С любовью, Тэхен и Джин

      Когда быстро едешь, неважно, скрываешься ли от чего-то, что успело отравить тебя настолько, что надежда спастись была слишком призрачной и брезжила где-то за спасительным горизонтом, к которому ты так стремился... Или просто решил попробовать жизнь на вкус, слишком щедро приправив адреналином... В какой-то момент нужно остановиться. Невозможно постоянно ехать на большой скорости. Наверное, это противоречит… Законам физики? Здравого смысла? В любом случае, впереди возникает препятствие, и ты бешено зажимаешь педаль тормоза, возможно именно в этот момент обрекая себя на смерть, испытывая на себе все прелести слишком резко открывшегося перед тобой тормозного пути. А если ты до этого препятствия еще и успел крутануть руль…       В жизни Тэхена произошло нечто подобное. Он ехал очень быстро, надеясь добраться из одной точки в другую, а потом, когда понял, что в какой-то момент свернул не туда, резко нажал по тормозам, пытаясь на ручнике эффектно развернуться… Но его просто потащило по инерции, лишив контроля и даже самых призрачных надежд. Такое случается с теми, кто, например, в какой-то момент отчаялся, приняв решение уйти из этого мира в мир иной, получше. В этот момент ты не можешь думать. Изъеденный сомнениями, переживаниями и безысходностью мозг сам однажды заранее проложил для тебя путь, который ты отказывался замечать, пытаясь разглядеть в чем-то надежду. А потом… Один момент. Один щелчок. Нервный импульс, которым молниеносно прокатывается по нервным окончаниям, заставляющим тебя дернуть ручку окна и затем размазаться по асфальту или вдавить влажный после дождя грунт, не оставив после себя некрасивого мокрого следа — только набитый раздробленными костями мешок мяса. Тэхен не успел отчаяться настолько. Просто его мозг за него принял решение, что так больше нельзя. Что все выходы, которые он пытался найти, неминуемо вели к катастрофе, и в этом случае оставалось выбирать меньшее из зол. А Тэхен умудрился выбрать добро.       Для того, чтобы понять масштаб, просто нужно абстрагироваться и пофантазировать. И на этой мысли Тэхен, перевернувшись на бок и подложив под голову твердую и неудобную диванную подушку, царапнувшую его щеку жесткой обивкой, прикрыл глаза. Есть страна. В стране есть компания, которая делает музыку. Несколько компаний, но одна объективно выделяется, настолько ярко и быстро загораются в ней звезды. Какие-то далекие, света которых, в который конвертируется талант, хватает для того, чтобы дотянуться не только до земли, а какие-то… Ну, более приземленные. Красивые. Звонкие. И попадающие в ноты, способные повторить за хореографом и подтанцовкой несколько несложных танцевальных фигур. Воооот… Это успешная компания. Настолько, что некоторые завистники успели обкусать друг другу локти, лишь бессильно наблюдая за тем, как на зажигающиеся звезды начали заглядываться с соседнего полушария. Мировое господство. В смысле, известность. И всё бы хорошо, но вот однажды… Одна звезда, которая не была приземленной, но и не успела далеко отойти от орбиты, отрастив себе горящий хвост, ринулась на землю, намереваясь, разумеется, не специально задеть тех, кто ее зажег. Организация проституции, нарушение гражданских прав и свобод, задокументированных конституционно, умышленное причинение вреда здоровью... Звучит внушительно. И так непохоже на правду, когда речь идет почти что о национальном достоянии.       Тэхен перевернулся на спину, повыше, на спинку закинув одну ногу, при этом сложив на груди руки. Он ведь не думал, когда шел в полицию. Просто он всплыл из дерьма, в котором его пытались утопить, и что-то внутри не позволило ему вновь покорно уйти на дно и сделать вдох. Накопилось. Наболело. Но как, оказывается, легко жить с закрытыми глазами. Нельзя сказать, что спокойно и так уж счастливо… Наверное, сложно назвать счастьем то, что от постоянных синяков ты сумел найти очень эффективную мазь, которая стирает их с твоего лица за ночь. Тебя регулярно бьют, но теперь у тебя есть чудо-средство. Но тебя продолжают бить. А ты отказываешься открывать глаза, пока не ударяешься лбом о стену, с такой силой, что живописно разукрашиваешь ее своей кровью, а после того, как суровая действительность решит тебя поучить, повозив хорошенько по жесткой штукатурке — забавными ошметками скальпа, вместе с волосяными луковицами и последними надеждами.       