Искусственные грёзы

Толпа, что прыгает внизу у самого края сцены, уже заряжена. Они визжат, кричат, беснуются. Вскидывают козу, да так чтобы все видели и чувствовали свою приобщённость к этому обществу. Толпа не хочет их отпускать и Горшок, наверное, мог бы их понять, если бы ему сейчас не было так дурно. Он кидает быстрый взгляд на Князя-Андрея, но тот, кажется, уже подхватил эту бешенную энергию. Мише резко не по себе. Он словно превращается в маленького мальчика, что потерял маму и сейчас находится один на крупном рынке. Вокруг всем не до маленького мальчика, что вот-вот сядет прямо на асфальт и расплачется. Всем не до тебя. Шепчет что-то внутреннее, скребётся кошками по душе и Миша понимает, что снова проебётся или уже проебался. Он вальяжно отбирает у Князя микрофон, говорит что-то пафосное и тут же скрывается со сцены, оставляя удивленного Андрея вместе с остальной частью группы и разгоряченной толпой. Хотя с чего бы удивляться, за столько времени пора бы и привыкнуть, Андро. Пока Миша идёт к гримёрке, слышит, как толпа скандирует его же слова. Брошенные в пустоту. Одинокие. Коридоры — тёмные и пустые. Запутанные. Прямо, как твоя жизнь. Миша раздраженно цыкает, на ходу вытаскивая сигарету из пачки и закуривая. Лёгкие наполняются едким дымом, но в голове от этого пустее не становится. Мало. Сам понимает, мало. Они отыграли концерт. Они молодцы. Все, кроме тебя, Горшок. Ты проебался, опять. Снова, исправляет самого же себя и усмехается. Он снова не справился и снова подвёл в первую очередь себя. Миша хватает первую попавшуюся бутылку и пьёт, пока горло не начинает драть. Откашливается, чтобы снова затянуться сигаретой. Лучше уйти в запой. Чем что? Ребята вваливаются в гримёрку, мешая Мише ответить на поставленный вопрос. Андрей уже не Князь валится рядом, почти вплотную, отбирая у него бутылку. — Норм? — Обеспокоенно интересуется он, замечая на себе взгляд Миши. — Да. Забей. — Миша усмехается, резко подрываясь с дивана. — Пойду проветрюсь. Андрей провожает его внимательным взглядом, словно он что-то понял, но пока не решил, как будет действовать. А Миша снова сбегает. КиШ подпитался ядерной энергией и теперь жужжал над ухом. Миша же наоборот, всю свою батарейку разрядил. — Хей. — Его ловит Анфиса, почти сразу залезая своими руками под кожанку. Она опаляет своим горячим дыханием его шею и почти сразу же лезет целоваться. Но Миша отмахивается от неё как от назойливой мухи, снимая руки девушки со своей талии. Иногда казалось, что она и была этой мухой. — Отъебись, а. — Он не выдерживает, когда она предпринимает очередную попытку его облапать, и уходит быстрым шагом, по пути потушив сигарету носком ботинка. Карман кожаной куртки оттягивает знание о том, что теперь там лежит. Миша обещал, но руки действовали быстрее него. Ты никогда не держишь обещания, давай признаем правду? Заткнись. Собственный голос не заткнёшь. Иронично. Миша вваливается в кладовку. Руки мелко потрясывает, как у… а впрочем не суть. Быстро находит переключатель и думает. А на сколько ему это нужно вообще? Красным пятном среди прочего хлама ярко выделяется резиновый жгут. Шприц в кармане. Ну же. Все актёры на сцене. А где-то там есть Андрей, которому он обещал. Клялся, стоя на коленях. А сейчас ты здесь. И улики уже не скрыть. Миша пинает стул, по стене скатывается на пол и зарывается руками в волосы, оттягивая их до боли. Он не мог объяснить себе, зачем украл у Анфисы наркотик. Точнее мог, но принимать объяснение не хотел. Он не