Невидимые слезы мертвой Джульетты

Раньше я думала, что лишь став вампиром, обрету истинное счастье. Обрету любовь, которая будет крепка и вечна… Ту, о которой было написано столько книг и снято фильмов. Вот только я была уверена, что в отличие от Джульетты, смогу обрести в смерти бессмертную страсть и любовь, куда более прекрасную, чем в любом рассказе, а не простое забвение от боли потери второй половины, как это сделала героиня пьесы. Думала, что мой Ромео — Эдвард — это величайший дар, который я смогла уберечь от бесславной гибели. Дар, который смогла получить обыкновенная девчонка, как я!.. Неказистая, простая и неуклюжая. Эдвард был как Адонис, и я была польщена, что такое совершенное создание обратило внимание на меня. Подарило мне свою любовь… И я в ответ сделала его всем своим миром. Наивная дурочка. Глупая, глупая Белла… Тщеславная, эгоистичная Белла. Хотела быть красивой, любимой и вечно молодой. Быть как он. И стала же. Но отчего же тогда так паршиво?.. А цена за все это с каждым годом, кажется, все более высокой?.. Тут размышления необычайно красивой женщины, неестественно неподвижно сидящей на диване в обставленной по последней моде гостиной, чей взгляд вот уже полчаса был прикован к одной и той же странице книги у нее на коленях, были прерваны смехом. Глубоким и раскатистым. Смех, еще десятилетие назад заставляющий ее сердце стучать быстрее, вызывал улыбку на губах, а в глубине души растекалось тепло, которое словно лучи солнца тучи, разгонял все мрачные мысли в ее голове. Заставлял забыть о дыре в груди, которую оставил после себя Эдвард, когда оставил ее в том лесу, одну, разбитую и несчастную. Вселял в нее саму жизнь. Но теперь владелец этого чудесного звука, смеялся не с ней и не для нее. И обнимал не ее плечи. Не дарил свое тепло. Свою любовь дарил не ей. А Ренесми. Ее неожиданной дочери, за рождение которой Белла расплатилась жизнью, некогда считая, что это маленькая цена за появление на свет плода ее союза с Эдвардом, некогда бывшим верхом ее мечтаний. Она медленно, будто с неохотой, повернула голову и посмотрела в окно, занимавшее всю стену. Оно выходило прямо на небольшой пролесок, между деревьев которого игриво бегала красивая бронзоволосая девушка, наслаждаясь редким солнечным днем в дождливом городе Портленде. Она была невысока, кареглаза и притягательно прекрасна, с едва заметно сверкающей от солнечных лучей кожей. Это была Ренесми Карли Каллен. Белла печально смотрела на эту девушку, которая наконец стала старше не только внешне, но и внутренне, и с трудом сдержала сухой всхлип. Но не из-за того, что ее дочь стала совсем взрослой, слишком быстро оставив позади детскую пору. Нет. Душевные терзания мучили Беллу совсем по иному поводу. Зависть. Вот то чувство все больше раздирало ее каменные внутренности и мертвое сердце при взгляде на эту девушку. Зависть, что та все еще может наслаждаться теплом, наслаждаться воздухом, наслаждаться… им. Джейкобом Блэком. Ее некогда лучшим другом, и почти любовником. Ее личным солнышком. Точнее уже не ее. Теперь он — возлюбленный Ренесми, которая стала всем его миром, едва их взгляды встретились. Теперь его свет ее греет, а не Беллу. «Боже… Как же все изменилось», — с мукой подумала она, с болезненным вниманием смотря на то, как Джейкоб поймал ее дочь. Он с легкостью подхватил ту на руки, и закружил, вызвав тем самым у девушки новый взрыв звонкого смеха, который разнесся по округе подобно звону серебристых колокольчиков. Глаза Беллы наполнились слезами, которые она никогда не прольет просто потому, что больше не может. Камень не плачет. Даже ядом, что теперь струился по ее затвердевшим венам вместо крови. Она быстро отвернулась от этого зрелища, и уже в который раз подумала, какая же все-таки карма — сука. Хотя Белла этого заслужила. Сначала Джейкоб страстно любил ее, терпя удар за ударом, слушал ее жестокие слова, которые разбили ему, не единожды, сердце. Боролся за нее, пока она слепо тянулась только к Эдварду, пытался ее вразумить, доказать, что он был ее естественным путем жизни, если бы не вампиры. А теперь пришел ее черед встать на его место и вытерпеть всю эту боль от неразделенной любви к нему, потому что она была глупой и эгоистичной девчонкой. «Ты это заслужила», — жестко подумала Белла и на вампирской скорости поднявшись к себе, в тайне радуясь, что все, кроме Джейка, нее и Ренесми, ушли на охоту. Она включила, как можно громче, музыку, наплевав на то, как это резануло по ее