По следам кицунэ

Чимина будит странный шум, словно кто-то вздумал рубить дрова в его дворе, поэтому он подрывается с постели, полный намерения разобраться с этим негодником, но резко останавливается посреди хижины, понимая, что это совсем не его дом. На то, чтобы осознать и вспомнить всё, что происходило в последние дни, омеге нужно всего несколько секунд, а вот на то, чтобы побороть стыд за прошлую ночь наверняка не хватит и нескольких веков. — Я могу войти? — стук в дверь и голос альфы заставляют Чимина вздрогнуть. Лис бросается назад к постели, по самые уши прячется в одеяле, и только после отвечает: — Да! — Доброе утро, — Намджун скидывает сапоги и шубу. — Как ты? Уже лучше? — Вроде… — хоть звериных ушей сейчас нет, но мысленно Чимин прижимает их к голове, и смотрит на мужчину с опаской. — Извини, ночью я… — Это мне стоит извиниться, мне нужно было лучше держать себя в руках, и не касаться тебя, не имея на то твоего сознательного согласия. — Нет-нет, это не твоя вина, сложно удержаться, когда рядом течный омега, я понимаю. Даже если бы ты повязал меня, то ничего страшного. — Кто внушил тебе такую мерзость? — Намджун раздраженно хмурится. — Ни один альфа не имеет права трогать омегу без разрешения, и не важно течка у него или нет. — Ты правда так считаешь? — Тебя это изумляет? — Я давно живу на этом свете, бывал в разных краях, многое видал и со многими альфами имел дело, но ты первый, кто рассуждает подобным образом. — Очень жаль, что прежде тебе не встречались порядочные мужчины. Чимин усмехается, хитро сверкнув глазами. — Ты сам то хоть раз встречал таких? Намджун усмешку возвращает. — Довольно языками молоть. Я растопил баню, идём проведу тебя, вымоешься как следует, а то у меня вышло лишь немного обмыть тебя ночью тряпкой. — Ох… Мне бы одежду, — от неловкости слегка краснеют щёки. — Топай так в одеяле, а там в предбаннике всё есть, я подготовил. Альфа надевает свои сапоги, шубу решает оставить в доме, и уже выходит на крыльцо, только после оборачивается на мнущегося у порога лиса с босыми ногами. — Об этом я не подумал… — Намджун чешет затылок, осматривая заснеженную дорожку, что ведёт к бане. — Давай-ка ты держи одеяло покрепче, а я тебя отнесу. — Я тяжёлый… — Не тяжелее мешка гусиного пуха. Ну, идём, аль у тебя есть вариант получше? В ответ Чимин лишь согласно кивает, и опустив взгляд, позволяет альфе взять себя на руки. Намджун действительно поднимает его словно пушинку, с лёгкостью доносит до крыльца бани, и опускает только в предбаннике, где пол тёплый. — Я оставил в парилке несколько свечей и лампу, чтобы там не было так темно. Вот здесь на лавке полотенца и одежда, будет велика, конечно, но всё лучше, чем нагишом. Внутри есть мыло и масла, бери всё что нужно, а как закончишь крикнешь меня, я тут рядом буду. — Спасибо. Лис дожидается пока Намджун закроет за собой дверь, и только оставшись наедине с собой, выдыхает и расслабленно опускается на лавку. Почему-то с каждым днём этот лесник вызывает лишь больше вопросов и сомнений. Что ему нужно? Для чего ему понадобилось спасать Чимина? Откуда он вообще взялся весь такой умный со странными суждениями и принципами? А главное, почему он с такой заботой и трепетом относится к незнакомцу, да ещё и к божеству, способному в любую секунду его погубить? Здесь точно что-то не чисто. — Я сам — вот что здесь не чисто, — бурчит себе под нос омега, и скинув с плеч одеяло уходит в парну́ю. Пока дожидается ли́са, Намджун успевает сменить постельное бельё, поставить разогреваться на печи завтрак, и вернуться во двор колоть дрова, хотя по-хорошему, он ужасно сонный, и сил на это практически нет. Спать на лавке в бане было жуть как не удобно, но целую ночь в одной кровати с Чимином он бы не вынес. — Я закончил, — из-за двери бани высовывается рыжая макушка. — Погоди, я сейчас. Альфа приносит из дому тёплые вязанные носки и свою старую шубу, чтобы укутать распаренного омегу, после чего относит его назад в хижину, и усаживает на свежую постель. — Есть вчерашняя утка, каша, чай, и хлеб. Что будешь? — Намджун ставит горшки на стол. — Всё буду, — шубу Чимин скидывает, больно уж жарко в доме, и садится за стол. — Так сильно проголодался? — мужчина улыбается, глядя на то, как лис облизывается. — Ужасно. — Ешь сколько влезет, приятного аппетита. Альфа садится напротив, накладывает себе каши, разливает травяной чай по чашкам, и принимается за еду. — И тебе приятного аппетита, — лис действительно голоден, уплетает утку за обе щеки, и чуть ли не урчит от удовольствия. — Нужно будет завтра на ярмарку сходить, прикупить тебе сапоги, да и одежду по размеру стоило бы. — Зачем? Мне бы только до домика своего добраться, там куча вещей. Мы далеко от Кухмониеми¹? — Час ходьбы, вот только безопасно ли тебе там? — Едва