Проснись

      Олег любил Сережу. Любил с самого детства, любил с момента, как научился любить. Сережа долго пытался придумать любой ярлык их отношениям: братья, друзья, товарищи, любовники, а Олег просто любил, не задаваясь вопросами наименований. Они выросли вместе, были друг с другом всегда, расставались надолго лишь однажды, когда Олег уезжал служить. Но и тогда Сережа ездил к нему в часть два раза в месяц по семь часов в плацкарте. Олег каждый раз ждал, что Сережа не приедет, но он приезжал. Письма не писал никогда, но приезжал. Олег определенно любил Сережу.       Но Олег определенно не мог терпеть Птицу. Он не понимал природу Птицы, но осознавал, какие проблемы это существо доставляло Сереже. Птица появлялся с самого детства, в восемь лет он заставил Сережу сбежать из детдома, после того, как уборщица, заменившая Разумовскому материнскую любовь, скончалась.       Олег понял, что Птица приходил тогда, когда случалось что-то плохое. Когда Олег не справлялся. Однажды в двенадцать лет Сережа угодил в отделение полиции за драку в самом центре города, и ничего не помнил, потому что виноват был Птица. Олег тогда обманом вытащил Разумовского.       Чем они становились старше, тем реже появлялся Птица. Лет в тринадцать Птица приходил после плохих результатов за контрольную, после особо обидного издевательства со стороны одноклассников, после ссоры с Олегом. Потом Птицы не было целых три года, Олег расслабился, успел позабыть о нем. Волков был счастлив, что Сережа смог немного пожить в одиночестве со своим телом.       Сережа редко что помнил после прихода Птицы. Иногда воспоминания проскальзывали обрывками, особо яркие моменты наоборот впечатывались в память надолго.       Олег научился определять Птицу по взгляду, по движениям и по походке еще до того, как он открывал рот, чтобы сказать какую-то гадость. Птица был ужасным, несобранным, повиновался моментальным решениям, совсем не подходил Сереже.       И еще Птица ненавидел Олега. Во время каждого своего появления, он старался создать Волкову, как можно больше проблем. Однажды Птица набил на теле Сережи слово "Ворона" иголкой и чернилами из ручки, только чтобы заставить Олега нервничать. Потому что Птица знал, куда надавить.       - Я оставил тебя, - Олег держал лицо Сережи, - без сомнения это был Сережа, - и говорил быстро, четко. - Прости, прости меня. Я оставил тебя, если ты когда-нибудь сможешь простить меня, прости.       - Олег? Олежа? - Сережа хватался за его шею, цеплялся холодными пальцами за волосы и смотрел пронзительно, в уголках глаз стояли слезы. - Это правда ты?       - Я, это я, Сереженька, - Олег не смог сдержаться и поцеловал в нос, смотря как Разумовский начал дрожать, истерика подступала к горлу.       - Потом нацелуетесь! Потом! - в двери стоял еще один наемник с маской на лице. - Волков, забирай его и уходим!       Они выбрались из больницы. Сережа сначала пытался идти сам, но дрожащие ноги переставлялись медленно, поэтому Олегу пришлось взять Разумовского на руки. У Олега и сомнений не было, что во всем виноват Птица. Волков мысленно карал себя самыми ужасными браными словами на всех языках, что знал, за то, что оставил Сережу, бросил его в такой ответственный момент. Чертова гордость!       Сережа повесил в комнате зеркало, большое, во весь рост. Так его научили в больнице. Птица в зеркале не отражался, а люди отражались. Олег отражался. Волков мог наблюдать испуганный взгляд Разумовского, который метался между ним и зеркалом, когда Олег заходил в комнату.       Олег был поражен подлостью Птицы. Птица кричал ему в лицо, что ненавидит Волкова, убьет его при первой же возможности, вырвет сердце голыми руками и отрежет голову по кусочку. Олегу было до боли где-то внутри неприятно слышать такие слова из губ, которые он целовал бесчисленное количество лет.       - Ты был мне нужен, - сказал как-то раз Сережа, ложась головой на колени Волкова.       - Знаю, - ответил с сожалением. - Ты когда-нибудь сможешь простить меня?       - Наверное, я уже простил, - Олег зарылся рукой в короткие волосы Сережи, а потом нащупал на шее следы от уколов. Должно быть, это были успокоительные. Или что-то похуже. Сережа никогда не говорил, что происходило в больнице.       - Пока я рядом, Он никому не причинит боли. Обещаю, - Олег шептал, гладил затылок и спросил одними губами: - Будешь отращивать волосы?       - Олег, - Сережа не услышал вопроса и резко поднял голову. Он сел рядом, поджал под себя ноги и выпрямился. Взгляд на секунду по рефлексу скользнул к зеркалу. - Олег, пообещай мне кое-что. Пообещай, что сделаешь. Это мое самое большое желание.       - Обещаю, - сразу ответил он. Олег всегда был готов выполнить любую работу для Сережи. Все, что мог.       - Если он вернется, убей меня, - и предрекая уйму вопросов, Сережа схватил Олега за плечи и посмотрел в глаза. - Я не смог сделать это сам. Просто не смог, ни разу. А ты сможешь. Выстрели мне в висок, чтобы сразу и не больно.       - Нет, - Олег замотал головой. Сережа смотрел на него глазами ребенка, который нашел божью коровку и стремится поделиться находкой. Он говорил о самоубийстве просто. Как о том, что надо купить еще шампанского.       - Пожалуйста, Олежа, - Сережа сложил руки в молитвенном жесте. - Только ты сможешь. Ты спасешь не только меня, но и многих-многих людей. Он каждый день в больнице говорил мне об ужасных, изощренных фантазиях, об убийствах детей, о пытках, о...       - Хорошо, - сказал Олег, прекрасно понимая, что соврал. Он никогда не сможет поднести пистолет к этой прекрасной, светлой голове. А если и сможет, то сразу же последует за ним.       Они больше не возвращались к этому вопросу. Сережа все больше и больше открывался Олегу. Они спали вместе, ели, буквально ходили вместе в туалет. Не расставались дольше, чем на четыре часа. Олег понимал, что это ненормально, они ненормальные, но чувствовал себя невероятно счастливым рядом с Разумовским. Особенно, когда Олег целовал дрожащие сухие губы, а Сережа начинал плакать, беззвучно и пряча лицо в ладонях.       - Знаешь, - Сережа водил ногами в воздухе. Халат развязался, на тумбочке стоял один пустой бокал и почти полный. Олег лежал рядом и приводил мысли в порядок. С Сережей каждый раз заканчивался взрывом в голове и в душе, даже спустя столько лет.       - Что? - спросил, отдышавшись.       - Я изменял тебе. С ним, - слова давались с трудом. Сережа взял полный бокал и немного отпил.       - Что? - Олег старался говорить без осуждения. Он не понимал, как такое возможно.       - Я думал, что это ты. Черт, я раздвигал перед ним ноги чаще, чем перед тобой, - он пьяно хихикнул, забираясь на грудь Олега. Тот лежал смирно и ждал продолжения речи. - Сначала, я думал, это ты после дембеля наконец до живого тела добрался. Помнишь твой первый дембель? Я три дня пропустил, не считая двух выходных... Ну, вообщем. Я думал, что ты просто хочешь наверстать упущенное. Но потом... Он стал делать мне больно. Не знаю, как это выглядело со стороны, как это вообще возможно, но он делал мне больно и страшно.       - Если не хочешь, можешь не продолжать, - прервал Олег. Он расчесывал пальцами рыжие волосы, иногда проходился ладонью по теплой щеке. Сережа говорил с грустной улыбкой, делал небольшие глотки шампанского и водил пальцем по шрамам Олега.       - Он связывал, бил меня, - Сережа сделал большой глоток. - Теперь я понимаю, что это все было в моей голове, но тогда... я списывал все на ПТСР или как эта штука у военных называется. Даже привык. Он резал меня, неглубоко, но до крови. Это было не только в моей голове, я видел утром порезы. Мне не хотелось думать, что у тебя появились такие пристрастия, но... это же был ты, я думал: у него точно есть оправдание, веский повод так со мной поступать.       - Хватит, - прервал Олег. Он не мог это слышать, было невыносимо представлять Сережу одного на их кровати, обнаженного и наносящего себе порезы. Девчонки в детдоме занимались чем-то подобным, но никому не говорили, стеснялись и прятали руки. Олег представил Сережу, который пытается дрожащими руками надеть белую рубашку, а кровь проступает сквозь нее. Волкова прошибло от кончиков пальцев до затылка холодной молнией.       - Олеж, - Сережа поцеловал его по середине груди. - Поэтому я прошу тебя: если он придет, то застрели меня. Положи этому конец. Так будет правильно.       Олег промолчал.       Дни шли. Олег чувствовал жизненную необходимость делать Сереже хорошо. Он носил ему любимое шампанское, клубнику, шоколадки и батончики, от которых у Разумовского поджимались пальцы ног. После того разговора Олег чувствовал еще больше ответственности перед маленьким гениальным мальчиком.       Сережа мог заснуть только после того, как Олег обнимал со спины. В тот раз тоже было так. Олегу это нравилось настолько, что он сам себе не признавался. Только чувствуя под ладонями ровно сердцебиение и спокойное дыхание, зарываясь носом в отросшие волосы с запахом персикового шампуня, Волков мог спать спокойно.       Утром Олег сразу почувствовал, что что-то не так. Сережа отстранился от него, лег на другую половину кровати, подпер голову рукой и смотрел. Смотрел на спящего Олега.       - Что такое? - спросил Волков, протирая глаза.       - Ты так мило спишь, волчонок, - произнес. Олег сразу понял по тону, что это Птица. Птица лежал с ним в одной кровати и смотрел игриво, будто они старые любовники, замыслившие ограбление века.       - Уходи, - Олег упал на подушку спиной и потянулся рукой к тумбочке.       - Уходи? - повторил Птица. - Ты меня выгоняешь? Тогда, пожалуй, я действительно пойду. - он поднялся с кровати, но был остановлен Олегом.       - Уходи из него, - Волков схватил за руку, а во второй сжимал пистолет. Он не собирался исполнять обещание, данное Сереже. Только припугнуть Птицу.       - А то что? - Птица вернулся в кровать и лег поверх одеяла. Сережа ложился спать без одежды, поэтому и Птица был обнажен. Но в каждом, даже самом маленьком движении виделась непохожесть с Разумовским.       - Сам видишь, - Волков покрутил пистолет в руках.       - Это травмат, - Птица хмыкнул и неожиданно потянулся к Олегу, заставляя его упереть пистолет в подбородок Птицы. - Да и разве ты убьешь своего ненаглядного? А вдруг рука дрогнет, и ты сделаешь Сереженьку овощем? Ненадежное оружие ты выбрал, видно, что стрелять не намерен.       - Я привяжу тебя к кровати и не выпущу, пока ты не свалишь, понял? - Олег собирался встать, но Птица изменил его планы. Он ловко, в одно движение сел на бедра Олега, пока тот продолжал держать пистолет у виска Птицы.       - Привяжи, - Птица немного поерзал и закусил губу, подражая Сереже. - Можешь даже разок-другой трахнуть. Мы этому нытику ничего не скажем. - Птица нагнулся так, чтобы лицо оказалось напротив лица Олега.       - Чего ты хочешь? - Олег сильнее надавил пистолетом на висок Птицы.       - В данный момент я хочу тебя, - Птица наклонился еще ниже, чтобы расстояние между их губами снизилось до минимально допустимого. Олегу был отвратителен Птица всеми фибрами души, но на тело Сережи его реагировало по привычке.       - Убирайся вон из его головы, - Олег сам не понимал, почему не оттолкнул. Почему не нажал на курок, когда Птица поцеловал его. Он тут же отстранился и расхохотался, противно, неестественно, совсем не как Сережа. А потом, совсем как Сережа, немного поерзал. Олег от неожиданности отстранил пистолет от виска Птицы.       - Ты думаешь, я не знаю, как сладко и ванильно вы трахаетесь? - Птица водил пальцами по груди Олега, слегка царапая ногтями. - Поцелуи, никаких укусов, самый банальный отсос, растягиваешь это тело так, словно хочешь в него руку по локоть засунуть. Неужели вам даже не скучно?       - Не скучно, - подтвердил Олег с полной уверенностью своих слов.       - Не скучно. - в след повторил Птица. - А мямля уже рассказал, как нам с ним было "не скучно"? Со мной ему было хорошо, он кричал до сорванного горла и просил быть еще грубее.       - Ты изнасиловал его, - Олег прекрасно понимал, что Птица провоцирует. Гнев застыл в крови, челюсть сжималась до боли, но Волков старался держаться, он не мог причинить боль Сереже. Его светлому и доброму Сереже, внутри которого сидел грязный монстр.       - Я исполнил все его грязные мечты, - отмахнулся Птица. - Ты же не знал, что он хотел, чтобы ты просто подошел к нему сзади и трахнул. Без спроса. Без вопросов. Я делал то, что ты не смог. На что у тебя не хватило силы... А может, ты недостаточно сильно любишь этого хлюпика?       Олег не мог больше это слушать. Птица бесстыдно оглядывал комнату, делая поступательные движения на бедрах Олега. Пытался завести его. Волков не мог этого допустить.       Олег резко скинул с себя Птицу, и тот полетел на пол. Оказавшись на полу, Птица, почему-то, засмеялся. Смеялся громко, приложив руки к животу. В смехе было что-то от Сережи, но ноты были совершенно другие, безумные. Олег быстро натянул трусы, которые ровно висели на спинке стула, и подошел к Птице, сжимая пистолет в руке.       - Уходи, - повторил он, направляя дуло между глаз Птицы. Одну ногу он поставил на грудь Птице, чтобы тот не мог сдвинуться.       - Давай, наступи на меня, сильнее, папочка, - Птица вытер уголки глаз, где образовались капельки слез из-за непрекращаюшегося смеха.       - Исчезни. Немедленно, - Олег тяжело вздохнул через нос и проглотил комом ярость. Он не мог сделать Сереже больно. Даже когда в его теле господствовал монстр.       - А с чего ты взял, что я должен исчезнуть? Может, это мое тело, а твоя нюня - жалкий паразит? - Птица схватил Олега за лодыжку и потянул на себя. Волков смог устоять.       - Пошел вон, - так же холодно повторил Волков.       - Волчонок, - поворковал Птица. - Волченок, я же тебе больше нравлюсь, чем нытик? Я могу позволять себе убивать тех, кто тебе не нравится. Ты же хочешь отомстить мусорам, что поместили задрота в психушку, хочешь отомстить врачам, я позволю. Убивать любым оружием, я куплю тебе, я знаю все его пароли от счетов. Я могу позволить тебе делать со мной всё, что хочешь. Хочешь связать меня, бить плетью и трахать бутылкой? По глазам вижу, что хочешь. Ты такой же жестокий, как я, волчонок. Знаешь сам.       - Ты ошибаешься, - Олег схватил его за волосы и был готов ударить голову об пол.       - Не-е-е-т, - протянул Птица. - Ты хочешь причинять другим боль, тебе нравится причинять другим боль. Я знаю. Ты знаешь. И зануда знает.       - Может быть, - Олег усмехнулся. - И я выбью тебя из Сережи. Он простит меня, а ты уйдешь. И не вернешься.       - Я никуда не уйду, - Птица расплылся в улыбке. - Я никогда никуда не уйду. Я родился в один день с Сергеем Разумовским и умру в один день с ним. Мы связаны, а вы нет. Ты никогда меня не прогонишь.       - Возможно, ты прав. Но я попытаюсь, - Олег ударил голову Птицы об пол.       