чувствительным ушам, в отчаянном желании заглушить заливистый смех влюбленных голубков, который то и дело доносился с улицы. Это не особо помогло, поскольку эти звуки, казалось бы, звенели не только в ее ушах, но и в ее изнемогающем от боли разуме, но так все же лучше, чем ничего. Белла швырнула учебник по философии на стол, так и не прочитав в нем ни строчки, и упала на кровать, которая в этом доме была довольно не нужной штукой, так как здесь спят лишь двое. Но все же та здесь была, и сейчас брюнетка была этому рада. Она хотела свернутся в калачик, заткнуть уши, и хоть на миг забыть об всем. Забыть, что она по юношеской глупости и тщеславию выбросила свою жизнь в никуда, став монстром, жаждущим крови, навечно застывшем в одном положении, как муха в янтаре. Забыть, что она бросила свою взбалмошную, но любимую мать, оставила Чарли… О, боже, Чарли!. Ее бедный папа, который столько вытерпел за те пару лет, что она прожила с ним под одной крышей до своей… своей смерти. А она?.. Эгоистичная дура, которая вместо того, чтобы быть рядом с ним, то была увлечена Эдвардом, этим трусливым, мелодраматичным дураком, то пребывала в депрессии, то сбегала… Он ей такой жизни не желал, и до последнего предлагал уйти, даже на свадьбе. Только теперь Белла осознавала, что папа хотел ей добра, хотел ей другой жизни, и она должна была его послушать. Ее дорогой ворчливый и косноязычный папа… Ох, как бы ей сейчас хотелось свернутся на старом диване в гостиной дома в Форксе, где жило не одно поколение Свонов, рядом с папой и жуя пиццу, посмотреть с ним футбол, в котором она ничего не понимала, но который так любил он. Ей хотелось вновь готовить ему рыбу, чей запас не иссякал в их морозилке из-за его частых рыбалок, и все же перекрасить там шкафчики из того уродливого желтого цвета, которым их некогда выкрасила еще Рене. Но самое главное ей хотелось забыть, что она променяла горячее солнце, своего Париса, на холодную луну — Ромео, чьи руки были для нее все больше подобны оковам, чей голос был более не сладкой мелодией, а заупокойным маршем по тому, что она выбросила ради него, как последняя дура, и чьи поцелуи не будили в ней никакой страсти. Любви не будили. Той самой, что она наивно думала, что между ними, а на самом деле то была лишь сладкая пустая и ничтожная ложь. Но Белла не могла. Она больше не спала, не могла даже на миг отключиться и забыть о том, сколько глупостей натворила. Ее дни все чаще текли друг за другом не имея часа, времени суток, точной даты и даже года. Да и имеет ли это значение? Белле больше некуда торопиться. Теперь она просто дрейфует по жизни смерти на автопилоте. Все уже давно потеряло смысл и стало рутиной — получение ненужного образования, вдыхание и выдыхание ненужного воздуха, чтение книг, которые уже давно потеряли для нее привлекательность, и прочие ненужные действия. Ненужные, ненужные, ненужные. Ведь она мертва. Мертва, мертва, мертва!.. Тут Белла резко открыла глаза, которые она успела сомкнуть сама не зная когда и сразу же ее взгляд наткнулся на зеркало, которое стояло прямо напротив кровати. Она уставилась на свое отражение, будто видела его впервые. Ее кожа мерцала от лучей солнца, льющихся через окно, ее волосы были идеально уложены, даже несмотря на то, что она лежала на кровати, черты ее лица, симметрия и их плавность были абсолютно правильными, а ее глаза светились золотом, как две старые редкие монеты античного Рима. Она была прекрасна. …тебя будет привлекать все во мне. Моя кожа, моя внешность, мой запах… Так ведь некогда ей говорил Эдвард?.. Ха. Так и оказалось. Беллу все это привлекло, и она сама возжелала стать подобной ему. Грациозной, притягательной и вечной. Но когда обратилась в вампира, стала горько сожалеть об этом. Нет. Не сразу. Но начала. Беллу тошнило от ее внешности, где не было никаких изъянов, ей хотелось растрепать свои волосы, расцарапать мраморную кожу, чтобы просто хоть на миг стать не идеально идеальной. А именно в этот миг это желание достигло пика. Ей захотелось вскочить на ноги, разбить зеркало вдребезги, хотелось, чтобы хотя бы в нем она перестала быть такой. Ей нестерпимо захотелось вновь стать той простой Беллой. С тусклыми каштановыми волосами, обычными карими глазами, и даже с прежней неуклюжестью. Захотелось стать живой. Хотя бы просто для того, чтобы наконец умереть. По-настоящему и на-все-гда. Чтобы не видеть, как мужчина, который столько раз бескорыстно и беззастенчиво предлагал ей свое сердце, теперь любит