Никогда её не отпускать

      Разноцветные флажки, которые Маринетт, стирая тонкую кожу на пальцах в мозоли, выстригала добрую половину ночи, теперь задорно трепыхались в объятиях тёплого ветра и делали невозможное – мысленно уносили в беспечную юность.       – Как в старые добрые, – Алья плюхнулась на соседний лежак, закинула руки за голову и уставилась в чернеющее небо.       – Ага, – подтвердила Маринетт. – Звучит как девиз этого вечера.       Мягкий шелест волн щемящее чувство ностальгии только усиливал. Сегодня всё было как прежде. Алья тогда ещё не получила руководящую должность на одном из местных телеканалов и не научилась испепелять подчинённых за провинности фирменным взглядом, а Нино не пополнил ряды бизнесменов, вложившись в свой клуб, что уже успел снискать признание заядлых тусовщиков. Джулека тогда носила чёлку на пол лица и не стеснялась щеголять в драных колготках, а Роуз коллекционировала блески для губ и всерьёз дулась, если пыльную розу какой-то невежда путал с розовым кварцем. Сегодня в первой поубавилось гранжа, во второй – ванильной сладости, но ни которая себя в кутерьме суетных дней не потеряла. А Маринетт… тогда не носила помолвочное колечко и на парня с гитарой могла поглядывать разве что с любопытством.       Сегодня ей был доступен весь спектр эмоций. Заветный аксессуар вкупе со статусом невесты знатно развязывал руки. Хочешь – вспомни о провозглашённом Альей девизе вечера и любуйся бликами в причёске издалека, лишь иногда ловя на себе заинтересованные взгляды, а хочешь – обхвати тонкими пальчиками шею, уткнись в ворот футболки, открывающий ключицы с краешком татуировки, и растай, когда на талии сомкнутся тёплые ладони. Второй вариант прельщал гораздо сильнее, но Маринетт для начала встречи старых друзей избрала первый, в основном потому что догадывалась, куда заведут её объятия, которые перестанут быть целомудренными уже на третьем ударе сердца. А пока неплохо было уделить время общению с ребятами, тем более что со многими она давненько не виделась.       – Держите, милые дамы! – прозвучал совсем рядом тонкий женский голосок.       Вот, с той же Зои не пересекались… года два. Достаточный срок для перемен. Уж Маринетт-то знала. Неплохо бы поинтересоваться, что да как в её жизни.       – Что на личном? – хитро сощурилась Алья, как всегда играя на опережение.       Непринуждённое разглядывание неба сквозь смог она отложила до лучших времен, азартно вцепилась в высокий стакан, что протянула ей Зои, и теперь как истинная акула журналистики ухватилась зубами в хвост сенсации. Попала она в яблочко, судя по румянцу, охватившему скулы подруги. Уж не от двух же глотков коктейля она так раскраснелась.       – Кое с кем встречаюсь, – предпочла сохранить интригу Зои.       Загадочная улыбка осветила её и без того милое лицо, но вряд ли ответ устроил журналистку на все сто.       – Представишь как-нибудь нас своему… – Алья чуть замялась, – или своей?..       Зои хихикнула и стрельнула глазами куда-то в сторону, где звонко хохотала Аликс, отнявшая у Айвана барабанные палочки. Забавы ради или тоже в музыку ударилась? Здоровяку ничего не стоило вернуть свой музыкальный атрибут на родину, но он даже пытаться не стал, позволяя девушке повеселиться от души.       – Эй, Роуз! – выкрикнула Аликс, подбросив палочку в воздух и тут же поймав её. – А про единорогов будешь сегодня петь?       – Боюсь тебя разочаровывать, но мой репертуар слегка изменился!       Ага, капельку совсем. Не один Лука уверенно штурмовал музыкальный Олимп. Роуз покорить всю Европу не пыталась, очевидно не желая надолго оставлять Джулеку одну, зато мастерски раздвигала границы не географические, а личные и с восторгом открывала для себя новые жанры, не забывая об уже излюбленных. Сегодня Лавьян могла удариться в мелодичную лирику и выдавливать из слушателей солёные водопады, а назавтра вспомнить, что бунтарство – её второе имя и выдать нечто заводное и панковое. В музыканты эта хрупкая тростинка избрала себе брутальных бородачей в кожанках с пирсингом и татуировками. Бас Джулеки пылился где-то здесь, на задворках Либерти, пока сама она, окончательно перебарывая отголоски прежних комплексов, коллекционировала рекламные постеры с собственным лицом. Их могло стать уже восемь, если бы она не отказала самому великому и ужасному Габриэлю Агресту.              – Ну Роуз! – демонстративно надулась Алья, отвлёкшаяся от обсуждения объекта обожания Зои. – У нас сегодня всё как раньше! Требуем единорогов!       – Тогда найди меня через десяток шотов! – расхохоталась Роуз. – Думаю, я буду у бара.       Алья от затеи полностью погрузиться в атмосферу отказываться не собиралась и принялась сканировать взглядом пространство, выискивая того, кто мог добавить ностальгических ноток, пока Роуз проверяет организм на стойкость, забрасывая в желудок Б-52, над которым с видом бывалого бармена колдовал Нино. Хочешь – не хочешь, а владение клубом обязывало осваивать разные премудрости. Кандидат отыскался сразу, будто пришёл на негласный зов.       – Ты-то ведь не откажешь? Сыграешь?       Алья скользнула требовательным взглядом по Луке, который присел рядом с Маринетт и набросил на её плечи плед, сочтя платье с открытой спиной слишком лёгким нарядом для вечера на верхней палубе.       – Не откажу.       Тёплые губы ласково коснулись виска Маринетт, и от этого почти невесомого прикосновения внутри всё затрепетало. Она поправила плед и прижалась к Луке спиной, мысленно умоляя его не отстраняться и не уходить. Подождёт Алья со своими ностальгическими порывами.       – Но мне нужно настроиться, – предельно серьёзно добавил Лука, чуть разочаровав своим быстрым согласием Маринетт и немало удивив её подругу.       – Только не говори, что ты до сих пор медитируешь перед выступлениями! – воскликнула Алья, даже не пытаясь приглушить эмоциональность, что под действием спиртного с лёгкостью вошла в апогей.       – Не всегда, – Лука, усмехнувшись, нырнул ладонью под плед, в который сам же укутал невесту, и прошёлся кончиками пальцев вдоль выступающих позвонков. – Теперь у меня есть другие ритуалы.       