алая нить

Музыка и звонкий смех оглушают так, что Чонгук едва может расслышать, что говорит собеседница. Поздравляет, конечно — поэтому Чонгук благодарит с яркой улыбкой и смеётся, когда мимо проносятся дети, громко крича. В замке редко бывает пусто, потому что его ворота всегда открыты для каждого, но сегодня людей особенно много. Не только людей. Чонгук поднимает руку, чтобы нежно коснуться маленького дракона на её плечах, что несколько минут назад свернулся и уснул так, совсем не заботясь о шуме. Она не уверена, что знает его имя. Она даже не представляет, знакомы ли они, но прилетевший на шум малыш, которому не больше двух лет, спит слишком сладко и согревает теплом плечи, и Чонгук не решается его будить. Она, на удивление, нравится юным драконам. Тэхëн говорит, им приятно чувствовать огонь единственного в их окружении человека, в котором пробудилась магия. Чонгук предпочитает думать, что дело в её очаровании. Время течёт слишком быстро, но Чонгук не сомневается, что они успеют, — всё же Тэхён, прежде чем скрыться в облаках, пообещала вернуться именно сегодня. За девять лет брака она ни разу не нарушила ни одно из своих обещаний, потому Чонгук не беспокоится, пусть до полуночи и остаётся совсем немного, чуть больше двух часов. Люди медленно расходятся, драконы возвращаются на их земли, домой, к семьям, благодаря чему в замке становится заметно тише. Остаются лишь те, кого Чонгук может без раздумий назвать близкими, и празднование дня рождения принцессы превращается в праздник для молодой женщины Чонгук, супруги уже не такой молодой, но, определённо, взрослой и статной драконицы. Праздник, правда, без той супруги, что очень удивляет гостей, потому что Тэхён и Чонгук среди близких известны тем, что едва ли расстаются надолго. Тем более, в значимые дни, а для Тэхён едва ли найдётся день важнее, чем день рождения Чонгук. Каждый год она выглядит даже более воодушевлённой, нежели сама Чонгук, и на вопрос, почему так, всегда отвечает, что именно в этот день несколько лет назад судьба подарила ей главное, что только может быть в её жизни. Ответ остаётся неизменным, и с течением времени такой вопрос становится скорее традицией, чем желанием узнать причины. Поначалу Чонгук искренне смущается. После — услышав, затихает и прижимается к Тэхён с улыбкой, вслушиваясь в знакомую фразу и замечая, как откликается на неё сердце. Тэхён всегда говорит правду. Ей, на самом деле, трудно соврать о чувствах, потому что для того, чтобы описать любовь такой силы, не найдётся ни одного слова на любом из языке людей. Драконы любят сильнее, однако не спешат описать чувства словами, ведь единственному, кому все эти слова предназначены, нет необходимости их слышать. Связь позволяет чувствовать. Иногда Чонгук искренне жалеет, что кулон не передаёт чувства Тэхён в той силе и мощи, с какой справиться могут лишь драконы. Порой Тэхён пробует объяснить на языке драконов — Чонгук искренне пытается понять, но отмечает лишь, как с каждым новым словом усиливается магия внутри, охватывая огнём сердце. Тэхён словно заклинание читает. А сейчас её нет. И хоть Чонгук не верит, что она не успеет, она задумывается, как они проведут год, что не начнётся с самого искреннего признания Тэхён, какое место Чонгук занимает в её жизни. Такое едва ли допустимо. Чонгук не уверена, сможет ли смириться с этим. Мысли развиться не даёт Саран, что останавливает Чонгук, направляющуюся в жилую часть замка, известием о замеченной на границе провинции Тэхён. Мягкая улыбка трогает губы. До полуночи остаётся ровно час — дракон такое расстояние способен пролететь и за десять минут, если необходимо, но ожидание по известным Чонгук причинам затягивается на сорок. Когда во двор замка въезжает карета, Чонгук с тихим смехом выходит навстречу, чтобы сразу оказаться в объятиях заметно уставшей Суджон. — Вы успели, — довольно отмечает она и поднимает голову к небу, наблюдая, как на башню замка медленно опускается золотой дракон. — Мы не опоздали? — удивлённо спрашивает Суджон, и Чонгук, отстранившись, качает головой. — Тогда с днём рождения, принцесса, — её голос быстро меняется на ласковый и полный нежности, чтобы после, как только Чонгук ярко улыбнётся в благодарность, вдруг стать строгим. — Передай своей супруге, что я с ней больше никогда не поеду. — Она была груба? — Расстояние, которое карета проезжает за пять дней, мы преодолели за три. Я и не думала, что такое возможно. Поверь, она была очень грубой. — Она спешила ко мне, — смеясь, спешит объяснить Чонгук то, что и без того слишком хорошо известно Суджон. — Я убедилась, что вас нельзя разлучать. Чонгук довольно жмурится, с трудом отводя взгляд от Тэхён наверху. Суджон права. Их нельзя разлучать. — Чонхи осталась в столице? — Ещё не проснулась, думаю. Она бы не упустила возможность встретиться с тобой. — Сокджин тоже, но я не вижу среди всадников ни его, ни Ёнджина, — с долей огорчения бросает Чонгук, отходя от Суджон к карете, откуда показывается сонная Чонхи. Суджон нет необходимости отвечать — Чонгук прекрасно понимает, почему ни король, ни единственный наследный принц не решились оставить столицу в трудные для королевства времена. Она уже утром получила от него вместе с подарком письмо, обещающее, что скоро, как только всё утихнет, они обязательно встретятся. На самом деле, и королеве с принцессой следовало не уезжать так далеко, но Тэхён обещала сопровождать их на всём пути. И даже тогда возникли трудности, с которыми, благо, разобраться удалось достаточно быстро, чтобы Чонгук в последние минуты дня рождения могла заключить в объятия любимую племянницу, поблагодарить Суджон за самый ценный подарок, проводить их до готовых покоев и после насмешливого «беги уже к ней, времени мало» развернуться и поспешить наверх. Туда, где Саран сообщает о готовой купальне, а Тэхён, спускающаяся по лестнице к Чонгук, заметив её, сразу ускоряется и спустя мгновение прижимается, окутывая родным огнём. — Я думала, ты не успеешь, — выдыхает Чонгук. — О, моя принцесса, ты ведь ни секунды не сомневалась, — насмешливо отзывается Тэхён, и Чонгук отстраняется, громко фыркая. — Может, всё же сомневалась пару секунд. — Не верю. — Разве я посмею солгать? — На этот вопрос нет верного ответа, я отказываюсь отвечать. — Это тоже неверный ответ, — засмеявшись, спешит огорчить Чонгук и после громкого вздоха Тэхён, выражающего всю усталость от её положения, тянется, чтобы с улыбкой поцеловать. — Ещё немного, и ты не успеешь поздравить меня с днём рождения. Или, может быть, уже опоздала… Не знаю, смогу ли я простить такое. Но я, так и быть, в