Полуночный бред.

"Доброе утречко! Погода сегодня отличная, не так ли?"-равнодушно произнёс Дазай. "Итак, как тебя зовут?"– спросил он, фиксируя голову заключённого кожаным креплением. –Джеймс Свифт. –От чего хочешь умереть?– Осаму вытащил жестом фокусника пистолет, катану и пилу. Но увидев изумление на лице того, раздражённо возвёл очи горе и добавил: –Ах, да. Постоянно забываю порядок допроса, начнём же с начала. –в его голосе проскользнул стальной блеск. –Фамилия. –Сссмит. –Отлично. Имя. –Джон. –Превосходно. На кого работаешь? Ничто не покрывало мерного стука капель влаги об пол. –Молчишь? Ладно. Ты предпочитаешь абстракцию или цветы? –Цветы. –Какие твои любимые цветы? Осаму отошёл к столику с медицинскими и не только инструментами: скальпелями, ножами, пилами, плоскогубцами и прочим... Черноволосый мужчина удивлённо поднял взгляд. –Розы.... –слишком скучно, приелось уже. Лютики и ромашки? Нет, не подходят под столь аристократическую красоту... –не дожидаясь ответа продолжил шатен. –Маки, прекрасные красные маки будут смотреться не больше, не меньше, идеально,–при этих словах Дазай покрутил в руках изящный кинжал с витой, осыпаной рубинами рукояткой и заметив вопросительный взгляд, сказал: –Подарок Мори. Работа какого-то известного мастера семнадцатого века,–подошёл ближе, и, проведя рукой по подбородку голубоглазого, обронил: –Всё ещё не хочешь сказать мне на кого работаешь? – тут гробовая тишина кирпичной стеной разделила их. –Ну что же. - Серебряное перо, радостно подгоняемое кровяными чернилами мягко плясало по щекам заключённого в умелых руках писца. Вскоре красные цветы расцвели во всей своей красе, и Дазай удовлетворённо вздохнув, отстранился. –Ннна Фффеникс,–рвано выдохнул тот. –Как по нотам. Следующий пункт–глава организации. –Я не знаю! –Ая-яй...–цокнул кариеглазый–Врёшь. Какой твой любимый цвет? Белый–цвет смерти, похоронного савана, чёрный–цвет жизни, земли перерождения, красный–цвет войны, крови. Голубой. Благородство, честь, мир. Он вытащил неведомо откуда взявшуюся акварель и смешав голубой с зелёным, получил цвет морской волны, начал наносить его поверх царапин. –Надеюсь не смажется, взволнованно произнёс он,–я, конечно, мог бы потом всё стереть и перерисовать, но настроение будет уже не то, да и на трупах рисовать скучно, вся прелесть в том, как ты чувствуешь, что жизнь смешалась с твоими красками, как они забирают её, приносят боль. Цвет крови–невозможно смешать, я пробовал, он особенный, не поддающийся описанию. Это цвет жизни. Или нет, что ты думаешь? –Бернард Штраус! –Умничка, просто умничка. Цель. –Не знаю, я всего лишь мелкая сошка! –Охотно верю! Значит ты больше не нужен. Он продолжил рисовать. Есть что то заворвживающее в том как ручейки крови смешиваются с акварелью, невольно чувствуешь себя древним художником. Они приходя потные, голодные, раненные с охоты спешили всё запечатлить, они чувствовали потребность к самовыражению, жизнь кипела в их жилах, каждое мгновение они боролись за неё. Сколько воды утекло с той поры, мир изменился. Но есть вещи остающиеся неизменными-сама сущность человека, характеры и привычки, желания, смерть-её завеса так и осталась колыхаться между этим и тем миром, она всё ещё покрыта тайной. Кинжал дошёл до рёбер и вонзился в сшитый с иголочки деловой костюм, какой невероятный контраст и какое лицемерие!