bad idea

Каждое новое касание пускает по его спине табун мурашек. Сердце стучит словно ума лишённое, грозясь раздробить рёбра и вырваться наружу. Хонджун хочется надеяться, что прямиком в его руки. Минки осторожен. Но при этом чрезвычайно хаотичен: ладони тёплые бегают по его телу, останавливаясь то на плечах, то задерживаясь на шее. Места себе не находят. Хонджун клянётся, что чувствует их дрожь, и радуется этому сильнее. Находится так близко рядом с Сон Минки. Дышать одним воздухом с Сон Минки. Целоваться с Сон Минки на своей кровати. Слишком много, слишком хорошо, слишком жарко. Футболка к телу неприятно липнет, заставляя поёжиться и снова впиться в чужие губы. Как в последний глоток кислорода. Как в последнюю надежду и желание, которое осталось у него в жизни. У Хонджуна были флюиды богатого мальчика из Лос-Анджелеса. Ему нравилось внимание к себе, ему улыбается удача и люди. Хонджун следит за собой и своим окружением, но подпустив к себе Минки он готов признаться, что впервые допустил ошибку. Он самый настоящий наглец, которого только поискать можно. Конечно, характер у него, как и у Хонджуна отвратительный, да и внешний вид оставляет желать лучшего, только вот Ким бы ему в драке (опять же, смотря какой) проиграл с вероятностью больше девяносто процентов. А вот в количестве пирсинга бы лидировал — в ушах только восемь серёжек весит, пока Минки может похвастаться лишь своим языком, который проколол у Юнхо на квартире как последний даун и сосками. Эти уже у мастера, и уже на спор. Главное забрал сто долларов и Хонджуна голодным не оставил — теперь очертание украшений не только видно сквозь ткань чёрной футболки, но и ощущается преградой по пути к шее через грудную клетку. Хонджун рад, что не был с ними в тот вечер, иначе бы его схватил удар. Просто так, бесстыдно, минут десять пялиться на невероятный торс Минки, на его широкие плечи и рельефные руки, слишком дорого для его нервной системы. Киму бы просто сохранять свою адекватность сидя на соседнем стуле, но этот засранец заставляет его сердце сделать тройное сальто и приземлиться на «копчик», заныв от боли. Просто потому, что Минки был не его. И уж точно бы не стал, учитывая, что многие болтают про какую-то девушку. Хотя, кто его знает. Наверное, всё натуралы в отношениях целуются посреди ночи со своими друзьями, ведь так? Второй причиной послужили невероятно странные отношения. Толи они друг друга терпеть не могут, как кошка с собакой, толи стиль общения у них оскорбительно-шутливый. Никто, честно говоря не понимает. Да и они не особо — просто плывут по течению. Тут вроде адекватные диалоги, а через минут уже крики с аргументами по типу «ты долбаёб» и «нет, ты долбаёб». Минки кусается. Тянет губу на себя, под недовольный писк Хонджуна, а потом принимает ту же учесть. Раз он не хочет играть по-хорошему, то пусть получает. — Если остальные узнают, они подумают, что мы ебанутые. — Тебе не насрать на остальных? — Хрипит Хонджун, всё ещё собирая своё самообладание по крупицам. Важно сохранять лицо, пусть так и хочется плюнуть на всё и просто раствориться. — Сними эту хуйню уже. Минки приходится оторваться, чтобы стянуть с себя футболку. Но не надолго потому, что стоит ей улететь куда-то на другой конец кровати, Хонджун его снова к себе тянет. Снова целует, снова ведёт ладонью к груди, вдоль крепких боков. С ним по другому нельзя. На цепь Минки посади, он её вместе с землёй вырвет — слишком настырный, слишком упрямый. Лучше уж он будет занят чем-то действительно важным, чем просто пялиться куда-то в окно или диктовать свои правила. Хотя, похуй. Хонджун так уж и быть, готов поддаться и принять, что ему придётся прогнуться. Нисколько потому, что этого хочет гордость Минки, а потому, что его дико это заводит. — Не трогай. — Сон его по ладоням шлёпает, мешая коснуться заветных сосков. Хонджун мычит обиженно, пытаясь сделать ещё одну попытку. Минки его руку на пол пути перехватывает, сжимая в собственных пальцах. Киму обидно немного, но он уверен в том, что через пару минут Сон перестанет быть таким упрямым и сдастся. Хонджун применяет запретную тактику. Отвлекает Минки очередным колючим поцелуем, и подцепив крепкое бедро пальцами заставляет его закинуть ногу на себя. С одной стороны может показаться, что это он попал в ловушку, ибо выбраться из хватки ебучих бёдер Сон Минки невозможно. Но когда Хонджун поддаётся коленом вперёд, удачно оказавшимся между его ногами, он уверен в том, что победил. Пока Минки матерится сквозь короткие