память о девяти лет нашего брака приму и сейчас, — резко бросает Чонгук и поднимает подбородок, чтобы с непоколебимой уверенностью в глазах встретить всё ещё насмешливый, но при этом полный нежности взгляд Тэхён. — С днём рождения, моё самое ценное сокровище, — мягко шепчет Тэхён. Чонгук, разом успокоившись всего после одной фразы, кивает и прижимается щекой к плечу, чтобы так затихнуть и простоять ещё несколько минут, часов, дней. — Не спросишь про подарок? — Твоё присутствие — подарок, которого я желала сегодня больше любого другого. — Хорошо, тогда не буду дарить. — Нет уж, приготовила — дари. — Не приготовила, но подарю. — Как можно подарить ещё не готовый подарок? В ответ — лишь мягкая улыбка, а после Тэхён тянет Чонгук, переставшую понимать, о чём они говорят, в купальню. Чонгук не отказывает. Она по Тэхён слишком соскучилась за неделю, что Тэхён отсутствовала полностью, а до этого в течение двух месяцев появлялась лишь на недолгое время, объясняя всё делами. Они едва ли до этого разлучались так надолго, и потому сейчас Чонгук не желает отпускать Тэхён ни на минуту и тихо смеётся, когда Тэхён, стоит только платью упасть к ногам, а Чонгук сделать единственный шаг, тянет её в чуть остывшую воду купальни и прижимает. Чонгук откидывает голову назад и прикрывает глаза. Она давно не чувствовала Тэхён настолько близко. И Тэхён, конечно, встречается с тем же чувством, поэтому затихает, прижавшись губами к плечу Чонгук, и связывает их огонь так, что вода вокруг нагревается и становится горячее, кулон обжигает кожу, а Чонгук сталкивается с осознанием, что Тэхён за две месяца отсутствия стала гораздо сильнее. Так, как никогда до этого. Настолько, что и сама с трудом сдерживает силу, что под влиянием влечения к близкой сейчас Чонгук стремится поглотить всё вокруг. Чонгук успокаивающе ведёт пальцами по спине Тэхён, ниже, к изгибу, пока не останавливается у сердца пламени внутри неё. Тэхён громко выдыхает. — Не сожги меня, — с нежностью шепчет Чонгук. — Мой огонь не способен причинить тебе вред, — отзывается Тэхён, щекоча дыханием кожу. — Мне не хватало нашей близости. — Скучала по мне? — С трудом сдерживаюсь. — О, ты, кажется, и вовсе не сдерживаешься, — засмеявшись, отмечает Чонгук и, стоит Тэхён отстраниться, поднимает ладонь, чтобы коснуться кончиками пальцев пара над водой. — Ты нагрела нам воду. Мне почти горячо. — Трудно привыкнуть, насколько огня теперь много и в человеческом теле, — Тэхён неожиданно смущается, с чем, стоит признать, Чонгук сталкивается столь редко, что едва узнаёт в её реакции смущение. Интересно. И как Тэхён удалось стать настолько сильной, и почему слова Чонгук её смутили. — Я не подумала об этом. Чонгук наклоняет голову. Непривычно слышать от Тэхён, которая стремится найти объяснение всему и предугадать каждую мелочь, чтобы не столкнуться с неожиданностью, такие слова. Она не подумала. Так не бывает. — Что случилось с моей супругой? — с усталым вздохом спрашивает Чонгук, не решившись строить догадки в голове. — Ты стала сильнее. И ты смущена. И ты не подумала. Слуха касается незнакомое слово на языке драконов, и Чонгук вновь вздыхает, гораздо громче, с большей усталостью. Если она не встречалась с этим словом раньше, значит, оно затрагивает то священное, чему молятся драконы и о чём не пишут в книгах, которые есть в их библиотеке. У Чонгук было много времени, чтобы прочитать их, и она даже могла ознакомиться с несколькими молитвами драконов, но не решилась их дочитывать, потому что на каждую кулон отзывался такой мощью, что Чонгук начинала беспокоиться, не сгорит ли она изнутри. Молитвы драконов гораздо сильнее молитв людей. Но драконы не молятся в течение двух месяцев, чтобы обрести силу. По крайней мере, за девять лет Чонгук не слышала о подобном и не представляла, что Тэхён, будучи драконицей из сильного рода, в том нуждается. — Расскажи мне больше, — просит Чонгук, но Тэхён лишь отрицательно машет головой и вновь прижимается к плечу, сжимая ещё крепче талию. Чонгук прислоняется головой к ней. — А когда расскажешь? — Нужна ещё неделя, тогда можно судить, получилось или нет. Если получилось, расскажу. Если не получилось, попробую снова и расскажу, когда получится. — После стольких усилий не может не получиться. Тэхëн лишь мычит, что служит хорошим выражением её сомнений, и Чонгук поднимает руку, чтобы ладонью зарыться в короткие волосы и ногтями провести по чешуйкам. Улыбка трогает губы, когда до ушей доносится хриплый выдох, а только успокоившийся огонь вновь вспыхивает, следуя за желанием Чонгук, за второй ладонью, что давит, чтобы прижать Тэхëн ближе, за ногами, что обхватывают бëдра Тэхëн, вынуждая опереться в стремлении устоять. Так хорошо. Идеально близко. Тэхëн шепчет вопрос, который Чонгук не слышит, но чувствует кожей, и ведёт губами от плеча к шее, вынуждая откинуть голову назад. Словно не ждёт ответа на вопрос, но Чонгук знает, насколько внимательно Тэхён прислушивается к её реакции, потому давит ладонью сильнее и отпускает лишь для того, чтобы увлечь поцелуем. Тэхён сразу отвечает, спускается ладонями от талии к бёдрам и сжимает. Она снова не сдерживает огонь. И если раньше Чонгук, привыкшая к её силе, раскрывалась ей, то сейчас, почувствовав, как вскипает вокруг вода, вспыхивает и кулон, и их с Тэхён тела, спешит их остановить. Тэхён и сама её понимает. Не так быстро. Может быть, должно пройти время, прежде чем она научится такой силой управлять, не сжигая мир вокруг. Тэхён разочарованно отходит и устраивается на выступе, где сидит Чонгук, рядом, чтобы обнять. Не только разочарована, но и смущена вновь, и Чонгук выдыхает смешок, наклоняет голову, прижимаясь к плечу, и разгоняет заполнивший купальню пар, благодарная, что магический барьер Тэхён вокруг них не даёт воде нагреться до состояния, когда сидеть в ней станет опасно для человеческой жизни. Сейчас, правда, не спуститься с выступа и не сделать и шага, однако Чонгук и не чувствует желания покидать объятия, потому прикрывает глаза и принимается отвечать на вопрос, как прошёл её день рождения. Рассказ долгий — они и не спешат выходить до тех пор, пока голос уставшей и расслабленной Чонгук не стихает полностью, потому что после Тэхён приглашает их в кровать. Чонгук не отказывает, только вздыхает от мысли, как сильно она соскучилась за ту неделю, когда была вынуждена проводить ночи на их большой кровати в одиночестве. Хорошо, что Тэхён сейчас рядом. И так же хорошо, что она в оставшуюся неделю никуда не улетает, а просто проводит дни под солнцем, растянувшись огромным драконом на холме у города. Чонгук с