Охота на Лешего

Плохо — это когда попал в аварию, ударился головой и ничего не помнишь. Очень плохо, когда к этому всему прибавляется привкус медикаментов во рту, головная боль и тошнота. А ещё холод, болезненное покалывание в руке и, режущая слух, отвратительно-неприятная музыка, доносящаяся из хриплого динамика откуда-то сверху. Стоит добавить к этому яркий свет, мешающий открыть глаза и слабость во всём теле, будто при тяжёлой болезни. Хотелось пить и голова нещадно гудела в такт этой ужасной музыке. Там что, кому-то весело? Хотя под такую сложно веселиться — долбёжка подобно стучащему молотку с огромной скоростью. Наверное, сейчас такая популярна в молодёжных клубах, иначе зачем вообще такое сочинять? Оксана невольно заёрзала и замычала, слушать это было невозможно, да ещё и так громко. Только вот пошевелиться не получалось — что-то мешало. Одна попытка, ещё. Никаких результатов. Тогда к Амелиной полностью вернулась память — таранящая их машина, переворот в кювете, её вытащили первой и несли куда-то на руках. Дальше — темнота. — Выключите это, — прошептала Оксана не оставляя слыбых попыток выбраться. Память вернулась, но осознание плачевной ситуации запаздывало. Ещё не понимала, где она и что с ней, но в тот момент, когда её всё же кто-то расслышал и выключил эту ужасную пытку для слуха, и наступила тишина, стало необъяснимо страшно. Сжатые веки в миг распахнулись, несмотря на боль. Глаза ещё не привыкли — очень светло. Она чувствовала чьё-то присутствие, однако никого не видела. В поле зрения — комната, похожая на процедурную советского образца. Хотя нет. Осознание пришло так быстро, словно пуля, пробивая сердце насквозь. Это не процедурная и не палата. Такой интерьер был только в операционных и моргах. Оксана дёрнулась в страхе, даже не в силах закричать. У её постели стояла капельница, сверху светил операционный светильник, продолжая её слепить. Девушка не могла рассмотреть на пакете название вещества, поступающего в её вену на левой руке, но это лишь была попытка отчаяния — любой препарат можно ввести в пакет беспрепятственно и смешать его с исходным раствором. Там могло быть что угодно. Она снова дёрнулась и посмотрела на свои руки. Ремни. Старые коричневые ремни, которыми привязывали пациентов к кровати, надёжно удерживали девушку на операционном столе. Ещё немного и у неё начнётся паника. Она судорожно хватала воздух от страха за собственную жизнь. В попытках отчаяния пыталась выбраться из ремней, но ничего не выходило и становилось только больнее. Чувство, что она здесь не одна, так и не отпускало. Кто-то выключил лампу. И вообще, для чего она была включена? Оксана критически осмотрела себя — она была в белом платье с открытыми плечами. Очень похожим на то, в котором она была на фотосессии Ильи. Даже слишком похожим. Осознание, что её переодевал и трогал этот урод будто въелось под кожу. Стало противно. Что он мог с ней делать, пока она была без сознания? И что за препарат в неё поступал мерными, прозрачными каплями? Швов и ран она на себе не чувствовала, за исключением ссадины на лбу. Она прекрасно помнила, когда её получила, ведь она была не пристёгнута и сразу вылетела вперёд при ударе. Оксана продолжала себя критически осматривать. Руки болели, и сначала ей показалось, что от ремней, то потом увидела у себя две абсолютно одинаковых бинтовые повязки на запястьях и выше, напоминающие те, что делают при вскрытии вен. Стало ещё страшнее, потому что причина не ясна — для чего нужны такие порезы. Наконец-то в поле зрения вошёл человек. Оксана даже сперва не поверила своим глазам — перед ней та девчонка, которую когда-то Тихонов нанимал от скуки. Это было уже больше десяти лет назад и сейчас перед ней уже взрослая женщина, но разговоров об этом было очень много и припоминался ему этот «кадр» едва ли не по сей день. Выглядела она