Fus

             Джисон не может точно сказать, когда это началось, однако догадывается, что селиться это чувство начало с того дня, как одним непримечательным вечером Феликс забрёл в его с Чонином комнату с жалобой на то, что в его обители слишком холодно. Хану ничего не оставалось, как пригреть бедного солнечного мальчика у себя под боком. Конечно, он мог спихнуть это на макнэ, но тому повезло — Чонин спал. А вот везение Джисона, кажется, было в отпуске, потому что с той поры порочные мысли и начали свои извилистые маршруты.       Так или иначе, Джисон влюбился. Окончательно и бесповоротно. Влюбился до бабочек в животе, до учащенного дыхания и ускоренного сердцебиения. И что с этим делать, он точно не знает. Страшно ли ему быть отвергнутым? Ничуть. Хан определенно не собирается ни с кем делиться своими чувствами, переживая целые бури эмоций в гордом одиночестве. Хотя как сказать в одиночестве...       Феликс с того дня чуть ли не каждую ночь наведывается к старшему. Настолько часто это стало происходить, что Чонин уже даже взгляды удивленные свои не бросает в их сторону, когда замечает два жмущихся друг к другу тельца. Не то чтобы Хан заботился о том, что подумает об этом Ян — слишком уж хорошо и приятно было находиться в объятиях Ли, чтобы задумываться о чём-либо. К слову, вне этих касаний неловкости тоже не ощущалось — Чонин никому ничего не говорил и даже не подкалывал. Святой малый.       Джисон же с каждым новым днём влюблялся все больше. Не сказать, что он прям таки признавал чувства в полной мере, но всё чаще стал ловить себя на мысли, что ради улыбки Феликса готов свернуть горы, а ради его объятий — вовсе положил бы весь мир к ногам этого лучика света.       Когда Феликс не появлялся ночь, а то и несколько ночей подряд, Джисон скучал. Настолько ему не хватало тепла младшего, что порой он и вовсе уснуть не мог. Слишком блаженны были часы, проведенные с Ли. Он для Хана был а-ля наркотик — с ним превосходно, а без — ломка. Это и впрямь единственное, что не давало покоя. До поры до времени.       Однажды Джисон случайно заметил слишком уж продолжительные и трогательные объятия, в которые был заключён Феликс Хёнджином. Может, наоборот, но Хан предпочитает так не думать — чересчур уж неприятно. И вдруг, откуда ни возьмись, появилось доселе незнакомое гложущее чувство. Нестерпимо отвратительное, обжигающее все внутренности, что в тот самый момент он хотел подойти к голубкам и с силой заставить их отлипнуть друг от друга. Джисон пересилил себя, но чувство никуда не делось, наоборот — стало появляться чаще. При самых незначительных касаниях Ли к кому-либо. И это уже действительно пугает.       Хан мучает себя, загоняет в угол, терзает до практически лопнувшей венки на шее, а потом Феликс обращает свой взор в его сторону и Джисону легчает. Ли улыбается ему и становится вовсе спокойно. Нет, улыбка младшего не является волшебным эликсиром — это лишь рука помощи, что готова вытянуть со дна собственных истязаний. И вот Феликс уже даже подошел и обнял его, почти позволив вынырнуть из-под глубин томительных дум, но вдруг на горизонте появляется Хван и та самая рука, за которую Джисон отчаянно цеплялся, разжимает ладонь, выпуская из нее ладонь Хана. В этот момент старший решает во что бы то ни стало признаться. Как только закончится репетиция, как только они вернутся в общагу, как только Феликс снова придёт к нему вечером... Обязательно. Точно — да. Он просто больше не может выносить это в одиночку.       Однако Феликс не приходит. Опять. А Джисон не может уснуть без неумолимо теплого и нежного комочка счастья под боком, который каждый божий раз жался к нему, как в последний. Возможно, так и было.       Хан отбрасывает всю гордость, все предрассудки и решает сам пойти к Феликсу.       Тем не менее в комнате того не обнаруживает — лишь Чанбин посапывает на соседней кровати. Джисон решает проверить кухню — вдруг Ли хомячит среди ночи. Что ж, такое случалось нередко, так что вполне может быть. Он направляется прямо на свет, но вдруг слышит знакомые приглушенные нотки голоса из-за двери Хвана.       — Нравишься-нравишься-нравишься, — тараторит низким тембром Феликс. Хан глаза округляет от непонимания. Это он так признается? Хёнджину?       — Не убедительно, — равнодушно чеканит Хван, а после добавляет более надменно, — не верю, — и это заставило Джисона скривиться. Что, чёрт возьми, происходит? Неразделенная любовь? Прям как и у него самого? "Хоть бы сценку репетировали" — пронеслось в его наивной голове.       — Ладно, — Ли томно вздыхает, да так громко, что Хан слышит лучше, нежели сами слова. — Если я скажу что-то пошлое? — вдруг усмехается младший. — Например, что сделал бы минет в качестве доказательства? Веришь теперь, Станиславский?       — Уже лучше, — со смешком отвечает Хван.       "Не сценка" — констатирует Джисон и делает шаг назад. Он тут с высокими нравами пришел разглагольствовать о трепетных чувствах, а оно вон как оказывается. "Глупый" — корит себя Хан, а после набирает побольше воздуха в лёгкие, чтобы сдержать подступающее саднящее чувство в уголках глаз, и идёт к себе.       Странным это всё кажется Джисону: зачем Феликс приходил к нему тогда? Зачем разрешал себя касаться? Нет, понятно всем давно, что Ли очень тактильный, однако почему тогда не с Хваном это проявляется? Проявлялось. Тем не менее Хан принимает. С трудом, конечно, через боль и слёзы, но принимает. Куда ему деваться?       Нормально с Феликсом общаться больше не получается — напряжение так и царит в воздухе. Джисон старается больше времени уделять своему любимому хёну, а Минхо и не против. Хан сам не уверен, почему именно делает это. Может, из вредности и желания досадить, хотя вряд ли это работало на того, кому всё равно. Кому всё равно — не ревнуют. Так что вполне возможно он просто старается найти замену. Ли-старший, к слову, весьма неплохо справляется со своей задачей — шутки шутит, играет, дурачится. Хан вроде даже отвлекается ненадолго, но взгляд всё равно сам собой ползет на Феликса, когда тот оказывается в поле зрения.       — Да чёрт бы его побрал, — выругивается Джисон, вызывая недоуменный взгляд.       — Ты чего? — спустя паузу интересуется опешивший Минхо, что до этого молча смотрел аниме на пару с Ханом.       — Главный герой бесит, — врёт младший, — чудит засранец.       — Это да, ты видел, как...       Джисон не видел — ему всё равно. Он даже не слушает воодушевленную речь Ли-старшего. Слишком скучно в сравнении с Феликсом, что стоит в углу комнаты отдыха рядом с Хёнджином и прожигает взглядом то пол, то самого Хана.       И что бы это могло значить? Да ничего. Джисон просто отстранился резко, может, это и смутило младшего. А с другой стороны, как он хотел? У него теперь есть Хван, что так крепко в этот момент сжимает его ладони.       Хан не выдерживает — уходит прочь под вопросительным взглядом Минхо. Хан злится. Нет, он в бешенстве. Почему? Кто бы ему подсказал. Он не может угомонить пыл до самого вечера. Даже приняв контрастный душ, прийти в себя не получается. Джисон ложится спать озлобленным. И даже не на Феликса, а на самого себя больше.       Уснуть, на удивление, получается быстро — Морфей, кажется, сжалился над ним. К девяти вечера Хан спал без задних ног. Зато к полуночи проснулся от слишком крепких объятий, что перекрывали дыхательные пути.       Джисон распахивает глаза, но во мраке не видит практически ничего, тем не менее чувствует гладкую кожу прям под своим носом. Он немного отталкивает от себя чужое тело, упираясь ладонями в грудь, и делает глубокий вдох.       "Феликс" — проносится в сознании.       Хан не совсем понимает, что сон, а что реальность. Он щипает себя за предплечье и понимает, что не спит. Значит ли то, что его воспоминания про Хёнджина были иллюзией? Джисон не может отойти ото сна, чтобы разобраться в себе, а после пары долгих минут в попытках это сделать, оставляет глупую затею. Он жмется ближе к младшему, обвивая того поперек талии рукой, и практически мурлычет.       