Суджон и Чонхи отдыхают там же, благодаря чему с Тэхён они не расстаются вовсе, пусть она и не принимает участия в их разговорах, а лишь наблюдает, как прислонившаяся к ней Чонгук либо рассказывает Суджон всё, о чём не написать в письме, либо играет с прилетевшими и прибежавшими детьми, либо читает, когда отвлекать её некому. Подарок короля и королевы в виде трёх сотен книг, которые она до этого не читала, Чонгук оценивает в первый же день. Тэхён, конечно, тоже, ведь именно она — и только она — лежит рядом и вслушивается в тихий голос, рассказывающий чужую историю. Суджон и Чонхи, увы, не задерживаются долго, и сопроводить их вызывается Тэсун, желающий встретиться с Сокджином, поэтому Тэхён остаётся в городе. Отведённая неделя близится к концу, и Тэхён наполняется таким умиротворением, что оно передаётся и Чонгук. Она мало объясняет, хоть и меньше времени проводит в обличии дракона, почти не задействует силы, не желая их тратить, и всё ещё с трудом их контролирует, особенно рядом с Чонгук, однако её состояние кажется совершенно спокойным. Она не волнуется, не показывает сомнений, держится тихо и в стороне от любых дел, какими бы они ни были. Не похожа на ту, кто не уверена, получится ли у неё. Наоборот, она полна уверенности, и Чонгук с удивлением отмечает, что Тэхён с каждым становится всё более уверенной. Семь дней, и на утро восьмого Чонгук, проснувшись одна, встречается с Саран, которая сообщает, что Тэхён ждёт её, чтобы взлететь. Домой. Туда, где Чонгук не была два месяца. — Ваше высочество, — останавливает её, поспешившую одеться, Саран. Чонгук вопросительно оборачивается, удивлённая обращением. — Тэхён сказала, вы можете вернуться только с началом весны. — Она так сказала? — Сегодня утром. — Хорошо, — Чонгук кивает, принимая. — Не стоит беспокоиться. Полагаю, она задумала путешествие, поэтому мы и не вернёмся раньше. — Она вам не говорила? — Это же подарок, — фыркает Чонгук и качает головой. Саран мягко улыбается. — Она никогда о таком не говорит заранее, ей нравится искренность моей реакции, когда я узнаю впервые. — И ей нравится, что вы всегда доверяете ей. Даже если не знаете, что вас ждёт. Она права. Чонгук и не спешит отрицать, занятая тем, чтобы подобрать подходящий для полёта наряд. Саран хорошо знает её, Тэхëн, историю их брака и всё, о чём неизвестно никому другому, потому что только ей Чонгук готова доверить семью. Никто из друзей не приближен к ним так, как Саран, и именно по этой причине она прекрасно понимает, почему Чонгук доверяет Тэхён не просто жизнь, но и всё, что у неё есть. Чонгук быстро завтракает, одевается, подвязывает волосы, накидывает на шею платок, которым после закроет от ветра лицо, прощается с Саран и поднимается к огромному балкону, где под солнцем греется Тэхён. На её приближение она открывает глаза и тянется, чтобы игриво подтолкнуть носом. Чонгук с нежной улыбкой прижимается лбом к её щеке и затихает на несколько мгновений, чувствуя, как плещется под толстой кожей пламя. — Домой, — выдыхает она. Тэхён меняет положение, чтобы Чонгук было удобнее сесть. Чонгук склоняется к её шее, обнимать которую сейчас не так безопасно, как раньше, потому что нет возможности переплести пальцы. Тэхён внимательно следит за ней, расправляет крылья и приподнимается, и восторг вновь затапливает сердце, словно это первый полёт Чонгук. Их провожает Саран. Встречает же — родная хижина у подножия огромной горы, когда спустя не один час полёта высоко в облаках Тэхён начинает снижаться. Чонгук словно после долгого отсутствия возвращается домой, и в её сердце замирает трепет, когда она, спустившись, расшнуровывает подвязки на тёплых туфлях и снимает их, чтобы коснуться голыми ногами зелёной травы. Тэхён рядом с ней принимает облик человека и сразу вытягивает руки, готовая принять восторженную Чонгук в объятия. Впрочем, ненадолго, ведь Чонгук спешит отстраниться и направиться в сторону хижины — убедиться, что она действительно дома. Вместе с Тэхён. В тишине, покое и уюте, что всегда наполняет их дом. Теперь, правда, дом наполняют ещё и книги, и Чонгук с любопытством оглядывает кухню, пытаясь подсчитать, сколько новых книг принесла Тэхён сюда. Их много. Настолько, что Чонгук, не люби она читать, сочла бы, что их слишком много и стоило оставить половину в библиотеке замка. Но Чонгук, к счастью, читать любит. — Когда ты успела их перенести? — лишь спрашивает она и проходит вперёд, пальцами касаясь переплётов. В некоторых она узнаёт те, что были подарены Сокджином и Суджон. Некоторые видит впервые и по названию отмечает, что написаны они на языке драконов, значит, принесённые Тэхён из их хранилища. Тэхён, встрепенувшись, просит повторить вопрос. Чонгук бросает на неё взгляд, отмечая, насколько она сейчас взволнована. Вопрос не повторяет, не спрашивает, в порядке ли Тэхён, потому что знает её ответ, только ступает дальше, в следующую комнату. С каждым её шагом волнение Тэхён усиливается. Чонгук, войдя, оглядывается. Её взгляд сразу останавливается на главном из нового, что появилось в спальне. Колыбель. Деревянная, украшенная золотом и, определённо детская, и Чонгук медленно приближается, чтобы с трепетом коснуться пальцами, пока Тэхён остаётся стоять у входа. — Чья это колыбель? — решившись, интересуется Чонгук, пусть и хочет спросить не это. Зачем им колыбель? — Она была моей, — слабо отвечает Тэхён. — Давно. До этого в ней выросла моя мама. Женщины нашего рода. После рождения новой девочки её восстанавливают, заменяют детали, но оставляют след рода, чтобы малышка чувствовала близость с ними. — А чья она сейчас? — Она ждёт. — Кого? — Чонгук оборачивается к подошедшей Тэхён и вглядывается в её глаза, желая увидеть в них ответ, понять, ошибается или нет. Тэхён сохраняет молчание, отводит взгляд, опускает его на колыбель, которую сжимает ладонью. — Кого она ждёт? — повторяет вопрос, надеясь, что Тэхён услышит в нём мольбу об ответе. — Нашу дочь, — всё же отвечает, возвращаясь взглядом, полным нежности и решимости, к Чонгук. Их дочь. Чонгук прикрывает глаза, не в силах выдерживать огонь, что плещется во взгляде Тэхён и проникает в самое сердце, душу. Столько всего теперь обретает смысл, и Чонгук требуется время, чтобы справиться не только с этим, но и с накатившими слезами, прежде чем она решается посмотреть на Тэхён. Весь мир, кажется, останавливается. И оживает лишь в момент, когда Чонгук делает единственный шаг вперёд и прижимается к Тэхён, не говоря ни слова. Тэхён и без того хорошо чувствует, чем затапливает её изнутри. И так трудно подобрать слова — Чонгук не нравится любая фраза, которая