Мы обязательно встретимся на берегу моря

      Тодороки не любил запах антисептика. Он был слишком резкий и горький. Несмотря на это Шото был не против вдыхать его пары, пока находился в больнице. Сейчас аромат антисептика означал безопасность и что все беды позади. Тодороки жив, а это самое главное, но на этот раз всё было совсем по-другому.       Шото был совсем маленьким, когда Тойя «погиб», поэтому совсем не помнил брата. Единственные воспоминания, связанные с ним, были о том, как Тодороки ходил на его могилу каждый год и видел, как его брат и сестра плачут над могильной плитой, потому что они его помнили. Они помнили, каково было играть со старшим братом, каково было с ним ругаться и мириться, улыбаться и грустить. Они лишились всего этого в один миг, ну а Шото был лишён этого с самого начала, как и многого другого.       Но теперь Тодороки встретил брата. Он смог посмотреть в его глаза, где не увидел ничего, кроме боли. Шото до сих пор чувствует на себе его объятия, такие родные и тёплые объятия, будто бы Тойя не хотел его отпускать. Было страшно. Тодороки не знал, чего ждать от Даби, но его слова о том, что из Шото вырастили добряка, успокаивали. Будто это было своего рода проявление любви, несмотря на то, что они даже не знакомы.       От размышлений Тодороки отвлёк звук открывающейся двери. В палату вошёл Нацуо.       – Привет, Шо, как себя чувствуешь? – спросил он, садясь рядом с кроватью Шото.       – Мягко говоря, плохо. Голова гудит.       – Не мудрено. Тебя неплохо так побили.       – Ага. Но голова болит не поэтому.       В воздухе повисла тишина. Каждый думал о чём-то своём.       – Знаешь, - начал Нацуо. – Он тебя не любил. С тех пор, как ты родился, все в доме перевернулось с ног на голову. Отец всё внимание уделял тебе. Тойя взбесился. Он хотел доказать отцу, что ничем не хуже тебя, хоть и уязвим к своей же причуде. Тойя просто терпеть тебя не мог.       Что-то внутри Шото застряло, словно его смятение, разочарование, грусть и печаль скомкали в один шарик и засунули глубоко в горло. Голова потяжелела. Влага сама появилась на глазах. Он почувствовал вину.       – Я скучаю по нему, - продолжил Нацуо со слезами, стекающими по щекам. – И я рад, что он жив, но… Никогда не думал, что мне будет этого мало. Я так хочу его обнять… Сказать, как люблю его и как скучал все эти годы, как надеялся, что он всё-таки жив и…       Больше Нацуо не мог держаться. Слёзы было не остановить. Удерживать стоны тоже было сложно. Шото непроизвольно потянулся к брату, чтобы его обнять. Они оба страдали, и каждый по-своему. Мир на мгновение замер, будто бы давая возможность Тодороки погоревать столько, сколько им обоим было нужно, но этого мгновения было мало. Их скорбь была необъятной, невосполнимой и нескончаемой.       – Прости меня. Я так виноват, - скулил Шото, прижимаясь к брату.       – Что? – вытирая слёзы в попытках успокоиться, спросил Нацуо, отлипнув от Шото, чтобы заглянуть ему в глаза. – О чём ты говоришь? Ты ни в чём не виноват.       – Но ведь если бы не я…       – Если бы не ты, Шо, мир потерял бы самого прекрасного человека на земле… - перебил Нацуо. - Не вини себя в том, что не зависело от тебя. Ты не желал Тойе зла, ты просто родился и это самое чудесное, что произошло со всеми нами. Видел бы ты Фуюми, которой доверяли тебя нянчить.       Шото издал странный звук, похожий на сдержанный смешок.       – Во всём, что произошло, виноват только наш, так называемый, отец. Остаётся только разгребать за ним всё это дерьмо, но мы справимся, обещаю.       Нацуо потрепал Шото по голове.       – Думаешь, у нас ещё есть шанс стать нормальной семьёй? - с надеждой в голосе спросил Шото.       – Слишком поздно, Шо. Фамилия «Тодороки» давно стала для нас самым настоящим проклятьем. Но, знаешь, я верю, что однажды мы встретим рассвет на берегу моря.       Только представь, лишь мы вчетвером и ни единой души вокруг. Слышны только кричи чаек, бьющиеся о землю волны и хруст песка под ногами. Ни единой мысли в голове, только наше истинно-семейное тепло.       – Теперь я знаю, что хочу загадать на день рождения.       Нацуо улыбнулся.       – Слушай, Шо, не думаю, что Тойя сердится на тебя. Я бы на его месте не стал.       – Спасибо, Нацуо-нии.       Шото нужно было услышать эти слова. На душе сразу стало легче и теплее.       – Что-то прохладно вдруг стало, не находишь? – спросил Нацуо, потирая свои плечи, чтобы согреться.       – Наверное потому что окно открыто. Может закроешь?       – Б-р-р, да, пожалуй.       Нацуо только встал с места, как вдруг в окне на секунду промелькнула чья-то рука фиолетово-синего цвета, которая бросила в палату какую-то бумажку и тут же скрылась за оконной рамой. Нацуо быстро подбежал к окну и, высунув голову наружу, стал оглядываться по сторонам, но смог увидеть только клочок чёрного плаща, который быстро скрылся за углом больницы. Внутри Нацуо всё задрожало. Он хотел выпрыгнуть на улицу и догнать убегающего человека, но быстро понял, что вряд ли удастся.       – Кто это был?       – Тойя-нии, - ответил Нацуо. – И он оставил какую-то записку.       «Простите меня за всё. До встречи на берегу моря.»