ли охотники караулят меня у дома, они думают, что я мёртв. — Расскажешь, что с тобой стряслось? Чем ты не угодил охотникам? Чимин жевать перестаёт, кладёт ложку на стол, и отпивает немного чаю. — Это долгая история… — Кажется, мы никуда не торопимся. — Не знаю с чего начать, — Чимин подтягивает колено к груди, и упирается в него подбородком. — Сколько тебе лет? — Намджун так же отставляет еду в сторону. — Пятьсот девятнадцать. — Ты с восточных земель, верно? — И как ты догадался? — омега хитро щурит глаза, при этом улыбаясь. — Ты ведь тоже? — Я нет, мои родители да, они перебрались сюда ещё до моего рождения. — Раз ты знаешь нашу колыбельную, то и легенды должен хорошо знать. — Может я не так хорош в них, но легенду об оборотне-лисе, вырывающем сердца, знаю наизусть, — лесник отпивает немного чая. — Тогда ты отлично помнишь, что лис должен сделать с тем, кто познает его тайну. На моих руках сотни окровавленных сердец, я правда всегда был безжалостен, пока… — Чимин замолкает, и отводит взгляд. — Антеро? — Я полюбил. Впервые, по-настоящему, и очень сильно. Мне казалось, что и я любим, поэтому я возжелал его, а чтобы не пришлось убивать, просто пользовался магией, стирая его память о совместных ночах. — Но если вы любили друг друга, то почему ты не доверил ему тайну? Разве он не смог бы молчать? Ты не доверял ему? — Я никому не доверяю, и не зря. Он предал меня. Его никчёмный друг оказался важнее, — лис не скрывает ни своей злости, ни обиды. — Друг? — Мальчишка, что рос вместе с моим Антеро с самых пелёнок, они были как братья, а может и ещё ближе, но мне плевать кем он был. Я вырвал его гнилое сердце без сожалений, он получил по заслугам, раз для него тело омеги лишь кусок мяса, которым можно полакомиться без разрешения, когда только вздумается. — Он сделал это с тобой? — с опаской спрашивает альфа. — Не успел. — И твой возлюбленный всё узнал? — Тело нашли в тот день, когда мы договорились о ночном свидании, но я не знал об этом, его вообще не должны были найти. А Антеро… он видимо подозревал меня, охотники были наготове, лишь ждали сигнала. Лис замолкает, в хижине слышно лишь его тяжелое дыхание. — Я ступил на порог уже родного дома, лёг в постель к любимому человеку, чтобы отогреться, чтобы почувствовать себя лучше, после произошедшего… Он сказал, что его сердце в моих руках, он целовал, уже зная, что спустит на меня полдюжины гончих… Теперь становится ясной причина слёз, что в ту ночь ронял омега. Боль от предательства куда сильнее открытых ран. — Теперь всё поселение знает… — Я должен вернуться. Его ждёт месть. Всех их. В хижине вновь на время воцаряется тишина, но на этот раз её прерывает Намджун. — Думаю, тебе не стоит возвращаться домой. Точнее, думаю тебе некуда… — Что? Что ты имеешь ввиду? — Они сожгли его. Позавчера ночью зарево было видно даже отсюда. Я был там пока ты спал, и видел, как жители толпились у горящего дома, но дела города меня не касаются, я не знал чей это дом, поэтому не заострил внимание. — Мой дом… Тот, что на опушке? Маленький такой, неприметный? Рядом с тремя вековыми соснами? — у омеги дрожит голос. — Мне жаль, но… — Нет-нет, они не могли… Там же… Там ведь вся моя жизнь… — Чимин и до этого был на грани, но новость о том, что он раз и навсегда лишился своего крова, и всех своих накопленных за долгую жизнь ценностей, выбивает почву из-под ног. — Животные! Я выжгу весь город дотла, камня на камне не оставлю! — лис вскакивает из-за стола, мечется по хижине, в его глазах огонь и застывшие слёзы. — Я вырву его поганое сердце! Вырву и сожру всё до последнего кусочка! Он будет молить о пощаде! Он… Я… — омега останавливается, пытается вдохнуть поглубже, чтобы угомонить истерику, вот только всё перед глазами вдруг начинает плыть. — Я отомщу… Намджун успевает поймать ли́са до того, как тот упадёт на пол, лишившись чувств. Он укладывает омегу в постель, и бросается к многочисленным полкам в поиске пахучего настоя, который в таких случаях помогает прийти в себя. — Вот дурак, видел же, что слаб ещё мальчишка для таких новостей, — альфа ругает себя за неосторожность. — Да где же эта чертова склянка?! Нужное снадобье находится не так скоро, как следовало бы. Мужчина раскрывает пузырёк, и сует его Чимину под нос. Не успевает омега сделать и пары вдохов, как глаза его широко раскрываются. — Хвала богам! Ты чего это удумал? Рано ещё помирать, говорил же, что мстить будешь. Чимин молча отворачивается к стене, и лезет под одеяло; в нем от пережитого потрясения не осталось никаких сил. — Извини, не стоило пока говорить тебе. Омега ничего не отвечает, сворачивается клубком, становясь всё меньше, пока бугорок под одеялом не исчезает практически полностью. — Обернулся что ли… — Намджун чуть приподнимает одеяло, но заметив под