приходит ей в голову, потому что все они кажутся неподходящими, неправильными, недостаточными. И как хорошо, что Тэхён не требует ничего, никуда не спешит и только обнимает у колыбели, где вскоре будет спать их, Тэхён и Чонгук, дочь. — У нас будет дочь, — озвучивает Чонгук единственную мысль, которую удаётся осознать. Тэхён тихо мычит. — Почему ты держала это в секрете? — интересуется без претензии, скорее с желанием сказать хоть что-нибудь. — Я не знала, получится ли у меня. — Я знала, что получится. — Поэтому я и не говорила, — с улыбкой в голосе бормочет Тэхён. — Иногда ты веришь в меня гораздо сильнее, чем я сама. — И если бы не получилось, тебе пришлось бы в одиночестве переживать разочарование от несбывшихся надежд? — вдруг понимает Чонгук и отстраняется, нахмурившись. — Не обрекай себя на такое. Мою веру в тебя ничем не пошатнуть, поэтому я хочу быть с тобой и в момент, когда ты столкнулась с неудачей. — Ты говоришь, а я хочу подарить тебе весь мир, — шёпотом признаётся Тэхён. Чонгук сильнее хмурится. — Не недооценивай мои слова. — Никогда, — со всей серьёзности сразу говорит Тэхён. — Хорошо, — Чонгук кивает. — И всё, что ты подарила мне, гораздо важнее целого мира. Он мне не нужен. Не так, чтобы я хотела получить его в подарок. Тэхён вновь улыбается и жмурится, наклоняясь, чтобы прижаться к плечу и спрятать улыбку там. В такие моменты она всегда называет Чонгук очаровательной, однако сейчас молчит и не говорит ничего, и к Чонгук возвращается осознание всего, что произойдёт дальше. О ритуале, разжигающим пламя, из которого зарождается новая жизнь дракона, Чонгук знает, наверное, всё, что только написано в книгах. Одновременно и магия крови, и сила огненной стихии внутри драконов, и слияние мужчины и женщины, что в случае Тэхён и Чонгук невозможно, поэтому требует гораздо больше магии и сил. Проводят его на закате, поэтому у них остаётся ещё весь день, и всё это время они проводят вместе, за разговорами. Теперь говорит Тэхён, рассказывая, чем именно была занята в эти два месяца. Чонгук молчит — слушает и запоминает на последующие несколько месяцев её голос, смех, лицо, всё, что будет скрыто за обличием дракона, пока её организм формирует вокруг зародившейся жизни твёрдую оболочку, что будет защищать её от мира. Трудно предположить, сколько времени это займёт. — У женщин моего рода уходит месяц, — тихо делится Тэхён, пока лежит головой на бёдрах Чонгук, сидящей на берегу реки, что протекает рядом с их горой. — Но их парой являются драконы. Я не знаю, сколько уйдёт у меня. Не больше полугода, надеюсь. — Всё хорошо, — успокаивает Чонгук. — Сколько угодно. — Я лишусь рассудка без возможности тебя коснуться. — Ты будешь сосредоточена на малышке. — Это не помешает мне мечтать о поцелуях с королевой моего сердца. Чонгук с усталым вздохом поднимает глаза к небу и качает головой, стоит ей услышать довольный смех Тэхён. Ей нравится проводить время с Тэхён вот так, однако она не смеет и усомниться, что жизнь с драконом понравится ей, хоть и меньше, чем привычная. Тэхён всё равно обычно довольно молчалива. Может быть, в эти месяцы она будет излишне молчалива, но и с таким научиться жить не так сложно. Тем более, ради их дочери. Боги, их дочери. Каждый раз, когда в голове рождается мысль о реальности всего, о чём Чонгук могла мечтать, она сталкивается с невозможностью её принять и осознать, поверить в неё. Она, наверное, начинает понимать только тогда, когда Тэхён в пещере, куда они спускаются для ритуала, просит протянуть руку, чтобы она могла смешать их кровь. Вокруг горят свечи, пещеру освещает закатное солнце, а Тэхён выглядит совершенно уверенной и абсолютно спокойной, пока объясняет, что Чонгук должна будет делать. Чонгук себя спокойной не чувствует. Может быть, только уверенной, потому что сейчас всё зависит не от неё, а от Тэхён, и в Тэхён она сомневается намного меньше, чем в себе. Тэхён обходит, чтобы проверить, все ли свечи стоят там, где им положено, спрашивает, готова ли Чонгук, и после её кивка возвращается, приближается, затягивает в объятия и мягко, но слишком быстро целует. — До встречи, — с улыбкой шепчет она в губы, чуть отстранившись, и прижимается в поцелуе к плечу, чтобы после отойти и принять облик дракона. Чонгук прижимает руки к груди. Всё, что она должна сейчас делать, — это находиться в круге, чтобы Тэхён могла слиться с её силой, и терпеливо ждать, пока она закончит, пока молитва подойдёт к концу, пока взвившееся выше человеческого роста пламя свечей потухнет. Воздух вокруг заметно нагревается, но не он волнует Чонгук, а огонь внутри неё такой силы, с какой она до этого не сталкивалась, и обжигающий шею кулон. Чонгук искренне беспокоится, не расплавится ли он, однако только мгновение, потому что после Тэхён начинает двигаться. Её движениям трудно дать название, и Чонгук решает называть их танцем, пусть на танец они едва ли похожи. Завораживает. О том, что этот танец должен быть парным, Чонгук догадывается гораздо позже. Ни в одной книге о ритуале зарождения души он не был описан, только вскользь упомянут, и Чонгук представляла его совершенно иначе. Главное, что магия, следуя за Тэхён, собирается и в воздухе, и в них обеих. Ровно до тех пор, пока Тэхён не останавливается вдруг перед Чонгук, там, где и начала. Свечи одновременно гаснут, исчезает весь огонь, какой только был, забирая с собой все силы, что держали Чонгук на ногах. Она ничего не сделала — но всё равно пошатывается и не ударяется лишь благодаря Тэхён, что успевает подставить голову и помогает медленно опуститься. Чонгук прислоняется к ней головой и обессиленно прикрывает глаза. Им ещё нельзя выходить из круга, поэтому Тэхён, наверное, не будет против, если она уснёт. Кажется, она так говорила перед началом. Значит, всё хорошо. По крайней мере, Тэхён чувствуется спокойной и расслабленной, пусть и такой же уставшей, а не разочарованной, и Чонгук, устроившись под её крылом, засыпает с мыслью, что у них всё получилось. И с ней и просыпается, на том же месте, в кругу, накрытая крылом, словно одеялом, что согревает лучше, чем любое другое. Тэхён продолжает спать, не реагируя ни на движения Чонгук, ни на зовущий голос, и Чонгук неуверенно оглядывается. Она не знает, можно ли ей выходить. Она не знает, сколько Тэхён будет спать, потому что, как подсказывает кулон, она всё ещё, в отличие от восстановившейся за ночь Чонгук, лишена сил. В воздухе не чувствуется никакой магии. Чонгук ждёт в надежде, что Тэхён проснётся, однако она продолжает спать и спустя несколько минут, и спустя, по ощущениям, час так, словно не