Хан скучал. Очень скучал.       Несколько мгновений теплых объятий и губы сами собой тянутся к чужой шее, что находится буквально в десятке сантиметров от них. Джисон едва ощутимо оставляет легкие поцелуи на нежной коже, что тотчас покрывается мурашками. Он улыбается реакции на свои действия и продолжает — спускается губами к ключицам, проводит языком по выпирающей гортани, а после резко отстраняется.       "Нет, так тоже нельзя" — проносится в мыслях и заставляет отпрянуть.       А что, если ему не приснилось? А что, если Феликс пришел просто по привычке? Джисон снова топит себя в досаждающих мыслях.       — Чего остановился? — слышится шепот сверху, который заставляет вздрогнуть и поднять недоумевающий взгляд.       — Я...       — Мне всё нравится, — перебивает нахально Ли. — Продолжай, — добавляет спустя недолгую заминку, словно командует.       Хан лишь рот раскрыть успевает от удивления. Всё же приснилось, получается? Получается, у Феликса, быть может, тоже чувства? Или просто нехватка ласк. Значит ли это, что будь то явью, Хван этого ему просто не даёт?       Вероятно, Джисон мог бы себя закапывать и дальше, но теплые мягкие уста младшего, что вдруг накрывают его собственные, напрочь стирают все размышления. Хан поддаётся — льнет ближе, углубляет поцелуй и вовсе растворяется в пленительных чувствах. Слишком приятно.       Феликс же лишь нагнетает — кладёт свои ладони на его ягодицы, заставляя волну мурашек пробежаться по спине, и несильно сжимает. Джисон снова подается вперед, упираясь своим возбуждением в чужое бедро. Ли чувствует, кажется, и протягивает руку вниз, резко вторгаясь за кромку пижамных штанов и обвивая член старшего в кольцо из пальцев. Он делает несколько поступательных движений вверх-вниз, заставляя Хана заскулить, однако быстро ловит все исходящие звуки своим ртом, буквально их глотая. Джисон же представляет, как Феликс глотает что-то другое, и снова тихо поскуливает в чужие уста.       Смелости Хану не занимать, посему он подобается примеру младшего, так же стремительно опуская руку на чужое возбуждение. Однако Ли убирает свою руку с члена Джисона и перехватывает ею его запястье, вызывая новые стоны, но уже разочарования.       — Тише, — шипит младший.       — Я...       — Я знаю, — бестактно прерывает на полуслове старшего Феликс, касаясь чужого плеча и резко переворачивая Хана на живот.       — Нет-нет, стой, — протестует он, пытаясь вырваться, хотя Ли и вовсе не удерживает его силой, лишь легонько касается рукой области между лопаток.       — Боишься? — усмехается. — Хорошо, хочешь быть сверху? — интересуется Феликс, не дожидаясь ответа и уже, кажется, готовясь меняться местами.       — Я не боюсь! — восклицает старший и понимает, что произнес это достаточно громко, посему быстро прикрывает рот ладонью.       Он действительно не боится. По крайней мере, он даже никогда не думал о подобном в таком русле.       — Тогда что? — вопрошает Феликс, немного снижая напор.       — Разве это не странно? — выдавливает из себя Джисон.       — Давай так: тебе хочется?       — Да? — скорее спрашивает самого себя Хан, нежели отвечает утвердительно. Его в самом деле застали врасплох.       — Тогда какая разница? — задает риторический вопрос Ли и всё же умещается меж чужих разведенных бёдер.       Буквально в одно движение, хватаясь за пояс, он стягивает штаны и бельё с Джисона, чем вызывает крупную дрожь. Феликс нежно оглаживает мягкую половинку попы Хана, а после незамедлительно проникает пальцами в ложбинку.       Джисону впрямь неловко и смущает до краснеющих мочек ушей, которые, благо, не видно во мраке комнаты. Так или иначе, он держится. Пытается держаться. Расслабляется и приподнимает немного задницу, выпячивая. Ли расценивает это, как приглашение, и аккуратно проникает одним пальцем внутрь. Хан успевает удивиться в чём таком влажном его пальцы, если даже щелкнувшей крышечки колпачка лубриканта он не услышал. Решает не загонять себя этими мыслями — какая разница, в самом деле, если Феликс обо всём позаботился?       