ним лисий хвост, накрывает обратно. — Ладно, коль так, значит будем сегодня бока отлёживать. — альфа ложится рядом. — Ты наверняка сейчас думаешь, что лучше бы я тебя оставил в лесу, но ты эти мысли брось. Жизнь она штука ценная, и никакие сгоревшие вещи с ней не сравнятся, — мужчина принимается гладить ли́са. — Тебе ли ни знать, что начинать с чистого листа хоть и страшно, но не смертельно. Ты ведь за свои пятьсот лет не один раз перебирался в новые места? Чимин начинает копошиться, опасливо выбирается из-под одеяла, и чуть помявшись, забирается альфе на грудь. У Намджуна на лице появляется улыбка, от того, как омега пушистым комком льнёт к нему. — Правильно запомнил, одному грустить негоже. Если бы только Намджун знал, что последующие несколько дней Чимин не вернётся ни в человеческий облик, ни к нормальной жизни, он бы ни за что не стал ничего говорить о доме. Омега теперь только и делает, что лежит у тёплой печи, иногда выходит по нужде, пьёт и ест ровно столько, чтобы не умереть с голоду, и совершенно ни на что не реагирует, словно потеряв всякий смысл к существованию. Не зная, чего ожидать, альфа старается подолгу не оставлять ли́са одного, но еда им нужна, а потому без охоты не обойтись. Даже несмотря на то, что лесник всегда возвращается быстро, волнений не счесть, а сегодня он изрядно задержался в городе, потому, подходя к дому спустя полдня отсутствия, он испытывает страх не найти там Чимина вовсе. Однако его ожидает более чем приятный сюрприз. — Тебя долго не было, — омега сидит на краю кровати, одетый в большую ему по размеру рубаху, и болтает в воздухе босыми ногами. — Тебя в таком обличии тоже. — Где был? — лис как ни в чём ни бывало спрыгивает с постели, и с любопытством принимается разглядывать принесённые альфой корзины. — На ярмарке. — В городе? — А где же ещё? Вот лучше, глянь, — Намджун раскрывает одну из корзин, и принимается доставать оттуда одежды, явно не похожие на те, что он носит сам. — Надеюсь с размером я не промахнулся. Примеришь? Чимин берёт в свои руки сапожки на овчине, рассматривает явно очень тёплые брюки и свитера, расшитую ночную рубаху, искусно связанные варежки да носки, а потом переводит изумлённый взгляд на мужчину. — Это мне? — Тебе. — Но… всё это наверняка стоило огромных денег, а мне с тобой совершенно нечем расплатиться. — Не помню, чтобы я требовал плату. Бросив собственную шубу на скамейку, Намджун принимается разбирать остальные корзины. В одной из них оказывается невероятной красоты серая шубка, которую мужчина бережно встряхивает, и подходит к омеге со спины, чтобы набросить вещицу на его плечи. — Тебе идёт. — Так красиво, — Чимин гладит мягкий блестящий мех. — Нет, правда, зачем ты потратил на меня так много? — Цена не имеет особого значения, но только посмотри, как ты сразу повеселел, — мужчина треплет ли́са по волосам, и возвращается к корзинам. — К тому же, если и начинать жизнь с чистого листа, то почему бы не начать с новой одежды? — Ты… ты был у моего дома? — надежда, закравшаяся во взгляде омеги, заставляет сердце Намджуна сжаться. — Был. — Они правда… всё сожгли? — Мне жаль… Лис опускается на скамью, совсем сникая. С тяжелым вздохом, Намджун присаживается перед ним на корточки, так, чтобы быть с лисом наравне. — Послушай, я не уверен в том, насколько ценной может быть эта вещь, но я нашел её на пепелище твоего дома, — лесник берёт ладони омеги в свои руки, и вкладывает в них изрядно потемневший кулон в виде маленькой звезды. — Не может быть… — Чимин сжимает подвеску в кулак, и буквально бросается Намджуну на шею, крепко-крепко его обнимая. — Спасибо… Это… это всё что осталось у меня от родителей. Боги… я уже не надеялся, что когда-либо увижу его. — Я рад, что смог вернуть тебе хоть частичку прошлого, но знаешь, воспоминания они не в вещах, они в твоём сердце. Понимаю, что лишиться в одночасье всех накопленных веками вещей, очень больно, но это совсем не повод хоронить себя самого вместе с ними. — Знаю… Просто за последнее время столько всего произошло, жизнь перевернулась с ног на голову. Мне страшно, одиноко, и совсем непонятно что делать дальше. Весь город знает о моей сущности, поэтому времени осталось мало, если не разобраться с этим, то меня ждёт медленная и мучительная гибель… — Город не знает. — Как? — Чимин отстраняется, и ошарашено смотрит на мужчину. — Ироды не захотели наводить в городе смуту, единственная молва, которую разносят люди, что ты погиб при пожаре. — Значит… Лишь семеро знают. — Город жечь не придётся, а месть может подождать ещё немного. Ты слаб. — У меня есть всего несколько дней, прежде чем силы совсем меня покинут, магия окончательно ослабнет, а тело станет беспомощным и жалким… Чимин замолкает, вдруг осознав, что смертей будет не семь. Как бы сильно ни