Маринетт сама не поняла, отчего залилась румянцем – от слетевшего с губ их маленького секретика, в который она подругу не посвящала, или от нежных касаний, что дарили блаженство, невзирая на преграду в виде ткани платья. Алья, глядя на парочку перед собой, поперхнулась и закашлялась так, что едва не обзавелась мокрым пятном от расплескавшегося коктейля на шёлковом топе.       – И как ты собираешься настраиваться сейчас? – выразительно выгнула одну бровь Алья, почти расквитавшись с напитком.       – Кто знает, кто знает… – многозначительно покачал головой Лука и, одарив возлюбленную ещё одним поцелуем, на сей раз в скулу, поднялся. – Но не будем терять время.       Пару минут после ухода Луки Маринетт молчала, покручивая стакан в руках. В голове вертелась мысль: она что-то упускала из виду, какую-то крошечную деталь, нераскрытый намёк, вовсе прямой призыв… Или же кровь смешалась с алкоголем, а мозг приготовился генерировать безумные идеи на потеху остальным? Она окинула взглядом украшенную палубу. Айван отвоевал барабанные палочки и уселся за установку, Джулека о чём-то шепталась с Аликс и Милен, периодически косясь в сторону их лежаков, Нино наполнял стопку ликёром перед потирающей ладонями Роуз. Она-таки не пошутила на счёт шотов. А Лука… спустился уже вниз, судя по всему…       – Дорогая, ты с нами? – окликнула Алья. – Э-эй! Твой драгоценный мужчина сдал тебя с потрохами и ушёл. Может, поведаешь, что там у вас за ритуалы, м?       – Это вообще не то, о чём вы подумали! – обмахнув лицо свободной ладонью, принялась спешно тараторить Маринетт. – Мы просто любим обниматься перед концертами. Но Лука чаще не в Париже, поэтому созваниваемся. Боже, храни того, кто придумал видеосвязь… А если времени в обрез, то перебрасываемся парой сообщений и созваниваемся уже после выступления. А если он…       – Стой, милая, стой, – Алья сжала запястье Маринетт, чтобы та наконец опомнилась и прекратила выкладывать всю подноготную. – Я вообще ни о чём не успела подумать.       Маринетт ойкнула, прикусила губу и округлила глаза. Кажется, она едва не сболтнула лишнего.       – А если и успела, то ничего плохого не вижу, – хихикнула Алья и тут же спрятала загадочную улыбку за пустым стаканом. – Мне нужна добавка.       – Мне тоже, – отозвалась Зои.       Она предпочла в развернувшейся сцене быть зрителем, за что Маринетт была премного ей благодарна. Двойного давления она бы точно не выдержала и выложила бы как на духу, чем они на самом деле занимались дома до того как Лука убегал на саундчек. И, да, храни, боже, того, кто придумал видеосвязь, ведь их по-прежнему разделяли километры.       – И мне тоже! – спохватилась Маринетт, завидев, что пока она блуждала в дебрях воспоминаний, подруги уже собрались за новой порцией горячительно-увеселительных напитков.       – А ты, – Алья забрала у неё стакан, – сходи лучше и поторопи своего жениха! А ритуалы ваши пообещай ему дома.       К лестнице Маринетт шагала под двойной заливистый хохот. Ух, несносные! Чего нафантазировали себе? Ну как нафантазировали… Угадали.       На нижней палубе не в пример шумной верхней царило спокойствие. Киснуть в заточении стен, когда погода шептала, никто не желал и даже бар коллективно решили организовать не за стойкой, для того предназначенной, а на наспех сложенных в башенку коробках. До Маринетт, пробирающейся по узкому коридорчику, доносились только приглушённые возгласы сверху, а полумрак отчего-то заставил разволноваться.       – Лука, – позвала она. – Ты тут? Лука!       Ответом стала тишина. Звук собственных шагов разносился по тесному пространству тихим эхом. Впереди мелькнула тонкая полоска света из-под дверей каюты, и Маринетт зашагала чуть бодрее.       – Ты чего тут сидишь? – возмутилась она, дёрнув ручку. – Там заждали…       – Попалась!       Крепкие руки, схватившие её со спины, и крик ликования заставили замолчать. Не будь она сейчас на корабле, где прошло детство и юность её жениха, завопила бы во всю глотку, но Маринетт каждый уголок тут знала да и кроме Луки с гитарой здесь никто не мог очутиться. Поразмыслив и сообразив, что вряд ли на пути повстречался неизвестный похититель, она обмякла и откинулась назад.       – Ты что вытворяешь?       – Заманиваю тебя в ловушку!       За дерзкой фразой последовал милейший поцелуй в макушку, который можно было бы принять за невинную шалость, если бы поймавшие её минуту назад сильные руки не принялись блуждать по бёдрам и животу. Делали они это отнюдь не скромно, потому все прежние мысли вытолкнулись из головы, освобождая место для головокружительного вихря, несущего сладость и… ещё кое-что, что на дружеских посиделках неприлично выпускать на свободу.       – Но ты же обещал, – уцепившись за ускользающий рассудок, пробормотала Маринетт.       – Обещал… Но есть другое предложение…       Горячее дыхание опалило шею за ухом, и по спине пробежалась уже привычная стайка мурашек. Умел же распалять… Жар, прокатившийся по телу, подкосил ноги. Маринетт, чтобы не распластаться в лучших традициях собственной неуклюжести по полу, поспешила упереться ладонью в стену, но её рука тут же оказалась перехвачена.       – Потерпят. А вот я не смогу… Ты так смотришь на меня весь вечер.       Странно, Маринетт была уверена, что поглядывала нечасто, вскользь и весьма целомудренно.       – Знаю-знаю, – продолжал шептать Лука. – Ты сегодня пай-девочка с ангельским взором. Но погляди, до чего ты меня довела.       Он ловко перехватил её руку, завёл за спину и прижал ладонь к паху, чтобы Маринетт явственно почувствовала, что одними поцелуями тут дело не обойдётся, а объятия, какими бы божественно уютными они ни были, ситуацию скорее усугубят.       – Так что? – ещё тише и соблазнительнее прежнего прошипел на ушко Лука.– Ты же не оставишь меня с моей маленькой проблемкой?       – Не такая уж и маленькая, – хихикнула Маринетт, инстинктивно поглаживая уверенную эрекцию сквозь плотную ткань узких джинс. – «Мучительно должно быть».       В следующую секунду мир качнулся и снова замер, а она обнаружила себя уже не в полумраке пустого коридора, а в каюте, решительно прижатой лопатками к дверям. Плед, который прикрывал её обнажённые плечи, лёг к ногам, но лёгкие волны дрожи пробегались по телу вовсе не от вечерней прохлады. Нет, их поднимали лазурные глаза, горящие вожделеющим огнём, ждущие и жаждущие, близкие настолько, что впору рухнуть на пол вслед за куском клетчатой ткани.       – Погляди, любовь моя.       Тонкие музыкальные пальцы легли на подбородок, не давая ни малейшего шанса спрятать взгляд. Могла ли Маринетт хоть единожды предположить, что доселе мягкая лазурь засверкает вдруг столь опасно? Она знала наизусть сотни полутонов: теплоту, с которой Лука заключал её в объятия после разлуки, светлую грусть, неизбежную при расставании, обожание в моменты единения, что жило и прежде, но перестало быть тайной с того самого дня, когда Маринетт, сливаясь с возлюбленным в единое целое, перестала закрывать глаза. Но сейчас в нём росло иное чувство и крепли другие замыслы. Трепет, восторг, восхищение и все прочие слагаемые любви возвелись в абсолют и приправились щедрой щепоткой безрассудства. И поцелуй, которым Лука одарил её, всеми этими качествами изобиловал. Его губы мягко, но уверенно накрыли её, его язык напористо скользнул вглубь, безмолвно уверяя, что тратить время понапрасну его обладатель не собирается.       – Видишь? – он плавно, будто совершенно не желая отпускать Маринетт, отстранился.       Она ничего уже толком не видела – лишь чувствовала, как крепко прижата разгорячённым телом к дверям, и с готовностью открыла шею для ласк. Какие же непотребные мысли завихрились в её голове. Потерпят… Все потерпят. Все, кроме них. Влажные поцелуи пролегли дорожкой от мочки уха до ямки меж ключиц. Маринетт запустила пальчики в волосы Луки и не смогла сдержать первый стон – тихий, но наглядно демонстрирующий готовность к запретному большему.       – А теперь, – он оторвался от ласк и обратил к ней затуманенный взгляд, – оцени свою смелость по десятибалльной шкале.       Что он задумал? Губы вновь припали к ключицам, и Маринетт пришлось сделать неистовое усилие над собственным разумом, чтобы выдавить из себя хоть что-то, отдалённо похожее на ответ. Лука, решив, что слишком интимными касаниями умственному процессу не слишком способствует, чуть отстранился и теперь рассыпал поцелуи по щекам. Соображать стало и впрямь чуточку легче. Дело пошло, хоть и со скрипом да с привычными метаниями. Ноль – это ведь вообще богиня целомудрия, а она уже таяла под натиском любимого и даже позволяла себе откровенно непристойные мыслишки, хотя подруги её вниз отправили совсем за другим. Десятка… Хм, десятка… Нет, тут, наверное, уже стоило стянуть с Луки штаны и опуститься перед ним на колени с известной целью. Значит, что-то среднее. Пять… Нет, пятёрка звучит обидно, будто жених не в состоянии завлечь её на более высокий балл. Тогда… Чёрт, что за математика?!       – Эй, любовь моя, – губы Луки снова нашли цель пониже, на сей раз порхая над тонкой кожей в основании шеи. – Я просто хотел услышать цифру, что первой пришла в голову. А у тебя такой вид, будто мы сейчас диссертацию сядем писать.       Маринетт хихикнула, когда Лука прижался к ней сильнее и его щетина кольнула плечо. Надо что-то сказать. Срочно что-то сказать. Пусть будет…       – Семь! – выпалила она, крепче цепляясь за широкие мужские плечи.       – Семь? – переспросил Лука, сверкнув глазами из-под яркой чёлки. – На семь мы слишком одеты.       Мысли мыслями, но Маринетт никак не думала, что решится вот так сразу перейти к активным действиям. Навряд ли бы ей хватило силы воли, чтобы осадить Луку и завершить сиё представление на жарких поцелуях и, что было бы неплохо, лёгком петтинге, но она ожидала большей выдержки от жениха. Он в их паре отвечал за жизненно важные решения, а выбор: поправить помятую одежду и вернуться к друзьям или наплевать на всё и продолжить наслаждаться друг другом несомненно относился именно к этому разряду.       Но гормоны и алкоголь, что уже успели разбавить кровь, делали своё коварное дело. Лука лишь ухмылялся, а Маринетт уже откровенно впивалась ногтями в его плечи, потому что он со своими жадными поцелуями спускался всё ниже, насколько позволял вырез, а в перерывах между не только хватал воздух ртом, но и проклинал платье. Надо бы для подобных внезапных игрищ сшить другое: с добротным декольте, а лучше вообще бюстье, и с разрезом, чтобы не издеваться над подолом, но и не лишать любимого возможности без потерь и трудностей подобраться к сокровенному, если предоставится случай. О боги, о чём она думала?! Какой ещё случай? Какие разрезы? Откуда вообще в её мозгу меж трендовыми расцветками обоев и всякими рюшечками взялись такие непристойные мысли?       – Так всё ещё семь?       Лука, уставший бороться с преградой в виде ткани, сменил тактику, бесцеремонно задрал платье и стиснул бедро. Так вот значит, что за игры! Не отвечая ни слова, лишь шумно вдыхая воздух, Маринетт вслепую потянулась назад. Пальцы нащупали дверную ручку, а следом и небольшой рычажок замка. Тихий щелчок отгородил их двоих, уже порядком изнывающих, от внешнего мира. Хитрющий излом улыбки, что на миг озарила мужское лицо, она сочла хорошим знаком.       – Восемь, – проговорила Маринетт, замирая от предвкушения.       Она не была уверена, что противится силе гравитации благодаря собственным ногам. Ей скорее верилось, что это руки Луки удерживали её в вертикальном положении. Каждая клеточка тела полыхала огнём, и Маринетт даже укорила себя за то, что накануне ночью слишком устала от вырезания флажков и тихонько уснула под бочком у любимого. Быть может, решись она на дозу любви под покровом темноты, сейчас было бы чуточку проще держать разбушевавшееся либидо в узде.       Теперь же мужские пальцы шаловливо гладили её тело, стремясь то зарыться в волосы, властно стянув их на затылке, то щипнуть за ягодицы, задавая разнузданный тон. И если от первого действия Маринетт лишь жаждала заполучить на бледной коже парочку багровых пятен – красноречивых следов несдержанности, то от второго беспомощно ёрзала, жалась к Луке всё ближе и ближе, помеременно то сама бесстыдно разводила бёдра, то сжимала их обратно и напрягалась каждой мышцей в попытке перетерпеть набирающую обороты пульсацию.       – Восемь, значит… Хорошо…       Очередная хищная улыбка отразилась на лице Луки, когда его ладонь с бёдер не устремилась по уже проторенной дорожке вверх к линии талии, а подловила удачный момент и юркнула к промежности, ложась поверх кружева. Маринетт отчаянно заскулила, прекрасно понимая, что намокшее бельё можно было трактовать лишь одним единственным способом. Конечно, обилие смазки, так легко выдающей настрой, было не новостью вовсе, а скорее обычным состоянием в редкие свободные от концертов и записи песен часы, но чтобы вот так бессовестно намокать, когда её послали поторопить парня, что явно засиделся где-то тут со своей гитарой! Их ждали, но, право, торжественный выход на палубу в столь неприглядном виде, в каком она представала сейчас, встречен бы был не иначе как бурными овациями с похабными шуточками. А потом эти друзья, что и подтолкнули её в спину, будут насмехаться ещё с год, по-доброму, конечно, но не без доли едкости. Нет-нет, уж лучше остановиться, успокоиться, отдышаться и…       Невозможно… Все эти простенькие решения на деле были невыполнимы. Но кто-то должен взять себя в руки.       – Нет, – Маринетт рвано выхватила глоток воздуха, упершись в грудь Луки ладонями, – всё же семь. Я пошутила… То есть перепутала… То есть передумала… Я хотела… Это…       Бессвязный лепет был прерван на самой пронзительной ноте – за миг до того, как Маринетт вздумалось сообщить, что она слишком хорошо воспитана, чтобы вот так легко предаваться непотребствам в разгаре вечеринки, которую сама и возжелала организовать. Вряд ли она была в состоянии складывать слова в предложения, но ей совсем не обязательно говорить, чтобы Лука её понял. Впрочем, он идею сбавить обороты отмёл решительно и бесповоротно.       – Нет уж, – он перехватил тонкие запястья, что представляли крайне слабую попытку держать оборону, и забросил руки Маринетт себе на спину. – Сама сказала, восемь. Обратно нельзя.       Его искушающие речи тут же подтвердились действиями. Согнутым коленом он легко развёл податливые бёдра и открыл таким нехитрым способом доступ к желанному телу. Маринетт почувствовала, что намертво пригвождена к этой проклятой двери. Разум бился в истерике. Нельзя. Неправильно. Их сейчас хватятся, а значит, спустятся и начнут ломиться в двери, а она и так с трудом сдерживала стоны и старалась дышать пореже, потому что выходило как-то уж слишком шумно и даже порочно.       – Твоё тело говорит, восемь, – сощурился Лука, скользя пальцами по промежности. – И даже больше.       Боже, там настолько влажно, что сбитое хрипловатое дыхание разбавилось непристойными хлюпающими звуками. И если Маринетт от них крайне смутилась и даже почувствовала жар, охвативший щёки, то Лука лишь раззадорился ещё сильнее. Пальцы нашли цель сразу, и все эти «нельзя», «неправильно», «нас ждут» слились в один протяжный стон, что бесконтрольно вылился в единственно верную сейчас фразу.       – Хочу тебя… – хныкнула Маринетт, уже не пытаясь подавить крупную дрожь.       Щекочущие поглаживания она терпела стоически, разве что на Луку старалась не смотреть, а упёрлась взглядом в низкий потолок, но стоило ему перейти в активное наступление, как мир поплыл. От первого же сильного нажатия на клитор, подкосились ноги, и Маринетт порадовалась, что успела ухватиться за плечи покрепче, от второго – голова закружилась нещаднее прежнего, от третьего – желание сопротивляться разбилось в дребезги. Этот коварный голубоглазый искуситель слишком хорошо знал её тело и мастерски своими познаниями пользовался.       Невозможно было оставаться тихой, когда уверенная в своей вседозволенности подушечка пальца массировала клубочек нервов меж влажных складок, но Маринетт старалась. Чтобы не сорваться на громкий стон, она впилась зубами в удачно подвернувшеюся мужскую шею и зашипела, но сквозь это шипение до её слуха донеслись чьи-то отчётливые шаги. Чёрт! Ведь знала. Некто, девушка, судя по мягкому шелесту подошв, прошёлся по коридору и замер под дверями каюты. Они же заперли дверь? Да, точно, замок щёлкал. Но остановиться не помешает.       – Лука? – позвал голос, принадлежавший, кажется, Джулеке. – Лука! Ты тут? Тебя все потеряли!       Ох, какие несвоевременные укоры. Или это знак, что надо охладить голову и выйти-таки к друзьям. Или… Плохо же думалось, когда сразу два пальца погрузились внутрь.       – Лука! – снова крикнула Джулека.       Маринетт на всякий случай сильнее впилась зубами в многострадальную шею жениха.       – Да, скоро буду! – прокашлявшись, отозвался Лука.       И где он взял столько выдержки? Маринетт была уверена, что вот-вот кожу ему прокусит и сможет гордо зваться вампиршей, а он и от сестры умудрился отмахнуться, и градус возбуждения понижать не собирался, ныряя пальцами в её лоно всё глубже и резче.       – Мы заждались!       Ужасно стыдно. Ужасно… хотелось закричать погромче, чтобы Джулека бросила затею топтаться под дверью в ожидании даже не вразумительного ответа от Луки, а его самого. Ужасно приятно чувствовать в себе эти ловкие пальцы и мечтать о…       – Сейчас! Я тут это… медиатор ищу. Запропастился куда-то.       Маринетт задержала дыхание, и сложно было не расслышать, как Джулека цокнула языком.       – Нашёл проблему! А пальцы тебе на что? – чуть раздражённо бросила она и ушла, судя по удаляющимся звукам шагов.       И хорошо, что ушла, потому как новый стон в горле уже не задержался, а прокатился по тишине каюты. Да, Маринетт в этот момент отчётливо уяснила, на что ему пальцы… Неправильно, порочно и… сладко до безумия было в руках Луки, который уже созрел для нового искушения.       – Глупости какие спросила, да? – зашептал он, сжав свободной рукой ягодицу. – А ртом я обычно пою. Но и ещё кое-что люблю делать. И ты прекрасно знаешь, что именно.       Отдышаться бы сейчас, но как, если тело полыхало, в воздух раскалился точно в пустыне и даже капельки пота с края лба попросту испарялись от жары, подобно последним крохам самообладания? Маринетт словно раскололась на две части, и одна теперь требовала воззвать к разуму, а вторая уже сама насаживалась на пальцы.       – Кажется, сейчас не время для таких игр, – пролепетала она, принимая сторону первой своей половинки, более мудрой и рассудительной.       – Как это не время?       Ничего доказывать и объяснять Лука не стал, а подхватил свою возлюбленную на руки, развернул и усадил на краешек стола, попутно стаскивая насквозь промокшее бельё и за ненадобностью отшвырнув эти несчастные трусики куда-то в угол.       – Лука-а… – на выдохе простонала Маринетт, цепляясь за его плечи. – Не… Не…       – Что ты там бормочешь?       