Дискомфорта не доставляют даже два пальца, что раздвигаются внутри на манер ножниц, хотя третий вызывает немного болезненные ощущения из-за сокращения мышц, однако не особо ощутимые. Джисон вздрагивает лишь в тот момент, когда головка члена упирается в сжатое колечко мышц. Он набирает побольше воздуха в лёгкие, готовясь, но орган достаточно плавно проникает внутрь, в самом деле не причиняя неудобств. Наоборот — головка с первой попытки проходится по комочку нервов, заставляя прогнуться.       — Ах, Ёнбок~и, — стонет старший, а после слышит смешок над ухом, который заставляет поёжиться.       Феликс двигается медленно, тем не менее каждый раз попадая по простате, вынуждая скулить всё громче, а прогибаться — сильнее. Джисона даже не заботит, что Чонин может вполне проснуться, но вот Ли это, кажется, всё же волнует, поскольку он плотно закрывает его рот ладонью, когда тот гортанно стонет и делает это громче обычного.       "Неудивительно, этот солнечный мальчик просто не может не переживать о других" — подмечает про себя Хан, а после снова выгибается дугой из-за следующего глубокого толчка.       Феликс, похоже, перестает щадить старшего, начиная грубо вторгаться в его раскрепощенное тельце. Джисон извивается, мечется на кровати, пока грубые толчки лишь продолжают усиливаться, а чужой член проникает в него всё глубже и глубже.       Хан успевает себя накрутить тем, что Ли им просто пользуется. Хотя он же, вроде, предлагал поменяться. Или это было чем-то, что остановило бы его, если бы Джисон не стал мнить из себя храбреца?       — Ты такой узкий, Хани, — шепот где-то над ухом, — как же приятно в тебе находиться, — томно шепчет Ли.       Хан сию же секунду сжимает его в себе сильнее, напрягая бедра, и слышит удовлетворенный стон. Он улыбается про себя, но его сразу посещают мысли: а сколько было до? А кто был? А как часто? Хёнджин ли? Или Хван владел самим Феликсом, как тот сейчас им? Это угнетает.       Пожалуй, Джисон мог бы продолжать погрязать в пучине утопичных мыслей, но губы Ли неожиданно касаются загривка, а пальцы так свойски впиваются в локоны, притягивая к себе. Хан теряется. Тонет в переизбытке чувств.       Чужие уста на шее уже ощущаются чем-то обычным, а член в растянутой дырочке уже не кажется чем-то инородным. Наоборот, всё чувствуется таким правильным. Таким нужным. Таким обволакивающим в один момент. А шепот над ухом о чём-то чрезмерно пошлом уже не вызывает мурашки — только больше возбуждает.       Рука младшего ложится на до боли стоящий член, снова заключая в кольцо из пальцев, но Хан понимает, что еще мгновение и кончит без этого, посему ударяет по тыльной стороне ладони Ли, заставляя руку ретироваться.       Несколько гортанных стонов в унисон, пара движений и робких покачиваний бедрами — оба кончают в одночасье. У Хана звездочки перед глазами, которые застилает пелена с чётким образом Феликса, что так ехидно ухмыляется. Хочется стереть эту ухмылку в пыль, заставляя искреннее улыбнуться.       Джисон давно подметил эти радужно вздёрнутые кверху уголки губ. И даже сейчас, едва отдышавшись, он поворачивается лицом к младшему, чтобы запечатлеть его эмоцию. Сказать, что Хан расстроен — ничего не сказать. Никакой добродушной улыбки, за которую он бы горы свернул — лишь хищный оскал, обрамленный коварством. Это заставляет содрогнуться. Это загоняет в угол.       — Ты чего, Хани? — со сбитым дыханием вопрошает Феликс. Лукавая ухмылка быстро перерастает в обеспокоенную, однако Джисона это не успокаивает.       — Хочу, чтобы ты отсосал мне, — властно заявляет он, чуть сузив глаза в хитром прищуре, которые сейчас скорее отражали ехидство.       — Прямо сейчас? — приподнимает бровь Ли.       — Да, — молниеносно выпаливает старший.       