Близко (но всегда недостаточно).

Аки хотел бы не уметь думать. Потому что думать — значит копать глубже чем стоило, а это, если так подумать, прямой путь отрыть в себе то, что откапывать не стоило. Но, увы, Аки думает даже больше чем следовало. Возможно, будь он чьим-то шутом думать бы и не пришлось. Банально не было бы времени: единственная забота — рассмешить кого-то, кого ты должен, а все остальные мысли пошли бы прочь. Однако Аки нянька двух бессмертных детей переростков, что лишили жизни не одну сущность. И думать в их присутствие — дело необходимое, потому что двое других этого никогда не делают. «Хотя,» — однажды подмечает Хаякава, — «даже будучи шутом я бы погружался в свои мысли, потому что в присутствие этих двух дьяволов, этим самым шутом я и являюсь». Единственное, что спасало — алкоголь и сигареты, но после гибели Химено ни пить, ни курить совсем не хотелось. Точнее хотелось, очень! Вот только вместо избавления от мыслей, появлялась безграничная печаль, а она тоже является проводником в вагон «Самобичевание (№?)» Нет, чай не нужен, проверьте лучше билет, пожалуйста! Однако Аки привык. Боль он принимает, как ласковый шёпот. Когда дьявол говорит: «–Тебе повезло. Я бы хотел умереть», Аки хочет рассмеяться. Потому что Ангел точно не знает о чём говорит. А потом, смотря на профиль напарника, с изумлением замечает, как тот, под светящимися нимбом, пустым взглядом и невыразительным лицом выглядел знакомо одиноким и несчастным. Не Ангел ли сам лишает людей жизни? Не он ли идёт с смертью под руку? Значит знает, возможно, слишком близко, чтобы желать смерти. — Когда ты мёртв — тебе не нужно работать. Как просто. Не дьяволы ли не могу умереть полноценно? Ангел либо слишком прост и наивен, либо слишком скрытен, но всё равно тот, кто нуждается в том, чтобы с кем-то поговорить. Даже так извилисто и невидимо. Возможно, если бы Аки и Ангел жили в другой реальности, где нет ни дьяволов, ни оставшихся два года жизни Хаякавы, ни смертельного прикосновения напарника — то они могли бы стать ближе. Может друзьями. Порой Аки нравится представлять, как они вместе с Денджи и Пауэр проводят время все вместе. Просто как семья, просто как близкие друзья. А пока Аки снова наблюдает, как дьявол лениво разлёгся на скамейке и с слегка благоговейным лицом ест мороженое. На мгновение кажется, что во рту у Ангела не пломбир, а плоть, которую он перегрызает своими, на удивление, человеческими зубами. Однако, это было только на мгновение, как короткая иллюзия, от которой в неприятном спазме сводит горло и тошнота подступает к корню языку. — Я хочу ещё одно. — Нам уже пора на патруль. Ангел ненасытный, что очень хорошо вяжется с его дьявольской сущностью. Даже не придерёшься, ведь его эгоизм капает с деревянной палочки на бледную руку — липнет и окутывает молочным запахом, пока язык слизывает его с кожи: жадно, как будто это кровь. Возможно, Аки тоже ненасытный, потому что снова идёт покупать очередное свидетельство эгоизма дьявола, чтобы наполниться до краёв неправильным зрелищем. Зрелищем, когда адское отродье слишком напоминает божьего посла; когда он ест мороженое, пачкая вязью свой образ ангела; когда напарника не хочется называть дьяволом, а только богом, склоняться и молить о помиловании. И возможно, если бы Ангел действительно был божьим послом, он бы разве что сверху вниз посмотрел на Аки, не меняя пустое лицо произнёс: «–Бог тебе не судья и не каратель. Даже услышав твои мольбы он всё равно направит тебя в безвыходную пустоту, потому что ты всего лишь человек». Только правда в том, что ни бога, ни его послов не существует — есть только земля и пустота. Для дьяволов вместо последнего, как альтернатива существует ад. Но он всё равно несоизмерим с вечным небытиём.

***

Трупное зловоние похоже на запах гнилого абрикоса, и если взглянуть на макушку Ангела — её цвет будет напоминать абрикосовый. Возможно, если навострить нюх, то от дьявола также будет пахнут гнилью. От Аки пахнет сигаретами, отчаянием и каким-то дешёвым одеколоном. Приходя домой с миссии он тщательно моется, чтобы не оставить и намёка на кровь, её запах. Пауэр говорит, что Аки, её и Денджи объединяет один и тот же запах. Поэтому Аки не уверен чем конкретно пахнет, но возможно чём-то тёплым, как сказала Денджи его подружка. Однако он всё равно тщательно оттирает фантомную кровь. Ангел чистоплотный — он не любит грязь и даже кровь не слизывает, а стирает платком. Наверное поэтому от него просто невозможно, чтобы пахло гнилью, но смотря на его дьявольскую природу на ум приходит только жидкая красная субстанция. Возможно это очень предвзято. Однако Ангел тоже слишком предвзят и самонадеян, поэтому напарники в расчёте. — Человек, — Ангел протягивает платок, — это твоё. Дома Аки подносит ткань к носу и вдыхает её запах. Лёгкие наполняются приятным запахом мяты и свежести — вероятно стиральным порошком, — чем-то сладким и ещё призрачно знакомым, однако чем конкретно непонятно. Если Ангел так пахнет, то Аки готов им дышать.

***

Когда дьявол был прижат спиной к Аки — Хаякава, зажмурившись, крепко вцепился в чужое тело руками. Сердце пробивало грудную клетку, каждый удар мышцы отдавался ноющей болью, а тело рядом от чего-то дрожало. (После событий с бомба-дьяволом Хаякава понимает, что дрожал именно он.)

