краденый старый год

      Лорди торжественно вручил одинаковые подвески с клыком какого-то животного барабанщику и гитаристу. Глэм настороженно осмотрел подарок и нахмурился. — Чего скорчился, Паганини? — басист обиженно зажал в кулаке украшение. — Сделал бы хоть вид, что понравилось.       Глэм глубоко вздохнул и смиренно надел кулон. — Но я всё ещё не понимаю, зачем нам эта пошлость. — Не наглей, — Лорди шмыгнул носом. — Нам что-то одинаковое нужно, а то на сцене слишком разносортно выглядим. — А я ведь предлагал форму! — вступился Боб. — А Чеснок её отверг, модница херова. Будто он центр группы. — Это правда, он ведь солист, — закатил глаза Глэм.       Парни возмущённо уставились на него очень выразительными взглядами, но перечить не стали. Слишком часто они спорили на эту тему. Особенно оскорблялся басист, дома у которого проходили все репетиции, чьими шнурами и усилителями все пользовались. И вообще, до появления менеджера аренду помещений для концертов оплачивал он. Обычно это достаточно сильный аргумент, чтобы заткнуть самовлюблённого пьяного певца. — Кстати, насчёт Чеса, — Лорди поспешил переменить тему, — Передай это и ему.       Глэму сунули в руки ещё одну подвеску. — А в чём для тебя проблема самому отдать?       Басист широко улыбнулся и горделиво выпрямился, будто очень ждал этого вопроса. — Твой дружок, насколько ты заметил, не соизволил появиться на собрании, — Он наигранно разозлился. — А меня сегодня в отеле не будет. Я иду на свидание с фанаткой.       Гитарист без интереса вертел в руках клык и намеренно никак не отреагировал на хвастливое заявление. — Она от меня без ума, — настаивал Лорди, но в ответ вновь получил лишь молчание. — И я не собираюсь возвращаться в номер на ночь. — Угу. — Блин, Паганини, прояви хоть какую-то участливость. Бесишь.       Глэм негромко рассмеялся и сунул украшение для друга в карман жилетки. — Странно, что наш покоритель сердец Глэм ни разу не встречался ни с одной из фанаток. — Не начинай, Боб, — гитарист раздражённо цокнул языком. — Я передам кулон. Это все объявления на сегодня? — Да, — коротко ответил Лорди и отпил кофе. — Можешь идти. — Спасибо, — Глэм забрал свой бумажный стаканчик со стойки. — До встречи.       Как только он вышел за дверь кофейни, Боб настороженно протянул: — Он точно этот... Как ты там его называл? — Не такой как все, — басист довольно прищурился, глазами провожая отдаляющуюся светлую макушку через стеклянную стену. — Принцесска.       Барабанщик неприлично громко рассмеялся. Бариста смущённо посмотрела на него, выдерживая осуждающие взгляды других посетителей.