собирается сегодня просыпаться. Чонгук, решившись, делает шаг, успокаивая себя мыслями, что Тэхён предупредила бы её, что несколько свечей уже опрокинуты, а подобное точно недопустимо при ритуале, и что ничего не происходит, даже когда Чонгук погружается в ледяную воду подземного озера или, быстро ополоснувшись и одевшись, выходит из пещеры. Тэхён продолжает спать. Чонгук обеспокоенно прислушивается к кулону — всё выглядит так, точно Тэхён лишь отдыхает. Заметно дольше, чем обычно. Слишком долго. К моменту, как она всё же открывает глаза, Чонгук успевает за день, ночь и половину следующего дня извести себя мыслями настолько, что проснувшаяся и не до конца осознавшая, где она находится, Тэхён сталкивается с волной волнения и одновременно с тем облегчения и руками, сжимающими её шею, будто она может исчезнуть. — Ты спала почти два дня, — смутившись, объясняет Чонгук. Тэхён, извиняясь, чуть толкает её носом. И вскоре засыпает вновь. Как оказывается, в беременность драконицы спят действительно много, что совершенно на них не похоже и удивляет не только Чонгук, но и Тэхён, не ожидавшую такого от собственного организма. Это не особо много меняет в том, как они проводят дни, только теперь Тэхён может легко уснуть, пока Чонгук читает, разговаривает с ней или вместе с ней обедает. Сон настигает даже в полёте, и по этой причине Тэхён от них отказывается, из-за чего двигается ещё меньше, а спит — больше. Беременность отнимает все её силы. Месяц проходит в спокойствии и сонливости, а после Чонгук перестаёт считать и отмечать дни, не желая, чтобы это давило на Тэхён. Она привыкает. Да, искренне скучает по Тэхён, но старается не показывать этого, проводя дни в прогулках по лесу вместе с неуклюже ступающей за ней Тэхён, ловле рыб из реки, что, на удивление, получается у неё очень хорошо, чтении множества книг, изучении языка драконов и осознании мысли о скором родительстве. С последним справляется не то чтобы хорошо, но искренне старается и высказывать сомнения Тэхён, и размышлять над тем, что именно её волнует, и убеждать себя, что они вдвоём точно сделают всё, чтобы стать хорошими родительницами для малышки. Чонгук даже пробует придумать ей имя. Сдаётся на третий день, когда Тэхён вместо ворчания после каждого предложенного имени просто отворачивается и делает вид, что заснула, посмеиваясь на возмущения Чонгук. Вскоре Чонгук находит очарование в том, чтобы проводить дни вот так. Всё меняется с первым снегом. В тот день Тэхён начинает вести себя совершенно иначе, и Чонгук, вышедшая из пещеры, чтобы насладиться пришедшей к ним зимой, возвращается и неловко замирает, наблюдая, как Тэхён сосредоточенно собирает рассыпанное по пещере золото возле выступа, где обычно спит Чонгук, если не засыпает рядом с Тэхён. Чонгук пробует узнать, всё ли в порядке, — Тэхён оглядывается на неё, выдыхает дым и принимается вновь двигать золото. Обычно Тэхён не интересуется им в их пещере. Чонгук решает не вмешиваться. Тэхён пропускает дневной сон и всё не успокаивается, до глубокой ночи продолжая передвигать золото, укладывается то рядом, то на образовавшуюся кучу, оставаться недовольной и снова двигать. Уже ночью уставшая Чонгук пробует ступить на рассыпанное у её ложа золото и замирает, заметив, насколько внимательно Тэхён за ней следит. Не останавливает, просто смотрит, не моргая, и расслабляется, лишь когда Чонгук укладывается и накрывается одеялом. Её не тревожат. Тэхён даже перестаёт бить хвостом, разбрасывая золото, которым недовольна, по пещере, и растягивается на полу рядом с Чонгук. Накрывает крылом, чтобы спрятать от холода пришедшей зимы, и быстро засыпает, пока Чонгук пытается найти объяснение происходящему. На следующий день всё повторяется, только теперь Тэхён сосредоточена на том, чтобы формировать из неровной кучи золота подобие кровати, на которой можно растянуться и уснуть. У неё, конечно, получается. Просто на третий день кровать перестаёт ей нравиться, и Тэхён старается вырыть в центре круга огромную яму, чтобы можно было свернуться там. Выглядит как гнёзда птиц, которые Чонгук порой встречает в лесу, когда уходит достаточно далеко от горы. Правда, сплетённое гнездо не распадается от любого движения, в отличие от золотых монет, и следующие несколько дней Тэхён пытается найти такое положение, чтобы в её гнезде можно было шевелиться без риска раскрыть миру то, что она прячет в старательно вырытой яме. Ей, на удивление, удаётся и это. После того, как она огнём плавит золото по краям. Лишь тогда она позволяет и Чонгук забраться в яму и, последовав за ней, сворачивается вокруг, согревая сильнее, чем когда-либо до этого, благодаря золоту, сохраняющему тепло драконов. Сон на монетах Чонгук нравится, определённо, гораздо меньше, чем сон на каменном выступе, накрытом толстым одеялом. Говорить об этом Тэхён она не решается, но Тэхён и сама понимает, поэтому спустя несколько ночей позволяет ей спать на привычном ложе под тяжёлым крылом. Совсем скоро Чонгук убеждается, что гнездо Тэхён строила совершенно не для неё, когда её будит не взошедшее солнце или отдохнувший организм, а волна чувств, что накатывает на неё так резко, так неожиданно и вынуждает подскочить и сжать в ладони горячий кулон, оглядываясь. Она так и замирает. Кажется, именно в тот день Чонгук заново влюбляется в Тэхён, потому что её взгляд останавливается на ней, свернувшейся вокруг обёрнутого хвостом небольшого драконьего яйца цветом, словно чешуя Тэхён, из-за чего Чонгук замечает его не сразу. Тэхён поднимает на неё взгляд. Чонгук с трудом вспоминает о необходимости дышать. Ей приходится приложить немало сил, чтобы суметь пошевелиться, и она с заминкой опускает ноги на золото, не отводя взгляда. Тэхëн вздрагивает, и Чонгук не смеет приблизиться — замирает, прижав ладони к груди, туда, где сейчас разрывается сердце от переполняющих его чувств, что принадлежат и ей, и Тэхён. Она не решается опуститься ниже, но Тэхён, отведя взгляд, поднимается и укладывается в гнезде так, чтобы оставить место и для Чонгук. Приглашает. От такого Чонгук точно не сумеет отказаться. И всё же она дрожит так сильно, когда присаживается на колени перед Тэхён и осторожно протягивает руки. Не касается — не находит в себе ни достаточно смелости, ни единого слова, которым можно было бы выразить всё, что она чувствует. Только смотрит то на Тэхён, то на небольшое яйцо, что может поместиться у неё в руках. Тэхён оборачивается вокруг неё, чтобы головой лечь рядом, и подталкивает, призывает дотронуться и вынуждает, вздрогнув, очнуться. Кажется, весь мир перестаёт иметь значение, когда