был лис благодарен Намджуну за спасение, кров и заботу, оставить его в живых — значит подвергнуть себя самого риску. Прежде чем отправиться в город за сердцами охотников и Антеро, омеге придётся погубить этого доброго человека. — Сегодня я точно тебя никуда не пущу, а там видно будет, — альфа поднимается, и продолжает разбирать покупки. — Ладно. Нет, точно не сегодня, Чимин определённо не готов. — Что хочешь на ужин? — лесник переключает внимание на себя. — Есть кролик, утка, курица… — Очень хочется рыбы, — лис аж губы облизывает, представляя себе миску наваристого рыбного супа. — За рыбой надо идти. — Куда? — На реку, куда же ещё? — Намджун посмеивается из-за того, как мило удивляется омега. — А ты думал у меня тут годовые запасы всех возможных деликатесов? — Нет-нет, просто думал вдруг ты хранишь её где-то вне дома. Не нужно никуда идти ради меня одного. — Может я тоже не прочь полакомиться рыбкой? Да и на зимней рыбалке давненько не был. — А далеко тут до речки? — Совсем нет, рукой подать. — Тогда можно мне с тобой? — у Чимина глаза загораются, что не ускользает от внимания мужчины. — Отчего же нельзя? Пошли, свежий воздух тебе только на пользу. Лис совершенно очаровательно хлопает в ладоши, вызывая тем самым у альфы широкую улыбку. — Я пойду удочку искать, а ты давай оденься потеплее, да выходи. Быстрее туда доберёмся — быстрее назад вороти́мся. — И мне удочку возьми. — Если найду. Намджун шагает впереди, притаптывает снег, чтобы Чимину, что плетётся позади, было проще. От дома до реки действительно не так далеко, только путь усложняет подъём на холм, после которого слишком резкий спуск к берегу. — Что будем готовить? — омега нагоняет мужчину, чтобы идти с ним рядом. — Нечего ещё готовить, — лесник снова не в силах сдержать смех. — Но мы же точно что-то поймаем, а значит и приготовим… — Если ты хочешь что-то конкретное, то говори прямо, а не с хитрющими своими глазёнками мне вопросы задавай, — краем глаза Намджун замечает, как Чимин недовольно насупился. — Уху хочу, — лис фыркает, сморщив нос так, словно учуял дурной запах. — Так бы сразу и говорил. Ты мне свои эти лисьи хитрости брось, на меня они не действуют. Чимин едва сдерживает себя от того, чтобы колко съязвить, напомнив Намджуну о том, как несколько ночей обратно он очень даже охотно сдался под натиском этих самых лисьих хитростей. Вот только воспоминания о той самой ночи заставляют смутиться самого омегу. Ладони альфы на его члене представились так отчётливо, что в паху вдруг потянуло. — Добрались. Бросив свои мысли вариться самостоятельно, лис пораженно глядит, как у подножия холма словно змейкой извивается река, жаль только промёрзлая совсем, не увидать как вода в ней плещется и бежит. — Я никогда не заходил так глубоко в этот лес. — Это ещё не глубоко. Будь осторожен, тут очень крутой склон. — Нужно было лисом обернуться, в два счёта бы спустился, — Чимин бурчит себе под нос, осторожно ступая вслед за альфой. — Так чего не обернулся? — И как мне тогда с тобой разговаривать? Опять глазами моргать? — А ты, видно, любитель языком молоть? — мужчина снова не сдерживается, по-доброму усмехаясь. — Если собеседник хороший, то почему бы и нет, — лис пожимает плечами, и из-за того, что отвлекся теряет равновесие, тут же плюхаясь задом в снег. — Ай! — Сказал же быть осторожнее! — альфа оборачивается, протягивает руку, и помогает парню подняться. — А если бы вперёд рухнул? Вместе бы кубарем полетели. — Прости… Дальше спуск к реке проходит в молчании, Чимин словно нашкодивший пёс поджал уши, и побаивается даже смотреть в сторону Намджуна, пока тот прорубает топором лунку во льду. Альфа в свою очередь едва справляется с подкатывающими приступами смеха и умиления. Подумать только, дух, божество, больше пяти сотен лет на свете прожил, а ведёт себя как дитё малое. — Ты знаешь, что врать не хорошо? — Врать? — у Чимина округляются глаза. — Но я не… — Каких тебе пятьсот девятнадцать? Насупился как мышь на крупу, так тебе не больше пяти дашь. Я накричал, ибо ты мог серьёзно пострадать из-за своей невнимательности, а так вон какой сосредоточенный и аккуратный стал. — Ты не злишься? — Нет. Чимин тут же расплывается в улыбке, и уверенно шагает к леснику с их удочками наперевес. Альфа наконец закончил возиться с прорубью, а значит можно приниматься за ловлю. — А можно суп я приготовлю? — омега говорит тише, чтобы не распугать рыбу. — Коль умеешь, то готовь на здоровье. — Готов поспорить, что ты такого вкусного супа отродясь не пробовал. — И на что будем спорить? У омеги на лице мелькает недоумение, он явно не ожидал, что спор будет всерьёз, но он тут же становится хитрым-хитрым, и сощурив глаза, говорит: — Проигравший после бани нагишом сделает снежного ангела! Альфа хохочет в голос, не останавливает