поцелуи тихо, чувствуя давление на собственном возбуждённом паху, Хонджун чувствует себя королём. — Играешь по-чёрному, Ким Хонджун? — Не говори, что тебе это не нравится. Минки кажется, смеётся приподнимаясь. Хонджун за ним, ибо прерывать бесконечные поцелуи не хочется совсем. Губы наверное уже все красные, неприятно зудят и скорее всего, опухнут. Но это будет потом. Минки его за лопатки придерживает, будто помогает. Но на самом деле, ловит Кима на той же ошибке, приподняв чужую ногу, чтобы упереться коленом в матрас и точно под пах. — Сукин сын. — Шипит Хонджун, откинув голову назад, на подушки. Вбирает воздух ртом шумно, впиваясь пальцами в чужие плечи. — В бою все средства хороши. — Сон оставляет пару мокрых поцелуев на открывшейся глазам шее, продолжая двигаться навстречу. Хонджун не хочет думать. Не хочет соображать, или делать что-то на подобии. Но трения, которое даёт ему Минки в своём полу-стоячем недо-лежащем положении явно недостаточно. Приходится толкнуть его в плечо. Приходится сесть на него сверху, и дабы Сон не успел опомниться и возразить, заткнуть его очередным поцелуем, прижимая лопатками к изголовью кровати. Теперь удобнее. Теперь, Хонджун сам может задать себе темп. Теперь он главный, и разрядка Минки, в том числе и его собственная только в его руках. И сколько бы Сон не старался, не пытался поменять их положения, у него не получится. Хонджун отрывается от губ, спустившись к подбородку. С него на шею. Языком узоры рисует, кожу прикусывает, довольствуясь тихим шиканьям сверху. Бёдрами снова качает, задевая чужой член сквозь ткань спортивных штанов. Теперь кусается Хонджун. Больно, до влажности слюны во рту и следов на ключицах, которые может языком почувствовать. Он не уверен, что Минки это нравится так сильно, как ему, но он точно знает, что если бы Сон не хотел позволять делать подобное со своим телом, Хонджун бы получил в лоб. — Блять, только не останавливайся. — Такой чувствительный? — Ким издевается. Да, определенно издевается, ибо обратно пропорционально чужим словам замедляет свои движения, наблюдая за тем, как Минки недовольно кусает губы, опуская глаза куда-то вниз. — Даже сквозь штаны. Боюсь представить, через сколько ты кончишь, если я захочу коснуться тебя. — Просто заткнись и продолжай, пока этого не сделал я. — Признайся, что если бы я сказал или позволил, ты бы уже давно меня трахнул. — Хонджун возобновляет качки потому, что сам уверен в том, что долго без них протянет. Поднимает ладонь к чужому лицу, поглаживает скулы, цепляя большим пальцем красные от поцелуев губы. — Нихуя подобного. — Произношение становится плохим потому, что его рука мешает, но честно, плевать. Минки уже не важно, что он там болтает и какой смысл это несёт, ибо лишённый необходимого давления он пытается добиться его в троекратном размере, впиваясь пальцами в чужой таз. Пытается установить свой темп, и расслабленный, разгоряченный Хонджун ему фактически позволяет. — Утверждаешь, что терпишь меня только потому, что так сильно хочешь? Минки дышит тяжело. Отбрасывает его ладонь в сторону, чтобы вжаться лбом в чужое плечо, ибо терпение совсем на исходе, а разрядка вот совсем близко. Минки ничего не говорит просто потому, что в отличие от Хонджуна уже находится за считанные секунды до своего предела. Толчки становятся хаотичными, объятия слишком крепкими, хватка мёртвой. Грязно, липко, но хорошо. Руки дрожат, в голове пустота, перед глазами звёзды. Так легко и приятно, так тепло, что хочется в таком положении и заснуть. Но твою мать. Осознание, что они фактически трахнули друг друга своими же ногами, в одежде, приобретает свою странность только в первые секунды возвращения трезвого сознания. Повисает неловкое молчание... Это уже не в первый раз. Нет, не в том смысле, что после подобных спонтанных связей они чувствуют себя последним идиотами, а в том, что Хонджун знает, что на следующее утро Минки отшибает память. Это глупо. Такое чувство, что у кого-то из них ебучая сексомния. Но у Хонджуна ровно десять синяков на боках, а у Минки след от зубов над ключицей. Попытаться это проигнорировать смотря в зеркало или оправдать отсутствием близости скорее всего невозможно. Минки никогда об этом не разговаривает. Мол: «было и было, всё мы взрослые люди, с кем не бывает». Вот именно, что бывает, но редко когда больше одного раза. Но этот случайный недо-секс у них не первый. Если загибать пальцы: туалет в клубе, на ночёвке у Уёна, в машине после боулинга, теперь и у него в спальне. И они никогда