***

С каждым днём дышать становилось тяжелее. Что-то железное стояло в воздухе, пробиралось под кожу и кричало: «Беги!». Шестое чувство — недолго думая вразумил Аки — однако продолжал стоять на месте. Будто всё ещё надеясь, что всё обойдётся. «Ты умрёшь самой ужасной смертью!» — мелькают в голове слова дьявола будущего. Руки Аки ослабевают хватку на теле надежды. — Я чувствую надвигающуюся трагедию. Возможно кто-то из нас умрёт, — говорит с несвойственным себе мрачным тоном Ангел, а затем добавляет, — Хочу ещё мороженого. Аки смотрит на раскинувшегося на лавочке напарника, что наблюдает за более мрачным Аки. Чёрные брови сводятся ближе к переносице и человек произносит: — Я знаю, — непонятно на что, но всё же отвечает дьяволу, — это последние. И уходит к небольшому фургону с мороженым. Ангел поднимает голову к небу и думает: «— Сегодня будет дождь.» Аки теряет надежду.

***

В палате холодно, что впрочем неудивительно. Медсёстры не спешат проверять дьявола, поэтому приходят только утром и к ночи — когда Ангел уже спит, чтобы открыть окно и закрыть его. Тонкое одеяло лишь немного согревает безрукое тело, пока Аки трёт свою ладонь о штанину. Руки замерзают. — Закрой форточку. — А? Да, сейчас. Хаякава опустил ручку и щель, через которую в комнату проникал холод, закрылась. Парень снова сел на стул подле кровати. Напарник смотрел в потолок с ещё более безразличным лицом, будто совсем смирился с своей участью, превратился в статую и теперь лежит на кровати, ждёт пока к нему придёт Кишибе с молотком, чтобы приложиться им об голову демона. — Значит, ты и изверг крови падёте от рук бензопилы? — Да. — И будущего не изменить. — Именно. Ангел поворачивает голову в сторону Аки, лежит несколько секунд, хлопая ресницами. Его лицо начинает хмуриться от недопонимания и в этот момент оно выглядит как никогда настолько эмоционально, что хочется зафиксировать его; пройтись кончиками пальцев по щекам, очертить края губ и поцеловать веки, чтобы… Чтобы что? — И что я по-твоему могу сделать с этим? — Я не к этому веду, — Аки достал из кармана в пиджаке конверт, — у тебя нет рук, поэтому тебя скорее всего ликвидируют, — под подушкой Ангела благоухающий букет из скептицизма, а его взгляд так и говорит «Я заметил». Аки продолжает, — Это рекомендательное письмо от меня и Кишибе, — Глаза напарника чуть расширяются, губы образовали небольшую щель, — поэтому когда я умру отдай его Макиме. Ты станешь демоном, с которым заключают контракты наёмники. Ангел молчит, снова переводит взгляд на стену напротив. В его глазах плещется печаль, но она настолько фантомная и неосязаемая, что Аки притворяется, будто её нет. Так будет лучше. — А ты добрый… — Мы видимся в последний раз. Завтра я отправляюсь на задание с пушка-демоном, — резко говорит Хаякава. Ангел поворачивает голову в сторону человека, — прощай. Хаякава встаёт со своего места и направляется к двери. — Постой! — это звучит так отчаянно, что Аки действительно останавливается, смотрит на Ангела, а тот недолго колебаясь продолжает, — Люди, которых я убил приходят ко мне в кошмарах, — взгляд демона направлен на простынь, а затем неожиданно сталкивается с глазами Хаякавы, — поэтому если ты уйдёшь и я ничего не сделаю, то и ты явишься ко мне в кошмарах. Поэтому пошли к Макиме, я уверен она знает, что нужно сделать, чтобы ты выжил. Аки не говорит, что слова Ангела звучали, как мольба. Впрочем, демон тоже не говорит, как человек посмотрел на него в этот момент и как внутренности дьявола перевернулись от этого взгляда. Аки глядел на него, как на что-то действительно дорогое.

***

Идя к пляжу Ангел произносит: — У тебя есть ноги. Беги отсюда пока способен так далеко, куда только можешь, чтобы пила не достал тебя. Ты свободен, в отличие от меня. — Не могу. Здесь есть Дэнджи, Пауэр, — «Ты,» — думает Аки, но вместо этого говорит, — и Макима. Ангел слегка морщится и опускает голову. Его рыжие волосы струятся по ветру, а перья на крыльях переливаются серебром. На улице пасмурно, но нимб напарника светится жёлтым светом, от него исходит тепло. Ангел похож на белую птицу — дарит надежду и свободу, несмотря на собственную клетку. — Она тебе нравится? «Мне нравятся твои волосы. И лицо. И весь ты» — Да, — вместо этого отвечает Аки. Так нужно. — Почему? — «Почему не я?» — читает Аки между строк. В голосе демона присутствуют призрачные тоска и непонимание. Наверное, если бы Ангел и Аки жили в другой реальности — он бы не оставил их. — Почему? На берегу, как статуя стоит Макима, она машет гостям и холодно улыбается. Её красная коса тоже развивается по ветру, но по-другому. Не так любовно, как ветер ласкал волосы Ангела. «Не знаю почему,» — думает Аки. Ангел глядит на лицо напарника и кажется тоже читает это между строк.

***

Где-то на задворках разума, когда сознание уже покидало тело — Аки понял: Ангел-дьявол тоже пах любовью. А потом Аки увидел снег.