даже то, что он этим рискует лишить их улова. Нет ну Чимин действительно порой словно ребёнок. — По рукам. Но учти, ежели проиграешь, закрывать глаза на то, что ты омега, и недавно ранен, не стану. Будешь валяться в снегу голой задницей. — Конечно не закроешь, на такую красоту грех глаза закрывать, — слова вылетают раньше, чем Чимин успевает их обдумать, а потому страшно смущается, видя ухмылку на лице Намджуна. — Даже спорить не стану. По итогу улов у них оказывается недурным, хватит и на суп, и запечь, и даже засушить мелочь всякую. Домой возвращаются на закате, уставшие и голодные, но у Чимина словно второе дыхание открывается, стоит только ему вспомнить о готовке и споре. Пока лесник во дворе чистит рыбу, омега успевает растопить печь, поставить воду, помыть да порезать овощи. — Этого тебе хватит? — Намджун приносит двух больших окуней. — Хватит. — Тогда забирай, а я пойду баню растоплю. Увлечённый готовкой, Чимин даже не следит за временем, а ведь снаружи уже совсем стемнело, да и альфа сидит за столом жутко голодный, но терпеливо ждёт, не смея подгонять. Стряпня пахнет восхитительно, настолько, что исход их спора кажется Намджуну уже очевиден. — Надеюсь тебе понравится, — омега ставит на стол две тарелки наваристой ухи, пар от которой поднимается чуть ли ни до самого потолка. — Так хочется увидеть мой зад в снегу? — Так хочется тебя вкусно накормить, — лис старается скрыть смущённую улыбку. — Приятного аппетита. — Спасибо, — Намджун двигает тарелку ближе. — И тебе. По тому, как ползут на лоб глаза Намджуна после первой же ложки, Чимин понимает, что победа за ним. Альфа даже не прерывается на то, чтобы как-то прокомментировать вкус, он уплетает суп так, словно сотню лет до этого вообще ничего не ел. — Признавайся, — альфа выпивает остатки через край тарелки. — Использовал магию? Еда не может быть такой вкусной. — Если магия моего кулинарного мастерства считается, то да, использовал. — Ладно, признаю, ничего вкуснее в своей жизни не ел. — Спасибо. Золотистое свечение от огня придаёт улыбке омеги ещё больше очарования, Намджун невольно засматривается, ловя себя на мысли, что ради этой улыбки и нагишом в снег не трудно. — А теперь время для наказания, — Чимин хитро сверкает глазами, прежде чем встать из-за стола. — Идём в баню? — Вдвоём? — А почему нет? Так быстрее будет, оба ведь устали и спать хотим. — Так-то оно так, только… — альфа от такого внезапного напора и вправду теряется. — Уверен, тебе уж точно нечего стесняться. Чимин вновь одаривает мужчину хитрой улыбкой, и пока тот прибывает в замешательстве, он накидывает на плечи шубу, надевает сапоги, и поманив альфу пальцем, выходит из хижины. — Вот тебе и божество… Настоящий бес, не иначе. Встряхнув головой, Намджун наконец тоже выходит из-за стола, так же одевается, и направляется следом за лисом. Какую бы игру не затеял этот негодник, альфа, кажется, принимает правила, вот только свои огласить он тоже не забудет. В предбаннике на скамье аккуратной стопочкой сложены вещи омеги, а по ту сторону двери, судя по звукам, он уже во всю намывается. Мужчина тяжело выдыхает, треплет волосы на голове, и наконец плюнув на всё, раздевается. — Я уж думал ты не придёшь, — Чимин оборачивается в тот момент, когда альфа входит в парну́ю. — С чего бы?— лесник, не стесняясь разглядывает стройное привлекательное тело. — Как знать, вдруг ты испугался. Омега кладёт ковш обратно в ушат с водой, и подходит к Намджуну практически вплотную, он себе в удовольствии полюбоваться мускулистым телом мужчины тоже не отказывает, боле того позволяет себе к нему прикоснуться. Горячая ладонь скользит по влажной коже живота к груди, а следом к шее. Чимин облизывается го́лодно, словно не он всего десять минут назад слупил тарелку супа. — Если у тебя снова разыгралась течка, то я пойду готовить отвар. — Я, конечно, сейчас бесстыдно потеку, но виной тому будешь ты, и на этот раз никакие травы не помогут, — омеге, чтобы прошептать это Намджуну на ухо, приходиться встать на носочки. — С чего вдруг такие страсти? — мужчина тоже понижает голос, и атмосфера в миг становится ещё более интимной. — Разве возможно устоять перед таким альфой? Я вообще поражен, что у тебя никого нет, может стоит чаще выходить из леса? — Было бы неплохо, и я совсем не прочь, чтобы омеги грели мою постель, но вот незадача, мне сложно даётся поиск подходящего человека. Не могу я, коли не буду уверен, что в сердце у того, кто со мной рядом, только я один. Чимин замирает, глядя альфе прямо в глаза. — Не нужно искать исцеления своих сердечных ран на моём члене. Да, ты нравишься мне, и я хочу тебя, это сложно скрыть, особенно в таком положении, но спать с тобой, зная, что в голове у тебя другой, я не хочу и не буду. Тебе самому потом будет