Плюшевый чудик

      Маленький человечек, укутанный в мягкий комбинезончик молочного цвета с неровными пятнышками разных размеров, большими загибающимися торчащими ушами и мягкими рогами, двигается по пелёнке, цепляясь за свои же ножки и улыбаясь нависшему над ним круглому лицу с мягкими пухлыми щеками своей беззубой улыбкой. Новорождённый мальчик сверкает остренькими узкими глазами, чьи кончики слегка загибаются вниз, причмокивает полненькими губками и морщит невинно маленький-маленький носик.       Комбинезон в виде коровки сидит на Нишимуре Юко, как вторая кожа. Сону улыбается, щуря свои глаза-щёлочки. Он тянет руку к сыну, чтобы коснуться пухлой ладошки малыша, и Юко визжит, жмуря тёмные глазки. Они уже пигментированные, почти чёрные — прям как у его отца.        — Ты не представляешь, через сколько мучений пришлось пройти твоему папке, чтобы ты появился на свет, — Сону хихикает. Он не знает, на сколько часов провалился в сон после родов, когда с Юко стёрли плаценту и так быстро забрали, что Сону даже не успел толком тронуть его, хотя так хотелось обнять, поцеловать! Но, справедливо — новоиспечённому родителю был необходим отдых; теперь же малыша перевели в палату к папе, и Сону почти ни на секунду не отходил от него, прерываясь лишь на короткие разговоры по телефону с мамой. — Твой отец упал со стула, когда я, наконец, выплюнул тебя, представляешь?       Рики поседел на добрую половину головы, пока крики Сону оглушали его сознание глубокой осенней тревожащей ночью, пробираясь, кажется, в каждый уголок родильного дома. Врачи назвали это сложными родами. У Сону ничего не получалось: ему кололи анестезию, вокруг собралась куча врачей, и все продолжали повторять, что Сону — очень сильный омега. Юко вылез в тот момент, когда Сону уже почти был готов сдаться, и Сону казалось, что в тот момент он практически потерял себя.       В ответ на мягкое ворчанье папы и его очаровательные возмущения Юко озадаченно причмокивает пухленькими губками, окрашенными природным пастельно-розовым оттенком. Он хлопает своими веками без ресниц, и Сону тянется, чтобы клюнуть Юко в лоб, аккуратно коснувшись губами кожи сына. Ответ следует капризный: Юко тянет коротенькую ручонку, схватившись за каштановые волосы омеги, разделённые чёлкой на две стороны, своими цепкими крохотными пальчиками, и тянет на себя небольшую прядь пушистых мягких локонов.       Сону тихо смеётся. — Не надо так делать, милый, — он бережно опускает свою маленькую руку на крохотную ладонь сыночка и отстраняет от своих волос, теперь взъерошенных с подачи Юко.       Отзыв следует незамедлительно: узкие глазки Юко, блестящие в солнечном сиянии, наполняющем палату роддома, в которой лежал Сону, через окно, распахиваются, и теперь, похожие на блюдца, озадаченно пялятся на папу. После его губки с тихим чмоком раздвигаются, и Сону уже понимает, что сейчас произойдёт.       Юко начинает тихонько завывать; не плакать, но истерить, тоненько, как бы прося, чтобы ему уделили внимание или выполнили его просьбу незамедлительно. Сону опускает веки, снисходительно качая головой, после чего тянется к верхней части своей одежды. Его грудь, распухшую во время беременности, — особенно ко второму триместру — прикрывает самый обыкновенный белый топ без чашечек, снизу как бы сужающийся треугольником. Бретельки похожи на украшение на шею, состоящие из обрамлённых серебром блестящих страз, но, на самом деле, он довольно удобный: грудь мягко лежит в ткани топика, когда Сону, приспустив лямку одной рукой, оголяет правую грудь.       «За головку придерживай, держи за головку», — мимолётно проносятся в мыслях наставления врачей, свистя в голове лёгким ветерком, и Сону бережно подкладывает ладошку под мягкую ткань коровьего костюма Юко, поднимая его на руки. Юко такой хрупкий в его руках, но в то же время это такая большая ответственность; несмотря на это, он родился довольно крупным. Сону подозревает, что не последнюю роль и гены отца Юко, ростом берущего за отметку «двести десять», сыграли.       Кормить Юко грудью — это удовольствие для них обоих, но, если честно, Сону наслаждается этим больше. Это время для того, чтобы обнять Юко и ощущать его близость, чувствовать его запах, это время для того, чтобы дать Юко понять, что он любим.        — …ну! Сону!       Будто сквозь воду, Сону слышит отдалённый зов, доносящийся до него как будто сквозь стену. Его острый слух улавливает знакомый голос с хрипотцой, глубокий и грубоватый. Сону рассеянно оборачивается к окну.        — Звезда моя!       …речь о Рики.       Сону ахает, когда открывшаяся за окном картина поражает его. С Юко на руках, который цепляется за его грудь, пошаркивая по ней своими маленькими пальчиками, Сону спешит открыть окно, едва сдерживая рвущуюся на лицо улыбку.        — Сону, я люблю тебя! — кричит ему Рики. — Я люблю тебя и Юко! — он стоит под окном первого этажа палаты, куда положили Сону. Вокруг крепкого запястья Рики обмотана лента, соединяющая собой букет голубых шариков, наполненных гелием, абсолютно разного вида: глянцевые и блестящие, отражающие едва потухшую некогда сочную зелень слегка пожухлой осенней травы, с серебряным напылением и прозрачные, наполненные яркими голубыми конфетти, переливающимися на солнце, внутри. — Я люблю вас! — восклицает альфа и поднимает большой плакат, на котором всеми цветами радуги красуется кривая, но со старанием выведенная надпись: «Я ЛЮБЛЮ КИМ СОНУ И НИШИМУРУ ЮКО! МОИ САМЫЕ ЛУЧШИЕ!»       