всё так же хорошо: отличные формы и одежда, подчёркивающая их; волосы были собраны на затылке заколкой, представляющей собой бант из чёрного бархата, а светлые локоны спадали по плечам. — Так это ты, — прошипела Амелина, оценивая блондинку взглядом. — Ты — сообщница. Я должна была догадаться. — Но не догадалась, — с ноткой радости ответила Ирина, явно довольная собой. Огромный поток ругательств пронёсся в голове Оксаны, но что она могла сейчас ей сказать? Попытаться образумить? Попытка — не пытка, конечно, но дело гиблое. Там мозги промыты капитально. — Что это? — Старлей указала головой на капельницу. — Не беспокойся, это физраствор, — спокойно пояснила девушка. — Тебе нужно восстановиться. — Допустим. А музыку зачем врубила? Ты слушаешь этот ужас? — Это он попросил, — голос Ирины был странный. Он был мелодичный, но в то же время она говорила будто по заданной программе, точно зомбированная. — Не хотел, чтобы ты раньше времени услышала лишнее. Смирнова посмотрела на Оксану с ног до головы и собралась уйти. — Эй! — крикнула Амелина ей вслед. — Стой! У неё было ещё так много вопросов. Когда массивная дверь захлопнулась, стало ещё страшнее. Теперь она совсем одна, со своими страхами и непониманием, что делать дальше. Однозначно — выбираться. И скорее всего тогда, когда будут отстёгивать от ремней. Из них выбраться не удастся, да и пока нужно поберечь силы. Было ощущение, будто она потеряла много крови. Очень хотелось пить, а эта дура молча развернулась и ушла доложить, что она очнулась! Без слепящей лампы над головой с обычным светом было куда лучше. Оксана осмотрелась: классическая операционная — всё чисто, присутствуют ультрафиолетовые лампы, столы для инструментов и даже монитор! — Охренеть! — выдала Оксана, рассматривая своё место заточения. Слишком богато для его способа убийства. Одно дело использовать такую оснащённую операционную для трансплантации органов или других нелегальных дел, как подлатать криминальных элементов после очередной разборки, изменения внешнего вида для побега и прочего. А когда человек оснащает скорее всего какую-то брошенную больницу в глуши, делает в ней ремонт и полностью её обустраивает только лишь для того, чтобы реализовать себя как убийца с нестандартным почерком, то это наводит на мысль, что это слишком сильно, даже для такого психопата, как Леший. Если задуматься, то Оксана могла бы обратить особое внимание на ряд странностей в его поведении и уже тогда начать принимать меры, но они были слишком невелики, чтобы начать строить подозрения. Илья был когда-то немного застенчивым и добрым человеком. Она не видела в нём садизма по отношению к другим. Они практически не разрывали связь после школы, лишь на какое-то время во время учёбы в университете, но тем не менее общение не прекратили. Она лежала, смотрела в потолок и думала, когда именно всё пошло не так. Убивать он начал более двух лет назад, если верить той найденной первой жертве, только теперь начинало казаться, что всё было несколько иначе. Первый раз он убил гораздо раньше, ещё давно, когда Оксана стремительно уехала поступать в школу милиции, добровольно разрушив все свои планы по поступлению в Бауманку после смерти отца. Ему казалось, что она бросила его и тут он выместил впервые всё зло на ком-то другом. И после этого он затаился. Ему понравилось, но было страшно. Амелина строила планы, что, когда выйдет отсюда, обязательно найдёт ту, с которой он расправился гораздо раньше, исключительно для себя. Потом, когда они возобновили общение, прошло несколько лет. Больше так надолго они не расставались. Он всегда был рядом, поддерживал, когда случалось что-то плохое, слушал её рассказы о работе и, видимо, запоминал. Оксана никогда не распространяла что-то секретное, но могла поделиться какими-нибудь интрижками, интересными или пугающими случаями, которые