не затрагивали эту тему после того, как заканчивали. Жаловались, что кто-то кусается или больно хватается, но только подобно шутке. Такое чувство, что они делают одну огромную ошибку, но и при этом и не жалеют особо. Осознание, что нужда друг в друге переходит обычные границы дружбы достигается ими в абсолютно трезвом состоянии, пусть и спонтанно. Не сказать, что Хонджуна это задевает. Всё таки, быть друзьями с привилегиями это какой-то плюс — ему и в куртку поплакать можно, так и потрахаться без обязательств предоставляется как приятный бонус. И не абы с кем, с торчком из паба или девицей из соседнего вейп-шопа, а с уже давним другом. Иногда Минки так извинялся. И у него это хорошо получалось, ибо любая обида, будь то например использованием Хонджуна как таксиста посреди ночи окупалась в троекратных размерах. Странно, что это можно было бы сравнить со своеобразной мотивацией. И встать в полночь, чтобы забрать Сона из какой-то городской пизды в обмен на излишнее внимание к себе казалось наградой. Хонджун за нее цеплялся, а может и пользовался. Но ему надоело. Ему уже не так интересно, использовать Минки только для того, чтобы снять напряжение после рабочего дня или когда отвратительное настроение. Хотелось обязательств. Чтобы Сон не уезжал на следующее утро или хотя бы говорил, что ценит. Хонджун вваливается к нему в студию. Хорошо, что не посреди сеанса, иначе бы вышло через чур неловко. Минки поднимает голову на громкий стук двери, и следит за тем, как Ким бросает куртку и на стоящий у двери диван, запрыгнув на кушетку. — Ты чего? — Нам нужно поговорить. — О чём? — О том, что мы делаем. Минки устало выдыхает, поднимая очки у себе на лоб. Насколько бы сильно он не хотел сейчас касаться этой темы, выгнать Хонджуна будет фактические нереально. Поверьте, он пытался. — Тебя что-то не устраивает? — Раньше мы могли хотя бы вести адекватные диалоги. Но сейчас мы чисто физически не можем находиться в одной комнате потому, что обязательно трахнем друг друга руками или ногами. — Хонджун упирается ладонями в кушетку, скрестив ноги. — Я не вижу в этом проблемы. — Минки пожимает плечами, прокрутив ручку в пальцах. — Или ты таким образом хочешь сказать, что тебе не нравится то, что мы делаем? Или конкретно я тебя не устраиваю, и пока ты трёшься о мою ногу представляешь Сонхва? — Я забыл, что с тобой нельзя поговорить на серьёзные темы. Прости. — Ну объективно, Хон. Мы же не занимаемся какой-то хуйнёй, а делаем это всё вполне осознанном состоянии. Я понимаю, если бы у тебя появились вопросы по поводу частоты этих связей, или их характера, но как я вижу их нет. Тем более, насколько я знаю, никого из всего нашего окружения ты так близко к себе не подпускаешь. — Минки смотрит пытливо, пальцем на него показывает, словно заставляет себя почувствовать среди толпы, обратить на себя внимание. — Так что тебя не устраивает? — Я хочу, чтобы они приобрели обязательства. — Хонджун стягивает со своих ног кроссовки под растерянный взгляд Сона. — Хочу тебе звонить не только чтобы ты помог мне решить проблему с высоким либидо, но и просто потому, что нуждаюсь в тебе. Как в человеке, а не как в члене, понял? — Ты мне сейчас в любви признаёшься? — Клянусь никого не трахать, пока у меня есть Сон Минки. — Хонджун прислоняет ладонь к груди, чтобы сделать свои слова более официальными и серьёзными. — Да. Но ты особо ничего не теряешь, чего не скажи. Так что выбор за тобой. Минки действительно думает. Смотрит прямо в глаза, изредка моргая. Хонджун улыбается, словно его самая большая шалость в жизни окупилась, кусая губы. Пусть и сам внутри волнуется сильно, ибо хрен знает как он собирается поступить и о чём думает. Может просто, изводит. Через минуту Минки поднимается на ноги под озадаченный взгляд Хонджуна. Но как только до его уха доносится щелчок дверного замка, Ким снова расплывается в довольной улыбке. И сердце снова стучит, как ума лишённое, и руки заводятся мелкой дрожью, но теперь уже приятной, взволнованной. — Ты ведь знаешь, что у меня нет выбора ответить тебе по другому? — Минки стягивает перчатки, сбросив их куда-то в сторону. Подходит ближе, заключая Хонджуна в ловушку из собственных рук. — Знаю. И это мне очень сильно нравится. Сон оставляет короткий поцелуй на виске, а уже после спускается к губам. И нет в этих касаниях больше колкости, крика о желании и вожделении. Лишь простая, почти жёсткая нежность, которой Хонджун хочет упиваться и тонуть в ней, с головой. Просто потому, что её дарит Сон Минки.