Он поднимает плакат высоко и трясёт им в воздухе, чуть ли не подпрыгивая на месте. Сону слегка подталкивает окно, чтобы их почти ничего не разделяло. С улыбкой он продолжает наблюдать, вслушиваясь, как Рики кричит, что он любит своего сына и своего парня.        — Иди сюда, — мягко зовёт Сону. Тут же Рики опускает плакат и с готовностью направляется к омеге. Парой быстрых широких шагов своими длинными ногами Рики спешно оказывается под невысоко расположенным окном. Широкий прямоугольник вмещает примерно треть его тела.       Сону, пригревший Юко, который всё ещё ест, цепляясь за его грудь и иногда больно пощипывая бутончик соска, осторожно наклоняется, чтобы тихонько приблизиться к Рики. Они крепко целуются, а после Рики, сверкнув хитро глазами, клюёт Сону в щёку.        — Покажи мне его, — просит альфа, на что Сону фырчит, демонстративно выпячивая вперёд грудь. Брови Рики приподнимаются: невозможно понять, какие эмоции сейчас одолевают его голову, но по его тёмно-карим острым глазам, сейчас прищуренным, в которых сверкает жалобный блеск, как у преданного пса, можно понять, что он таки завидует сыну.        — Он ест, я не хочу его отрывать. И вообще, это для твоего сына! — возмущается Сону, но, честно, только Рики может смотреть на него с таким вожделением и обожанием, когда Сону чувствует себя большим из-за недавних родов, как воздушный шар, а из его груди, благодаря Юко в основном, течёт молоко.        — Нет, это для меня. Я сделал нашего сына, так что я тоже могу попробовать.       Рики — придурок, но именно эти нежные пошлые глупости, которые Рики с придыханием бормочет в губы Сону, едва касаясь их лепестками своих нежных полных губ, заставляют Рики отличаться ото всех любимых Сону людей. За глупости Сону любит Рики — за его юную неопытность, за его искренность и грубость порой, за то, как молодой альфа не скрывает своих истинных эмоций.       Рики только его. Он никогда ни с кем не поделится, никогда.        — Что ты задумал? — настороженно интересуется Сону, когда глаза Рики хитрецой сверкают. Альфа улыбается, на мгновение оскалившись, после чего тянет руку; Сону не успевает среагировать и отстраниться, когда большая и тёплая ладонь Рики стремительно сжимает его грудь. — Рики!       Рики хохочет, когда Сону почти оскорблённо отшатывается от окна. — Да ладно тебе, звезда, — продолжает посмеиваться он, сложив руки на груди. — Просто прими тот факт, что я люблю твою грудь.        — Я нахрен убью тебя, Нишимура, — цедит Сону. Рики усмехается:        — Не-а. Не сегодня.       Сузившиеся глаза омеги следят за Рики неотрывно. Почти нагло альфа протягивает руки вверх, намекая на то, что ему хочется подержать новорождённого сыночка на руках, и Сону, скрепя сердце, — потому что Рики придурок — позволяет ему это. Юко уже наелся, и, оторвавшись от груди, с любопытством будто бы вглядывался в альфу своими блестящими глазками.       С нежностью Рики берёт его на руки, крепко держит, оказывая небольшое давление, ни в коем случае не причиняющее боль, на маленькое тельце, закутанное в коровий комбинезончик, и приближает своё лицо к нему. Сону усмехается; его щёки наливаются мягким тёплым румянцем, когда холодные глаза Рики светлеют, и безграничная очарованность ребёнком, тепло которого он ощущает первый раз, разливается горячей лавой в каждой клеточке его тела.        — Здравствуй, солнце, — бормочет Рики полушёпотом, глубоким мягким тоном. — Я… О! Звезда, ты видел? Он улыбнулся мне! Ты видел?       Рики потрясённо поднимает искрящиеся радостью глаза на Сону, когда Юко, взвизгнув, игриво брыкается в его руках и раскрывает рот, растянув его в широкой беззубой улыбке. Рики закатывает рукав своей джинсовой куртки, укладывая Юко на предплечье и покачивая его в руках. Шарики на его левом запястье слегка колышутся, покачиваясь в воздухе, как стайка снующих друг за другом рыбок с серебристой чешуёй, и Сону хихикает. В груди теплота теснится, а тёплый огонёк счастья согревает тихо бьющееся сердце изнутри, не обжигая.        — Поладил с отцом, да? — в уголках глаз Сону выступают едва заметные мимические морщинки. Рики опускает руку на крохотное тельце сына, чтобы пощекотать его по тёплому животику; смех Юко разливается в ушах молодых родителей подобно звону колокольчиков, такой писклявый и звонкий. — У него твои глаза, Рики.       …может быть, его сердце трепещет, совсем чуть-чуть.       Тело Рики огромное по сравнению с их новорождённым малышом. Альфа приподнимает руки, чтобы прислонить своё лицо ко кругленькому личику Юко, и трётся носом о крохотный носик пищащего, как маленькая мышка, сына. Он тянется вверх, капризно взмахивая пухленькими ногами, пытаясь подцепить маленькими загибающимися пальчиками новую, неизвестную для него находку: то серёжка Рики в виде мальтийского креста, но дотянуться Юко не в силах, как бы сильно ни краснело от напряжения его маленькое лицо.        — Ты принёс? — тихим голосом бросает Сону, наблюдая за открывшейся перед его взором картиной из-под полуопущенных век.       