В пять утра солнце пыталось перелезть горизонт

«Ах, Мучча, я и рукой коснуться тебя не посмею, не то, что словами признаний ошпарить» Сяо любил писать и не любил терять связь со Скарамуччей, дилемма проста, но казалось бы, столько деталей можно пропустить, узнавая чуть больше. Например, факт их прошлого, состоящего из крепкой и значительной дружбы, заканчивая таким недавним признанием, и тем как это было волнительно, одновременно приятно, словно весенний день перед началом судного дня. Сяо улыбнулся этим мыслям, вздыхая и усиживаясь на кухонном диване, что стоял возле стола поудобнее, прокрутил ручку против часовой стрелки и склонился над листом тетради, в голове в хаотичном порядке витали рифмы и образы Скарамуччи, чтож, может ли он позволить себе отвлечься и вспомнить все эмоции парня? Вопроса уже, как такового, не было, он словно по инерции позволил ручке с глухим стуком упасть, а сам так и остался в прежнем положении смотреть в одну точку, очевидно, выглядело это странно, но его уже волновало далеко не это. Если честно, он и не вспомнит уже, когда начал воспринимать Скарамуччу по-другому, безусловно, дорожил им он весь путь, ставил всегда на ступень выше чем всё предложенное в моменте, и это всё было лишь в дружеских связях, когда Скарамучча не фигурировал в роли романтического интереса главного героя в мозгу Сяо. Всё вроде начиналось с шутки, с детской шалости и интереса, такого глупого и наивного, что способен сравнится с постыдными детскими фотографиями в альбоме, которые так ценит его отец Чжун Ли и считает своим долгом демонстрацию таковых экспонатов каждый год, хотя бы просто открыть и прошелестев страницей сразу же закрыть, ибо парень стоит рядом и тоже наблюдает, чувствуя как комком в горле образовывается вот-вот накатывающий стыд. Неприятный инцидент! А вот Скарамучча был настоящим экспонатом, да таким, что позавидуют самые узнанные в своём деле археологи, ему несказанно повезло.—источник таких мыслей изначально сильно смущал его, сначала трактовал он так: "Я сильно дорожу своим другом", пошло нормально, для себя оправдание имелось всегда под рукой и совсем не мешалось ему под ногами, до момента когда он решил подшутить, что парень, возможно, интересует его в романтическом плане. Тут то он и споткнулся о камень собственных чувств, да так, что простой царапиной на щеке обойтись нужно было постараться, а впечатался он со всей дури, так ещё и по камню. Вот и разгребай что имеешь, как дураком себе позволял оправдывать чувства дружбой, нет, он себе это прощает, и чувства свои тоже..прощает. «Плохо дело»—Витала мысль в голове за партой, а руку сводило в сложную фигуру, да такую замудрённую, что самый невероятный мастер в архитектуре тех же самых лестниц, молча бы переводил взгляд с руки Сяо на не менее замудрённый чертёж, больно уж тяжёлый случай. Влюблённая душа, окаймленная сиренью, и чего только не придумаешь, когда нужно выразить любовь, какими только способами не подойдёшь и чего только не вспомнишь. Одна из самых запоминающихся эмоций Скарамуччи была злость. Ему в экспрессивности этой эмоции равных нет, стоит лишь запустить раздражение слишком далеко, и нужно искать окоп. Как гром по щелчку пальца, да, не хватало замедленного шага и взрыва сзади, именно так ощущалось нахождение в конфликте, где участвует Скарамучча. Он таких эмоций не видел, словно с экрана кинофильма, Сяо делит свои эмоции на запчасти, пытаясь разобрать одну мысль, он пытается занять позицию лучшего механика своих мыслей, но в деле просто ломает ещё больше дров. От этих мыслей голова будто под натиском опускается вниз и падает в объятия ладони, он проходится рукой от волос