***

      Глэм в очередной раз провёл рукой по дну большого отдела рюкзака и устало выругался. Ключей нигде не было.       Он осторожно постучал по хлипкой двери, надеясь, что его сосед внутри. Никто не ответил. Он ударил сильнее, но опять безрезультатно. Придётся как всегда ждать уборщицу, которая уже в лицо узнавала забывчивых участников ЧёЗаУродыНаСцене.       Гитарист смиренно запустил большие пальцы в узкие карманы джинсов, готовясь долго ждать. Но резко в приятном удивлении широко распахнул глаза, ведь почувствовал, как металлический конец ключа упирается ему в кожу. — Слава богу, — он облегчённо вздохнул и торопливо открыл дверь.       В номере привычно пахло дешёвыми ароматизаторами чипс, которые так любил солист. Всё потому, что их заботливый менеджер в очередной раз сэкономил на отеле, и у окна в номере оказалась оторвана и выброшена ручка. Так что теперь проветрить здесь невозможно.       На дырявом грязном кресле в углу комнаты расположился рыжеволосый. — Чес, ты глухой или очень ленивый? — раздражённо спросил Глэм. — Я бы сейчас там час стоял. Если бы я правда забыл ключи, то убил бы тебя, когда вошёл. — Что есть час по сравнению со временем, отведённым галактике? — медленно и тихо проговорил Чеснок. — Ты обкуренный что ли?       Наконец расправившись со своей тяжёлой обувью, блондин направил грозный взгляд на друга.       Рядом с креслом стояла искусственная ёлка с человеческий рост. С неё неторопливо падали капли красноватой воды, будто перемешанной с кровью, уже образовав лужу на полу. — Это ч-что?       Солист не ответил, молча высунул из пачки промокшую сигарету и, закинув её в рот, попытался зажечь. Руки у него были измазаны в багровой крови и подрагивали. — Чес, что ты натворил? — взволнованно воскликнул Глэм. — Зачем ты притащил сюда ель? Почему у тебя руки в крови?! Что за херня вообще? — он сорвался на крик. — Успокойся, Паганини, — невозмутимо заявил рыжеволосый и откинул влажную сигарету. — Странные у тебя вопросы. Я принёс ель, потому что новый год скоро.       Блондин нервно рассмеялся на это. Хотя что-то вроде такого ответа он и ожидал. — Мы уезжаем отсюда в середине декабря,— со вздохом сказал он. — Серьёзно? — у солиста округлились глаза. — Значит я зря одолжил деревце у Инка? — он расстроено опустил голову. — Ты украл его у Инка?! — ужаснулся Глэм.       В этом отеле ЧёЗаУродыНаСцене задержались чуть дольше обычного из-за переноса концерта по техническим причинам. За питание никто доплачивать не стал, так что уроды начали часто заходить в маленький круглосуточный магазинчик в том же здании.       Его хозяин - человек очень странный. Это толстый поседевший мужчина лет 50 с грубой щетиной на лице и жирными пятнами на светлой одежде. Но при том у него на глазах толстый слой туши и ярких теней, передние пряди грязных волос окрашены в розовый, а представляется он Инком.       У него с Чесом взаимная ненависть с первого взгляда. Гитарист грубо шутит над мужчиной и периодически ворует по мелочи: конфетку может съесть прям в магазине или за жвачку не заплатить. А продавец специально подкладывает в упаковку пару-тройку стухших яиц, вливает в газировку молоко и наоборот. — Не украл, а одолжил, — поправил друга рыжеволосый. — Я бы вернул после нового года. — Мы пойдём и отдадим её сейчас же!       Глэм схватил приятеля за запястье, но ослабил хватку, когда вновь увидел открытые порезы на его руках. — Это откуда? — Поскользнулся и ладонями в пол упёрся, — солист закатил глаза. — Этот ублюдок бутылку разбил и не убрал. В собственном магазе! Надеюсь он также навернётся, блять.       Блондин прыснул от смеха и усадил друга обратно в кресло. — Надо обработать. И тщательно осмотреть, может, в коже осколки остались. — Хорошо, мам, — ответил Чес и широко улыбнулся, но затем словно что-то вспомнил и немного помрачнел.       Глэм достал из шкафа с импровизированной аптечкой пинцет, перекись и пластыри и наклонился к рукам товарища, сощурившись.       Осколки стекла действительно застряли, впившись в мягкую кожу. Юноша максимально аккуратно и неторопливо доставал их щипцами, но Чеснок всё равно свистел через дырку на месте выбитого зуба и с силой закусывал губу.       Когда с этим было покончено, блондин принялся обеззараживать и заклеивать раны. Воцарилась тишина, нарушаемая только шипением перекиси в реакции с кровью и падающими с иголок ели каплями воды. — А почему она мокрая? — первым нарушил молчание Глэм и настороженно взглянул на дерево. — Она вся пыльная была и липкая почему-то. Вот я её под душем и помыл.       Гитарист недоверчиво и с усмешкой посмотрел приятелю в глаза, но когда понял, что это не шутка, обречённо повернул голову в сторону ванной. От двери в санузел до ёлки шла мокрая дорожка. — Ну ты и придурок.       Они ещё долго болтали, а в полночь обессиленно завалились спать. Глэм так и не рассказал про подвеску с клыком и, судя по всему, нарочно-случайно обронил её где-то среди кучи хлама в комнате и безвозвратно потерял.