Гонимый ревностью

***

      Как-то раз Дженсена на конвенции спросили: — Катаешься ли ты и Джаред на импале, потому что вы скучаете по Сэму и Дину? Какой чертовски хороший вопрос! Эклз прикусывает губу, лишь бы не позволить шаловливой улыбке показаться на людях и прикрывает глаза, заставляя себя мысленно оказаться в одном из весенних дней, в той самой машине. Это мечта, воплощенная в реальность. Они катаются по окраинам весеннего Остина и слушают тихую мелодию старого рока. Это свидание чистой воды. Они останавливаются в каком-то скрытом от людей переулке и улыбаются друг другу. Джаред отпивает кипяточный кофе и затем ловит эклзовскую руку. Разворачивает — показалась нежная изнанка кисти, украшенная короной. Он вздыхает, ловит своим взглядом удивленный эклзовский и ласково улыбается. Чтобы затем резко, почти собственнически облизнуть тату, и почувствовать, как его корона отзывается тем же. Цепляет горячей от кофе плотью ручеек вен, чувствует пульсацию крови. Дженсен же дергается от этого поцелуя, что обжег кожу. Падалеки тем временем шаловливо улыбается, проверяет подушечками пальцев целостность вены и тихо говорит: — Эклз, я в кое-чем тебе так и не признался. Дженсен прикрывает глаза в ожидании. Ему не хочется думать о плохом. Не в этот животрепещущий момент. И тут-то он ощущает ласковое прикосновение к собственной щеке. Открывает глаза и замечает, что Джаред мягко улыбается, но затем серьезным тоном произносит: — У меня от тебя тоже немеет душа, Дженсен. Слишком сильно.       Эклз открывает глаза в настоящем моменте. Улыбается и отвечает на вопрос: — Да. Мы катались, но не потому, что мы скучаем по Сэму и Дину, — голос его сбивается от смеха, — а потому что мы — дети. И задерживает парочку слов во рту, катает их и сглатывает. Те приятной, сладкой патокой струятся внутрь его существа.       Через пару конвенций, на одной из таких же, как сотни до этого, Падалеки вдруг мазнет своими трехцветными глазами, серьезно посмотрит и глубоким влажным звуком на выдохе произнесет: — Я люблю тебя, Дженсен. У упомянутого сердце на признание мгновенно откликнется, стукнется о ребра, словно захочет выбраться и на падалечьих ладонях в очередной раз заснуть. Но на них будут глядеть миллион глаз фанатских и визжать в восхищении. Поэтому он успеет лишь взять под контроль свою мимику, взглянет зеленью в чужие глаза и позволит темному и правдивому выпорхнуть изо рта: — Я тоже тебя люблю. Они не только дети. Они… И слова, что так и не выбрались на прошлом коне, неожиданно осядут во рту беззвучно: Кончик языка бьется о преграду ровных зубов: лю Губы размыкаются страстным порывом: бя И на горячем выдохе: щие А любящие всегда дураки, в самом прекрасном значении слова. Так кто же они такие? Джаред — это просто… Джаред, который может разрыдаться от простого видео от сына, по которому он безумно скучает. А Дженсен? Дженсен — это просто… Дженсен, который в попытке утешить Джареда, разрыдается тоже. Чуть позже, что на вечеринке «Пацанов», что на встрече с актерами из «Бескрайнего неба» Дженсен берет Джареда за руку, не причиняя боли, но вселяя уверенность в том, что он имеет право не только на его руку — на всего Падалеки. Даже на то, что хранится меж его рёбер. Черт возьми! Особенно на то, что спрятано меж ребер! Чуть ли не кричит всему миру: он мой! Пока Джаред счастливо жмурится. Так кто же они такие? Двигаются вперёд рука об руку. Эти двое всем видом показывают, что не из этого мира. Лишь гости, что случайно задержались на этой планете. Глядят друг другу в глаза, незримо протягивают окровавленные сердца. Мысленно признаются в том, о чем знает сама Земля и древний божественный верхний мир. Клянутся и молятся неизвестному высшему, неизвестному большему, лишь бы остаться вдвоем навсегда. Их взаимоотношения — это искусство двоих. Слишком возвышенное и загадочное. Таинственный канон, что был прописан за много-много лет до их первой встречи, до их первого и последнего рождения. За такую любовь люди убивают, ибо зависть и горечь путают мысли. Но эти двое! Ах, эти двое… Стоят, слепы и равнодушны к чужим страданиям и поклонениям. Смотрят лишь друг на друга — магия без слов, волшебство без заклятий. Счастье — это меньшее из того, что было им суждено испытать и попробовать. И под вспышками фейерверков, казалось, само время, само мгновение, сам момент — все они склонили голову в почтении к этим двум. Как же они хороши…