Рики спешно кивает. — До встречи, солнце. Скоро увидимся, — он тянет руки вверх, и Сону аккуратно забирает у него Юко. Покачивая младенца на руках, Сону прослеживает глазами путь рук Рики, которые расстёгивают молнию на рюкзаке. — Школьный пиджак почти весь пропах мной, но на нём и твои нотки есть, — он дерзко подмигивает с ноткой игривости. В ответ Сону, беззастенчиво высунув язык в дразнящем жесте, закатывает глаза, но одной рукой тёмную плотную ткань подцепляет, затаскивая пиджак в своё окно.        — А теперь вали, Нишимура, — фырчит Сону, на что Рики звонко цокает языком, но не может подавить тронувшую его полные губы слабую улыбку.        — Как скажешь, звезда моя. Только шарики оставлю.        — Что? Рики, стой! Нет! Что ты…       Сону не успевает предотвратить катастрофу: просунув левую руку в окно, одним лёгким движением с ухмылкой, забавно искривившей лицо, Рики распускает узел, и множество шариков, которые Сону даже не успел сосчитать, разлетаются по всей палате. Теснясь под потолком, они налетают друг на друга, глухо стукаясь мягкими упругими боками.        — Рики, ты кретин! — шипит Сону, чуть ли не топнув ногой от возмущения, чем заставляет Рики умилённо проворковать, дразня омегу с улицы:        — А ему нравится, смотри, — он кивает головой на Юко. Ёрзающий в руках крепко держащего его Сону, Юко лупит свои крохотные глазки, часто-часто моргая веками. Он тянет пухленькую ручонку, пытаясь ухватиться за одну из ленточек, но они слишком высоко тянут вверх, чтобы он мог до них достать. Сону глубоко вздыхает, снисходительно качая головой, на что Рики усмехается. — Если ты ещё раз вздохнёшь, в этой стране кончится кислород.        — Придурок!.. — шипит ему вдогонку Сону, негромко, чтобы не напугать совсем не родителями, кажется, увлечённого Юко, но до ушей альфы это доносится весьма успешно. Оглянувшись через плечо, Рики с ухмылкой бросает Сону дерзкий взгляд, после подмигнув, и хватает плакат с земли.       Прежде чем Рики оставит его наедине с малышом, Сону тянется через окно, чтобы коротко поцеловать альфу. Рики же, в свою очередь, мягко усмехается, прикрыв глаза, после чего Сону клюёт его в губы; Рики отвечает на целомудренный неглубокий поцелуй с большим рвением, ласково прихватывая его губы своими и слегка пощипывая, будто бы намереваясь укусить.        — Я люблю тебя, звезда моя.       Сону вздыхает, но его глаза изгибаются в счастливые маленькие полумесяцы, и улыбка тянется на губах достаточно сильно, чтобы на щеках выступили милые маленькие ямочки.

｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ

      Юко — целиком и полностью счастливый ребёнок. Он постоянно размахивает своими маленькими ручонками, дёргая одетыми в ярко-жёлтые носочки с мордами уточек ножками, пока Рики пытается менять ему памперс.        — Хён, я не выдержу, я скоро сдамся, — обречённо шипит Рики сквозь плотно сжатые зубы, пока пытается удержать на месте гиперактивного сына, которому недавно исполнилось две недели.       Хисын, с которым он связался по видеозвонку, приподнимает брови, скептичным взглядом бегло осматривая чуть отросшие выглядывающие из-за шеи русые волосы Рики, превратившиеся в хаотичный беспорядок из-за того, как сильно новоиспечённому отцу приходится потеть над таким, казалось бы, простым делом, на экране телефона.       Как бы то ни было, у Хисына семеро детей, — трое от Джеюна и четверо от Сонхуна — и все вокруг, в том числе и Сону с Рики, считают, что Хисыну лучше знать.        — А клапаны по бокам для кого торчат? Для меня, что ли? — фырчит старший омега, встряхнув копной своих коротких мелированных прядей волос. — Давай заклеивай их да и всё.        — Всё?.. — в голосе Рики скользит неподдельная радость грядущей победе, и Хисын тихо смеётся, откинув голову назад, ёрзая на высоком барном стуле в освещённой сквозь широкое створчатое окно кухне.       И Рики точно не даёт сам себе пять, — определённо нет — когда ему удаётся справиться с заданием перед тем, как Юко мог бы начать пихать его ножками в живот или попытаться описать его футболку… Снова.        — Ну что, боец? — Сону появляется у входа в гостиную почти неслышно, держа в руке бутылочку со вскипячённым молоком, и Рики бы точно испугался из-за своего рассеянного сейчас внимания, но, благо, он заметил маленькую фигурку воздушного омеги в камере телефона. — Смог поднять ополчение в войсках? Или ты сегодня в тылу?        — Звезда, заткнись, — жалобно бросает Рики, однако, вопреки своим словам, подкладывает ладони под голову и спинку внезапно замолкшего озадаченного Юко и поднимает его на руки.       Губы Сону трогает слабая улыбка, когда ему оказывается продемонстрирован изумлённый внезапно изменённым с лежащего на летящее положение Юко в новой белоснежном подгузнике и с поджатыми полненькими ножками. Омега огибает стол, чтобы поставить бутылочку на кухонную стойку, перед этим, конечно, встряхнув её, и шлёпнуть по кнопке чайника.       Хисын тихонько посмеивается, сложив руки на груди, пока Сону насвистывает тихо незамысловатую мелодию, задирая к локтям рукава кофты: на нём только чонвонова чёрная кофта на замке, слабо застёгнутом до середины груди, из-под которой виднеется чёрный топ без чашечек на тоненьких лямках.       Рики держит Юко возле своего бока, и Юко радостно булькает что-то на своём детском языке, подпрыгивая в его руках, пытаясь дотянуться до тонкой серебряной цепи, свисающей с его крепкой шеи.

｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ

       — Ещё раз заорёшь — я тебе голову сверну, — со слащавой улыбкой цедит Рики сквозь зубы, передавая сына в руки Сону. — Чё он орёт-то? Сиську хочет?        — Ага, — фырчит омега, прежде чем расстегнуть кофту, чтобы обнажить грудь.        — О, я тоже её хочу, — Рики клюёт Сону в нос.        — Придурок, — Сону мягко улыбается, прижимая новорождённого Юко ближе к своей груди.       Сегодня на Сону нет ничего, кроме огромной кофты Рики, в которой он практически утопает, что делает его больше похожим на милый, маленький и ворчащий комочек. Рики усмехается; он легонько опирается о высокий бортик кроватки Юко бёдрами, облокачиваясь о деревянную перекладину руками, наблюдая за тем, как Юко, которого маленькая и нежная, жемчужно-белая рука Сону поддерживает под попу, цепляется за его грудь и тут же хватается губами, когда папа бережно подталкивает его под головку к бледно-розовому бутону своего соска, чтобы Юко, наконец, начал есть и перестал завывать.       Грудь Сону была совершенной: она выглядела очень красиво, будучи полной и всё ещё тяжёлой от грудного молока, и Рики упорно подавлял в себе желание просто схватиться за него и тихонько помять его правую грудь. Но он не хотел показаться совсем уж больным на голову извращенцем (хоть Сону и прекрасно знал, какой его бойфренд на самом деле), и, честно говоря, если бы он начал играть с грудью Сону, они, вероятно, в конечном итоге занялись бы чем-то другим, позабыв про Юко.       А про Юко им забывать нельзя, потому что он — их главный приоритет. Продукт их юной любви, то, что наполняет его радостью и заставляет гордо выпячивать грудь перед своими сверстниками, одноклассниками, качающими головой и изумлённо интересующимися, как же Рики на такое решился. А Рики всего восемнадцать лет, и он только в следующем году школу заканчивает, но дома его ждёт тихонько покачивающийся в кресле-качалке, убаюкивая на руках их новорождённого сына, Сону — Сону с невероятно привлекательным, манящим ароматом яблока, который заставляет естество Рики разомлевать, тая в удушающей темноте вечера. Сону — его первая и единственная юная любовь.       Спустя несколько мгновений в тишине комнаты раздаётся мелодичный голос Сону. Омега безостановочно напевает одну и ту же колыбельную снова и снова, укачивая Юко, который цепляется за его грудь, сладко причмокивая, в своих объятиях.        — Белые кораблики, белые кораблики по небу плывут, — тихо напевает Сону мягким голосом, укачивая Юко из стороны в сторону, полностью поглощённый им. — Белые кораблики, белые кораблики дождики везут…       И как Сону удаётся это делать? Рики лично вообще не понять. Сону звучит красиво, его почти шёлковый мелодичный голосок разливается по комнате прозрачной водной гладью. Открытая форточка пошатывается благодаря дуновению лёгкого ветерка, наполняющего комнату свежим воздухом через окно, стекло которого пропускает солнечные лучи тёмно-оранжевого заката. В этом свете жемчужно-белая кожа Сону сияет золотистым блеском, а румянец его щёк контрастирует с ней, красиво розовея.        — Мне кажется, тебе нужно раскошелиться на эту штуку для него, — как только Юко с тихим чмоком демонстративно отрывает губки от его груди, всем своим видом показывая, что его маленький животик теперь полон, Сону удерживает в одной руке сытого малыша, второй своей маленькой и мягкой пухлой ладошкой завораживающе водя узоры над колыбелькой. — Ну, эти висюльки… Я забыл, как они называются. Короче, ты понял меня.       Рики кивает. — Подвесные игрушки? — лицо Сону светлеет, и он с улыбкой, растянувшей маленькие пухлые губки, активно кивает в подтверждение слов своего альфы.        — Да, они!        — Посмотрим, — только и отвечает Рики. Его мозолистые пальцы тянутся к переносице, чтобы задумчиво потереть её большим и указательным, устало жмуря глаза. — Он меня заебал, постоянно пиздеть.       Сону тихо смеётся, откинув голову назад, покачивая подпрыгивающего в его руках Юко, который заливается звонким смехом, жмуря очаровательно свои острые глазки. — Он ребёнок, что ты хочешь от него? Конечно, ему нечего делать, кроме как булькать. Он же ещё даже ползать не умеет! Проснётся да начнёт базарить.        — Дети — это сложно, — дуется Рики. Он сдувает тёмную чёлку, растрепавшуюся от раздувающего её ветерка, со лба, и благодарит всех богов за то, что кровать Юко достаточно крепка, чтобы выдержать его огромную фигуру, иначе сейчас Рики уже преспокойно дремал бы прямо на её деревянных обломках. Глаза и правда закрываются; Рики не позволяет им до последнего.       