Под вишнёвым деревом

      Мари мечтает только об этом: чтобы этот чертовски длинный день закончился. Она съезжает по сиденью вниз и прижимается лбом к прохладному стеклу, пока чёрная машина ловко маневрирует, объезжая пробки.       Сегодня Чуя превосходит самого себя в качестве начальства и отправляет её работать с архивом. Видимо, не стоило настаивать на своём, но когда ты произносишь слова, назад взять их в этот же момент не можешь. В архиве нравится проводить время Кикуко: никто не торопит, и она готова вечность возиться с карточками и пытаться навести хоть какой-то порядок.       После пыльного архива остаток вечера приходится провести в казино, где нужно убедить владельца, что крыша Портовой мафии ему нужна. Переговоры ведёт Чуя, а Мари наблюдает, прислонившись к стене и заведя руки за спину. Владелец — итальянец по фамилии Гирландайо — явно старался выторговать выгодные для себя условия, но Чуя доходчиво объясняет ему, что «это в Йокогаме не сработает». Только после этого мужчина поумерил пыл и согласился с предложением, выдвинутым Портовой мафией ранее.       Мари трёт висок — голова раскалывается. То ли последствия применения способности, то ли головная боль. С собой таблеток не было, а спросить не у кого, поэтому она может что-нибудь выпить лишь у себя в квартире.       Мари открывает дверь, предвкушая, как сейчас пройдёт на кухню, достанет аптечку, возьмёт спасительную таблетку и боль в течение получаса отступит. Она закрывает дверь и замирает на пороге, осматриваясь. Ей становится неспокойно, интуиция рекомендует прислушаться к внутренним ощущениям, что Мари и делает (по женской линии в её семье интуиция была всем). Она пытается понять, изменилось ли что-то в квартире с утра, и замечает, что со столика в коридоре пропали её любимые духи с запахом вишни.       Ещё утром Мари ими пользовалась.       — Чёрт, — тихо цедит она, вооружаясь пистолетом. Снимает с предохранителя и медленно ступает в сторону гостиной, гадая, кто мог забрести в её жилье.       — Ты обычно приходишь раньше.       — Суэхиро!       Она чертыхается, поднимая флажок предохранителя вверх, — на диване с тёмно-синим покрывалом сидит Тэтте в чёрных брюках и рубашке. Он чуть склоняет голову и наблюдает за её движениями.       — Привет, Като.       — И тебе не хворать, — бросает она, кладя пистолет на журнальный столик. — А если бы ты напугал меня настолько, что я выстрелила?       — Разве тебя так просто напугать?       — Нет, — Мари качает головой. — Надо же, какие люди. Две недели никаких известий, и вот ты здесь, на моём диване.       — Был занят работой, — отвечает Суэхиро, и больше Мари не спрашивает. У них ведь принцип «Никаких разговоров о работе», который пока они соблюдают.       — Ты разбил мои духи? Не очень ловко для мечника, не находишь?       — Мне они не нравятся, — заявляет он, и у Мари дёргается бровь. Тэтте встаёт с дивана и, обогнув столик, останавливается перед Като. — Не рада меня видеть?       — Рада, что ко мне пробрался ты, а не кто-либо другой. Но огорчает то, что придётся усиливать защиту у квартиры. Или переезжать в другой район, — отзывается Мари, расстёгивая пиджак. Она ощущает прикосновение чужих рук к своим волосам: Тэтте выдёргивает шпильку, и волосы чёрным водопадом падают на спину, касаясь поясницы, и Мари думает, что стоит подстричься. Она чуть трясёт головой, и рваная чёлка падает на лицо, — а мне бы этого не хотелось. Мне здесь нравится.       Тэтте пристально смотрит ей в глаза, и Мари теряется, забыв, что хотела сказать или спросить.       — Останешься на ночь? — задаёт вопрос, чувствуя, как сердце начинает биться чуть быстрее, и хорошо, что Тэтте не может, как Дзёно, это услышать и спросить, почему.       — Ты хочешь?       — Да, — срывается с её губ, и Тэтте усмехается.       Может, было в этом дне что-то хорошее.