Гниль

      Осень, 2008       В конце косого торгового ряда, обрамлённого полками, пластом валялась девушка. Уже мёртвая. Дима понял это сразу: по её неестественной позе и мелко дрожащей в колене ноге, по пустым закатившимся серым глазам-лунам, по наполовину снесённой голове. Из проломленного черепа по кафелю разливалась жидкая ароматная кровь. В сломанной шее девушки всё ещё что-то булькало и хрипело.       Над телом ссутулился гнилец. Он запускал руки в пульсирующий через неровное отверстие мозг; после нёс наверх подрагивающие пальцы и проталкивал их в щель между приоткрытыми губами. По острому подбородку текли бордовые сгустки, вместе с вязкой слюной выпадали непроглоченные кусочки мозга, которые смешались с походящей на гной жёлтой слизью.       Шальная мысль заставила Диму ярко представить, ощутить, как это сочное и пахучее месиво тёплыми комками стекает вниз по пищеводу, как разливается на языке солёно-сладкой жижей.       Мгновенно схватило тошнотой.       Издав приглушённый грудой звук, Дима согнулся. Желудок был пуст, но горло не переставало тщетно драть спазмами, язык вываливался из наполнившегося слюной рта.       Побрацкий закашлялся, сплюнул и через силу выпрямился. Тут же он схватился за обрез Оли свободной от топора ладонью.       Сейчас… сейчас сам всё закончит.       — Нет! Дима, нет! — тут же крикнула Душнова, изо всех сил вцепившись в рукоять, и рванула её на себя.       — Ёбнулась?! — Побрацкий сильно покачнулся и чуть не навалился на Олю, но обрез не отпустил, попытался вырвать его снова.       Не став медлить, Оля наотмашь ударила Диму по щеке раскрытой ладонью. Хлёсткий хлопок разнёсся по пустому магазину, будто бы кожа на лице лопнула на два неравных лоскута. Дима зажмурился, зашипел, сделал шаг назад. Чтобы Побрацкий не повалил полки, Душнова схватила его за грудки и удержала на месте.       — Олежа.       — Что?..       — Это Олежа! — срывающимся шёпотом выпалила Оля. Её потряхивало.       Дима перестал дышать.       Он резко обернулся на гнильца.       Кровь. Много свежей крови. Кашица из мозга, капающая из потрескавшегося рта. Пустые бельма глаз, подёрнутые туманом смерти, и впалые щёки с острыми ножами скул. Серая кожа, по которой чёрной паутиной раскинулись венки и сосуды. Дурацкий грязный костюм. Незабудки из папье-маше в лацкане. Тёмные кудрявые волосы.       Диму пробил холодный пот. В правое плечо, на котором он несколько месяцев назад нёс гроб, будто бы выстрелили ледяным осколком.       И правда.       Олежа.

***

      Оставлять его здесь нельзя. Если его кто-нибудь встретит, то точно убьёт, размажет по полу начавшие гнить внутренности черепной коробки. И всё, что ждёт в конце, — погребальный костёр; сожжение меж такими же восставшими трупами. Почти кремация. Прямо как он и хотел.       На размышление было не так уж много времени.       Когда Дима подкрался сзади, Олежа уже стоял на четвереньках, припадая ртом к отверстию на голове девушки. Изредка он помогал себе пальцами: зачерпывал норовившие выскочить склизкие кусочки и толкал их в рот, плотно закрывая его ладонью, и с утробным булькающим звуком пытался глотать. Однако когда рука отнималась от губ, большая часть вываливалась обратно и капала на лицо девушки, путалась в прядях коротких бордовых волос, пачкала её одежду, падала в устилавшее пол море крови, образуя островки.       Дима склонился и резко придавил горло Олежи древком топора, которое удерживал с двух концов. Выпрямился. Тут же обдало запахом крови, мертвечины и дерьма. Кислой гнили. Дыхание перехватило. Вонь застряла в воздухоносных путях. У груди, будто в эпилептическом припадке, забилось твёрдое тело. В щёку ткнулись кудри.       Олежа закинул голову назад, на плечо Побрацкого. Хрипло закричал. Короткие ногти с забившейся под ними грязью вцепились в топор. Истошно царапали гладкую ручку. Душнов… его обезумевшее тело мотало головой. Силилось схватить зубами хоть что-то. Дёргало всеми конечностями и с надрывом орало.       Приходилось вдавливать древко в тонкое горло сильнее.       Дима, сам того не осознавая, пытался различить в вопле хотя бы отдалённо знакомые нотки голоса Олежи.       — Не удави его, — дрожащим и высоким голосом сказала Оля, быстро пошла в сторону складского помещения. Она то и дело оглядывалась назад. Не выпускала из вида Диму, который с силой волочил упирающийся труп её брата.       До нужной цели метров пять, но на деле они растянулись в жестокую бесконечность. У Побрацкого уже отнимались ноги. Волнение вытеснило из груди всё её наполнение. Создало там вакуум с гулко стучащим сердцем.       — Дима. Димочка. Ещё чуть-чуть! Вот так!       Сам Дима проглотил наждачный язык.       В складском помещении — тяжёлая дверь, ведущая в глубокий холодный подвал. Оля подскочила к ручке и с усилием потянула за неё. В открывшемся проёме показалась кромешная мгла. Свет выхватывал только первые несколько бетонных ступенек, которые спускались вниз.       Дальше — чернота.       Побрацкий разжал руки. Со всей силы толкнул Душнова в подвал.       За грохотом захлопнувшейся двери никто не услышал звука Олежиного падения.       Закрытый Олей замок хрустнул переломанными костями. Заскрипел передвигаемый тяжеленный стол. Собрал под собой волнами дешёвый линолеум-клеёнку.       Как только стол громко стукнулся о запертую дверь, Дима, помогавший толкать его, повалился на колени, хватаясь пальцами за край столешницы. По шее стекали вылетевшие изо рта Олежи шматки, они быстро начали впитываться в ворот футболки. Дима взмок. Зажмурившись, он уткнулся в своё предплечье с такой силой, что перед вдавленными глазными яблоками поплыли алые круги. Кроме дрожи не осталось ничего. Вместе с Олежей в чёрный склеп подвала были скинуты и последние силы.       Оля положила на подрагивающее плечо Димы крепкую ладонь, склонилась ближе, желая то ли сказать что-то, то ли обнять, но не успела.       — Даже лицо его не рассмотрел.       — Дим…       — А?       — И не надо тебе было.       Из глубины подвала послышались приглушённые крики и грохот. Дима едва приподнял лицо и повернул его к Оле:       — Глупость мы сделали. Да?       — Нет?.. Н-не знаю.       На поясе Душновой с громким шуршанием затрещала рация.       — Отряд 54, как слышно? Приём.       Оля дёрнулась и напоследок сжала плечо Димы покрепче, а потом тут же вылетела из подсобки в торговый зал магазина, чтобы доложить о смерти Юли и о том, что объект зачищен. Все до одного гнильцы перебиты.