Олег не знал, сколько они провели так. Птица смеялся, но не защищался, позволял выкручивать руки, заламывать ноги и делать больно. Волков уже начал сомневаться, что он испытывает боль, но потом услышал стон, сквозь залитые кровью зубы. Птица цеплялся за реальность, Олег понимал, что близок к выполнению цели.       - Не спросишь, как я трахал его? - Птица сплюнул на пол и посмотрел в глаза Волкову. - Мы в одном теле, у нас, к сожалению, один член на двоих.       - Мне это не интересно, - Олег приложил об затылок пистолет.       Птица тихо ойкнул и закрыл глаза. Олег отложил пистолет и взял легкое тело на руки. Он осторожно положил тело на стул и нежно, несильно закрепил руки на подлокотниках. Если Сережа очнется, то Волков сразу сможет его развязать, а если очнется Птица, то Олег затянет потуже.       Олег просидел с телом минут сорок, успел наконец одеться. Волков очень надеялся, что Сережа никогда не узнает, чем Олег занимался на войне, что он освоил искусство пыток, но теперь узнает. Олег хорошо знал человеческое тело, знал, как сделать по-настоящему больно; как заставить даже закаленного сороколетнего мужика плакать, как маленькая девочка; как убить человека, не оставив внешних признаков. Он ничего не использовал с Сережей, не сделал ему так больно, как мог. И очень надеялся, что Сережа простит его.       - Олеж? - раздался хриплый голос. Олег сразу повернул голову, теперь на стуле точно сидел Сережа. Взгляд носился по комнате.       - Зеркало, - указал Олег. Сережа увидел, что он отражается, но не стал расслабленно выдыхать, как обычно. Разумовский боялся, поэтому Волков сразу развязал его.       - Это ты сделал? - Сережа с дрожью осмотрел свои запястья с синяками и собственное лицо в зеркале.       - Да, прости меня, - Олег встал на колени и прикоснулся к синякам на ногах. - Он пришел. Я прогнал его.       - Да? - Разумовский осмотрел его. Он боялся, произошло самое худшее, что могло. Олег понимал, что Сережа снова начнет закрываться от него, но надеялся на понимание. - Почему ты не убил меня, как я просил? Без боли.       - Я не смог, - признался Олег.       - В следующий раз ты должен меня убить, - с уверенностью сказал Сережа. Он боялся, но заглядывал в глаза Олегу, искал понимание и хотя бы скупой кивок.       - Следующего раза не будет, - Волков был уверен, что говорит правду.       - Олеж, - Сережа потянул руки к Олегу, как маленький ребенок тянет руки к маме, когда хочет на ручки.       Волков взял его на руки и отнес в ванную. Сережа прижимался к нему, дрожал, а по щекам текли слезы. Олег понимал, что он сделал больно, по-плохому больно. Как обещал никогда не делать. В детстве, когда Олег бегал драться за него, и однажды ударил Сережу по плечу, и тот упал с лестницы. Полтора месяца Разумовский ходил в гипсе, а Волков пообещал никогда не трогать друга.       - Спасибо, - тихо сказал Сережа, когда вода полилась на голову, смывая кровь. Олег поместил его в ванную, а сам стоял вне и вытирал его тряпкой, нежно и аккуратно. Было не много крови, но суставы были сильно повреждены.       - Не за что, - Олег улыбнулся и провел пальцами по холодной щеке. - Я же не выполнил твою просьбу.       - Спасибо, - Сережа кинулся к нему и обнял мокрыми худыми руками прямо сквозь одежду.       Они так и стояли, пока вода лилась. Сережа дрожал, боялся, ему было больно, но он не переставал обнимать Олега. Тот размерено водил пальцами и спине, через которую просвечивались позвонки.       - Умирать не страшно? - прошептал Сережа.       - Не знаю, - ответил Олег. - Надеюсь, я узнаю об этом первым.       - Ты делаешь меня счастливым, - Сережа говорил абсолютно честно, откровенно, от самого сердца.       - Ты совсем замерз. Давай сделаю воду потеплее, - Олег разжал объятия и потянулся к крану.