паршиво. — Прости. Ты прав, нам не стоит… — Чимин убирает руки, стыдливо опускает голову, и отходит в сторону, давая возможность Намджуну пройти, и сесть на поло́к². Дальше банные процедуры проходят в полном молчании, омега постоянно кусает губы, иногда украдкой поглядывая в сторону мужчины, а тот в свою очередь на омегу не смотрит совершенно. Чимин заканчивает первым, уходит в предбанник, и старается поскорее одеться, чтобы вернуться в дом, и спрятаться от стыда под одеялом. Мужчина выходит аккурат к тому моменту, когда омега набрасывает шубу на свои плечи. — Возьми мои вещи, я после сразу в дом побегу. Чимин несколько мгновений непонимающе хлопает ресницами. — После чего? — После своего наказания, я же проспорил. Ответить омега ничего не успевает, Намджун выскакивает из бани нагишом, и тут же падает в снег, начиная активно двигать руками и ногами, чтобы получился ангел. Чимин выбегает за ним следом, и несмотря на то, что до этого был ужасно расстроен, начинает хохотать во весь голос, да так сильно, что едва ли не падает. — Ты с ума сошёл! — омега держится за живот, не в силах перестать смеяться. — Кто бы говорил, твоя же идея! — лесник смеётся не менее заливисто, всё ещё лежа на снегу. — Хватит, поднимайся! Ты же заболеешь, — Чимин протягивает руку, чтобы помочь встать, но Намджун тянет его на себя, роняя рядом. — Эй! Их смех разносится по ночному лесу приятной мелодией, а сердца наполняет теплом, которое греет обоих, не позволяя морозу взять вверх. — Нет, правда, идём домой, — Чимин встаёт, и тащит за собой Намджуна. — Мне холодно даже в одежде, а ты совсем голый. — Я вернусь в баню, погреюсь немного, оденусь и приду, а ты дуй в кровать под одеяло. Альфа наконец поднимается, и совершенно невозмутимо уходит. Чимин не может не засмотреться ему вслед. Когда Намджун заходит в хижину, омега укутанный в одеяло по самый нос, сонно моргает, но глаз с него не сводит. — Сильно замёрз? — лесник принимается гасить свечи, но масляную лампу на столе оставляет гореть, как и во все предыдущие ночи. — Немного, а ты? — Чимин шмыгает носом, и двигается ближе к стене, освобождая больше места. — Не страшно, — Намджун забирается под одеяло, потягивается, зевает. Между ними снова повисает неприятная тишина, омеге ужасно хочется уже привычно прижаться к груди мужчины, но он не решается, ведь не смотря на то, как беззаботно они валялись в снегу, всё произошедшее в бане гложет до сих пор. — И чего ты пыхтишь? Ложись как удобно, да спи. — Прости, — лис осторожно подбирается ближе, укладывает голову на груди альфы, и довольно вздыхает из-за того, как Намджун его обнимает, слегка поглаживая поясницу. — Доброй ночи. — Я хочу ещё раз извиниться за своё поведение… — От тебя извинения звучат чаще, чем любые другие слова. Нечего стыдиться, твой поступок понятен, и не будь у меня таких принципов, мы бы до сих пор были в бане. Чимин глупо хихикает, и кладёт ладонь на живот мужчины. — Ты сказал, что я нравлюсь тебе… — Сказал, — Намджун улыбается, вновь слыша этот сладкий хитрый тон. — Ты мне тоже. — Но? — Но ты прав, в моей голове другой, и он будет там, пока я не взгляну в его глаза, и не узнаю было ли хоть одно его слово, и хоть один его поцелуй правдивыми. — А потом? — мужчина чуть крепче прижимает Чимина к себе. — Ты отомстишь, убьёшь их всех, и что дальше? — Не знаю… Бежать? Жизни мне здесь не будет, город уверен, что я уже мёртв, да и дома у меня здесь больше нет. — Ты мог бы остаться со мной. Чимин ничего не отвечает потому, что ответить ему нечего. Его первоначальные планы полетели к чертям собачим ровно в тот момент, когда он понял, что Намджун ему не безразличен, и что он чувствует к этому альфе нечто большее, чем благодарность за спасение. Остаться с ним было бы отличным вариантом, если бы не одно «но»… Намджун человек, и даже если предположить, что он совсем не такой как Антеро, и они действительно полюбят друг друга, то это не отменяет того, что Намджун будет стареть, более того, он рано или поздно погибнет. К такой боли лис не готов. — Мне чудится, что я слышу, как громко ты думаешь. Не грузи голову мыслями среди ночи, засыпай. — Сладких снов. На размышления у Чимина времени практически не осталось, так что едва ли он уснёт. Следующей ночью должна пролиться кровь.

***

К завтраку омегу никто не будит, просыпается сам, очень тяжело открывает глаза, ведь спал совсем немного. Сквозь мутную пелену видит на столе горшочек с чем-то явно горячим, пар от него так красиво вздымается вверх. Почему-то в хижине пусто, Намджуна нигде нет, как и его шубы с сапогами, а во дворе совсем тихо. Чимин поднимается, ещё раз обводит взглядом жилище, и замечает на столе рядом с кашей клочок бумаги.

«У меня срочные дела в городе. Вернусь поздно. Прошу, дождись меня, не уходи. Пожалуйста.»