и назад, растирая по лицу духоту кухни. Голову сломать легче, если начинать думать о том, что разбор полётов точно не избежать, и вот приспичило же ему признаться именно 1 Апреля, теперь вопрос «Это шутка?» застрянет в атмосфере надолго. Сяо теплицей вынашивает каждую мысль и любое чувство, переживает как-то по-своему, иногда даже слишком романтизирует. И в этой ситуации он успел себя накрутить так, как никогда не накручивал, серьёзно, он всегда видел в своих мыслях промельк дешёвых драм, а своим главным дирижёром, толерантом подобных мыслей он выступал почти всегда. Ему сложно даже признать, что происходит молчание, что происходит самое страшное—неопределённость. Это как бы и да, и нет—третьего не дано. Ему и не страшно вовсе, ну, как, если только чуть-чуть, и то за Скару.. Наверное, ему банально стыдно за свои мысли, за желание во второй раз ускользнуть из темы и перенаправить русло в шутку. Жизнь не легче без изменений, да и он готов, но готов ли его друг? Готов ли принять? Уровень доверия также не позволял мысли «Растопчет сердце, покуда скучно не станет, и уйдёт.» Бога ради, Скарамучча пусть иногда и может взорваться, подобно кинутой гранате в популярном боевике, что показывают в кинотеатрах на постоянных основах— словно это и есть классика жанра. И это делает его особенным, но никак не плохим или невыносимым, ему в таких вопросах бы разобраться, что Сяо так и не дал сделать. Просто вырвалось, честно. Комната теперь окутана тьмой и мыслями. А на улице цвела весна, ещё не в разгаре и далеко не активно, под таким огнём и вода бы не закипела. Но цвела, признать, красиво. Эта весна ещё холодна, но не менее от того прекрасна, ещё иногда сложно вдыхать колючий воздух и давать ему щипать и без того красные щёки. Всё таки весна в себе имеет самый разнообразный спектр цветов, это слишком заметно и даже акцентировано становится на фоне, к примеру, зимы—в конце месяца на улице стоит знойная жара, словно в теплице, словно в бане. В 5 утра облака лениво ползли по небу, они вьющимися, белыми кудрями кутали атмосферу в плед, он будто соткан из невиданных материй, белых, и чистых. Так же и сияла любовь, такой она была на вкус, такое её послевкусие. Такое надёжное пристанище, такие бледные мечты, так красиво и до жути прекрасно. Так нежно и до жути приятно! Его сердце будто замирает, будто расцветает стоит подумать—стоит прикоснуться рукой к занавеске и немного отодвинуть, вспомнить о Скарамучче и представить, что он рядом. Самый настоящий такой, сидит, обнимает и даже мысли против своего местонахождения не имеет, и даже проблем в воздухе дымок пропускает через форточку, и надёжно запирает окно, создавая их дом и их клубок безопасности. Сяо неосознанно пододвигает к себе злочастный лист, его переживания будто стираются на фоне вновь влюбленных строк. Рука невесомо притрагивается к занавеси и уже заботливо ведёт её в сторону, пропуская еле-где проглядывающие лучи света(что, достаточно неожиданно для начала весны),—подмечает для себя Сяо, уже открывая окно. Тишина и свобода, лишь лёгкий ветерок качает из стороны в сторону новости, когда в разгаре дня, это что угодно—вести, сплетни да скандалы, что олицетворяет запару из за активной работы, то в самое раннее утро это самое простое, знакомое давно и понятное слово—новости. Сяо, не замечая этого, будто смягчает тембр повествователя в голове, в конце ослабляя «сти» гораздо сильнее, будто это и есть эталоном его нежности. На улице одни, сплетённые влюблёнными змеями дороги, будто укладывались в землю, цветущую тёплыми — зелёными оттенками траву, да такой сладостью, что и самому как-то удивительно. Хотя удивительнее скорее