Полтора сечения сердца

      Разница между ними — полтора сечения разрубленного сердца и целая пропасть в происхождении. И Яо чувствует это в каждом вдохе, в каждой секунде рядом с измученным Лань Сичэнем, свернувшимся на затертой циновке. Тонкие, исхудавшие от недостатка еды, непривычной обстановки и постоянного волнения за свою семью конечности, едва помешаются в рамках их общей короткой постели. У Мэн Яо нет другого ложа. Нет лишнего покрывала, чтобы укрыть напряженные даже во сне плечи. Ничего нет. Он сам худой и выморенный до сухих обтянутых кожей рёбер. Отчего у него по-женски тонкая талия и острые, вечно сбитые до сухих корок колени и костяшки. Для Сичэня они появляются на теле Яо от тяжкого труда, стирки и почти остервенелого желания стать Заклинателем. Для самого же парня — это единственный шанс принести кусок хлеба в хлипкую лачугу на окраине кишащего Вэнями городка. Когда то он обещал своей славной глупой матери, сидя в ее тесном пропахшем насквозь дешевой пудрой и табаком будуаре, что никогда не позволит никому коснуться своего тела. Теперь же, стоя на коленях или прижимаясь украшенными синяками рёбрами к наспех выбеленной стене, клянётся себе, что все это последний раз, что больше никогда не даст не его рукам касаться измученной плоти.       Но хлеб на столе у Лань Сичэня появляется каждый день.       Тот ест по кусочку, осторожно отщипывает крошки, надеется на невнимательность сидящего напротив парня, который следит чтобы старший Лань не переставал есть. Силы нужны им обоим. Нефриту, чтобы выжить и вернуться, а Яо помочь ему с этим.       И забрать без остатка себе.       Пропасть между ними непреодолима для Яо и почти не существует для Сичэня. Он тянется через неё сияющим мостом из легенды, улыбается острым шуткам и забавным историям, на ходу придуманным ради его тихой улыбки, так редко появляющейся на исхудавшем лице и ещё реже — в потускневших глазах. Чтобы Яо мог рассмотреть ее поближе Сичэня приседает, чтобы его спаситель не чувствовал разницы в росте, специально становится чуть ниже и приземленнее. Чуть доступнее. Даже в таких мелочах подчеркивая своё принятие и благодарность за все сделанное для, как оказалось, непригодного для жизни господина.       Больше сидит рядом. Учится не колоть себе пальцы до крови тупой старой иголкой, едва удерживаемой этими самыми пальцами. Стежки кривые и неровные. Когда Лань заснёт, Яо обязательно их переделает, чтобы сохранить контуры облаков в первозданном виде. Будет осторожно выдергивать нитки, стараясь не нарушить вшитые в дорогую ткань заклинания и печати. И мечтать. Чтобы его собственное разошедшееся на волокно сердце зашил этот мужчина своими неловкими руками.       Ведь он так близко и сам сокращает расстояние между ними. А Яо тянется вверх и всё никак не может дотянуться.       Но очень-очень хочет.       И ради этого идёт на все.       Предательство, грязь, ненависть, боль. Распахивает душу, убивает и терпит на себе чужие руки. Не щадит никого и ничего, шаг за шагом приближаясь к единственной возможности, которую он жаждет всем сердцем.       Его «коронация» — повод для сплетен и пересудов. Но Ляфань —цзуню совсем наплевать.       Он не сводит с Сичэня медовых глаз весь Совет и шикарный пир в Башне Кои. Пропускает мимо хвалебные тосты и пожелания славного будущего всех Орденов под предводительством Цзинь Гуанъяо.       Едва дождавшись ухода гостей, проводит в покои милую супругу, нежно целуя ее покрасневшую щеку. Ему совершенно не жаль ее — очередную красивую и такую нужную для его главной цели ступень. Он даёт ей чуть больше чем остальным. Этого хватит.       Сам же растворяется в осенней прохладе ночи.       Гуанъяо сам выбирал покои для дорогого брата, придирчиво менял мебель, гонял нерадивых слуг. Но даже если не знал бы — все равно бы нашёл. По запаху, на слух, ориентируясь на тонкую нить от криво зашитого сердца, размотавшуюся по всему континенту до пальцев самого дорого ему человека.       Заходит без стука, тихо хлопая дверью за напряженной спиной. Сичэнь, не зажегший свечи, стоит у окна, нервно-мягко лаская в ладонях Лебин. Ждёт.       А вот Яо больше не может ждать. Семь шагов и руки смыкаются за широкой спиной.       Тепло.       И Яо хочется верить — теперь между ними совсем нет разницы.