Сону хихикает, яблочки его щёк медленно наливаются бледным персиковым румянцем приятного оттенка, тёплого, как и он сам. — На самом деле, по тебе видно, что отец из тебя, как из меня фигурист, — омега всё ещё помнит, как Сонхун учил его кататься на коньках, но Сону случайно сбил Джея, снося его к твёрдому бортику катка, и как-то… Проще говоря, они решили не пытаться сделать из Сону профессионального спортсмена: кажется, не суждено ему. — Знаешь, тебе повезло, что твой отец владеет сетью танцевальных студий, иначе я бы уже бежал от тебя за семь морей с Юко под мышкой.        — Я опережу тебя первым! — Рики хохочет, сложив руки на груди, глядя на омегу исподлобья сверху вниз с наклонённой вбок головой. — Убегу от тебя с Юко.        — С тобой он с голоду помрёт, — фырчит Сону. Он запахивается в кофту, кутаясь сильнее — ветерок холодит его оголённую кожу, и острое зрение Рики улавливает множество рассыпающихся по ней крупных мурашек.       Сону опускает Юко, теперь не «пиздящего», как выражается Рики, человек высокой культуры, но с любопытством поглядывающего вверх, хлопающего своими маленькими сверкающими глазками, на мягкий матрасик его кровати. Сону опускает с бортика одеяло, и Юко тут же выполняет свою миссию — хватается за мягкое одеяльце из толстой пряжи, заботливо связанное бабушкой — мамой Рики — и суёт в проблески трикотажной ленты маленькие цепкие пальчики, играясь со светло-серым покрывальцем.       Пока Сону отлучается для того, чтобы забрать с кухни любимую игрушку Юко, оставленную на обеденном столе и благополучно позабытую, Рики остаётся наедине с сопящим носиком сыном. Воровато оглядевшись по сторонам, альфа мимолётно облизывает губы, будто намеренный быть пойманным на каком-то преступлении, а после склоняется над кроваткой, осторожно касаясь бортиков своими большими ладонями.        — Хе-ей, солнце, — его чёлка падает на глаза, когда он с ухмылкой склоняет голову вбок, наблюдая за озадаченным внезапным появлением отца Юко, который изо всех сил извивается своим маленьким тельцем, пытаясь развернуться, чтобы взглянуть на Рики с другого угла. — Как ты? — он в курсе, что Юко ему как бы не ответит, но что-то подначивает его поболтать с сыном.       Рики слегка наклоняется ещё немного ниже, чтобы протянуть руку и нежно ткнуть Юко по крохотному носику-пуговке большим пальцем. «Буп!» — странный звук забавляет малыша, и Юко, залившись звонким смехом, начинает громко хохотать, размахивая ручонками.       Рики поджимает губы. Альфа сглатывает застоявшийся внезапно в горле ком, когда понимает, что на его глазах практически выступают слёзы от того, как сильно его сердце трепещет при виде этого маленького комочка, одетого в свой ярко-жёлтый с оттенком оранжевого комбинезон с уточками.        — Растрогался, надо же.       Мягкий голос Сону разносится над — а точнее под, ведь омега Рики по плечо — ухом младшего. Вздрогнув, встрепенувшийся Рики спешит отпрянуть от кроватки, но улыбающийся Сону не даёт ему этого сделать, мягко подцепив за предплечье. — Дай ему этого… чудика, — его глаза-щёлочки с длинными загибающимися ресницами, как у куклы, искрятся неподдельной теплотой, когда Сону очаровательно щурится, ладошками закрывая себя от ярких лучей всё больше вступающего в свои права уплывающего за горизонт яркого солнца. — Мне кажется, он успокаивается. Скорее всего, скоро он заснёт.       Любимая игрушка Юко — это странный, как выразился Сону, «чудик», маленький, едва ли больше ладони омеги. Чудик, потому что никаким животным его абсолютно не назвать: монстрик, полностью покрытый белоснежной шёрсткой, с ног в виде кругленьких конечностей до головы, на которой личико вышито двумя полосочками в виде закрытых глаз и галочки, как дети изображают птичек на рисунках, в виде рта. Один глаз пересекает странная полосочка, а мягкая китайская треугольная шляпа зацеплена за верёвочку, идущую через всё тело.       Конечно, Юко пытался стянуть эту верёвочку с чудика или разорвать её, чтобы шляпа упала, и заинтересованный Юко мог изучить её детальнее, но Юко такого мастерства было не достичь, как бы он ни пытался.       Сону вкладывает в ладонь Рики мягкого чудика, и Рики растерянно ведёт губами. Обычно Юко в руки давал игрушку Сону, и она пропиталась сладким манящим ароматом спелого яблока, но примет ли Юко чудика, если в этот успокаивающий запах ворвутся нотки солёной карамели Рики? Недавно они заметили, что Юко довольно восприимчив к запахам: они часто видят, как Юко морщит носик, принюхиваясь к окружающему миру. Они не имеют возможности упускать и малейшие детали — пытаться наблюдать, послушно дожидаясь того, как Юко сделает свои первые шаги, заговорит, будет бегать, улыбаться и многое другое.       