу, очерчивает шею, опускается к груди, сжимая полукружие через ткань бюстгальтера. Соски отвердели до такой степени, что между его пальцами едва ли не пульсируют. Особенно, когда осторожно укладывает на стол спиной, склоняясь и через ткань охватывает вторую грудь губами. Трение, тепло, проворное движение языка. Ткань добавляет ощущений и из меня к потолку вырывается первый стон.       Проскальзывающая ниже рука очерчивает талию, бедро, чуть сжимает колено, отводя его в сторону, приподнимая юбку, чтобы добраться до скрытой тонкой тканью трусов промежности. Лёгкое давление и я чувствую его усмешку — предельно влажная. И уже невозможно определить — это с тех пор, как я пришла в кабинет, или после «приглашения на чай»?.. Усмехается шире, когда выгибаюсь от движения ребром ладони. Всё ещё через ткань, чтобы трение дало больше эффекта. Закрадываются смутные подозрения, что Бенедикт в каких-то моментах ещё более прошаренный, чем не раз упомянутый Кристиан.       Мозг уплывает куда-то в дзен, когда слуха касается скрип брючной молнии и щелчок пуговицы по коротко остриженным ногтям. Рид издевательски медленным движением проскальзывает членом по моей всё ещё скрытой тканью трусиков промежности. Вверх-вниз… От трения снова толпа мурашек хриплый стон, которого я от себя давно не слышала. Дёргаюсь, силясь добраться рукой до сокровенного места — предел возбуждения уже достигнут и преодолён. Если он сейчас не сделает то, ради чего я осталась — будут жертвы с истерикой.       Толчок в тело заставляет изогнуться, не щадя, одним движением до конца. Всхлипываю, зажимая ладонью губы, стараясь не шуметь, но получается плохо. Остатки сознания разлетаются в клочья. Первые такты медлительные, доводящие до иступлённого желания ощутить его целиком на себе — стол всё же плохо подходит для такого, однако он склоняется, сжимая мои плечи протиснутыми под спину руками. Движения глубже, порывистее. Мочку обжигает срывающееся возбуждённое дыхание и Рид что-то шепчет, но от очередной волны прибоя в крови не могу разобрать. Да и надо ли…       Мне слишком хорошо, чтобы всё было правдой.       На крупицах сознания всматриваюсь в лицо профессора. Без очков взгляд почти беззащитный. Смутно доходит, что плохо видит, но мысли стираются, когда впивается в мои губы. Укус за нижнюю губу заставляет широко открыть рот, выдыхая очередной стон в поцелуе, чувствуя, как пробивается до глотки сбиваясь и синхронизируя движения языка и члена, выводя всё на очередную ступеньку ближе к оргазму. Только собственное имя в промежутках между толчками в низ живота. Не припоминаю, чтобы всего несколько букв моего имени произносили с таким придыханием и обожанием. Рид мог… Пожалуй, только он так и мог…       Сотрясающие удары тело о тело, собственные руки слепо шарят по вспотевшей мужской спине, поглаживают и царапают, когда всё выходит на острие. Лёгкий укус в шею почти рядом с ухом. От звериного жеста сходящихся на коже зубов по телу пробежала первая судорога разрядки, заставляя чувствовать его, каждую венку на ребристой поверхности, трущуюся о распалённые стенки, сжимающиеся в волне наслаждения. Ещё более возросшая скорость в попытке нагнать в волне оргазма.       Профессор резко разогнулся, подхватывая мои ноги под колени, запрокинув голову, выдыхая хриплые тихие стоны в потолок, закрыл глаза, втягивая носом воздух. Сексуальное напряжённое тело, словно взведённая пружина в механизме обоюдного возбуждения. Слишком горячее зрелище снова затягивает в предвкушении все расслабившиеся после первого оргазма ниточки внизу живота, и я могу лишь вторить ему стонами, цепляясь за крышку стола, и чувствуя, что вот-вот улечу во вторую пропасть.       «Софи, ты ли это?..» — вопрошает одурманенный разум, кажется, только сейчас понявший, что происходит. Секс на работе. В кабинете. С самым жгучим преподавателем университета. Рида хотели все, от уборщиц до Миллер, кажется, но облагодетельствовать он решил именно меня.       Финальное ускорение выбивает всё лишнее, оставляя лишь напряжение на волю болезненно глубоких ударов тела о тело. Пошлые хлопки заставляют жмуриться, отдаваясь каждой секунде, каждому мгновению. Дышать больно, но я кусаю губу, не решаясь издать звука… Правда, ровно до того, как финальные нити оргазма обрываются, оставляя тело расслабленным и мягким, словно все кости вынули разом. Рид дрогнул, стремительно покинув моё тело, и семя брызнуло на внутреннюю сторону бедра. Хриплый стон профессора рикошетом отразился от книжных шкафов, заставив меня с улыбкой закусить губу и подрагивающей рукой потереть глаза…       — Мисс Престон…       — Мне кажется, после такого можно и по имени… — глаза открывать не хотелось.       Бенедикт кашлянул, и я открыла глаза…       Сидя в кресле на собрании книжного клуба. На меня с любопытством смотрели десять человек «чтецов», до кучи немного растерянный Рид. От того, как кровь хлынула к лицу, кажется, голова была готова лопнуть. «Боже, надеюсь, я хотя бы не стонала?.. Вообще, что это было?!.. Задремала от усталости и провалилась в иллюзию того, что хотелось бы провернуть уже давно?..» — отчаянно металось в голове.       Профессор всё же приглашающе указал на закрытую книгу, лежащую на столе. Последнюю, которая ждала меня саму:       — Полагаю, мы наконец узнаем, что же скрывается за последней «слепой» обложкой.       Я сглотнула, торопливо поднявшись из кресла и чувствуя, как всё горит в белье. Внутренне молясь о том, чтобы не было на заднице влажного пятна, я торопливо покосилась на книгу, размашисто написала номер страницы, и с лёгкой дрожью в руках раскрыла обложку, морально готовясь к тому, что недавнее наваждение получит реальное продолжение. Однако, под обложкой оказалась:       — «Золушка»… — почти разочарованно прочитала я.       «Чёрт…» — тоскливо вздохнул внутренний голос.       Я послушно открыла выбранную страницу и прочитала необходимый объём вслух. Внутри мешались стыд и огорчение, что всё было лишь игрой подсознания. «И правда, с чего бы Риду обратить на меня внимание? Одна из тысяч серых мышей университета…» — отчаянно проносится внутри. Помотав головой, согнала лишние мысли, отложив книгу и спешно отпивая остывший чай из сервизной чашки.       Обсуждение зачитанных моментов, анализ. Всё коротко, быстро. Излишне поспешно, как мне кажется. Хочется уйти. Я даже не понимаю: что я сделала за то время, пока мозги отключились. Будут ли завтра по университету носиться сплетни, или минует?.. И всё же перед внутренним зрением стояло тело Рида, закрытые блаженно глаза, улыбка и хриплый шёпот, который заставлял сердце с таким грохотом биться о рёбра, что даже неловко становилось.       — Думаю, на этом мы закончим собрание… Приятного вечера, господа. — Рид вежливо кивнул.       Дежавю — он собирает чашки, оставляя деньги на подносе, не глядя на то, как студенты покидают его кабинет. Все прощаются и тянутся на выход, и я ненавижу себя ещё больше из-за слабохарактерности. Слишком слабая для того, чтобы даже самой себе признаться в том, что меня к нему тянет. Оставляю книгу на столе, внутренне осыпая себя всеми известными ругательствами, но всё же бреду к выходу.       — Приятного вечера, профессор Рид.       В спину долетает усмешка:       — Мисс Престон, может, ещё чаю?..