Лис перечитывает аккуратно выведенные строчки снова и снова. Какие ещё дела? Как ушёл? Зачем? Чимин злится невероятно, он так хотел свой последний день здесь провести рядом с Намджуном, хотел ни на шаг от него не отходить, а теперь что? Целый день просидеть в одиночестве, умирая от собственных гнетущих мыслей? От обиды и негодования хочется кричать. Ему столько всего хотелось сказать альфе, столько всего спросить у него, он ведь ничего этого не успеет, коли Намджун воротится ближе к ночи… — Знал же, что я собираюсь уходить, так почему сам ушёл? Чимин подрывается с места, ищет свою одежду, самым правильным сейчас кажется бежать в город, следом за альфой, но у лиса вдруг темнеет перед глазами, и тело становится вмиг совсем слабым. — Нет-нет, только не сейчас… — омега оседает на скамейку, хватаясь руками за голову. — Как же я до города доберусь? В каком-то тумане лис доползает обратно до кровати; верить в то, что он опоздал, и сил на месть уже не осталось, он отказывается. Это всё из-за плохого сна ночью. Никак иначе. Он не может вот так погибнуть. Омега не замечает в какой именно момент уплывает в тёплые объятия Морфея. В следующий раз Чимин просыпается только тогда, когда снаружи уже кромешная темень. Печь давно остыла, как и несъеденный завтрак, в хижине холодно, и пугающе мрачно, лишь лёгкий лунный свет пробивается через окно. Омега сильнее кутается в одеяло, вновь озирается по сторонам, но, как и утром не находит ни единой души рядом. На удивление в теле больше не чувствуется слабость, даже наоборот какой-то странный прилив сил и энергии. По-хорошему, ему нужно уходить уже сейчас, но он не может, пока Намджун не вернётся. Где же он мог так задержаться? Чимин намеревается встать, чтобы разжечь огонь в печи, но едва высовывается из-под одеяла, замирает. Жуткие звуки доносятся с обратной стороны дома, туда не выходит ни одного окна, и омега не может увидеть кто там, а потому сжимается, в страхе прислушиваясь к голосам, грохоту и шуму. Чужие шаги становятся всё громче, а омега мысленно прощается с жизнью в тот миг, когда слышит их уже на крыльце хижины. Дверь распахивается резко, альфа входит, впуская внутрь больше холода и лунного света, Чимин узнаёт его по лимонному аромату, который едва можно распознать под стойким запахом гари. — Намджун? — тихо-тихо хрипит омега, всё ещё не отошедший от безумного страха. — Кто же ещё? — лесник первым же делом зажигает лампу, и хмурится, от вида напуганного лиса. — Ты чего в темноте сидишь? — Где ты был? Что это был за шум? — прочистив горло, Чимин принимается засыпать мужчину вопросами. — Давай я всё расскажу тебе завтра? Скинув с себя верхнюю одежду, альфа валится на кровать, так, словно он совсем без сил, таким омега его ещё не видел. — Я не могу ждать до завтра, Намджун, у меня нет времени, я должен идти. Мне хотелось провести этот день с тобой, почему ты ушёл? — лис поднимается, опираясь на руки, так, чтобы видеть лицо альфы, а тот совершенно беззаботно глядит на него снизу вверх, и улыбается. — Почему ты улыбаешься? Ты не понимаешь? Я ухожу, я больше не вернусь… — Тебе не нужно никуда уходить, — Намджун касается ладонью щеки омеги, гладит его нежную кожу большим пальцем. — Останься со мной, будь моим. — Как ты не понимаешь… Я не могу остаться, мы не можем быть вместе. Хочу, но… ты человек, а я не могу больше доверять людям, и второй раз на такое не пойду, даже если ты не предашь, ты рано или поздно покинешь меня, не готов я веками слоняться потом с разбитым сердцем, не смогу… — Бессмертие порой обременяет, мне это так знакомо. — Что? — Чимин в изумлении округляет глаза. — О чём ты говоришь? Что это значит? — Как думаешь, сколько мне лет? — Точно не больше, чем мне, — лис видит в чужих глазах хитрость, и внезапно пораженно ахает, когда зрачки в этих глазах становятся вертикальными, а радужка словно сверкает огнем. — Быть не может… — Я старше тебя почти на две сотни лет. — Родители говорили, что последних драконов истребили ещё до моего рождения… Ты… Как?.. — пораженный до глубины души, омега не в силах говорить громче шёпота. — Я в бреду? Мне это чудится… — Если веками умело скрываться в лесах, подальше от восточных земель, то как видишь, сохранить свою чешуйчатую шкуру возможно. — Почему ты раньше мне не открылся?! — голос прорезается в ту же секунду, что рождается гнев, Чимин отпихивает от себя руку Намджуна. — Это бы что-то поменяло? — Ты серьёзно?! Я весь извёлся! Думал мне придётся убить тебя, чтобы сохранить свою тайну, и от этого сходил с ума, ведь ты так добр ко мне, я бы просто не смог, хоть ты и человек! А ты всё это время был таким же божеством, как и я! — Тише, я прекрасно слышу и без твоего крика, — Намджун садится, упираясь спиной в стену. — Теперь ты знаешь, что человеческая смертность нам не помеха, так что скажешь? Готов отправиться вместе со мной на поиски нового пристанища? — Ты кое о чём забыл, — омега хмурит брови, и садится напротив. — Если до рассвета я не прикончу семерых альф, то нас разлучит уже моя смерть. — Об этом тоже можешь не беспокоится. Твои силы уже должны в скором времени полностью восстановиться. — Что… Только