«брату..»

Через открытую форточку с Миллионной улицы доносится шум кипящего жизнью Санкт-Петербурга. Сигнальный гудок москвичей, какая-то ругань, весёлые крики детей. Это всё словно нарочно перебивает наконец-то подобранный гитарный риф. Миша раздраженно проезжается пальцами по струнам, заставляя их взвизгнуть, и накрывает их ладонью, успокаивая мягкими поглаживаниями, как девушку. Какое-то время смотрит на открытую форточку и думает, стоит ли её закрывать. Без какого-либо сквозняка снова станет душно, но и терпеть подобное отношение со стороны мира к себе Миша не… Как назло гам стихает, оставляя после себя привычную музыку города. Он цыкает, откладывает гитару, устраивая её поудобнее у стены, и достаёт из красной пачки сигарету с оранжевым фильтром. Андрей, который в сотый раз прокручивает строчки едва набирающей обороты песни, отстукивая ритм вслед за Мишей, не сразу замечает, что музыка стихла. Он отрывается от листа, который был весь исписан и исчёркан синей ручкой, и видит сначала гитару, всю обклеенную наклейками — её как-то купил на свои кровные и притащил к ним Балу, а после Мишу, задумчиво курящего напротив окна. — Муза покинула? — насмешливо интересуется Андрей. Дописать он сможет и без музыкального сопровождения. С Мишей они сидели уже который час и за это время тот поменял несколько моментов, а Андрей успел запомнить все изменения наизусть. Хоть ночью разбуди — напоёт любое из них. — Да не. — Миша отмахивается от его слов рукой, в которой была зажата сигарета. О пепле, сыплющемся на пол от его любого резкого движения, он, конечно, не думает. — А что тогда? — Андрей утаскивает из пачки сигарету, подкуривает и становится рядом с Мишей. Прослеживает за его взглядом и не понимает, что такого друг нашёл в помойке на другой стороне дороги. — Городом любуюсь. Чего доебался-то? — Миша тушит сигарету об железную банку, а Андрей думает, и правда, с чего бы вдруг? Миша не наблюдает за его размышлениями, его взгляд скользит по полупустой комнате и резко натыкается на небольшую кучку аккуратно сложенных тетрадок. На обложку даже смотреть не надо было — и так понятно, кому они принадлежат. Андрей напряжённо наблюдает, как тот просматривает тетрадки по корешкам пока не натыкается на одну. Простую такую, голубенькую и почему-то в полоску. Хотя в клетке и писать и рисовать удобнее. На корешке подписана дата — в тот год Миша должен был отправиться в армию, однако не попал из-за проблем со спиной. Его отец вроде как договорилися, чтобы тот служил в погранвойсках и Миша даже был рад этому всему. А вот Андрей… Андрей молча подходит к нему, думая как бы так поудачнее забрать тетрадь и сжечь к чертям. Все рисунки, на которых он изображён, Миша уже видел. Но вот стихи, особенно такие, Андрей никому не показывал. — Я листал их, пока ты был в армии. Иногда от скуки, иногда думал, какой бы стих можно было бы наложить на написанную музыку. — Миша продолжает листать, пытаясь найти нужный ему стих, — А, вот. — Отдай. — Андрей чуть ли не вырывает тетрадь из рук Миши, ожидая встретить любое сопротивление, но тот неожиданно отпускает. Миша зачитывает стих вслух, по памяти, сука. Андрей краснеет, поджимая губы, и думает уже избить Мишу тетрадью. Прямо как в школе. Тогда тетради было не жалко, а эту жалко лишь чуть-чуть. Она столько всего пережила. — Так кому он предназначен? Я сначала подумал, что какой-то девушке, которая тебя с армии дожидаться будет. Потом понял, что строчки не вяжутся, а потом… Договорить он не успевает, в него сначала прилетает эта несчастная тетрадка. Потом какая-то мелочёвка со стола, который они притащили с улицы, когда только переехали. А после они начинают полноценную драку, в которой, к счастью, не пострадала ни гитара, ни что-то из важного, кроме лица Миши. Миша сбивает Андрея с ног и валит его на матрас, всё же жалея и собственную спину и тело Андрея. Андрей отпихивается от него и перекатывается на пол, распластавшись на нём звездой. Кровати в комнате Миши нет. Она вообще была вся какой-то пустой, впрочем как и квартира, в которой единственной наполненной комнатой была та, где стояли мольберты и прочая рисовательная херь. Квартиру им так-то сдали под художественную студию. — Успокоился, Андрюх? — Миша лежит на матрасе, пытаясь отдышаться. Он переворачивается, смотря на Андрея, — Я не осуждаю. Просто, чтобы ты знал. — Продолжим текст писать? — вместо рассуждения Андрей переводит тему. — Пошли поедим сначала, что ли. Балу и Рябчик вечером обещали прийти, как раз песню прокатим. Мож ещё Лёшка заглянет. Андрей машет на него рукой, поднимаясь с пола. Забирает лист с недописанным текстом и уходит из комнаты.

*****

— Это прикольно. — неожиданно заявляет Миша, когда вся группа уже разошлась. Остался только Андрей, который зачем-то согласился здесь заночевать. «Валет и Дама» ожидаемо зашла всем. Парни лишь накинули сверху аранжировку, да добили несколько строк. Они даже кассету перезаписали ради этой песни. — Что? — Андрей непонимающе смотрит на него, стряхивая пепел с сигареты. За окном разгораются огни ночного Питера. — Ну-у, прикольно. Когда тебе стихи посвящают. — Видя удивлённый взгляд Андрея, который чуть не подавился сигаретой, Миша поясняет, — Я подпись видел. Она смазанная, но… Когда перечитываешь много раз, получается разобрать. — Ты что? В школе девчонкам стихи не писал? — насмешливо интересуется Андрей, понимая, что эту тему они сегодня не закончат. — Нет. — Абсолютно серьёзно говорит Миша, а после улыбается, — Но для тебя, Княже, начну. Андрей молчаливо затягивается, жалея, что у него ничего нет под рукой, чтобы кинуть в Мишу. А он ведь и правда когда-то переживал за этого дебила. Скучал раньше времени. Чтобы тот сейчас так открыто насмехался над его эмоциями и переживаниями. А насмехался ли? Андрей, туша бычок об алюминиевую стенку банки, решает, что всё же эту тетрадку пора сжечь. А Миша пусть себе и дальше цитирует по памяти стихи. Андрею не жалко. Может даже новых напишет.