наркоман. Он клялся, что подобного больше не повторится. Но снова здесь. Круг замкнулся и тебе из него не выйти. Наш Андро-о разочаруется в тебе. Снова. В горле застревает ком и Миша пытается от него избавиться. Сглатывает так агрессивно, что кажется забывает как глотать. Жгут лежит прямо перед ним. Он сильно зажмуривает глаза, а потом кажется плюёт на всё. Жгут плотно обхватывает кожу, даже слегка перекручивает её. Но Мише это дискомфорта не создаёт, а вот трясущиеся руки — вполне. Попадает в вену не с первого раза, замирает, прежде чем нажать на помпу шприца. А потом продавливает бесцветную жидкость с интересным химическим содержанием. Чуть резковато, но ему всё равно. Миша выкидывает шприц на пол и ждёт. Пока ожидание не растягивается и не наступает оно. Наконец-то. Он прикрывает глаза с блаженной улыбкой. На светомузыку глубоко насрать. Главное — не единой, сука, мысли в голове. Кроме этих дурацких образов, но их он как-нибудь переживёт. Тишина обволакивает его как родная мать. Иронично, что его мать никогда так не обнимала. Мише спокойно. Тихо. Ему абсолютно плевать что и где. Плевать, что он почти лежит на холодном бетонном полу — тот кажется таким удобным, что даже вставать не хочется. Плевать, что где-то там веселится группа. Его группа, где он чувствует себя одиноко. Главное — в голове нет его. Другого. Миша впервые вдыхает полной грудью и улыбается как дурак. Его размазало. Окончательно. Героин расплавленным железом перетекает в сосудах, проталкиваемый сердцем. С каждой секундой мысли становится сложнее строить. Секунды растягиваются как тугая жвачка и Миша даже может это наблюдать. Перекатывать на языке. Ощущать вкус времени. Оно горьковатое, но почему-то оставляет после себя приторное послевкусие. Сначала даже не понятно, открыты глаза или закрыты. Только потом, когда зрение становится чётче, понимает — потолок улетел. В буквальном смысле. Собрался в отпуск и улетел. Миша засмеялся. Его смех разноцветными волнами отскочил от стены и улетел куда-то вслед за потолком. В следующую единицу времени смех ему показался искусственным и не к месту. Единицу — потому что секунды растянулись и Миша не понимал, как ему измерять это горьковатое время. Ему холодно. А ещё так тоскливо, что хоть вой. И он завыл, не видя ограничений. Завыл, свернувшись в клубочек и забившись в угол. Из глаз потекли настоящие слезы. Миша дотронулся до носа, собирая солоноватую каплю. Он плачет? — Су-ука! — Слышит где-то над головой, но из своего угла вылазить не собирается. Этот угол Миша будет охранять ценой своей жизни, если понадобится, — Миха. Блять. Андрей осторожно опускает руку на его мокрую спину. Что-то ругается себе под нос, но продолжает гладить Мишу, пока тот лежит на полу и беззвучно плачет. Андрей отрывается лишь на секунду, чтобы поднять голову Миши и переложить себе на колени. Накрывает его полуголое тело и бессмысленно гладит по волосам. Надо бы найти воды, но и Мишу так просто оставить он не мог. Миша, взвыв в голос, утыкается ему в ноги. Цепляется зубами за грубую джинсу, чтобы ненароком не прокусить чужую кожу, и продолжает рыдать. Ему уже не холодно — Андрей горячий, но ему все ещё одиноко. Ему больно от того, что он не сдержался. Ему обидно за самого себя. Бесполезного. Слабого. И эту боль он выплакивал, пока Андрей гладил его волосы. Они, возможно, никогда не обсудят этот вечер. Миша никогда не сможет признаться, смотря Андрею в глаза. Андрей не сможет его упрекнуть, каждый раз возвращаясь в этот вечер.