Брошь

В интернат Ванесса попадет совсем ещё маленьким ребенком. Она помнит тот день так четко, словно это случается вчера или, в крайнем случае, на прошлой неделе. Ей всего пять, и бабушка ведёт её за руку через весь город. Тогда ей кажется, что они гуляют и она едва ли понимает тяжелый, печальный взгляд своей родственницы, когда они останавливаются перед большим и безликим серым зданием на окраине города. Они приходят сюда уже не впервые, но на этот раз — она точно знает — она уже никуда отсюда не уйдёт. Вокруг гудят машины, сверкают разноцветными огнями витрины и светофоры, спешат куда-то прохожие — и всё это интересно Ванессе куда сильнее, чем сбивчивая, едва слышная за этим гомоном речь бабушки. Она поудобнее перехватывает костыли — тогда она ещё не умеет ходить без них — и смотрит за лениво развалившимся у дверей рыжим котом. Крупный и упитанный, он точно живёт где-то поблизости. Ванесса хочет потянуться к нему, погладить, но не успевает. — Послушай меня, Несса, дорогая, — бабушка накрывает её руки своими ладонями и мягко улыбается. В глазах той стоят слёзы, но она не может понять, почему. — С возрастом ты всё поймёшь и наверняка решишь помянуть меня недобрым словом, но, знай, я делаю это только ради твоего блага. У нас просто нет возможности… Бабушка Анна — единственная её родственница. Так она думает в детстве, когда не видит ни отца, ни матери. — Возьми её, пожалуйста, — та смахивает слёзы в нескольких местах заштопанным носовым платком и протягивает Ванессе небольшое украшение. Отпустив один из костылей, она берёт в руку блестящую серебряную брошь, похожую на осьминога. Или нет? Она не понимает. Брошка красиво блестит и переливается на солнце. — Это единственное, что я могу оставить тебе на память. Когда-то её носила ещё моя бабушка, а теперь… Пусть она останется у тебя, дорогая. — Не плачь, бабуль, — она прячет украшение в карман и сама помогает бабушке утереть слёзы. — Что ты как маленькая! Ванессе хочется топнуть ногой, как делают в её любимых мультиках, но получается скверно. Правая нога болит и не слушается. Она недовольно надувает щеки и хмурится, зато бабушка Анна наконец-то едва заметно улыбается. У неё получается! — Прости меня, Несса. Совсем я расклеилась, никуда это не годится. — Да, — кивает она и делает вид такой важный, словно пытается учить старших жизни. И тогда она уверена, что у неё получается. — Ты же сама говорила, что это бесым… бес… — Бессмысленно, — с грустной улыбкой подсказывает ей бабушка. — Да. Веди себя хорошо, ладно, Несса? Ты будешь здесь круглый год, но на каникулы тебя будут отпускать домой — я уточняла у директора. Но домой она так ни разу и не возвращается. Спустя несколько месяцев Ванессу вызывают к директору, чтобы сообщить о смерти бабушки. Она становится такой же сиротой, как и большинство детей в интернате — и на память ей остается только блестящая брошь. Годами Ванесса годами хранит ту у самого сердца. Носит, не снимая, и спать ложится тоже вместе с ней. Когда другие девчонки в комнате сжимают в руках потрепанные плюшевые игрушки, она стискивает между пальцами простенькую, украшенную камнями побрякушку. Сейчас она может только удивляться тому, что никто у неё её не отбирает. Или тому, что она не теряет её сама. И всё-таки кто это? Осьминог или кальмар? Каждый раз, когда она смотрит на неё, она видит что-то новое: иногда ей мерещатся в ней даже русалки. Не существует таких русалок. Ванесса знает, но всё равно позволяет себе мечтать: ей так хочется, чтобы реальный мир хоть немного походил на её красочные сны. Ей хочется менять его одним мановением руки, мимолетной мыслью — быть такой же яркой и всемогущей, как и во сне. — Опять ворон считаешь, Несс? — соседка по комнате — Эрика — бросает перед ней учебник по истории. — К экзаменам готовиться не планируешь? Два месяца осталось. — Нет, — отмахивается Ванесса. Ей не хочется. — Целых два месяца — успеется. — Потом будешь в последнюю ночь сидеть и пытаться выучить всё, что мы годами учили, ага, — Эрика закатывает глаза. — Учти, тут списать уже не получится. Рядом с ней Ванесса кажется легкомысленной. Ей куда интереснее наблюдать за окружающим миром и представлять что-нибудь интересное, а не погружаться в ежедневную рутину. Её не привлекают мысли об экзаменах — она же знает, что сможет покинуть интернат, даже если провалит их. Так какая разница? Подготовится как сумеет, а там будь что будет. Она надеется, что у неё получится. Где-то глубоко в душе медленно прорастает семя сомнения. А если всё-таки не получится? Тогда до конца своих дней работать ей официанткой во «Фрайдис», а то и кем похуже. От этой мысли передергивает. — Умеешь ты всё испортить, — недовольно тянет Ванесса и утыкается лицом в подушку. Ей до сих пор страшно возвращаться в собственные сны. Вдруг он снова посмотрит на неё этими глазами? На мгновение она представляет как Морт превращается в какое-нибудь чудовище — в одно из тех страшилищ из фильмов ужасов, например, — и вздрагивает. Нет, пусть лучше остаётся человеком. Даже с жуткими черными глазами.