сами мысли о дорогах, ну вот что такого может быть в них? Одни только камни серых цветов—оказывается, есть и в них что-то. Да и в целом, в весенней улице всё почему-то обретает смысл, стоит сплетаться этому "всему" в одну картинку. Улица кажется местами, ленивой, даже слишком для понимания и ощущения происходящего как такового, всё слишком спокойно, но ведь и этому спокойствию когда то может придти конец. Например наближающийся к подъезду Скарамучча, явно желающий обсудить и проговорить эту тему. На душе всё комом стало, нет, не в плохом смысле, просто активность в нём запустилась подобно сумме всех самых радиоактивных веществ, если записать такие формулы на бумагу, то она сожжётся ещё на середине, и при одном только упоминании. Следует подметить, он рад как никогда, он сейчас готов принимать любые слова, лишь бы Скарамучча снова дарил ему эту радость и затаённое дыхание в закромах сознания. Ему слов не найти, они сами появятся, если надо будет, когданадо будет. Ночь медленно стекает с крыш и будто тонет в волосах Скарамуччи, Сяо даже казалось, что он больше никогда столь прекрасных, глубокого цвета прядей не узрит, его сознание было уверенно, глубоко в разум было впечатано одно—среди ветвей деревьев и густого одеяла листьев, где ещё находится прекрасный летний парк, он больше не ухватит зрением космические глаза и всю личность Скарамуччи, будто космос этот, что и хранится в глазах друга, больше не ожидает их вместе, будто разочаровался в них и опустил руки. Его друг растворяется в дверях подъезда и Сяо ждёт. С замиранием сердца медленно крадётся к двери, будто Чжун Ли сейчас не на сутках, а дома и спит чуть ли не в коридоре. Он старается услышать глубокое эхо и звук тихих шагов. Раз, два, три, шаги отчётливее, даже напоминают ритм песни, считалочки или кричалки. Сяо готов даже локти кусать, разглядывая всё происходящее сквозь призму волнения, от этого течения, ему уж точно не бежать. Он не может как в фильме, сказать и уйти, и точно знать, что в конце всё закончится хэппи эндом, поэтому ему приходится стоять тут и слушать эти три глухих удара по дереву двери, Скарамучча уже готова был уходить, как Сяо резко проворачивает замок и уже более аккуратно открывает двери. На него со спины смотрит медленно поворачивающийся Скарамучча, казалось, он тоже не спал, будто тоже переживал, будто тоже мучал душу, а та и не избегала таких мучений. От таких видений сердце где то упало, и как бы он не хотел беречь, он всё равно видит то, чего никогда бы не хотел видеть. Он иногда видит в себе эти черты героев книг, он бы давно сказал Скарамучче что он особенный, но и этого бы не хватило. Он был полностью согласен с фразами маленького принца, что однажды сказал другим розам: «Вы красивые, но пустые, ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как и вы. Но мне она одна дороже всех вас. Ведь это её, а не вас я поливал каждый день. Её, а не вас накрывал стеклянным колпаком. Она—моя.» —Сяо, ты чего застыл?—Он встрепенулся, стоило слышать знакомые ноты голоса. —Ах..задумался, прости, проходи пожалуйста, давай мы обсудим это?—Скарамучча еле уловимо кивает и подходит ближе, да, он за этим и пришёл, он также переживал, он также беспокоился и ждал утра, и стоит солнцу только начать перелезать горизонт, как Скарамучча тут, в своих ботинках, стоит у входа и метит точку, от которой должна пойти эта линия разговора. Такую лёгкость по прибытии Скарамуччи на кухню Сяо никогда не ощущал, он и не думал, что они вновь смогут поговорить. Сяо решил, что всё кончено за них обоих, но слишком рано пришёл к этому выводу. Скарамучча проходит в комнату и садится за стул, на котором он всегда сидел, к удивлению, в этот раз стул не был подвинут под стол, парень мысленно прокрутил удивление, но в такой задушающей атмосфере уголки его губ лишь чуть приподнялись. Сяо ждал его. И Сяо, у свою очередь замечает, что внутри Скарамуччи всё кипит неявная смесь каких-то эмоций, и кажись, что это первый раз за такое долгое время, когда Сяо не может их прочитать. —Чай? Кофе?