Чонгук, следуя за Тэхён, тянется вперёд и аккуратно касается пальцами твёрдой оболочки. Она холодная, но внутри неё плещется огонь, что отзывается на прикосновения Чонгук даже сильнее, чем сила Тэхён. Потому что в пламя их дочери — слияние магии Чонгук и Тэхён. Чонгук не уверена, как матери ощущают детей, но то, как ластится огонь к пальцам, не оставляет сомнений, что там, внутри, её дочь. Дочь по магии, крови и любви. — Тэхён, — слабо зовёт Чонгук. Тэхён прислоняется головой к её руке, показывая, что слушает. Чонгук качает головой, не продолжая — одновременно и слишком много, и слишком мало слов, чтобы пытаться сказать хоть что-нибудь. Она не сумеет выразить всё, что хочет. — Спасибо, — её хватает лишь на благодарность, а после Тэхён качает головой и возвращается к яйцу, вокруг которого оборачивает хвост. Прижимается, устраивает голову рядом и не оставляет Чонгук возможности встать и уйти. Чонгук и не хочет. Чонгук и не сможет, даже если Тэхён её отпустит, потому что всё, к чему её сейчас тянет, — именно в этом гнезде из золота, рядом с Тэхён, внутри оболочки, такой же твёрдой, как чешуя дракона. Настолько твёрдой, что Чонгук искренне волнуется, сможет ли малышка его расколоть, но обернувшаяся после её обеспокоенного шёпота Тэхён прижимает к себе и успокаивает. Впервые за несколько месяцев. Когда Чонгук осознаёт, в чьих объятиях находится, не отпускает всю следующую вечность и совершенно не хочет отпускать даже после слов Тэхён о том, что ей необходимо вернуться в обличие дракона. Но всё равно приходится, чтобы Тэхён могла позаботиться о малышке. Главное, что она обещает, что теперь будет часто возвращаться к Чонгук, пусть и ненадолго, на несколько слов, несколько минут объятий и несколько поцелуев. И коротких, и долгих, выражающих всю любовь, всю благодарность и всю нежность и к друг другу, и к малышке, что постепенно набирается сил. Чонгук чувствует это. Чувствует и Тэхён, отсчитывая дни до момента, как сил их дочери станет настолько много, что оболочка, защищающая её от мира, треснет. Она не говорит, сколько остаётся, Чонгук и не требует, с трепетом заботясь и об яйце, как учит её Тэхён. Оказывается, малышка не только отзывается на их прикосновения, но и слышит их голоса, и Чонгук рассказывает ей о мире, где её ждут, всё, что знает, читает книги, тихо поёт колыбельную, которой в детстве её научил Сокджин. Она старается не отходить ни на шаг, только если в том нет необходимости, и вместе с Тэхён проводит дни в тёплом гнезде. Месяц медленно сменяется другим, год подходит к концу, яйцо постепенно растёт так же, как растёт сила малышки внутри. Чонгук отмечает, как с ростом яйца оболочка становится тоньше, светлее, более прозрачной. Больше сомнений не остаётся. И последние развеиваются в мгновение, когда на глазах отдыхающей Тэхён и Чонгук, читающей малышке детскую книгу на языке драконов, по яйцу расходится первая трещина. Следующие несколько часов они не смеют и на шаг отойти, наблюдая, как трещин становится всё больше, но оболочка не спешит распадаться, словно сдерживаемая изнутри. Тэхён просит продолжать читать — и Чонгук читает чуть дрожащим голосом, с трудом видя перед собой строчки, до момента, как слышит треск гораздо громче, чем до этого, и тихое «Чонгук» от Тэхëн, просящее остановиться. Тэхён обращается драконом, Чонгук же прикрывает глаза, набираясь сил, и открывает лишь тогда, когда кулон вспыхивает чувствами Тэхён. Её сердце перестаёт биться именно в тот момент, когда взгляд останавливается на свернувшейся, наполовину выбравшейся из яйца малышке, которая тянется к Тэхён в ответ на её тихое урчание, незнакомое для Чонгук. Она выглядит такой маленькой, хрупкой и уязвимой, и Чонгук, никогда не видевшая новорождённых драконов, сталкивается с желанием вновь спрятать дочь от мира и не показывать ему её, пока она не станет достаточно большой, чтобы суметь защитить себя. И она не только маленькая, но и мягкая, когда Чонгук решается коснуться. Её чешуя не такая твёрдая, какая у взрослых драконов, а близкая к человеческой коже, только более плотная, поэтому Чонгук в первое мгновение отдёргивает руку и резко выдыхает. Дочь сама слепо тянется к ней — она не позволяет себе не ответить на молчаливую просьбу о ласке. В момент, когда Чонгук, подсевшая ближе, решается взять прижавшуюся к ней малышку на руки, вся вселенная навсегда сходится в самом ценном, что только может быть в этом мире. Чонгук осмеливается отвести от неё взгляд только спустя долгие минуты — лишь для того, чтобы поднять глаза на наблюдающую за ними Тэхён. — Спасибо, — выдыхает она, вкладывая в единственное слово гораздо больше. «Я люблю тебя», «она так на тебя похожа», «ты подарила мне все миры, какие только могут существовать» и «я так благодарна судьбе, Богам, небу, всему, что подарило мне тебя». — Спасибо, Тэхён, — повторяет Чонгук. Тэхён отвечает ей взглядом, в котором читается вся её любовь такой силы, какой больше не найдётся нигде в мире. Чонгук опускает взгляд на дочь в её руках, чувствуя, как откликается её магия. Они действительно связаны, и связь не растворяется, даже когда Чонгук решается отпустить малышку и позволить Тэхён её окружить, пряча от всего мира. Чонгук поднимается на ноги, качая головой на обеспокоенный взгляд Тэхён, и чуть отходит, пытается успокоить подступившие слёзы и вернуть себе самообладание. У неё дрожат руки, пока связь с каждым мгновением становится только сильнее, словно до этого сдерживалась исключительно скорлупой. Она чувствует так много. Больше, чем способен вынести человек, и ей даже Тэхён не в силах помочь, пусть и пытается успокоить, как делает всегда. Возможно, дело в том, что сейчас её мысли занимает дочь, которой внимания требуется гораздо больше. Может быть, и у Тэхён есть предел чувств и эмоций, выдержать который она не в силах. Чонгук не настаивает на её помощи, постепенно подчиняет себе магию сама, удивлённо замечая, как она наполняет воздух вокруг её ладоней искрами. Ненадолго, но впервые. Сколько бы она ни пыталась раньше, управлять пламенем внешнего мира ей не удавалось вовсе — Тэхёна объясняла это внутренним барьером людей, выстроенным за столетия без магии. У неё и сейчас не получается повторить, и она оставляет это на будущее, возвращаясь в золотое гнездо и тихо устраиваясь рядом, наблюдая, как свернувшаяся у неё в крыльях малышка спит, обняв маленькими лапами хвост. Тэхён не смеет и пошевелиться. Она даже дышит приглушённо, лишь смотрит и направляет всю магию на то, чтобы нагревать воздух вокруг дочери до температуры такой, что Чонгук, верно, могла бы обжечься, если бы попробовала