обязательно надо проговорить, чтобы отпустить. Он всегда слушал её. Это был самый внимательный слушатель. Вдруг у девушки возникло одно смутное воспоминание, чем-то даже похожее на сон. Оксана старалась погрузиться в него, будто в бездну сознания, но картинки были такими размытыми, словно действительно были покрыты толщей воды. Нужно постараться вспомнить, начать прокручивать цепочку событий от самого начала, чтобы она привела к концу. Илья заботливо поставил чашку чая перед Оксаной, что сидела на диванчике, поджав ноги к груди и смотрела в одну точку. Парень остался в стороне и старался не поддерживать её как-либо тактильно, как привык. Теперь ей ещё долго не захочется любых мужских прикосновений. Она рассказала ему всё, не представляя, что делать дальше, пришла к нему за поддержкой и советом. Доверилась. У неё не было близких подруг и она не знала, что делать в таких случаях, но у неё всегда был Илья. — Надо писать заявление в полицию, — осторожно сказал он, наблюдая за реакцией. Оксана лишь горько усмехнулась. С момента изнасилования прошло больше суток, ей вряд ли кто-то поверит. — Его отмажут, — абсолютно безжизненным голосом сказала она, лишённого всех эмоций и красок. Больше не было той яркой и открытой Оксаны — перед ним сидела девушка во всём черном, будто несла траур по самой себе. — У него отец военный. — Ты хочешь оставить это безнаказанным? — вкрадчиво спросил Берестов, проверяя её реакцию на слова. Оксана молчала. Что ей оставалось делать? Придавать всё огласке, слушать придирки следователя из серии «что ж ты сразу не пришла» и «небось денег хочешь срубить», и терпеть позор, когда его вину ожидаемо не докажут? На суде огласят, что они выпивали, танцевали и всё было по обоюдному согласию. Об этом будут знать все родственники, друзья, однокурсники и тыкать пальцем, мол, добилась своего, провоцировала мужиков своей откровенной одёжкой. Ей оставалось только пережить это и заручиться поддержкой Ильи, потому что больше она не хотела никому об этом говорить. И ему бы не сказала, но он почувствовал, что что-то с его подругой не так и настоял. — Хочешь, чтобы он дальше жил как ни в чём не бывало? Клеил тёлок, бухал и радовался жизни? — он остановился и продолжил уже чуть тише. — Как минимум, ему надо её подпортить. Как минимум. Ты не должна страдать одна, понимаешь? Оксана вскочила. Не было сил это слушать. Он даже не понимает, о чём говорит! Обратившись в полицию, она подпортит жизнь и себе, хотя куда уж ещё хуже. — Ты подумай, — его елейная интонация проникала в самый мозг и девушка не смогла находиться с ним дальше, пулей выскочила из квартиры, набрасывая джинсовку на ходу. Подумай! А разве она об этом не думала? Её мысли только и занимало то, что ей грязно воспользовались, а насильник продолжает жить себе как ни в чём не бывало! Оксана не помнила, как дошла до дома. Этот разговор зародил в ней мысль, что с ней так нельзя. Что он должен ответить за то, что сделал. Он должен знать, за что ему мстят, должен видеть её глаза. Она не оставит это так. Она должна… Подобные мысли не давали ей спать ночами, душили, словно горечь, мешали жить своей навязчивостью и не отпускали ни на секунду. Стоило прикрыть глаза, как она отчётливо видела перед собой картину, будто теперь он просит её о пощаде. Теперь ему страшно, теперь в её руках нож. Поначалу эта фантазия казалась пугающей, но при очередных тяжёлых воспоминаниях, она постепенно закреплялась в голове, стала ночной фантазией отмщения тому, кто жил дальше, а она, увы, нет. Она осталась в том дне, прокручивая его раз за разом и понимала, что тогда не могла ему противостоять, но после… После она могла сделать с ним всё что угодно. Оксана не помнила, как собиралась с ним на встречу и даже почти не помнила, как взяла с собой огромный кухонный нож. Не помнила дороги до его дома, но порой в её сердце