С опаской Рики опускает в манеж игрушку и кладёт её на грудь Юко. Маленькие поднятые вверх ступни замирают в воздухе на мгновение, и Юко уставляется на большую руку отца, протягивающего ему чудика, а затем, пропищав что-то нечленораздельное, цепляется за игрушку и тянет её на себя.        — Вот видишь, Рики? — Сону улыбается, цепляясь ладонями за локти, налегая на тёмный деревянный бортик рядом с ним. Рики кивает сосредоточенно в свою очередь, хмуря брови: он хочет отстраниться, но не успевает уследить, как Юко хвать! — и хватает его за большой палец.        — Эм, — выдаёт абсолютно изумлённый Рики, на что Сону смеётся, прислоняясь пухлой щекой к его крепкому широкому плечу.        — Вот видишь? Твой сын тебя любит. Наверное, даже больше, чем меня.        — Никто из детей никогда не любит отца больше папы, звезда, — бурчит Рики. Сону хмыкает, устало прикрывая глаза, и притирается щекой к его плечу, сыто жмурясь:        — Как скажешь, Нишимура.       Рики, мимолётно повернув голову, клюёт его в лоб, тихонько млея от слабого давления маленькими пухлыми ручонками на свой большой палец.

｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ

      Возможно, этот вечер и не стал бы настолько волшебным, если бы не Рики.       Сегодня он пришёл после школы позже, чем обычно, но Сону никогда ни в чём его не подозревал — он списал всё на дополнительные занятия. Дежурный вопрос: «Как дела в школе?», и Рики без стеснения и какого-либо сконфуженного настроения отвечает коротко.       Но стоит ему лишь жаркий свитер, под которым уже всё потеет, стянуть, и завалиться на диван, Сону привлекает внимание странная вещь — ему кажется, или он увидел на его теле своё имя? Обернувшись, Сону приглядывается, а затем, подпрыгнув, ахает, прижимая руки ко рту:        — Нишимура Рики, это что за?..       Рики набил их с сыном имена на груди. Под сосками. Под правым уместил «Нишимура Юко», а под левым, прямо возле сердца, красовалось гордое «Нишимура Сону».        — А ты что хотел, звезда? — Рики усмехается, откинувшись на широкую спинку дивана. — Чтобы я набил «Ещё пока не Нишимура Сону»?       Сону шлёпал Рики по руке так сильно, пока она не посинела. Это было глупо и заставляло его щёки заливаться краской, но Сону любил это, и он никогда не смог бы сделать или сказать что-то поперёк — не тогда, когда Рики обожал его так сильно, что задыхался от невыраженных чувств, и голову кружило. /        — Давно мы не были такими, только ты и я, — задумчиво лепечет Сону, бесполезно вглядываясь в темень окружённой сумерками комнаты. Рики слегка ворочается на его мягкой груди.        — Почти полгода как. Последний раз мы занимались сексом на твоём третьем месяце беременности, я помню, — Сону мычит, прочёсывая пальчиками мягкие волосы Рики, посылая мурашки по его телу.        — По-моему, тебе не очень понравилось. По крайней мере, я слышал, что альфы не очень любят заниматься сексом с беременными омегами.       Рики касается губами маленькой ладони руки, которая ласкает его. Он притягивает руку к себе, нежно расцеловывая костяшки пальцев омеги. Сону никогда не казался ему непривлекательным: в то время, как Сону оплакивал каждый набранный килограмм, у Рики подкашивались колени, когда он наблюдал за тем, как живот Сону растёт всё больше и больше. Это было потрясающе, даже немного смущающе, но при этом невероятно сексуально; Рики всегда считал тело Сону совершенным, но беременный Сону поднялся на уровень выше в своей красоте. И до сих пор оставался там же.        — Мы должны сходить в душ, — сипит Рики, на что Сону стонет разочарованно. Он перекатывается на правую сторону постели, и альфа айкает, когда его голова оказывается без подушки в виде мягкой груди.       Оказавшись напротив него, Сону поджимает ноги и подсовывает руки под голову. — Не хочу.        — О, нет, ты определённо хочешь, звезда, — усмехается младший, исподтишка разглядывая блеск лунного света, завораживающе играющий в зрачках Сону. — Мы должны помыться и нормально лечь спать до того момента, как Юко снова проснётся и заревёт, чтобы тебе не пришлось идти к нему испачканным спермой и молоком.        — Ему всего три недели, не забывай.        — Да, но и ты не забывай, звезда моя: секс родителей — это отвратительно, — голос Рики насмешливый, низкий и хриплый, и Сону поспешил согласиться прежде, чем его мягкий баритон заставит Сону снова потребовать Рики взять его.       Не прельщённый перспективой того, чтобы убаюкивать малыша, будучи грязным, Сону просит Рики отнести его в душ, на что Рики соглашается с радостью. А после они проваливаются в сон, когда Сону укладывается на тело Рики, — благо, габариты позволяют — прежде чем их внезапно нагрянувшая взрослая жизнь затянет их обратно в энергичную будничную рутину.

｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ

       — Да-да, Чонвон-а, — тараторит Сону в трубку телефона, свободной рукой пытаясь как можно искуснее навести порядок в детской колыбели. Небрежно торчащий хвостик на макушке, собранный наспех, рискует вот-вот развалиться, но это всё ещё лучше, чем Юко, что появился на свет, кажется, лишь ради того, чтобы тянуть папу за его не длинные, вообще-то, и вроде бы не особо привлекательные для детей тёмные волосы (больно, между прочим!). — Да, мы придём… Есть у нас подарок для Хисына, не переживай. Да я не нервный, за исключением того, что моему ребёнку три недели, а у меня, к сожалению, не десять рук!       Рики листает ленту Твиттера в телефоне, лениво развалившись на диване с таким же ленивым сейчас Юко, пристроившимся и сидящим на его груди. Сону постоянно дразнит его на этот счёт, называя типичным отцом из Окаямы, но Рики едва ли может жаловаться, пока Юко бьёт о его грудь своего шерстяного чудика, порой пуская слюни, и иногда, когда они засыпают вместе, с пробуждением Рики обнаруживает на своей футболке мокрое пятно от слюней. Иногда Юко шаркает своими маленькими ладошками по чернильным надписям под сосками Рики, заставляя родителей переглядываться и тихонько, почти беззвучно смеяться, но не понимает, что это о нём и его папе. Юко всё ещё не может сидеть спокойно, пока голоса Сону не слышится рядом с ним, но такие моменты, когда под мягкий тон Сону и журчащую на фоне воду из-под крана, которой омега моет посуду, Рики с Юко на груди тихонько дремлют, и этот момент всецело принадлежит им двоим.       Отвлёкшись на несколько коротких мгновений, Рики скользит взглядом по успокаивающего оттенка светло-серым шершавым обоям. На стене над большим плазменным телевизором красуются толстые квадратные рамки из тёмного дерева, обрамляющие несколько фотографий: на одной из них Рики, держа на руках спящего Юко, с улыбкой целует его в щёку, прижимая к своей груди; на другой Сону с удивлением смотрит в камеру, обернувшись полубоком, а ложечка в его руке замирает прямо у рта Юко, пока вымотанный Рики лежит, прикрыв глаза, на вытянутой руке, дремля на столе; на фотографии посередине изображена совместная фотография Сону и Рики в зеркале, но ей, на самом деле, уже скоро исполнится полгода; тогда Сону был на пятом месяце беременности — он фотографировал себя в зеркало, пока Рики, обнимая его сзади, уместил голову на его плече, а чужие большие руки покоились сцепленные на круглом выступающем животике.       Лёгкая усталость и раздражительность делают Сону будто неземным в стенах этой комнаты. Он одет лишь в чёрные брюки и самую обыкновенную под цвет заправленную в них футболку, очерчивающую изгибы его тонкой талии, что не может укрыться от внимания Рики. Сону хмурит тонкие брови, и на пару мгновений его лицо всё же озаряет улыбка, когда на другом конце провода что-то с грохотом падает, а затем туда же, похоже, с посыла Джея отправляется весь мир. Чонвон кричит молодому человеку вдогонку незамысловатую фразу по типу: «Я убью тебя!» и сбрасывает вызов, что, наконец, заставляет Сону вдохнуть полной грудью. Рики не сдерживает усмешки:        — Выматывает, да?        — Очень невежливый вопрос с твоей стороны, — фыркает старший.       Сону позволяет себе отойти от колыбели, когда убеждается, что она в идеальном состоянии. Молча наблюдая за ним из-под падающей на глаза чёлки, Рики задумывается о плюсах женитьбы на том, кто умеет абсолютно всё.       Юко ворочается на его теле, и Рики опускает на сына взгляд. Малыш извивается на нём, как маленькая гусеница, и, заметив холодный взгляд отца на себе, звонко взвизгивает. Он хватается пальчиками за свою повязочку, которую ему заботливо поправил на голове Сону, и тянет вниз, частично закрывая обзор на отца.       Рики хмыкает, его руки нежно придерживают Юко под попу, чтобы тот в порыве гиперактивной радости не свалился на диван. Глаза альфы мимолётно прослеживают за цепкими пальчиками, дерущими его светло-фиолетовую футболку с забавным принтом, и почему-то хочется последовать примеру Сону, а именно: Рики осторожно втягивает носом воздух, принюхиваясь к тёплому телу сына.        — О, — проходящий мимо Сону с блюдцем, замаранным крошками от булочки, в руках, останавливается возле них. — Ты тоже обнюхиваешь его?       Рики мычит, прежде чем сильнее принюхаться к аромату Юко. Его нос улавливает нотки детского геля для душа, перебиваемые ароматом тёплого парного молока и корицы.        — Это странно, — озадаченно бормочет он. — Но мне нравится. Знаешь, я как будто… Чувствую с ним единение.        — Да! — Сону ярко улыбается, соглашаясь. — Я не помню, как мама кормила меня грудью, но я помню, как в детстве она часто меня обнюхивала. Наверное, такая практика распространена у всех родителей.        — А ты зачем это делаешь? — интересуется Рики, продолжая втягивать носом воздух. Омега в ответ на мгновение замирает, после чего задумчиво возводит глаза к потолку.        — Зачем?.. — лепеча, переспрашивает Сону. — Ну, не знаю. Мне просто нравится чувствовать его тепло. Но ты всё равно почти его не нюхаешь, в отличие от меня.       И это правда. Рики лишь пару раз принюхивался к сыну, и то, только после купания, тем временем как Сону постоянно носом утыкался в пухлый животик Юко, заставляя того звонко смеяться. Тем не менее, подрастая, с каждым днём он становится всё интересней.       Сону задумчиво поправляет, оттаскивая с прохода, картонную коробку с игрушками, недавно заказанными для Юко. Тут тебе целая коллекция: пушистые и невероятно приятные на ощупь плюшевые белые кролики, светло-коричневые собачки с тёмными ушками, ещё игрушки, похожие скорее на медвежат, держащих в лапах какие-то вкусняшки, похожие на булочки. Они не стали разбирать эту коробку, потому что обнаружили, что Юко нравится играть в новых плюшевых друзей, сидя прямо в них.        — Мне кажется, его успокаивает звук твоего сердцебиения, — бросает Сону, краем глаза наблюдая за Юко, которому надоело сидеть в детском манеже, и теперь он пинал ножками, разъехавшимися по бокам от груди отца, воздух и издавал странные булькающие звуки, щипая, вертя, играя со своим плюшевым чудиком.       Рики озадаченно косит на него глаза. — Возможно.       Рики подавляет зевок, выходя из Твиттера, чтобы занять себя самым обыкновенным бабл-шутером и хоть немного взбодриться. Он устал, действительно устал, — он подозревал, но не думал, что дети могут быть такими выматывающими. Тем не менее, он был счастлив, просматривая полароидные фото, заботливо вставленные Сону в семейный альбом: вот Юко сидит на груди Рики и тянет вниз шапочку, которая велика для его маленькой головки и частично закрывает обзор на родителей; а вот он в своём комбинезончике в горошек, сливаясь с нежно-голубым небом, смотрит в камеру, которую Сону направил на него в парке, задумчиво замерев в моменте.        — Звезда моя, — зовёт Рики Сону, который отвечает откуда-то сбоку рассеянное: «М-м-м?». — Расскажи мне что-нибудь, а то я щас усну.       «Ты и так уснёшь», — мимолётно проносится в мыслях Сону, который подавляет улыбки, и тенью не проскользнувшей на его лице, но просьбу выполняет. По его телу мурашки каждый божий раз бегут, когда Рики называет его этим ласковым прозвищем. — А что рассказать тебе? Ну хочешь, расскажу про нашего препода по черчению?        — Это тот, который чертила? — хмыкает Рики, на что Сону кивает, хихикая. — Давай.        — Короче…       Сону возмущённо всплескивает руками, прежде чем полезть в холодильник за яблоком. Методично нарезая его на маленькие дольки, Сону причитает о том, как их преподаватель требует с них воскресить царскую династию европейских государств, сам при этом ничего не делая, и вообще: «требуешь — соответствуй», однако спустя недолгое время Сону осознаёт, что никакой реакции в ответ не поступает.       Сону мерными, почти неслышными шагами крадётся к дивану и вытягивает шею: Рики, растянувшись на мягком диване, тихонько сопит, покоясь головой на согнутой руке. Его правая ладонь лежит на крошечной спинке Юко, чьё мерное дыхание разносится в унисон. Омега тепло улыбается, прежде чем в телефоне появится фотография его семьи, очередная из нескольких тысяч. Сону накрывает их тёплым ворсистым пледом, подоткнув под бок сыночка чудика и, оставив на лбу Рики мягкий поцелуй, бережно касается губами лба Юко, прежде чем, переступая через разбросанные игрушки, на носочках покинуть комнату, оставляя их отдыхать.

｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ

      «Всё-таки я счастлив всему тому, что меня окружает сейчас, — сказал ему как-то Рики, пока они, неровно прижимаясь друг к другу плечами, наблюдали за сопящим в кроватке Юко. — Я развиваюсь сквозь многие вещи, которые раньше представлялись непреодолимой тяжестью. Это было невозможно даже для обдумывания, — он усмехнулся, его растрёпанная чёлка мягко спадала на глаза, когда он бросил взгляд на удивлённого Сону. Разум Рики проходил через тонкие процессы, о которых он никогда никому не рассказывает; в них… Не поверить обывателю.       Я выдернул наружу всех поганых червей, что поглощали мой мозг, — Рики с улыбкой покачал головой. — Не знаю, зачем я намеренно копил это в себе. Но теперь я узнал на себе, что нужно было, чтобы восполниться и почувствовать себя целым. Целой единицей, понимаешь, звезда? — шершавая рука мягко огладила его пухленькую щёку. — Дело во внутреннем восприятии вещей, во внутренней всепоглощающей благодарности и тонком навыке слушать своё сердце. Жизнь — это не одномоментность существования.»       Они узнают про себя многое через этот путь, и он нескончаем. Это искусство — уметь хранить в себе эту безмерную глубину окружающего. Но в этом и есть все они; есть и когда-то до сих пор будут.