Он опустился на пол и припал губами к её коленям. В этом жесте было всё: и нежность, в которой Маринетт привыкла купаться, и дьявольски сильное вожделение, которому невозможно было противиться.       – …надо… – невнятным шелестом слетело с припухших губ.       – Так надо или не надо, – глянул снизу вверх Лука.       Он усмехнулся, заведомо зная ответ, и продолжил целовать колени, а когда поднялся выше к бёдрам, пустил в дело кончик языка, вычерчивая вензеля, и даже зубы, легонько покусывая тонкую кожу. Порочно, запретно и… так желанно, что мысли снова спутались в один огромный клубок. Маринетт запрокинула голову назад и поглубже вдохнула. Восемь, так восемь.       Лука продвигался вверх медленно, и его трепетные ласки начинали походить на пытку. Жестокую и изощрённую, словно он с особым наслаждением тянул время и наказывал её за то, что не осмелилась поднять ставки, ляпнув с ходу «десять». Жалкие мыслишки о неподобающем поведении ещё проскальзывали, но быстро растворялись в ворохе других, гораздо более скабрёзных. Да дьявол с ними, с песнями под гитару и бесполезной мишурой из флажков. Что за детский лепет? Они виделись урывками и жили от встречи к встрече. Они привыкли пожинать плоды неизбежных новых разлук. Они всё чаще физически врозь: он старался сохранить себя, купаясь в растущей в геометрической прогрессии популярности, она обустраивала недавно приобретённое гнёздышко. Так неужели можно взять и бездарно упустить момент, когда звезды сошлись? И дверь захлопнулась, и звуки стихли, и все про них наверняка забыли, а если и вспомнят, то простят невинную шалость, ведь это так… правильно. Так нужно сейчас. Так…       Нет, невыносимо. Губы Луки уже давно преодолели негласный рубеж и теперь расцеловывали холмик лобка. Одно движение вниз, всего одно скольжение, и Маринетт уже не соберёт себя воедино. Пульс зашкаливал, закладывал уши. Лука что-то хрипло шептал, и кожа от его дыхания покрывалась мелкими мурашками. Слов было не разобрать толком, да она и не стремилась расшифровать тайное послание. Касания кричали куда громче. Кричали о бескрайней любви и жажде быть рядом физически, духовно – как угодно, о неистовом желании слиться воедино, но перед этим вдоволь насладиться каждой секундой, что по мановению мягких и обжигающих губ становились поистине бесконечными. И бесконечно прекрасными.       – На… до… – по слогам едва выговорила Маринетт.       Самое время сорваться в пропасть. Аккуратно и невесомо, самым кончиком языка Лука коснулся клитора и тут же усилил ощущения, облизнув складки половых губ более настойчиво, втянув их ртом и выпустив обратно с пошлым причмокивающим звуком. Маринетт с готовностью подалась навстречу.       – Полагаю, уже девять? – проговорил Лука, почти не отрываясь от своего занятия.       Девять. Десять. Сотня. Тысяча. Миллион. И так до бесконечности, потому что в этот миг она готова была позволить ему всё, но с губ вместо цифры сорвался очередной стон, переходящий во вскрик. Движения языка становились всё более дерзкими, словно прежде Луку что-то невидимое сдерживало, а теперь весь его внутренний огонь вырвался на свободу и жаждал подчинить себе всё вокруг. И Маринетт тоже. Она… и не сопротивлялась вовсе – лишь ёрзала в нетерпении на краешке стола, балансировала на этой кажущейся ледяной столешнице каким-то чудом, впивалась ноготками в мужские плечи и бесстыдно разводила бёдра шире. Какие уж там ангельские взгляды…       – А теперь? – Лука сместил поцелуи на бедро и снова коснулся промежности пальцами. – Всё ещё девять?       – С по… – Маринетт нетерпеливо вильнула ягодицами и снова не смогла оставить в себе стон, – … ловинкой…       – Девять с половинкой, – довольно заурчал Лука, выпрямляясь в полный рост.       Он продолжал массировать клитор и погружать чуть согнутые в фалангах пальцы в лоно, истекающее смазкой, отчего Маринетт всё настойчивее подавалась вперёд, всем телом громогласно крича, что этих ласк ей до безумия мало. Ох, и стоило ли дразниться девятками и половинками, зная, что Лука шалость обязательно подхватит и соблазнять будет с новыми силами? Он погладил её по лицу свободной рукой, запустил пятерню в волосы и стянул их к затылку, наклонился чуть ниже.       – Ты сводишь меня с ума, любовь моя, – зашептал он прямиком в приоткрытые губы, тянущиеся за поцелуем.       Терпеть дальше стало невозможно. Яростно хотелось ощутить себя наполненной до краёв и даже переполненной той страстью, что уже била фонтаном, сметая всё на своём пути. Маринетт потянулась вниз с одной единственной целью – стянуть с Луки изрядно надоевшие штаны. На все остальные детали гардероба сейчас было решительно плевать. Рубашка и футболка под ней хоть и мешали прильнуть к рельефной груди, но были сущим пустяком по сравнению с диким желанием прикоснуться к вожделеющей её плоти.       – Какая ты у меня отчаянная.       Лука позволил ей выпустить едва не дымящийся член на волю и приглушённо выдохнул. Не одна Маринетт в эту минуту горела в томительном ожидании. Сильные руки подхватили её и опустили на кровать, дабы та не пылилась без дела. На возню с платьем Лука размениваться не стал – остался верен прежней тактике и подпихнул мешающий подол Маринетт под спину, а свою одежду стянул и побросал на пол, оставив только замшевый чокер на шее. Вручая этот необычный и нетипичный для жениха подарок в их прошлую встречу, она смущённо болтала что-то не слишком связное про классный образ для концертов, но и подумать не могла, что украшение на контрасте со светлой кожей сделает парня настолько сексуальным, что она готова будет от одного его вида броситься ему в руки. Впрочем, туда она угодила и без рассматривания чокера.       – Лука… – она почти заскулила, сбивая под собой покрывало. – Лука-а…       – Да, любовь моя.       Он навис над трепещущим телом, припал губами к виску и начал движение вниз через скулы, шею и ключицы к спрятанной в оковах ткани груди. Чёрт бы побрал это платье, но сил и терпения возиться с молнией не было. Маринетт обвила напряжённую спину, проскользила ладонями по влажным от испарины лопаткам, прошлась пальчиками вдоль позвонков и прижалась покрепче. В бедро упёрся твёрдый член.       – Возьми меня… – едва не взвыла она.       