***

Этой ночью Ванесса обнаруживает себя на берегу моря. Слышит вдалеке крики чаек, щурясь, всматривается в красное закатное солнце и его отражение в бескрайней глади воды. Красиво. Она идет босиком по песчаному берегу, то и дело оглядывается вокруг. Неужели сегодня она здесь одна? Не видно ни чужих следов, ни теней за редко растущими вдоль берега высокими пальмами. Ей не по себе. Может ли она спугнуть Морта своим страхом? Разбить его прекрасный образ. Ванессе вдруг становится страшно совсем по другой причине: она представляет себе как перед ней появляется совсем другой Морт, перекошенный от её беспорядочных мыслей и желаний. Извращенный страхом, недоверием и привязанностью. Ей совсем не хочется видеть его другим. — Твоё желание — закон, — он улыбается, появившись перед ней словно из ниоткуда. Всё такой же рыжеволосый и красивый, всё с той же странной ухмылкой. Улыбается ли он когда-нибудь по-настоящему? Сегодня он говорит с ней иначе. — А мысли читать некрасиво, — наверняка её слова звучат глупо, но ей всё равно. Это её сон, и здесь она может быть какой угодно — хоть глупой, хоть самой умной на планете. — Но ты, наверное, и не умеешь по-другому. Ванесса шагает дальше по горячему песку, когда Морт берёт её за руку. Переплетает вместе их пальцы и поглаживает её по тыльной стороне ладони. Она уверена, что краснеет. Так странно чувствовать привязанность к кому-то из собственных снов. Она ощущает себя так, словно заводит воображаемого друга — такого нужного и правильного, но существующего только в её голове. И она почти уверена, что в этом нет ничего страшного. Она видит Морта во сне, он никогда не является к ней в реальной жизни, а значит она не сходит с ума. Он — не галлюцинация, а что-то другое. Может, всё из-за того, что в детстве она часто ударяется головой. Доктор как-то говорит ей, что это до добра не доведёт. — Так проще всего понять, чего ты хочешь, — он отпускает её руку и приобнимает её за талию. Становится ближе. Теперь Ванесса слышит его дыхание даже за шумом бьющихся о берег волн. У неё нет сил поднять на него взгляд. Даже здесь её неуверенность пробивается наружу — ей кажется, что он может вновь посмотреть на неё не так, или, что ещё хуже, засмеяться. Глупости. Песок под её ногами на мгновение чернеет и кажется похожим на гладкую, словно каменную поверхность. Она удивленно моргает, но странное наваждение тут же отступает. Что это было? — Ты видел? — когда Ванесса наконец-то смотрит на Морта, он оказывается к ней слишком близко. Точно так же, как вчера, когда она просит его её поцеловать. Она может рассмотреть даже мелкие крапинки в его золотисто-карих глазах. Всякие вопросы мгновенно вылетают у неё из головы. Сегодня он целует её иначе. Мягко накрывает её губы своими, проводит по ним языком и заставляет её приоткрыть рот. И она слушается, пальцами путаясь в его длинных волосах. В свете закатного солнца они кажутся ей огненно-рыжими и так напоминают непослушное пламя, какое в руках не удержишь. Но у неё получается. Она прикрывает глаза и мелко подрагивает от странного, незнакомого ей удовольствия. — У тебя такие сладкие губы, дорогая Ванесса, — он впервые зовёт её по имени, когда шепчет на ухо эти слова. Ей стыдно признаваться в этом даже самой себе, но о чём-то таком она грезит лет с четырнадцати. Свидание на берегу океана, где прекрасный принц будет целовать её всю ночь, нашептывая на ухо всякие глупости. Ей нравится. Ванесса несмело поднимает взгляд на Мортимера, и лишь на мгновение отводит его в сторону. Она не из тех, кому легко смириться с поселившимся внутри смущением. Поэтому она пытается смотреть на море, но то тоже чернеет. На секунду-другую превращается в глухую черную стену — матовую, словно не пропускающую сквозь себя свет. Когда она закрывает глаза и открывает их вновь, зеленоватые волны бьют по берегу из золотого песка. Красноватый солнечный свет — такой романтичный — заливает весь пляж. — Неужели тебе так не хочется на меня смотреть? — он мягко касается пальцами её подбородка, вынуждая заглянуть ему в глаза. Они снова странно блестят — точно так же, как блестит в солнечном свете его удивительное украшение на шее. — Я не… — Тс, — он прикладывает палец к её губам. — Не думай