коснуться. Чонгук тянется, чтобы прижаться губами к чешуе, и Тэхён вздрагивает и переводит взгляд на неё, словно только возвращается из мира, где есть лишь их дочь. Чонгук не сдерживает мягкого вздоха, когда её осторожно обвивают и прислоняются головой к бедру, затихнув. Она прижимает ладонь между рогов, гладит, вслушиваясь в тихое урчание, и не говорит ни слова. В пещере становится так тихо, как только возможно, и они обе не спешат даже пошевелиться. Вдвоём наблюдают за их спящей дочерью. Чонгук уверена, она могла бы провести так вечность. И она совершенно точно знает, что Тэхëн её мысль безоговорочно разделяет. Они видели, наверное, весь мир, но самое прекрасное и завораживающее находят у них дома, в их пещере, в тишине, покое и безоговорочной любви. К друг другу и к дочери, пока ещё, наверное, не чувствующей этого. Проходит немало времени, прежде чем Чонгук решается двинуться и лечь рядом. Она устраивает голову на лапах Тэхëн, цепляется пальцами за чешую и прикрывает глаза, когда чувствует, как хвост аккуратно её обвивает. Он довольно тяжёлый, но не настолько, чтобы хотеть этой тяжести избежать. Ей хорошо. Ей больше, чем хорошо, так, как она не может описать словами — поэтому оставляет это без слов и обращается к связи с дочерью, постепенно засыпая. Просыпается она от того, что Тэхëн старается переложить её на золото, не потревожив сон. Она чуть приподнимается, и Тэхëн толкает головой, извиняясь, и сразу взлетает, исчезая в следующей пещере, где хранятся их запасы, и оставляя Чонгук с дочерью. Чонгук неуверенно касается её пальцами — дочь сразу приподнимается и прижимается, обхватывая ладонь хвостом и лапами. Магия сосредотачивается именно там, в пальцах, согревая, и именно это и привлекает дочь. Чонгук слабо улыбается. Тэхëн возвращается довольно быстро, и дочь сразу оживляется — причину Чонгук понимает, когда видит, как Тэхëн передаёт совсем небольшой кусочек мяса и тут же толкает носом. Даже её нос кажется огромным рядом с малышкой. Удивительно, как из такой новорождённой может вырасти драконица, не уступающая в размерах другим драконам. В первые дни малышка двигается мало — она в основном спит и иногда съедает всё, что приносит ей Тэхён, чтобы сразу уснуть после. И Чонгук, и Тэхён проводят почти всё время в гнезде, и если Чонгук иногда выходит из пещеры, Тэхён не позволяет себе оставлять дочь дольше, чем на несколько минут. Она даже не обращается, и Чонгук прекрасно понимает причины, потому что даже за мимолётные мгновения отсутствия Тэхён дочь успевает замёрзнуть и ластится к Чонгук в поисках тепла, которого она не в силах ей дать. Её чешуя затвердевает постепенно. Первым делом она поднимается на лапы, после — начинает расправлять крылья и активнее изучать гнездо. Она учится согревать себя сама, и через несколько дней Тэхён, наконец, оборачивается человеком, когда убеждается, что в её огне малышка нуждается не так сильно. Надолго, впрочем, оставить всё равно не решается. Рожки, на удивление Чонгук, начинают расти не раньше, чем через три недели, когда остальное тело уже окрепло. В первое мгновение Чонгук, едва чувствует выпуклость, пугается и зовёт Тэхён, зато после с гордостью отслеживает каждое изменение. Тэхён говорит, её рожки растут быстрее, чем у других драконов, и это ожидаемо — их дочь по магической силе превосходит большинство из них. С ростом рожек, однако, растёт и сила, и дочь начинает осваивает пламя. Поначалу ей удаётся выдыхать лишь тёмный дым, но однажды она набирает силы достаточно, чтобы создать первые искры. Чонгук удивлённо замирает, глядя на собственную ладонь, куда опускаются искры. Ей не горячо — она, как Тэхён и говорила, не чувствует ничего, потому что их дочь не в силах причинить ей вред. Однако именно тогда окрепшая и заметно выросшая малышка впервые взлетает, и спокойные дни остаются далеко позади. Дочь осваивает и пламя, и полёты, и активные игры, в которые так любят играть юные драконы. И успокаивается она лишь тогда, когда уставшая Тэхён оборачивается драконом, ворчит на неё и возвращает обратно в гнездо, сворачиваясь вокруг, накрывая крылом и не обращая внимания на недовольство. К Чонгук дочь не прислушивается вовсе, и Чонгук медленно к этому привыкает, неспособная на неё повлиять. Они знакомятся медленно, долго, осторожно, пока Чонгук разговаривает с внимательно слушающей малышкой, читает ей или рассказывает о мире, который её ждёт за пределами пещеры. Воспитание полностью ложится на плечи Тэхён до момента, когда в подросшей дочери начнёт просыпаться человеческая сущность, и Чонгук лишь проводит всё время рядом, сближается, заботится, как может и как Тэхён способна её научить, и проникается чувством безграничной любви к дочери, пусть сейчас она совершенно не похожа на человеческого младенца. В ней всё от дракона, и она изучает мир именно таким образом — как юный и беззащитный дракон. И дракон, стоит признать, очень сильный, что и Чонгук, и Тэхён замечают в первые дни, а после находят подтверждение в виде второй пары рожек, что вырастают следом за первой парой. Они совершенно небольшие — их трудно увидеть, не приглядываясь, зато хорошо можно почувствовать. Будь они единственной парой, малышка была бы очень слаба. Но даже они, маленькие, тонкие и едва заметные, делают их дочь одним из самых сильных драконов за последние два столетия. И, вероятно, сильнейшей принцессой Северии после стольких веков, когда даже королевский род был лишён магии. С рождением дочери Чонгук теряется во времени — о наступлении весны ей остаётся лишь догадываться по таянию снегов и оживившимся драконам, никто из которых, однако, не спешит опускаться к их дому и приветствовать, как часто делали раньше. Все словно знают, как сильно и кого именно Тэхён будет защищать и оберегать даже от членов семьи. С Чонгук говорят, лишь стоит ей отойти далеко от их горы, но и тогда не задерживаются надолго. О рождении дочери не спрашивают — может быть, не смеют, возможно, Чонгук ошибается и они не догадываются вовсе. Всё меняется, только когда они впервые выносят малышку на солнечный свет. Чонгук держит её на руках, Тэхён кружит вокруг, готовая защитить, если они встретятся с опасностью. Малышка же поначалу пугается, зато после — привыкает, расправляет крылья и пробует взлететь, реагируя недовольством, когда её удерживают. Конечно, их замечают другие драконы. Не проходит и дня, как драконы рода Тэхён слетаются к семейной долине и собираются вокруг их пещеры на расстоянии, достаточном, чтобы Тэхён не чувствовала опасности. Приближаются лишь Тэсун и Ювон, как родители Тэхён и главы их рода, и