ее дочь. Не чувствовать удушающих и твердых, как камень, объятий ставшего ненавистным мужа. Не натыкаться на взгляд Розали, в котором ясно читалось «я же говорила». Не избегать Джаспера, чтобы тот не уловил ее тоску, боль и сожаления. И не объяснять Элис, почему у той стали возникать видения, в которых Белла пыталась покончить с собой. Чтобы просто наконец ее окутала блаженная темнота, а ее страдания, в которых никто кроме нее не виноват, закончились. «Так почему бы не сделать это прямо сейчас?» — вдруг подумала Белла и быстро села на месте. На нее внезапно снизошло странное вдохновение и решимость, ведь и впрямь… Почему бы и нет?.. В доме никого не было, кроме нее, а Джейкоб и Ренесми были на улице, настолько занятые друг другом, что ничего и не поймут, поэтому…

***

…бензина в гараже было предостаточно ввиду большого количества машин в доме, чем Белла и воспользовалась. «И зачем только Эдвард все эти годы назад пошел к Волтури, когда есть столько других способов покончить с собой?» — поразительно спокойно подумала она, методично поливая горючим старый «Вольво» мужа. Эдвард упорно продолжал таскать за собой эту машину, хотя больше на ней и не ездил. Куда уж ему?.. Каллены ведь ездят только на лучших машинах, а серебристый «Вольво» уже давно устарел. Если честно, то Белла специально выбрала именно эту машину из мелкой мести за свой старенький грузовик, который, она была уверена, именно Эдвард сломал все эти годы назад, чтобы подарить ей тот безвкусный Ауди с пуленепробиваемым корпусом и стеклами. Ее «Шевроле» был для нее, как лучший друг, а ее муж столь безжалостно его убил. Это была одна из многих вещей, которые Белла ему так и не простила. Наконец она опустила пустую канистру, и быстро сложив оставшиеся тары бензина на заднее сидение, а те что не влезли, сунула в багажник, для верности, так сказать, схватив спички, без колебаний села за руль. Как ни странно, Белла не боялась того, что собиралась сделать. Наоборот, ее решимость росла, а уверенность в правильности своего решения все сильнее крепла. «Наконец я хоть раз в жизни сделаю что-то правильно», — самоуничижительно подумала Белла, вспоминая все те неверные в корне и просто глупые поступки, которые совершила за все время своего существования. Она сделала глоток ненужного ей воздуха и, откинувшись на спинку кресла, вынула из коробка спичку, после чего смело той чиркнула по ленте для розжига. — Прощай, прощай, Изабелла Каллен, — прошептала она, на миг поморщившись от своего звонкого голоса, который ей осточертел, как и ее облик. Белла подняла горящую спичку, чувствуя непривычную легкость в руке, с которого заранее сняла громоздкое кольцо, еще при жизни ею ненавидимое, и смотря в дрожащие пламя, вспоминала. Родителей: милую, рассеянную маму, и скованного, но любящего папу, школьных друзей: стеснительную Анжелу, любопытного Эрика, настрыную сплетницу Джессику и даже приставучего Майка. Всех из них она растеряла из-за своей увлеченности Эдвардом и последующей драматичной депрессии, и, конечно же, стаю: строгого Сэма, веселого Квила и Эмбри, Джареда, придурка Пола, милого Сета и даже колючку Леа. Но больше всего Белла, как можно подробнее старалась вспомнить их с Джейком святилище. Их Тадж-Махал, так же известный как гараж Блэков. Боже, сколько хороших воспоминаний было связано с этим местом. Сколько часов просто болтая и потягивая теплую газировку, они провели в том гараже, пока Джейк чинил мотоциклы, которые она притащила ему. Какими глазами он на нее смотрел, когда думал, что она не видит… А еще Белла помнила вечер у костра, когда Билли Блэк рассказывал легенды племени, а она сидела, прижавшись к теплому плечу Джейка и завороженно их слушала, растворяясь в тягучем хрипловатом голосе вождя племени квилетов. «Я бы все отдала ради такого вечера, или одного визита в Тадж моей юности, где меня бы ждал Джейк со своей солнечной улыбкой и медвежьими объятиями…» — тоскливо подумала напоследок Белла и, прикрыв глаза, бросила себе за плечо спичку, прямиком на промокшее насквозь от бензина заднее сидение. После этого был лишь краткий миг боли, сладковатый запах ее паленой вампирской плоти и благословенная темнота. Без тягостных мыслей об упущенных возможностях и по глупости потерянной жизни, где могло еще быть столько всего, бесконечной тоски, поглощающей ее с головой, как океанические волны, и смеха, больно режущего по ушам и ее мертвому окаменевшему сердцу, обливающемуся метафорической кровью. Наконец-то.