отдавался тяжёлый стук её шагов по лестнице до квартиры, где всё случилось. Она шла туда будучи решительно настроенной, но соседка, сообщившая, что золотой мальчик уехал в другую страну прогуливать деньги родителей там и уже не вернётся. Эта новость разбила ей сердце не от того, что она не смогла отомстить, а от того, что именно она собиралась с ним сделать и сделала бы, если бы только он оказался дома. Что он так легко сломал её, а она не смогла восстановиться и жить дальше. Но теперь, похоже, ничего другого ей не остаётся. Оксана не заметила, как начала плакать. Воспоминания были слишком болезненны. В то время, когда все однокурсницы влюблялись и строили планы на совместное будущее со своими вторыми половинками, она пережила изнасилование и ловкую манипуляцию, после которой она могла бы убить человека и сесть. Видимо так и работают Подсказчики. Они редко совершают убийство своими руками, но, используя умелые доводы и опираясь на психологию, могли заставить другого совершить преступление. Некоторые подсказывают даже с точностью до способа убийства, времени и места, и это могло быть настолько скрыто игрой слов и благими намерениями, что сложно было что-то заподозрить. Тоже самое произошло и с ней. Он не хотел, чтобы она шла в полицию, как подумала девушка изначально. Он внушал ей, чтобы она сама поквиталась с ним. И ведь если бы не внезапный отъезд насильника, то он наверняка был бы мёртв. Её спас счастливый случай, не иначе. Уже с тех времён она была под влияем искусного манипулятора. Его тактика безупречна, ведь что-то понимать Оксана начала только с помощью Меглина. Неизвестно, как бы сложилось, не обратись ФЭС к нему за помощью. Он был хорошим другом для неё, к которому она часто обращалась не только за помощью, но и для совета, разговора. Она не видела в нём маньяка и её так страшила встреча с ним, ведь наверняка он скоро зайдёт. Не останется же она лежать здесь? Леший так быстро её не отпустит. Оставалось верить в силы Меглина, который наверняка уже начал работу по поиску. Коллеги тоже скорее всего ночами не спят. Теплилась надежда, что с Ритой и Родионом после ДТП всё в порядке. Хотелось верить, что они не пострадали и их быстро нашли. Оксана даже не могла понять сколько она здесь находится и может бы она даже рискнула спросить, но к ней по-прежнему никто не заходил. С одной стороны — очень хорошо. С другой — страшно подумать, чем эти двое так заняты. Амелина уже догадалась, что девушек находила ему Ирина. Это было очевидно. Жила по поддельным документам и никого не трогала до поры до времени, пока не нужно было подыскать кого-то стоящего. Интересно, как он на неё вышел? Под каким предлогом смог сделать своей помощницей или, может быть, сломал её волю? Пока неясно, но ещё предстояло выяснить. У Оксаны даже в таком положении может быть выгодная позиция — наблюдение. И тогда, найдя слабое место, она сможет ударить. В капельнице заканчивался раствор. Амелина апатично перевела взгляд на полупустой пакет. Получается, что всю жизнь она была в потенциальной опасности. Неизвестно, что бы перемкнуло у маньяка в голове и он мог её похитить абсолютно бесследно. Только почему-то он этого не делал. Может, у него был изначально другой план? Может, ему нравилось, что она ничего не замечает? Так странно. Может быть, он смотрел на неё и думал, что она такая невнимательная: его уже десять лет, как не существует, а она по-прежнему думает, что у неё есть друг. От этой мысли стало ещё более омерзительней. С таким притворством улыбался ей в глаза при встрече, когда сам в этот момент возвращался из своего логова. Внезапно Оксана даже перестала дрожать от холода и вся обратилась в слух. Леший не хотел, чтобы она что-то расслышала и поэтому просил включить Ирину столь отвратительный трек. То есть, слышимость здесь хорошая. Скорее всего, заточённые девушки