Чонгук неуверенно прижимает летающую вокруг малышку к груди, наблюдая со стороны за разговором. Она и сама не спешит улетать — наоборот, устраивается на плечах, обняв хвостом, и с любопытством затихает. Тэхён оглядывается к Чонгук и вытягивает руку. Приглашает подойти. Чонгук осторожно приближается. В тот день их дочь принимают в семью, после чего драконы прилетают уже смелее, начинают играть с малышкой и позволяют Тэхён и Чонгук вновь научиться проводить время вместе, наедине. Тэхён убеждается, что их дочь в безопасности, и окружает Чонгук любовью и вниманием, которые до этого отдавала только дочери. Их отношения меняются, независимо от того, далеко дочь или играет рядом с ними, потому что их меняет само осознание материнства. Чонгук чувствует, что думает о дочери всегда, краем сознания, ищет её взглядом, вспоминает, где и с кем она, обращается к связи, чтобы проверить, в порядке ли она, и знает, что Тэхён сталкивается с тем же. Они много говорят об этом. Они, на самом деле, говорят о многом за все месяцы, когда были лишены этого. Обо всём — смешивая слова с прикосновениями, поцелуями, улыбками и смехом, по чему Чонгук безумно скучала. Отныне их дни наполняет ещё и активно растущая и изучающая мир дочь, и Чонгук, на самом деле, чувствует столько счастья и любви, что, обычно спокойная и проживающая эмоции в уединении, едва находит силы их сдерживать. Дни, недели проходят, и их малышке исполняется полгода, когда Тэхён, наконец, решается показать ей вторую грань жизни её матерей. Чонгук не чувствует в себе уверенности — она, стоит признать, начинает беспокоиться, как только слышит от Тэхён о возможном полёте с малышкой на руках. От того, сумеет ли она удержаться на спине дракона и ни за что не отпустить дочь, зависит так много. Целый мир. И пусть Тэхён без тени сомнений говорит, что дочь сможет полететь сама, если случится так, что Чонгук её отпустит, беспокойство не уходит никуда. Она решается далеко не сразу и ещё долгое время убеждается, что держит крепко и малышка и не думает вертеться. Она действительно затихает, как только Тэхён расправляет крылья, иногда выглядывая из небольшого укрытия только головой и прячась обратно. Тэхён летит низко — Чонгук, выдохнув и привыкнув к положению и пониманию, что всё не настолько опасно, как она представляла, позволяет дочери увидеть больше. И увиденное ей, определённо, нравится. Она даже расправляет крылья, но не пытается взлететь — остаётся прижатой к груди, но, наверное, представляет себя парящей так высоко, как никогда до этого. Чонгук не скрывает восторга, любви и привязанности, и Тэхён, ведомая её чувствами, отвечает тем же, смелеет, поднимается выше и пролетает, задевая хвостом водопад и чуть обрызгивая их водой. Малышке нравится настолько, что теперь она действительно дёргается, бьёт хвостом по плечам Чонгук и выдыхает огонь, прося больше. После того, как Тэхён пролетает под водопадом, им приходится остановиться, чтобы Чонгук могла высушить одежду, пока Тэхён с дочерью играют в реке. К замку они прилетают гораздо позже, уже вечером, на закате. Тэхён осторожно приземляется, стараясь не задеть Саран, ожидающую их с яркой улыбкой, и Чонгук медленно спускается, держа свёрток со спящей малышкой на руках. Саран обращает на него внимание не сразу — она быстро приближается и неуверенно обнимает Чонгук, отстраняясь, лишь когда не чувствует ответа. Она потерянно опускает взгляд на свёрток, хмурясь. Чонгук переглядывается взглядом с Тэхён, крепко прижимая к груди малышку. Саран, наверное, не знает, и мысль об этом вызывает внутри столько эмоций. Чонгук старается сдерживаться, но улыбки скрыть не может. Малышка сонно двигается, пытается выбраться из свёртка, и Чонгук позволяет ей это, наблюдая, как меняется взгляд Саран, когда она осознаёт, кого именно держит Чонгук. Она начинает понимать, что чувствовала Тэхён, когда знакомила семью с их дочерью, — Чонгук сейчас разрывают те же чувства. Малышка их не ждёт. Она, выпутавшись, перебирается к Чонгук на плечи, с интересом изучая нового для неё человека точно так же, как изучает её замеревшая Саран, не знающая, наверное, что говорить. — Юная принцесса Северии, — тихо говорит Чонгук, касаясь пальцами маленькой головы дочери. Саран поднимает на неё взгляд, полный стольких чувств, что Чонгук может их ощутить. Она выглядит такой восторженной, такой привязанной и благодарной, и она неосознанно поднимает руку, но останавливает себя, не смея коснуться. Её пальцы дрожат. Малышка замечает её интерес и тянется сама, изучая. Громкий выдох разносится по балкону, когда малышка, решившись, толкает носом протянутую ладонь и окутывает её дымом. Ей нравится новый в её жизни человек. Она даже взлетает, только чтобы опуститься на руки Саран, и Чонгук с улыбкой прижимается к подошедшей Тэхён, оборачиваясь к ней и принимая мягкий поцелуй. Тэхён знает, как много для неё значит знакомство их дочери и Саран, за столько лет давно переставшей быть служанкой и ставшей и подругой, и близким человеком, которому Чонгук без сомнений доверит самое драгоценное. Сейчас самым драгоценным для неё является их с Тэхён дочь, и Саран держит её бережно, смотрит на неё с такой любовью, с которой смотрит лишь на собственных детей. Чонгук мягко наклоняет голову, прислоняясь к плечу Тэхён и не желая нарушать возникшую тишину. — Как вы назвали её? — всё же решается спросить Саран спустя долгие мгновения. Малышка, услышав её голос, поднимается выше, устраивается уютно и обнимает хвостом. Чонгук не скрывает яркой улыбки. — Ханби, — шёпотом отвечает она, но дочь, услышав собственное имя, всё равно дёргается, взлетает и возвращается к ней, притираясь и прося о внимании. — Ей нравится её имя, — засмеявшись, объясняет застывшей Саран Чонгук. Саран качает головой, не отводя взгляда от малышки. Сердце Чонгук вновь затапливает любовь и привязанность, и Чонгук прикрывает глаза, сильнее прижимаясь к Тэхён и накрывая её ладонь на талии собственной. Второй она придерживает малышку, пусть и знает, что она не упадёт. У неё на плечах располагается целый мир, все звёзды, всё золото мира, и она чувствует, что сделает всё возможное, чтобы сберечь их с Тэхён дочь и подарить ей столько счастья, сколько рождением принесла в её жизнь она. Может быть, даже больше. Все богатства мира — и не только золото и драгоценности, но и любовь, стоящую гораздо больше, чем всё, что можно найти, увидеть, представить. Бесценную. Искреннюю, огромную, всепоглощающую. Такую, которой её научила Тэхён. Такую, которой она научит их дочь, чтобы она могла осветить ею небо даже в самую тёмную и пугающую ночь.