Блины с черникой

      Резкий шум газонокосилки вырывает меня из сна, и я, задержав дыхание, открываю глаза. Мои конечности немеют после пребывания в лёгкой невесомости, я отрываю вспотевшие ладони от поверхности кровати и чувствую жестковатое покрывало с фиалками, согретое моим собственным теплом. Июнь, жара, горячий воздух. 6:58. До будильника один час и две минуты, а меня угораздило проснуться от звука этой чёртовой машины и я, вот досада, совсем не запомнила последние слова, что мне довелось услышать. Помню только позвякивание ложки о стенки хрустальной чашки, голос с бархатной ноткой и улыбку. Я сижу на табуретке, которая из раза в раз жалобно поскрипывает, если опереться на правую сторону, жую печенье с шоколадной крошкой и приглаживаю свою торчащую в разные стороны чёлку. За окном шумят машины и слышится гул моторов — начинается соревнование мотоциклистов. Центральная улица, тут всегда так — не отличишь голоса в голове от голосов неустанного города. На электронных часах 11:24, позднее субботнее утро. Она снимает блинчик с черникой со сковородки, оживлённо рассказывая последние новости — я не помню, какие, потому что не вслушиваюсь. Наблюдаю за искорками в её глазах. Она ловит щеками солнечных зайчиков и свет на секунду скользит по её губам, очерчивая их форму ровной тенью — они не накрашены, потому что сегодня она никуда не собирается. На фоне играет радио, молодая пара стоит в коридоре и собирается в магазин — они щебечут о покупках, а потом уходят. Неторопливо щёлкает дверной замок, и мы с ней остаёмся вдвоём. Она вытирает руки кухонным полотенцем и садится за стол напротив меня. Передо мной возвышается горка блинов с фиолетовыми подтёками — они пахнут горячей выпечкой, и мне в голову приходит, что я очень давно не ела ничего черничного. Мой взгляд падает на зеркало за её спиной и я сразу обращаю внимание на россыпь веснушек на своём лице — надо же, в нашем мире я о них только мечтала. Тёмно-каштановые волосы моей собеседницы собраны в небрежный пучок, короткие пряди выбились из-под заколки и произвольно спадают на её лицо. На стуле с высокой спинкой сложены два пледа — май в этом году выдался прохладным. Я неспешно размешиваю чай, замечая, как быстро нагревается ложка. В водовороте чашки местами поблескивают мелкие сахарные песчинки. В зелёном отражении видно часть моего лба, закрытого густой чёлкой, и висящие на потолке ловцы снов с фиолетовыми перьями. По телевизору идёт какая-то передача — в такие не вникаешь, просто ставишь на фон. В мойке лежит гора немытой посуды. За окном цветёт липа. Мне повезло попасть в спокойное утро, не обременённое заклятиями, угрозами и прихотями прибывших злодеев — обычное утро, семейное. Ненадолго оно так, конечно, но ведь и я тут не на всю жизнь. А так хотелось бы. Прикасаюсь губами к ободку чашки и чувствую, как их немного обжигает имбирь. Я успела обмолвиться о том, что люблю чай с имбирём, или она сама догадалась? Сижу на несуществующей табуретке за столом несуществующей кухни и думаю, реален ли этот мир или всё-таки создан моим воображением? Вкус этого чая такой же, как и в моём мире — он прогревает горло, и я думаю, что шум машин, запах выпечки и даже передача по телевизору кажутся вполне настоящими. Но всё-таки если бы мне внушили, что они иллюзия, я бы поверила. Пусть всё тут иллюзия, но я наверняка знала, что не она — она точно была настоящей. Мы говорим и она берёт меня за руку — и я чувствую, что весь мир в моих ладонях, потому что она и есть весь мой мир.       А сейчас отдалённый шум мотоциклов сменился на жужжание газонокосилки, и оно почему-то необычайно режет мне уши. Я закрываю их ладонями и ложусь лицом в подушку. В открытое окно не пробивается запах липы — она давно отцвела. Всё-таки это не обман — где-то там, за скоплением тысяч звёзд и сгустков небесной материи прячется множество вселенных, и одна из них пахнет черничными блинами, липой и имбирём. Больше всего на свете мне хотелось бы впасть в небытие и прожить в этой вселенной целую жизнь, а может, и две — спрятаться под фиалковым покрывалом и взлететь высоко за россыпь мелких звёзд, растворяясь в пучине забвения. Но я не могу — вопреки всем путешествиям между мирами мне нужно остаться тут, в своём родном. И пусть тот, другой, в той же мере реален, что и этот, моё место здесь. Я знаю, они хотели бы, чтобы я жила без сожалений и лишних соблазнов сбежать. По правде говоря, самое лучшее утешение для меня — знать, что они реальны. Нас разделяют миллионы небесных светил и тысячи преодолимых порогов, но вопреки всему я чувствую их тепло, и в особенности её. Мысль об улыбке в её голосе заставляет меня встать и начать это утро, ведь больше мне ничего не остаётся. 7:02. Собирая волосы в пучок, мельком бросаю взгляд на стол и замечаю на нём жёлтое соцветие — липа. В этом мире они отцвели ещё месяц назад, но я улыбаюсь, потому что знаю, откуда оно. Нужно будет купить эпоксидной смолы и залить из неё кулон — будет моим талисманом. Бережно кладу цветы между страницами толстого тома со стихами и направляюсь на кухню. Меня сопровождает запах скошенной травы, я начинаю понемногу привыкать к здешнему гулу. 7:04. В этом мире у меня нет растрёпанной чёлки и хаотично разбросанных по лицу веснушек, но сердце осталось то же. В нём живёт обжигающее тепло — то ли мои внутренности согрел имбирный чай, то ли она навсегда оставила во мне частицу своей заботы. Мой день, скорее всего, пройдёт, как обычно, но я обещаю тебе, что постараюсь сделать его лучше. Я обещаю двигаться вперёд и не впускать в свою голову мысли о побеге из моей реальности, потому что она так же реальна, как и прикосновения твоих рук. Я буду жить и радоваться жизни, и обязательно воплощу мечты, о которых рассказала тебе тем утром. И я всегда буду помнить твою улыбку, голос и очертания губ под мягким солнечным светом. Пусть в этом мире мы ни разу не пересечёмся, пусть я ношу другое имя и у меня нет синей мешковатой футболки, в моём сердце всегда будет место для воспоминаний о тебе. Я отодвигаю занавеску и вглядываюсь в глубину пробуждающихся дворов. В воздухе кружатся пылинки, подсвеченные взошедшим солнцем, а за окном делают утренний облёт иссиня-чёрные ласточки. Я буду скучать по тебе, Реджина Миллс.