ни о чём, Ванесса. Просто доверься своим желаниям. Морт целует её снова, и она не замечает, как песчаный пляж из её постыдной мечты на мгновение вновь превращается в черную комнату без окон и дверей. Пустую. Глухую. Душную. Его прикосновения такие мягкие и чувственные, что она медленно растворяется в них. Прикрывает глаза и запрокидывает голову, подставляя шею под короткие, частые поцелуи. Реальность — пусть даже во сне — оказывается в десятки раз приятнее, чем когда-то представляет себе Ванесса. Она не знает, что ей лучше делать и куда деть свои руки, которые в один момент начинают казаться ей неуклюжими, а их прикосновения — неуместными и неправильными, но очень старается. Выгибается так, как делают это девушки в фильмах, цепляется пальцами за застежки на одежде. Нагретый солнцем песок обжигает её обнаженную спину. Мортимер заслоняет собой кроваво-красное закатное солнце, когда вновь целует её в губы. Такие же красные, припухшие от бесконечной череды поцелуев. Никогда Ванесса не видит таких откровенных снов. Всё же бывает впервые? Она предпочитает не открывать глаз — испуганно жмурится и позволяет ему прикасаться к её телу так, как ему — или ей? — хочется больше всего. Водить ладонями по её бедрам, скользить пальцами по их внутренней стороне и даже поглаживать её сквозь нижнее бельё. Она дрожит и наверняка краснеет — чувствует, как горят щеки. Ванесса надеется, что в заливающем пляж солнечном свете её смущения не разглядеть. Ритм её дыхания сбивается, срывающиеся с губ выдохи всё сильнее походят на постыдные стоны. Сегодня она даже задумывается о том, издает ли те же звуки где-то там, в своей постели под скучным серым потолком. Ванесса не может сосредоточиться ни на чём, кроме этих коротких, дразнящих прикосновений. Приподнимает бедра, словно просит его продолжить. Коснуться её ещё раз, коснуться глубже, по-настоящему. Ей страшно открыть глаза, но даже сквозь сомкнутые веки она замечает, как меняется освещение. Вокруг становится темнее, горячее дыхание Морта снова обжигает её губы. Он нависает над ней и прикрывает её глаза мягкой, но такой холодной тканью. Так ей кажется. — Не переживай, дорогая Ванесса, — шепотом он вновь зовёт её по имени. Почему, произнесенное им, оно звучит так красиво? — Это не больно. Ей так жарко, что она не замечает, что вокруг становится холоднее. Послушно ловит каждое его движение и раздвигает ноги. Ей хочется быть желанной. Хочется быть любимой. Яркой. Здоровой. Уверенной в себе. Такой женщиной, которая уже не станет завидовать другим, — завидовать будут ей. Едва заметно улыбаясь, Ванесса вздрагивает, когда чувствует как её касается что-то холодное и склизкое. Длинное. Проникает внутрь, толкается в ней — она знает о том, что похожими должны быть ощущения от близости с мужчиной. Похожими, но точно не такими. Задуматься она не успевает. Оно касается чего-то у неё внутри и заставляет её выгибаться дугой, постанывать и часто, неумело двигать бедрами навстречу. Ванесса чувствует как их становится больше. Они скользят по её телу, оставляя за собой влажные следы. Шероховатые, холодные, странные. Она распахивает глаза, но видит перед собой лишь темноту. На этот раз страх побеждает. Незнакомое, неправильное удовольствие отступает на второй план, и Ванесса уже пытается вырваться из хватки чьих-то чудовищных конечностей. Они лишь крепче стискивают её хрупкое тело, давят на неё. Ей всё-таки больно. — Морт? — шепотом зовёт она. Её голос дрожит точно так же, как и тело. — Вы, люди, так много значения придаете любви, — она слышит его где-то совсем рядом. — Что такого особенного в этом чувстве, дорогая Ванесса? Посмотри, до чего оно тебя довело. Он низко, хрипло смеётся. Она ничего не понимает, лишь подрагивает пуще прежнего и дёргается с новой силой. Ей хочется проснуться — прямо сейчас, чтобы выбраться отсюда и больше не возвращаться в этот сон. — Тебе так хотелось её почувствовать, — его — теперь Ванесса это понимает — длинные и скользкие конечности обхватывают её шею, он забирается ими даже ей в рот. Противно. — Что ты добровольно отдала мне своё тело. Спасибо, дорогая Ванесса. Или ты хочешь, чтобы я продолжил звать тебя своей госпожой? Издевается. В абсолютной — ненормальной — темноте она чувствует, как он касается её шеи. От изящных человеческих губ не остается и следа, она чувствует как её разрывают на части острыми, словно у акулы, зубами. Она сдавленно кричит от боли. Пожалуйста, пусть она просто проснётся. Пусть всё закончится так же внезапно, как начинается — это единственное, чего ей хочется на самом деле. По её щекам катятся слёзы. Ванесса не понимает, как это происходит. Как её мечта оборачивается кошмаром? Задыхаясь от страха, от боли она вдруг вспоминает: перед сном она боится, что её страх обратит Морта в настоящее чудовище. Неужели она сама?.. Её пронзительный вопль заполняет собой всё вокруг. Острыми зубами Мортимер добирается до самого её сердца. Жадно вгрызается в её плоть, ломает кости и не даёт ей даже дернуться. Его длинные конечности повсюду — стискивают её тело не хуже веревок. — Это вовсе не ты, — говорит он напоследок. Ванесса едва слышит его голос, из последних сил держась в сознании. — Неужели ты думала, что и в самом деле управляешь своими снами? Так бывает только в сказках, милая моя. А мы с тобой не в сказке. И его леденящий душу смех становится последним, что она слышит.

***

В комнате Ванессы Кларк темно. Сквозь шторы едва-едва пробивается дневной свет, а из-за дверей слышатся детские голоса. Он пробует подняться с кровати и едва не валится с ног. Две руки, две ноги — он привыкает к этому образу в её сознании, почти учится им пользоваться, но между снами девчонки и реальным миром лежит целая пропасть отличий. И одно из них — досадная необходимость менять её неудобное тело. У него есть всего одна попытка, чтобы сделать то хоть чуточку удобнее. Заглядывая в висящее у шкафа зеркало, он придирчиво осматривает свои длинные рыжие волосы, золотисто-карие глаза и тонкие, по-своему красивые черты лица. Он становится именно таким, каким видит себя во снах Ванессы. К воротнику его пиджака приколота старая, видавшая виды брошь — единственная вещь, связанная с его собственным домом. Остается только гадать, где и когда находит её девчонка. Ему стоит поблагодарить её за это. Да и не только. — Вы кто такой? — звучит откуда-то со стороны дверей женский голос. «Спасибо, Ванесса, что вместе с телом ты даришь мне эту чудесную личность», — ухмыляется он про себя. — Мортимер, — улыбается он. — Ванесса попросила меня заскочить за очень ценной для неё вещью. Он демонстративно поглаживает пальцами брошь. Девчонка у дверей смотрит на него с подозрением, качает головой. — А она сама где? — Так она ничего не сказала? — он изображает удивление, когда проходит мимо неё. — Она съезжает. Навсегда. Ему так хочется рассмеяться прямо здесь и сейчас, но он держит себя в руках. Оставляет девицу позади, спешно спускается по лестнице и наконец-то оказывается снаружи. Воздух здесь неприятный, воняет просто отвратительно, но здесь он свободен. Повелитель снов, демон желаний и самый младший сын в королевской семье, когда-то он пытается занять трон единственным доступным ему способом — уничтожением своих старших братьев, а вместе с ними и отца. Тогда он не рассчитывает своих сил и попадает в тюрьму. Глупо. Не успевает привести место преступления в порядок, свалив вину на собственных слуг. Он с интересом поглядывает на пролетающие мимо машины. Гадает, все ли люди живут так, как представляет себе Ванесса. На его губах играет довольная ухмылка. Несколько десятков лет он проводит за решеткой. Пробует бежать, но ошибается снова и снова. Задыхается в тех четырёх стенах, пока его наконец-то не запирают в настоящей клетке. Пустой. Глухой. Душной. Часы на ближайшем здании показывают половину шестого. Должно быть, сейчас дорогую Ванессу, запертую в клетке его родного тела, должны уже казнить. Бедняжка, она так и не понимает, что ничего и никогда не даётся просто так. Свою жизнь она обменивает на полгода исполнения желаний. И перед смертью даже не вспоминает об этом. Он сам забирает её память. Она вкусная. Ему кажется, что сделка эта честная — Ванесса погибает после целого полугода счастья, а он… Он вынужден наслаждаться своей свободой в этом скромном, полном людей мире. Когда-нибудь он привыкнет. Ванесса — уже нет. Серебряная брошь на вороте пиджака призывно сверкает в тусклом солнечном свете.