где-то здесь, в этом здании, и огромная вероятность, что она скоро будет с ними. Вряд ли для неё найдётся отдельное помещение и тем лучше. Быть может, заручившись поддержкой, удастся бежать. Дверь открылась, прерывая все потоки размышлений девушки. Амелина как могла приподнялась и посмотрела в дверной проём. На неё смотрел мужчина средних лет с короткими русыми волосами. Хоть он был в маске, белом халате и хирургической форме, Оксана узнала его без труда. Это и был её когда-то лучший друг — Илья Берестов. Правда, одет как самый настоящий главврач отделения. По глазам было видно, что он улыбался. Поначалу казалось, что при первой же встрече Оксана всё ему выскажет, но все слова исчезли, будто их и не было вовсе. Ирина стояла позади него, всем видом показывая, что именно она здесь полноправная хозяйка, точнее не менее главная, чем Леший. Её чёрное платье было довольно закрытым при всех достоинствах её фигуры. Обтягивающим — да, но не с открытыми вырезами и приличной длиной. Подумав об этом, сложно было сдержать усмешку. Видимо, открытость ему нравится только в жертвах. Ирине так одеваться категорически запрещено? Он ей запретил или сама решила не провоцировать? Скорее, он. Вил из неё верёвки, делал удобную помощницу. — Я приятно удивлён, — его елейный голос заставил обратить на него обозлённый взор с осознанием, какая же он тварь и ни разу не человек. Одна лишь оболочка. — Думал, кричать будешь, выпустить просить. Рад, что ты всё понимаешь. В глазах Ирины читалось: «Хоть это поняла», однако она не обмолвилась и словом. Амелина невольно напрягла руки от ощущения бесконечной злости на этих нелюдей, возомнивших себя богами. — О, нет-нет. — Леший прикоснулся к её предплечью у края бинтовой повязки. — Не напрягай лишний раз, расслабь. Им нужно зажить. — А то некрасивая кукла получится? — Оксана впивалась в него взглядом, будто прожигая в нём дыру. В ответ на её реплику он улыбнулся, будто добрый доктор, навещающий свою буйную пациентку. Чёртовы ремни! Не будь их она давно бы располосовала ногтями ему всю довольную физиономию. Ещё одна догадка неприятно сжала сердце — его лицо скрыто маской возможно потому, что оно уже кем-то расцарапано. Руки действительно стало больно напрягать и невольно пришлось притупить свой порыв злости, однако эта боль помогла прочувствовать характер нанесённых ей ранений. — Вены мне резал? Зачем? — спросила Оксана. Пока её нарастающий гнев вытеснял весь страх, на этом и держалась. Леший коснулся рукой её головы, провёл по волосам, поглаживая так, будто укладывал спать ребёнка. Стало ещё более противно. В один миг его прикосновения стали омерзительны. Девушка повела головой, желая от них избавиться. — Глупая, — проговорила Смирнова без тени какой-либо опаски или страха, — лучше не зли его. Поддайся. — Ничего, — ответил Леший. На данный момент он предстал перед ней совершенно другим. Не тем, кем он обычно перед ней являлся. — Она ещё научится. У неё будет на это время. С последними словами он отвернулся к столику с инструментами. Там уже стояли различные пузырьки и ампулы, название которых Оксана не могла разглядеть, но вряд ли там было что-то, что могло бы ей помочь. Илья набрал препарат в шприц так умело, будто делал это десятки тысяч раз, и развернулся к девушке. Улыбнулся ещё раз. У Амелиной перехватило дыхание от осознания своего положения. Она в лапах зверя ровно до тех пор, пока её не найдут. Очень маленький шанс, что ей удастся выбраться самой, учитывая, что ни одна из жертва не сбегала. — Тебе надо немножко поспать, Ксюш, — от имени, произнесённым его голосом, сердце словно пропустило удар. Что с ним случилось, что он стал таким?.. Ведь дело же явно не в ней. Леший поднёс шприц к почти опустевшей капельнице и, проткнув пакет, ввёл неизвестный препарат в систему. — Мы же не хотим, чтобы ты сама себе вредила. Нельзя