не говори, что ты уходил за этим… — опасения Чимина альфа подтверждает молчаливым кивком. — Зачем?! Это должна была быть моя месть! Я хотел увидеть глаза каждого из них, пока они молили бы меня о пощаде! Кто тебя просил?! — омега кричит, приходя в самую настоящую ярость. — Я должен был услышать, любил ли он меня хоть секунду, что мы провели вместе! И что теперь мне делать?! — Пойди и спроси. — Ты издеваешься?! С каких пор трупы стали разговаривать! Намджун больше ничего не говорит, он хватает Чимина за руку, и прямо так, в ночной рубахе и босиком, выводит его во двор. — Что ты делаешь?! Прекрати! Отпусти меня! Ты сошёл с ума! Но альфа непреклонен, он тянет ли́са за собой куда-то за дом, где стоит совсем неприметный сарай, Чимину на секунду кажется, что и он сегодня лишится жизни так же, как все его обидчики. — Зачем ты меня сюда притащил?.. — Хотел посмотреть в глаза этому подонку? — мужчина срывает замок с деревянной двери. — Смотри! На полу, забившись в самый дальний угол, сидит Антеро. Его руки скованы цепями, а в рот впихнут ком какой-то окровавленной ветоши. Едва альфа видит Чимина, он тут же начинает метаться, биться, мычать и плакать. Жалкое зрелище. — Спрашивай всё, что так хотел, вырви ему сердце как планировал, делай всё, что твоей душе угодно. Смерть от моих рук была бы слишком гуманна для него, — Намджун силой вытаскивает альфу наружу, бросает его в снег к ногам омеги, но тут же поднимает за волосы так, чтобы он встал на колени, и вырывает тряпку из его рта. — Пощадите… — хлюпая и закашливаясь хрипит Антеро. Лис смотрит на некогда любимого мужчину, находясь при этом в полном оцепенении. Он не чувствует ни холода, ни жалости, ни отвращения, ни любви, все его чувства затмевает животная ярость. — Прошу… Чимин делает шаг вперёд, альфа в страхе вскрикивает, сгибается и мочится под себя. — Не убивайте! Не жгите как остальных! Поща… — крик мужчины прерывается хрипом, от того, что лис сдавливает его горло так же, как всего неделю назад Антеро сдавливал его собственное. — Смотри мне в глаза, — омега шипит, сильнее впиваясь когтями в кожу. — Я сохраню твою жалкую жизнь, если ты честно ответишь, — хватка ослабевает, давая возможность альфе сделать судорожный вдох. — Было ли хоть одно мгновение, когда ты действительно чувствовал по отношению ко мне то, о чём так красиво говорил? Хоть секундочку ты любил меня так же, как я тебя? У Чимина по щекам бегут слёзы, которые тут же схватывает мороз, неприятно стягивая кожу, но омега ничего этого не чувствует. — Нет… Никогда… Горькая правда обжигает сердце, руки ли́са слабеют, и он отпускает чужое горло. Антеро снова валится в снег, хрипит, кашляет, бесконечно как мантру повторяя «прости» и «пощади». Намджун остаётся в стороне, не смея вмешиваться. — Что же, за твою честность… — альфа затихает, ожидая решение своего палача. — Я не стану тебя убивать. — Антеро сменяет мольбы на бесконечное «спасибо», пока дракон с явным удивлением наблюдает за тем, как Чимин подходит ближе к нему, и сам лично лезет в карман его штанов, где всегда лежит нож. — Но я должен быть уверен, что ты и дальше не станешь раскрывать мою тайну. — Я буду молчать! Обещаю! Я буду молчать! — Разве могу я тебе верить, коли ты столько лет врал мне прямо в лицо? Омега достаёт нож из ножен, взглядом давая Намджуну понять, что именно он собирается сделать. Мужчина быстро соображает, что от него требуется, а потому в два шага подходит, становится позади альфы, зажимает его голову, и с силой раскрывает чужой рот. — Ты не станешь болтать, ежели не сможешь говорить вовсе. Пронзающий крик боли и ужаса нисколько не тревожит ли́са, который с холоднокровием медленно отрезает чужой язык. — Вот теперь точно ни одна живая душа не услышит из твоих уст ни слова, — Чимин бросает кусок чужой плоти на снег прямо перед Антеро. — Но я совсем позабыл, что ты обучен грамоте. Альфа хрипит, плюётся кровью, пытается отползти в сторону, но падает плашмя, от того, что Намджун толкает его ногой в спину. Омега приносит из сарая топор, с секунду глядит на брыкающегося в снегу альфу, и без тени сомнения замахивается. Антеро больше не кричит, лишь сипит, трясётся, с ужасом глядя на отрубленные кисти собственных рук. Взгляд Намджуна прикован только к Чимину. Омега роняет топор в снег, и совершенно стеклянным взглядом смотрит на всё то, что сделал. — Беги, цепи больше не сковывают твоих рук. Ты жив и свободен, возвращайся домой, — голос ли́са предательски дрожит. — Убирайся прочь! Неизвестно откуда взявшиеся силы, помогают Антеро встать, и без оглядки пуститься наутёк, куда-то в лес, перепрыгивая сугробы, и огибая деревья. Чимин глядит ему вслед, пока альфа совсем не пропадает из виду, и только после оседает в снег, с громким и надрывным рыданием. —Тише, — Намджун поднимает омегу, крепко-крепко прижимает к себе. — Ты всё сделал правильно, он заслужил. — З-забери меня отсюда… Прошу… Дракон берёт своего ли́са на руки, согревая, не только теплом, но и ощущением безопасности. Он обязательно его заберёт, унесёт далеко-далеко в прекрасное место, где они начнут новую жизнь только вдвоём. Осталось лишь смыть чужую кровь с их рук.