Лука обхватил её лицо ладонями и прожёг томным взглядом. Она чувствовала его плоть совсем близко ко входу и не понимала, каким чудом ещё не утратила рассудок. Весь вид будущего мужа пленял. Эти чуть приоткрывшиеся тонкие, изящно очерченные губы, эти бисеринки пота по краю лба, эта хаотично торчащая чёлка – всё выглядело настолько чувственно и зовуще, что попросту невозможно было не тянуться ещё ближе.       – Возьми… – надрывно прошептала Маринетт, утыкаясь носом в изгиб шеи, тут же целуя, облизывая и чуть прикусывая кожу. – Возьми…       – Как скажешь.       Клубящееся внизу живота возбуждение наконец присмирело. Но затихла в ожидании первого толчка Маринетт лишь на краткий миг, потому что оставаться сдержанной под аккомпанемент приглушённого рыка было невозможно. Жгучее желание ускорить происходящее захлестнуло с новой силой. Она потянулась рукой вниз, чтобы совершенно бесстыдно направить член внутрь.       Первое движение вышло плавным и размеренным. Лука медленно выдохнул и чуть свел брови, словно едва сдерживал необузданные порывы, лишь бы невеста могла прочувствовать каждый сантиметр его напряженной плоти. Слишком сильно он любил искушать и водить по грани, что и в этот раз не смог отказать себе в удовольствии для начала поделикатничать. Маринетт в такие игры всегда включалась охотно, потому что знала, насколько сладкой бывает разрядка после томления, но не сегодня, не когда на верхней палубе ждали друзья, которые, того и гляди, снова посмеют нарушить их уединение. Впрочем… вряд ли бы она сейчас среагировала не то что на стук в дверь, а даже на бой барабанов. Да в каюту можно было вломиться без всякого предупреждения! Маринетт бы под дулом пистолета Луку от себя уже не отпустила и дабы обострить ощущения смяла пальцами его ягодицы и прижала ближе.       – Нетерпеливая… – зашептал он, начиная двигаться, покоряясь ритму, что задавали женские ладони.       – Слишком долго ждала, когда мы останемся одни, – отозвалась Маринетт.       Да и как тут остаться терпеливой, когда сам же Лука затеял целый квест со своими ритуалами? Ведь знал же, коварный искуситель, чем дело закончится. Знал и хотел…       Руки Маринетт сместились выше, прочерчивая ноготками тонкие полоски вдоль спины, и обхватили мужские щёки с одной единственной целью – притянуть ближе, чтобы она могла слиться с любимым в новом долгом-долгом поцелуе. Место ладоней на его ягодицах заняли скрещенные ноги. Бросить всё на самотёк и нарушить ритм сейчас, когда она за каких-то пару-тройку минут играючи подобралась почти к порогу кульминации, было бы сродни преступной оплошности. Но очень скоро и этого темпа стало невыносимо мало.       – Быстрее, – рвано выдохнула Маринетт, умоляя ускориться. – Лука! Прошу тебя… быстрее…       Желание заполучить оргазм пересиливало всё остальное. Под натиском было настолько жарко, что кровь в венах закипала и превращалась в раскалённую лаву. Лука приподнялся на вытянутых руках, но с заданного темпа не сбился. Маринетт схватилась за напряжённые бицепсы, ведь даже лёжа на спине нуждалась хоть в какой-нибудь точке опоры. Её широко распахнутые глаза пытались уловить каждую эмоцию на любимом лице, каждый новый штрих. Да разве можно ограничиться безобидными шалостями, когда Лука был настолько совершенен? Взгляд, затянутый пеленой и чуть расфокусированный, но по-прежнему вожделеющий, выбивал почву из-под ног. Его кожа поблёскивала от испарины, манила припасть губами к виску, а ещё лучше – снова прильнуть всем телом и умолять не останавливаться.       – Нравится? – Лука наклонился и прикусил хрящик уха.       Шёпот звучал страстно и… опасно. Маринетт чувствовала неугасающее желание обладать ею, всей целиком, без остатка, и готова была отдаваться.       – Скажи мне. Я хочу слышать.       Он продолжал хрипловато шептать, а вот у Маринетт сдержать голос в груди или хотя бы отрегулировать громкость до подобающих значений уже не вышло, и бросив всякое сопротивление она перешла со стона на откровенный крик.       – Да, Лука… – она сильнее впилась ногтями в его руки и почувствовала, что разряды тока начали бить особенно сильно. – Да!       – Как же насытиться тобой? – он высвободил одну руку и сместил ладонь на лобок дабы обострить ощущения.       Казалось, Лука сделал невозможное – ускорил и без того бешеный темп. Им обоим хватило пары минут. Первой окончательно нырнула в бурлящие волны эйфории Маринетт. Тело от макушки до самых кончиков пальцев на ногах охватила лихорадка. Всё пульсировало: клитор под натиском мужских пальцев, стенки изнутри от каждой новой, ещё более размашистой чем прежняя, фрикции, сердце в груди, что билось так гулко будто уже никогда не вернётся к нормальному ритму. Это было не просто физическое влечение. Это мания, которую Маринетт не в силах перебороть. И не хотела перебарывать. Она вскрикнула ещё раз, вторя гортанному рыку Луки, и прижалась к нему, чувствуя внутри себя его оргазм, судя по блаженно прикрывшимся векам, ничуть не менее фееричный чем её собственный.       А дальше – невесомость, полностью противоречащая всем законам физики. Тело не лежало, впечатанным в постель – парило где-то между мирами, реальностями и вселенными. И возвращаться никак не хотелось, ведь рядом был Лука, который теперь не мог прекратить целовать висок и приглаживать спутавшиеся волосы. Чёрт его знает, сколько времени ушло на то, чтобы отдышаться. Маринетт показалось, что целая вечность.       – Надеюсь, они не догадаются о причинах нашего… кхм… – она смущённо закусила нижнюю губу, что ещё помнила горячие поцелуи и горела от этих ощущений, – затяжного отсутствия.       – Конечно не догадаются, – Лука хихикнул, целуя на этот раз в лоб. – Просто решат, что ты заблудилась на корабле, никак не могла меня найти, вот и звала на помощь.       – Не поняла…       – Ты кричала так, что на том берегу было слышно, – зашептал Лука, будто ненароком задевая губой мочку уха.       Маринетт, ещё толком не отошедшая от свершившейся кульминации, покрылась мурашками и сощурилась, гадая, какие ещё мысли зреют в голове её осмелевшего донельзя жениха. Прежде они себе настолько дерзких шалостей не позволяли. Как же быстро, однако, могла отключиться голова при правильном настроении…       – О чём задумалась? – Лука в подтверждение теории о новых замыслах проскользил губами по шее.       – Делаю кое-какие выводы, – пролепетала Маринетт, понимая, что на ласки невозможно не откликнуться.       – Какое занятное совпадение! – воскликнул Лука, смещаясь со впадинки в основании шеи к груди, что до сих пор вздымалась не слишком ровно. – Ты как раз открыла мне глаза на ход вещей.       – По… поделишься? – прозаикалась Маринетт.       Но речь сбивалась не от волнения вовсе. Просто у неё, в отличие от будущего мужа, никак не получалось сочетать заигрывания и философию. А ещё нестерпимо хотелось снять с себя наверняка жутко помявшееся платье, что теперь, как выяснилось, неудобно комкалось под спиной.       – Поделюсь, конечно, – прошелестело между всё учащающимися, точно их было мало, поцелуями. – Любое желание сбудется, если ему немножечко помочь. Даже у са-а-амых давних есть шансы. И даже у совсем неприличных.       – Это мы что с тобой, исполняли твои пошлые подростковые фантазии?       – Ага! – удовлетворённо кивнул Лука. – Лет с семнадцати мечтал поиметь тебя в этой каюте. А знаешь, сколько у меня ещё таких желаний? И не только подростковых. Некоторые такие взрослые.       – Поиметь? – Маринетт расхохоталась. – Что за словечки такие, месье Куффен?!       – Извиняюсь, извиняюсь… Подарить тебе неземное удовольствие и вознести на вершину блаженства, – с наигранным благородством заговорил Лука. – Так больше нравится, будущая мадам Куффен? Или… – от сощурился, наклонился ниже и перешёл на таинственно-соблазнительный шёпот, – трахнуть?       – Ты нарываешься!       Маринетт закусила краешек губы и поддела кончиком пальца замшевый чокер на мужской шее. Свершившийся оргазм нисколько не сдерживал новые волны возбуждения. Хотелось снова, и чтобы на сей раз всё сложилось ещё отчётливее и ярче, сильнее и глубже, хотя, казалось бы, они уже достигли апогея в своём стремлении отдаться друг другу.       – Ой, как страшно, – Лука игриво спрятал лицо за ладонями и теперь смотрел сквозь пальцы. – Что ты сделаешь со мной, моя ненасытная?       Да что ей оставалось после уже случившегося? Разве что затеять собственную игру, раз уж речь пошла про исполнение неприличных желаний. Вот только реализация мелькнувшей в опьянённом дофамином мозге идеи несколько затруднялась, пока тело было захвачено в уютный плен. Маринетт, хитро ухмыльнувшись, потянулась пальцами к рельефной груди, а следом скользнула к бокам, потому что прекрасно знала, что при всей маскулинности, обожаемой поклонницами, была у любимого презабавная причуда – он до жути боялся щекотки и каждый раз готов был разразиться по-детски непосредственным заливистым смехом, стоило вонзить ноготки в хорошо известные ей точки чуть пониже рёбер. Вот и сейчас она не преминула возможностью перехватить власть и с нескрываемым удовольствием наблюдала, как Лука пытался прийти в себя от внезапного переворота на спину.       – Сейчас посмотрим, кто кого трахнет, – Маринетт поёрзала, поудобнее устраиваясь на бёдрах.       Руки, что попытались обвить её талию, она сбросила, но лишь для того, чтобы избавиться от платья. Вещица отправилась на пол, составить компанию сброшенной ранее мужской одежде, и Маринетт с гордостью выпрямилась, демонстрируя себя во всей красе. Нашлось как минимум два повода для наслаждения – вожделеющий взгляд потемневших радужек и крепкая эрекция, что возвышалась ровно под её уже вновь сочащимся влагой входом. Ни изнывать самой, ни проверять выдержку Луки на прочность она не стала, а пару раз призывно качнув бёдрами и для пущего удовольствия потеревшись чувствительным клитором о член, направила его в себя.       – Боже… – она запрокинула голову, прогнулась в пояснице и ахнула оттого, насколько глубоко он проник внутрь.       Первые движения вышли привычно плавными, даже степенными. Маринетт медленно приподнялась и снова опустилась до жаркого соприкосновения тел, концентрируясь на ощущениях, что вызывала напряжённая плоть внутри. Можно было решить, что она возжелала заняться сексом с чувством, с толком, с расстановкой, если бы не прыть, с которой она принялась ускорять темп. Одной ладонью она упёрлась в широкую грудь Луки, ещё разок заставив его убедиться, что не только ему дозволено править балом, другую руку завела за голову и собрала разметавшиеся пряди, открыв шею. Пожирающий взгляд красноречиво говорил, как прекрасна она в своём рьяном возбуждении, и подстёгивал двигаться всё быстрее, превращая творящееся действо в истинное неистовство. Маринетт отпустила волосы, позволяя им лечь на плечи, и дразняще обхватила пальцами сосок, другую руку и вовсе сместила на клитор. Плачь, порноиндустрия, такой талант пропадает.       Лука томиться в бездействии больше не мог. Он потянулся вперёд и принялся сминать обнажённую грудь с пылким восторгом, словно Маринетт могла оказаться миражом и растаять в любую секунду, и с жадностью, будто никак не мог насытиться её близостью и уяснить, что она взаправду с ним, она и есть та самая девушка, что в ближайшем будущем отправится с ним под венец, поклянётся в верности и возьмёт его фамилию. Но она-то знала, что никогда и ни за что, ни при каких обстоятельствах не отпустит больше его крепкую руку.       Ноги гудели, капельки пота стекали по лицу, волосы липли к коже, покрытой испариной, а сердце так и норовило выскочить из груди, но все эти мелочи были решительно задвинуты на дальний план. Маринетт вошла в раж, с каждым движением всё ближе подбираясь к новому оргазму, и увлеклась настолько, что не сразу заметила, как мужские ладони стиснули её бёдра.       – И всё-таки я тебя, – не слишком разборчиво прошептал Лука.       – А? – она откинула назад влажные, пропитавшиеся потом волосы, не замедляя темпа, и вернулась к ласкам груди, что осталась без внимания.       Мужские пальцы впились в податливые ягодицы с такой силой, что ей пришлось остановиться, но длилось это исступление недолго.       – Я тебя трахаю, – прорычал Лука.       Он насадил Маринетт на член настолько резко, что она ахнула, запрокинув голову и позабыв обо всём, что ещё секунду назад казалось хоть мало-мальски важным. Он подался бёдрами вперёд, проталкиваясь глубже, смещая одну ладонь с ягодицы обратно на грудь и явно наслаждаясь протяжным стоном, что бесконтрольно сорвался с приоткрытых припухших губ.       – И тебе это нравится, любовь моя…       Всё это напоминало настоящее безумие. Маринетт тонула в бушующем водовороте похоти, что утягивал её всё глубже. Она ещё пыталась поглядывать на Луку, что даже находясь внизу умудрялся задавать крышесносный темп, хоть и мало что видела. Перед глазами плясали искры, звёзды, огромные вспышки, что, казалось, могли обжечь. Всё кружилось и улетало куда-то прочь, оставляя ей только необычайно сильную пульсацию вкупе с долгожданным не удерживаемым ничем низким бархатистым стоном Луки. Она уже дрожала от эйфории, силясь удержаться и не рухнуть вниз, а он продолжал мощные толчки в ней, растягивая уже свершившийся оргазм на какое-то запредельно долгое время. Сладкая судорога пронзила тело от ощущения абсолютнейшей наполненности, когда он вновь излился внутри, и Маринетт в полной мере ощутила, что перейти на таблетки было одним из лучших их решений. А после мозг отключился уже бесповоротно.       Приходить в себя пришлось быстро. Вернувшийся разум подсказывал, что их не просто заждались – их точно хватятся и пойдут искать по всей нижней палубе. Разнежившееся в любимых руках тело отказывалось слушаться, но Маринетт заставила себя слезть с постели и наспех воспользоваться салфетками. Полноценный душ явно был непозволительной роскошью. Впрочем, вот и прекрасный повод улизнуть с вечеринки в числе первых, чтобы принять ванну дома. Вместе. С продолжением уже в постели.       – А знаешь, – Лука чуть лениво потянулся, сощурился и наградил нежным, почти невесомым поцелуем в скулу, – ты просчиталась.       – Что? – Маринетт от такого заявления непонимающе захлопала ресницами.       – Это была самая настоящая десятка!       – Ну нет, – она наконец сообразила, куда клонился разговор. – Десятка была бы совсем верхом безрассудства. Это где-то наверху за коробками с риском быть уличёнными. А мы тут вполне себе уединились и даже свидетеля из-под двери спровадили. Так что… девять с половиной. И точка.       – Как скажешь, – усмехнулся Лука. – Пойдём, порадуем тогда публику. Теперь нас точно потеряли.       – Иди ты первый, – Маринетт прикрыла руками обнажённую грудь, будто ещё был какой-то смысл прятаться.       – А ты?       – А я… совру, что прилегла отдохнуть и случайно тут уснула.       – Ты стесняешься?       – Если мы выйдем вместе, они сразу поймут, чем мы занимались. А я… Но мы… В общем… – торопливо затараторила Маринетт, попеременно то бледнея, то заливаясь румянцем и понимая, что суть мысли безнадёжно потеряла.       – Любовь моя, но ведь мы вручили им всем приглашения на свадьбу. Думаю, выпроваживание свидетеля ничего особо и не изменило. Так что, давай-ка приведём себя в порядок и выйдем как и подобает будущим супругам.       Одарив Маринетт ласковым поцелуем в уголок рта, Лука помог ей надеть платье и поправил причёску, а после оделся сам и кое-как пригладил вымокшие насквозь волосы. Она, для уверенности обхватив его ладонь, дёрнула ручку вниз, толкнула дверь и шагнула в коридор.       Эйфория не отпускала. По телу от низа живота во все стороны медленно расползалось тягучее тепло, грудь неровно вздымалась, а голова сладко кружилась, и потребовалось с десяток шагов чтобы сообразить наконец – что-то не так. Слишком уж откровенно Лука посмеивался. И что же, кроме исполнения… кхм… того, что и желанием-то теперь язык не поворачивался назвать, могло его так развеселить? Она оглядела себя: платье на месте, молния сбоку застёгнута, не задом наперёд, не шиворот-навыворот, мятое, но на удивление терпимо, и вроде ничем подозрительным не испачкано. Щёки наверняка были краснющие, но румянец легко списать на жару, а то что прохладно уже, так это пустяки. Макияж… Повезло, ведь помады изначально не было, что крайне удачно, а то оттирали бы сейчас от Луки и вернулись бы на верхнюю палубу с рассветом. Выходило так, что она в порядке. Тогда…       И тут память сжалилась, подбросив кусочек из недавнего прошлого, где её пальцы совершенно точно поворачивали защёлку на дверной ручке. А сейчас… Маринетт просто открыла дверь. Да как?..       – Лука! – она остановилась так резко, что он влетел ей в спину, нахмурила брови и развернулась. – Замок!       – Я уж решил грешным делом, что ты и не заметишь! – он окончательно развеселился и сквозь смех пустился в объяснения. – Год назад ещё защёлка сломалась. Никак руки не дошли починить. Да и зачем?       Возмущения если и кипели, то ровно пару секунд молчания. Улеглись они сразу, как только на лице Луки мелькнула тень беспокойства, а на талию легли его тёплые ладони – примиряюще и успокаивающе. Сразу после этого трогательного жеста Маринетт от всей души расхохоталась. Подумать только, она пошла на поводу у собственной похоти, лишь потому что была уверена в крепко запертом замке. Так вот в чём она просчиталась…       – Эй, – Лука ткнулся носом за ухо, – ты же не злишься? Я просто слишком…       Она не позволила ему договорить – впилась в его губы, пока он не принялся выуживать из кое-как собранного по кусочкам разума слова никому не нужных извинений, и заодно показывая, что и ей можно похвалиться смелостью.       – Вот теперь точно пора, – прошептал Лука, когда Маринетт нехотя отстранилась.       На верхнюю палубу они вышли держась за руки и улыбаясь настолько мило, что невозможно с виду было разгадать, что за секреты эта счастливая парочка берегла от остальных. Но эти самые остальные, будучи весьма проницательными, конечно же могли догадаться и все как один подавали какие-то знаки. Роуз торжественно приподняла очередную стопку, чествуя будущих супругов Куффен, Зои хихикнула и нарисовала пальцами в воздухе сердечко, Нино убавил звук и присвистнул, а подбежавшая Джулека вложила что-то маленькое в ладонь Луки. Предмет при ближайшем рассмотрении оказался медиатором, отчего Маринетт в который раз за вечер вспыхнула и залилась краской. Отпустив любимого присоединиться к дружной команде музыкантов, она на плохо слушающихся ногах добрела до рядка из табуретов и подсела к остальным зрителям. Сейчас он снова для неё сыграет, и мелодия эта запестрит новыми красками, каких в свои четырнадцать она не умела ещё чувствовать и понимать.       – Как раньше, да? – подтолкнула под локоть уже порядком захмелевшая Алья.       – Лучше, – хихикнула Маринетт, поймав с импровизированной сцены воздушный поцелуй.