Феликс словно в основном инстинкте пожимает плечами и сползает чуть вниз. Джисон опоминается, что только что вообще-то кончил, и тянется за салфетками, однако, кажется, поздно, поскольку Ли достаточно резво припадает губами к органу, вбирая в рот буквально на всю длину не до конца опавший член.       Хан давится воздухом в мгновение ока и даже сам не понимает, что его так встрепетнуло — охотность младшего или его не озадаченность, когда он слизывал белёсые капельки с головки.       Феликс активно двигает головой, насаживаясь ртом до основания, и старательно пытается заставить член вновь подняться. Джисона же умиляет происходящее, но мысль непонимания просто не даёт возбудиться.       Хан впрямь не понимает, что это значит? Ли не так давно был готов доказать Хвану серьезность своих чувств минетом, а сейчас делает это ему. Что, блять, происходит? Джисон уже более чем уверен, что это не было сном, поскольку он давно окончательно очнулся. И что тогда происходит в голове Феликса?       Что бы ни происходило в той светлой головушке, но сейчас она так активно двигается, что погружает Хана в забвение, а язык, что время от времени выпускает Ли, проводя им вдоль всего члена по выпуклым венам, и вовсе опускает на дно омута, где все нервные окончания ласкает самый кончик того языка.       Джисон чувствует влагу от чужих губ на мошонке, а после — и на сжатом колечке мышц. Дальше снова язык, который отчаянно пытается проникнуть внутрь. Это возбуждает. Возбуждает до подрагивающих коленей.       — Моя очередь, — цедит сквозь зубы Хан, грубо укладывая лицом в подушку младшего, что едва ли успевает ойкнуть.       Он не особо церемонится. Даже не растягивает Феликса должным образом. Однако не потому, что эгоист, а потому что этот шалунишка уже вдоволь подготовлен — в Ли свободно помещаются три пальца.       Джисон грубо проникает в податливое тельце, даже не спрашивая разрешения и не предупреждая. Феликс же лишь прогибается в спине и громко стонет, как и Хан буквально минут десять назад. Старшего это воодушевляет. Он снова немного окунается в блаженство, вдавливая хрупкое тельце в кровать.       Бабочки в животе, блеклые пятна перед глазами и крепко сжимающие ладони бедра Феликса буквально вопят о несбыточном. Хочется кричать в уши Ли, как Джисон любит, но в горле образуется ком аккурат в тот момент, когда слова уже были готовы вырваться наружу.       Хан немного притормаживает. Погружается в свои мысли и лишь слегка виляет бёдрами. Столь лениво это выходит, что едва ли ощутимо. Даже во время чего-то блаженного он снова загоняет себя. Дурак. Но не может он отвязаться от мысли того, что это нежное тельце, что так ласково отзывается на каждое движение, завтра обнимет кто-то другой. Это, как минимум, противно.       — Ханни, быстрее, пожалуйста, — скулит Феликс, выводя из сумрака.       Джисон возвращается в реалии, всё же начиная двигаться резче и выбивая всё больше стонов из младшего.       Надолго ли он в этих реалиях?       В реалиях ли?

♡

      — Вы охренели! — чуть ли не кричит Чонин. — Ладно, вы двое спите при мне в обнимку. Ладно целуетесь. Но трахаться... Вы совесть потеряли! — возмущенно, но с явной досадой произносит макнэ, складывая руки на груди.       Феликс хихикает в плечо Джисона, отчаянно пытаясь прятать смешки, а Хана словно потеснили в его личном пространстве. Каждое словно Яна как новый шаг в его потайное место. Неловко ли ему? Это словно точно не объясняет состояния.       — Вы оба бесите! — шипит Чонин. — А ты, — он указывает пальцем на Феликса, заставляя того поднять взгляд, — ты вообще бессовестный!       Отчасти с этим высказыванием Хан согласен, хотя и не до конца понимает, о чём говорит младший.       — Ты же вроде с Хёнджином крутишься, Ёнбок~и, — поджимая губы, озвучивает мысли Джисона макнэ.       — А ты что, ревнуешь? — хихикает Ли. — Не переживай, Инни, меня на всех хватит, — поигрывая бровями, заявляет Феликс.       Хана же такая реакция заставляет скривиться. Какого черта?       — Ты невыносим, — бормочет Ян и всё же выходит из комнаты, не забыв громко хлопнуть дверью за собой.       