—он всегда задавал именно этот вопрос, обычно за таким шло несколько диалогов по теме, а потом ни о чём. —Ничего, давай пока просто обсудим.—рука Скарамуччи на мгновение ложится на стол и прикладывается подушечкой пальцев о прутик с тетради, в которой друг писал стих. От такого соприкосновения холодного с более тёплым(учитывая температуру на улице, руки всё ещё давали понять, что карманы всё таки нужны) парень тихо втянул воздух в себя и отдёрнул руку. Он читает осторожно, почти незаметно, кажется, будто он просто втыкнул в одну точку и сидит. —Слушай, Скарамучча, это не было шуткой, просто..я испугался, понимаешь? Я боялся сделать как хуже, и за это сейчас мне правда стыдно—Сяо не отводит взгляд от лица друга, он смотрит в морскую глубину его глаз, будто туда упали звёзды с неба. Скарамучча поднимает голову и его взгляд врезается в янтарь глаз Сяо, фокус отбивается и почти неощутимо врезается в сознание, парень подмечает для себя воспоминание на всякий случай, он только сейчас понимает, как любит янтарь, его особенный янтарь. —Я ещё не сказал нет, Сяо, понимаешь? Почему ты решил, что нужно начинать с оправданий?—Скарамучча не может перестать смотреть на Сяо, говоря эту правду ему в лицо,—с чего ты решил, что я не чувствую взаимность?—за эту ночь он и вправду осознал многое, он помнит потолок перед лицом, весь потрёпанный из за постоянного движения в кровати, Скарамучча не любить терять и проигрывать, а тут и выигравшего не будет, но ведь и с потерей так не сработает, верно? —Всмысле?—Сяо всегда тупил, недопонимал, казалось, что «всмысле?»—его любимая фраза, и..как же это напоминает Сяо, и как же это знакомо ему. —В коромысле, кто про что а вшивый про баню, люблю я тебя, телепень. Тоже люблю—со стороны кажется, будто эта фраза далась ему на удивление просто. Не сбылось, он давил из себя это долго, зато теперь-то ему легче? Возможно и легче, но видя приоткрытые от удивления губы Сяо Скарамучча будто начинает дышать, функционировать тише, будто спускается в шелест листвы за окном, он вливается частотой и децибеллом звука в растительность за окном. —«Так» любишь? Всмысле, как друга или нет?—Сяо кажется сейчас взлетит на фоне этих вопросов. —Ох и пенёк с глазами...Да, Сяо, именно «так» люблю, именно так.—Скарамучча подсаживается ближе и закидывает руку на плечи уже не совсем друга, тот, кажется старается быть ближе, хотя уже просто некуда. Тихий выдох и улыбка. —Тоесть, ты мне больше чем друг? —Ну а как же теперь. *** Скарамучча кажется скоро заснёт на это диване, а Сяо уже почти. Они не меняли позу с момента заветных слов, они вновь говорили ни о чём, они вновь наполняли эту кухню теплом, они вновь вспоминали и придумывали, рука, казалось страннику, уже затекла, но убирать не хотелось. —Теперь выходит у меня некий "принц" на коне?—немного смеясь шутит Сяо, постепенно скрывая глаза одеялом-пеленой. —Скорее уже школьник на синем метро. Солнце уже успело перелезть и горизонт, и горы, встало прям над их домом, лучами вторгаясь во всей красе в комнату. Сегодня и вправду температура стала теплее, даже ветерок из распахнутого окна не так разбавлял эту духоту, ветви с дерева лезли в комнату через окно, а те, которым удалось попасть в комнату, казалось, расцветут быстрее всех. Так оно и будет.