просто так лежать и смотреть на то, как вводят снотворное. Обязательно накатит ужас неизбежного, вместе с тем — напряжение, выражаемое в непроизвольной попытке выбраться из прочных оков. Стойкости Амелиной не занимать — всё это время она старалась смотреть в глаза зверю, едва не убившему её на дороге и планировавшему до конца жизни издеваться над ней. А когда наступить этот конец — одному лишь ему решать. — Я либо сама тебя грохну, либо Меглин, — прошептала Оксана, уже в полной мере ощущая накатывающий постепенной волной сон. Она не думала его запугивать или угрожать. Скорее, донесла до него очевидное. Вопреки её ожиданиям, он не улыбнулся ей, будто она несёт очередной бред. Он строго смотрел на неё, пока она засыпала и ничего не могла с этим сделать. Тяжёлый рабочий день должен был закончится приятными посиделками в кафе со старым другом, но Илья предложил сначала прогуляться по парку, чтобы немного размяться после долгого нахождения в сидячем положении. Иногда Оксана допускала мысль, что друг лучше знает о её потребностях и девушка охотно согласилась, потому что вообще забыла, когда гуляла просто так, без цели. Неспеша проходя по снежным аллеям, поначалу они молчали, наслаждаясь шумом города, однако Берестов первый нарушил молчание: — На работе завал? Тебя не узнать. — Да, у нас серия, — подтвердила Оксана, стараясь не слишком вдаваться в подробности. — Дело очень непростое. Настолько, что мы вынуждены обратиться к бывшему следователю, который оставил поиски серийников. — Ого, — Илья будто бы удивился, и будто бы нет. — Всё настолько серьёзно? Вопрос показался Оксане по меньшей мере наивным, ибо как поиски серийного маньяка могут быть несерьёзными? Порой она думала, что Илья просто не понимает всей серьёзности её работы, но ведь на лаборатории лежит не меньший груз, чем на оперативниках, хоть последние весь день на ногах преимущественно по подвалам и лесополосам, а другие — круглые сутки не выходят из конторы, пока не добьются обнадёживающих сдвигов в деле, дающими веские зацепки. — Да, — девушка вдруг улыбнулась. — Представляешь, в этот раз меня включили в группу. Я тоже еду. Получим от него направление или может он методом своим поделится. В эту секунду Оксане показалось, что Илья напрягся, но он улыбнулся ей в ответ и приобнял за плечи. — Поздравляю, — мягко сказал он. — Рад, что учиться отправляют такого опытного специалиста, как ты. Заметили наконец-таки. Несмотря на, казалось бы, искреннюю радость за неё, внутри ощущалось чувство несправедливости. Ну и зачем он ей напомнил? И так порой комплексы из-за того, что она, как говорит Холодов, «до сих пор старший лейтенант», а он ещё проделал явное ковыряние любимой мозоли. — Ну, — зачем-то начала оправдываться Амелина, — я сама предложила свою кандидатуру. — Аа, — только лишь произнёс мужчина, делая определённые выводы, которыми, по всей видимости, делиться не собирался. Пожалуй, это единственное, что не нравилось Оксане в их дружбе. Амелиной всегда нравилась работа, несмотря ни на что, даже когда казалось, что надо уходить, и дальше — ещё опаснее, она всё равно продолжала верно служить и добиваться результатов там, где другим и не снилось. Однако Илья постоянно напоминал ей о том, что её до сих пор не повысили, а значит, не так уж и ценят. Было обидно, но это его мнение, и как Оксана не старалась его развенчать — не получалось. Видимо, это был их большой камень преткновения, но радовало, что единственный. — Ты не замёрзла? — поинтересовался Берестов, переводя взгляд на её лицо. — Мне начинает казаться, что да. Пойдём скорее? Не хочу, чтобы ты заболела. Как бы то ни было, Илья о ней заботился и это перебивало все их споры и недомолвки по поводу работы или тем о личных отношениях. Оксана почувствовала, что к ней возвращаются силы, будто открылось второе дыхание и они поспешили на поздний ужин.