Джисон провожает Чонина взглядом и не возвращает его обратно на Феликса. Смотрит в пол и не знает, что ему вообще думать. Хочется получить ответы. Хочется, чтобы Ли сам всё объяснил. Так сильно хочется, чтобы все его домыслы не оказались правдой. А спросить страшно.       Мелькают гнетущие мысли, где он готов даже шантажировать Феликса, чтобы тот остался с ним. Хан отчаянно гонит от себя всё порочное. Он всё-таки любит, а не использует. Хотя ему всё-всё понравилось.       Джисон чувствует лёгкие поцелуи в шею, что заставляют вздрогнуть. Он нервно сглатывает и решает всё же спросить. Куда деваться? Он не вынесет еще даже секунды размышлений. Правда явно будет проще его домыслов.       — Что у тебя с Хёнджином? — максимально прямой вопрос задаёт Хан и в ту же секунду напрягается всем телом.       — Ничего? — неуверенно отвечает Ли.       Джисон достаточно резко оборачивается, поднимая взгляд полный недоверия, а Феликс сидит с недоумевающим выражением лица и лишь брови сводит к переносице, словно пытается что-то вспомнить.       — Он мой друг, моя поддержка, — младший пожимает плечами. — Почему ты спрашиваешь, Ханни? — задаёт встречный вопрос он, толкая язык во внутреннюю сторону щеки, и смотрит выжидающе.       — Он тебе нравится? — достаточно серьезно интересуется Хан, нагло игнорируя вопрос Феликса.       — Чего? — вскидывает бровь Ли. — С чего ты взял?       — Я слышал, как ты признавался ему, — буквально выдавливает из себя каждое слово по кусочкам Джисон.       — Не было такого, — Феликс отрицательно машет головой в разные стороны. — Ты путаешь, Ханни. Точно тебе говорю.       — Я сам слышал, — Хан потупляет взгляд и тяжело вздыхает. — Некоторое время назад, когда ты не пришел ко мне вечером, я хотел сам к тебе сходить, — он делает паузу, закусывая губу, и подбирает слова. — В общем тебя не оказалось в комнате. Я хотел проверить кухню, но в итоге случайно заметил тебя в комнате Хёнджина, — Джисон судорожно облизывает губы и заканчивает свой рассказ, — ты тогда признавался ему.       — Ох, это было не признание, — Феликс снова мотает головой, — это была репетиция, — он хихикает, прикрывая рот ладонью.       Хан же сверлит его непонимающим взглядом и вовсе не разделяет приподнятого настроения.       — Ну, я всё рассказал ему, — неуверенно бормочет младший и берет джисонову руку в свою, слегка потирая тыльную сторону ладони большим пальцем. "Нервничает, что ли? С чего бы" — проносится в мыслях Хана.       — Что ты ему рассказал? — уточняет, снова чуть напрягаясь.       — Что души в тебе не чаю, дурень, — Ли несильно пихает старшего в плечо. — Хёнджин же меня подбадривал, давал советы, — продолжает спустя недолгую паузу. — А то, что ты подслушал, как раз предназначалось тебе.       У Джисона даже рот приоткрывается в изумлении.       — Почему ты сразу мне не сказал? — резко меняясь в лице и дуя губки, задает новый вопрос старший.       — А ты? — парирует Феликс и тянет руки к своим ушам, что, кажется, сейчас воспламенятся, как, собственно, и Джисона.       — Ладно, порешим на том, что оба дураки, — поджимая губы, констатирует Хан.       — Да, — Ли кивает в знак согласия и нос морщит от неловкости.       — Получается...       — Получается, что ты мне свидание должен, — бесцеремонно перебивает Феликс, складывая руки на груди.       — Эм, почему? — Джисон вовсе не против, но отчего-то хмурит брови.       — Ай, всё, неважно, — шипит Ли, выпутываясь из одеяла, — нет в тебе романтики. Сухарь ты. Тьфу на тебя.       Феликс мельтешит, из-за чего путается в тапочках, надевая их неправильно, чем веселит старшего. Уже когда тот было делает шаг в сторону двери, Хан хватает его за руку, обращая на себя внимание.       — Куда бы ты хотел сходить со мной, мой лучик света? — ласково произносит Хан, заставляя Ли ненадолго оцепенеть.       Секунда на осознание и Феликс расплывается в улыбке.       Джисон же снова думает, что ради этой улыбки он бы и на луну его свозил поужинать — лишь попроси.