Сказки случаются, но зачастую, они написаны не только потом, но и кровью. А ведь он жил в сказке. Успел пожить, после того, как смирился со своим положением. Страшно, тяжело и невыносимо, до трясущихся губ и красных глаз больно только в начале, а потом тело привыкает. Мысли привыкают. Ты находишь ту самую мазь и начинаешь благодарить за то, что тебя до сих пор не убили. Бьют? Я справлюсь с этим. Потому что знаю, во имя чего. А Тэхена даже не били. Унижали? Он усмехнулся, закинув за голову руку, запустив в волосы пальцы. Фальшивишь, не можешь связать двух слов, что вполне логично при твой ограниченности, судя по твоим же интересам. И у тебя улыбка идиотская, которая выдает в тебе умственно отсталого, который остановился на уровне развития семилетнего. А чего ты вообще улыбаешься? Будь я на твоем месте, давно бы выпилился от безысходности. Жирный какой, а в твоем возрасте положено иметь минимум шесть кубиков и крепкие мышцы в районе бицепсов, а твои выдают в тебе только заплывшего слабака. Немощный. В твои годы великие и знаменитые танцевали по восемь часов в день, а потом шли на вокал и не задыхались, как загнанная собака, а ласкали уши снайперски звонкими попаданиями в ноты. Ты ничтожество. Но в тебе всё же есть потенциал, и если хочешь, чтобы мы его раскрыли — приложишь все усилия.       И ведь мозг хватается за есть потенциал, и ты не замечаешь, как начинаешь голодать, перестаешь спать, постоянно видишь перед глазами черные точки и перспективу откинуться прямо во время какой-нибудь сложной хореографической связки. А потом рвешь связки голосовые, каждый раз пытаясь спеть лучше, дотянуться повыше и подольше, подражая оперным певцам, разумеется, даже не думая рассчитывать силы. Чтобы тебя похвалили. Чтобы дали сахарную косточку, а не миску помоев, которые даже не дадут попробовать, лишив возможности хоть сколько-нибудь утолить голод — просто выльют на голову.       А потом ты начинаешь приносить деньги. И с тобой говорят по-другому. И ты понимаешь, что должен быть благодарен за то, кем стал. Только внутри пусто и больно, каждый раз, когда оглядываешься назад. Ладно больно. Боль — это то, что можно терпеть и к чему можно привыкнуть, уговорив себя и придя к спасительному компромиссу со своим израненным сердечком. Пусто. Так пусто, что даже немного страшно. А вокруг сказка. Вспышки фотокамер, всеобщая любовь, музыкальная и рекламная востребованность, брендовая одежда, которая сыпется на тебя как из рога изобилия вместе с предложениями о сотрудничестве, приглашениями, восхвалениями и другими радостями жизни. И нет свободы. Это, кажется, заезженное до мелодрамы клише, когда богачи жалуются на то, что несчастные. И поэтому Тэхен не жаловался. Никогда. Сам выбрал этот путь. И всё равно, что закончить контракт по своей воле сможешь только вперед ногами. Ты знал, на что шел.       Тэхен и теперь не жаловался — только резко поднялся, когда услышал, как открылась дверь.       — Прошу прощения, что без стука, но мне показалось, что вам не помешает компания.       Тэхен вытянул шею, пытаясь разглядеть, кто разувался в его крошечной гостиной. Он жил в служебной квартире, которую ему предоставили по программе защиты свидетелей. В соседней квартире постоянно дежурили два оперативника, которые охраняли его покой и отвечали за его сохранность. И Тэхену в какой-то момент начало казаться, что именно в этом доме (а он за время расследования и подготовки к суду сменил их три), действительно было безопасно, потому что он не видел под окнами ни журналистов, ни сердобольных фанатов, которые не весть как находили его местоположение. А ведь ему запрещалось выходить куда-либо без сопровождения, но это ограничение свободы он уважал и соблюдал, потому что когда тебе в лицо шипят, что ты не доживешь до суда… Наверное, это всё же было самоубийство. И гулять почему-то совершенно не хотелось.       — Помощник инспектора. Вы можете изучить мое удостоверение, а можете просто называть меня… Джин.       Молодой мужчина, расправив упакованные в штатское и джинсовое плечи, выпрямился очаровательно улыбаясь. Ключи были только у полиции. До этого его навещали только констебли, которые приносили еду (от прессы Тэхен отказался, самостоятельно отдав полиции все средства связи, согласившись на кнопочный телефон), и инспектор. Господин Ченг, который никогда не стремился быть многословным, ограничиваясь сухим, но всё же обнадеживающим Не волнуйтесь, господин Ким — всё под контролем.       — Господин Ченг всё же смог догадаться, что мне иногда нужно разговаривать? — Тэхен быстро поднялся, показывая Джину в сторону крошечной кухни, при этом украдкой его разглядывая. — Я могу сказать вам пошлость?       — Разумеется, только не забывайте, что я при исполнении. — Джин, уселся на стул, единственный, который самостоятельно выставил из-за стола, оценив, что Тэхен займется приготовлением кофе и вряд ли в ближайшее время захочет присесть. Готовил кофе, который он терпеть не мог, но эта ненавистная горечь теперь помогала оставаться в реальности, позволяя ее трезво оценивать и не бросаться в крайности, между которыми Тэхену нередко приходилось метаться, вновь и вновь осмысливая случившееся.       — Вы слишком красивый для рядового полицейского. Можете мне поверить — я разбираюсь в красивых лицах. В вас чувствуется масть. — Тэхен набирал в электрический чайник воду из-под крана.       — Масть? Я думал, так выражаются только семидесятилетние снобы, которые оценивают молодежь только относительно своего цветущего простатита. Или климакса. Из зависти.       Услышав эту ремарку, а Тэхен теперь смог услышать столько, сколько не слышал от инспектора Ченга за неделю, развернулся, успев включить чайник.       — Масть. Порода. Экстрерьер. Когда на тебя смотрят как на мясо, невольно, и прошу прощения за это, начинаешь так же оценивать других. — Тэхен поджал губы, которые затем тронула едва заметная улыбка. Мягкая, которую Джин тут же считал, мягко улыбнувшись в ответ. — Простите. Это комплимент. Я таких красивых не видел до этого.       — Вот и спасибо за комплимент. — Джин кивнул, откинувшись на спинку стула, внимательно следя за Тэхеном, который, прижимаясь задом к узкой кухонной столешнице, сменив положение, нечаянно задел макушкой слишком неэргономично висящий шкаф. — Ужасная планировка. Но чего еще ожидать от казенного имущества?       — Я знаю, по мне не скажешь, но я пока справляюсь. — Тэхен решил, что безопаснее будет подпирать спиной холодильник, который довольно заурчал, стоило ему прислониться. Довольно или надрывно.       — Честно сказать, мне пришлось долго упрашивать начальство, чтобы подежурить рядом с вами. — Высокие скулы тронул розовый румянец, который начал переливаться на смятых в уголках виновато улыбающихся губ щечках. — Я знаком с вашим творчеством. Но не хочу, чтобы это к чему-то вас обязывало.       — Давай перейдем на ты? — Тэхен даже бровью не повел. Точнее, повел, заставив помощника инспектора повторно смутиться, но все же не опустить блестящий и прямой взгляд. — Я не гордый, и, честно сказать, успел соскучиться по общению, которое не нужно заносить в протокол. Была бы возможность — дал бы все интервью, на которые меня уже пригласили. Разом. Просто чтобы поговорить.       — Хорошо, как скаже… шь. — Джин кивнул, затем уставившись на спину Тэхена, который принялся раскладывать сублимированный кофейный порошок по чашкам. Он ведь даже не спросил, любил ли кофе Джин. Инспектор любил. Может, все полицейские любят?.. — Суд через три дня, и завтра тебе нужно будет переехать в новую квартиру, где с тобой проведет встречу прокурор и следователь, разъяснив еще раз все твои обязанности и права.       — Если я доживу. — Тэхен усмехнулся. — Это нервное.       — Ты разворошил слишком большое осиное гнездо. — Джин протянул это задумчиво, и услышав в голосе слишком не подходящую его очарованию интонацию, Тэхен повернулся, заметив только, как Джин скривился. — Ненавижу ос, пчел и всех остальных насекомых.       — Боишься? — Тэхен улыбнулся, вновь вернувшись к кофе. — Сахар?       — Без, спасибо. И да, боюсь. Настолько, что рука каждый раз тянется к табельному оружию. В конце концов, это нападение на власть при исполнении…       То, насколько невозмутимо, но при этом серьезно рассуждал Джин заставило Тэхена рассмеяться. Возможно, это была не настолько удачная шутка, но он просто впервые почувствовал, как атмосфера вокруг него хотя бы попыталась стать легче. И скорее всего, Джин пытался ее облегчить. И… Тэхен представил себе бравого полицейского, производящего арест усевшейся на огрызок рисового пирожка осы.       — Я не смеялся тысячу лет. — Тэхен поставил перед Джином чашку, пока он с подозрением прищурился, внимательно его оглядев. Как профессионал.       — Странно, потому что я бы не смог дать тебе больше двадцати пяти…       — Это смешно. — Тэхен широко улыбнулся.       — Теперь я понимаю, насколько ты отчаялся, если готов смеяться над такими шутками. — Джин закатил глаза, затем поднеся к губам чашку. Губы. Тэхен невольно засмотрелся. Красота — это хорошо и субъективно, но он никогда не видел таких чувственных губ. Может, издалека, но так близко… Зависть брала. И желание потрогать. Как он не заметил раньше?.. — Вообще, я не представляю, как тебе тяжело, и просто пытаюсь… Психологи говорят, что любая улыбка, даже через силу, поднимает боевой настрой и прибавляет желание жить. Как и смех. — И Джин опустил задумчивый взгляд в чашку, которую обхватил двумя руками. — Значит, чисто теоретически… Можно улыбнуться себе в зеркало, до этого закрасив зуб, будто его выбили, и посмеяться с этого. Нас учили на уроках по маскировке — главное, чтобы не было повышенного слюноотделения. Хотя… Когда я смотрю на себя… Устоять сложно.       На этот раз Тэхен засмеялся увереннее, потому что в интонации и улыбке Джина появилась самодовольная игривость. Неуместная, неподдельная и какая-то… волшебно непосредственная. Нужная.       — Ты не против, если мы перейдем на диван? — Тэхен посмотрел Джину за спину, затем посмотрев на него.       — Только если ты пообещаешь ко мне не приставать. После той саморекламы, что я сделал. — Джин поднялся, и Тэхен, широко улыбаясь, но при этом поймав себя на мысли, что он мог бы начать приставать (возможно, Джину это было интересно, несмотря на то, что они оба были мужчинами), взял его стул.       — Возьми чашки.       Он направился в гостиную, поставив стул спинкой к кухне, усевшись и сразу заметив, что Джин еще не успел последовать за ним, сдвинувшись только в момент, когда поймал на себе чуть удивленный взгляд.       — Я тебя развлек — теперь ты развлеки меня своей историей. — Джин опустился у противоположного к Тэхену подлокотника, протянув ему чашку.       — А ты ее не знаешь? — Тэхен удивленно округлил глаза, с чего-то решив, что все полицейские, которые работали в центральном отделении полиции, знали его историю.       — Ну, фильм по твоим показаниям еще снять не успели — хотя кое-кому из Голливуда уже не терпится, а читать протоколы мне Ченг запрещает. Потому что я делаю это вслух, с выражением и за пределами участка — люблю читать на свежем воздухе.       Тэхен внимательно смотрел на Джина, который спокойно отвечал на его взгляд. Он не был похож на обычного поклонника — совершенно точно. Тэхен был не на одном фансайне и прекрасно знал, как обычно смотрят на своих кумиров. Не искал в этом почву для самоутверждения, но тем не менее…       — Джин, а сколько тебе лет?       — Ну, началось… — Джин закатил глаза, затем отпив из чашки. — Ты тоже считаешь, что я клоун? И теперь будешь меня отчитывать за то, что мужчины в тридцать себя так не ведут?       — Тоже? — Тэхен с подозрением прищурился, затем улыбнувшись. — Тебе нужно приплачивать за твое… умение разрядить атмосферу.       — Приплачивать? — Джин встрепенулся, потянувшись в карман джинсовки. — Нужно срочно позвонить Ченгу! Потому что он до этого додуматься не успел, сколько бы я не оставлял ему подсказки. — Джин остановил движение, когда заметил на лице Тэхена рассеянную улыбку. — Я, правда, могу выслушать. Не под протокол, не для широкой общественности — только маме похвастаюсь, что говорил со звездой, но пересказывать не буду. — Джин виновато улыбнулся. — Ладно, не слово в слово.       — Я не думаю, что ты хочешь слушать моё нытье, а я… Не умею так искрометно шутить, как ты.       — Я хочу, чтобы тебе стало полегче. — Джин в один момент перестал улыбаться, на глазах Тэхена превратившись в серьезного тридцатилетнего мужчину, с пронизывающим теплой карей серьезностью взглядом. И он сразу стал красивее. Без улыбки, и на очарование теперь намекали только пухлые губы, которые он облизал, а затем закусил. Волновался? — Я наслышан о том, через что тебе пришлось пройти. Как и сколько ты давал показания. Сколько на тебя обрушилось внимания, где далеко не всё было связано с сочувствием. Ненависть. Это тяжело. А если учесть, с каким заявлением ты обратился в полицию… Тебе тяжело. А я выслушаю и забуду. Знаешь, когда приходит облегчение? — Джин мягко улыбнулся, пока Тэхену пришлось позабыть о том, как он до этого успел его повеселить. — Твои мысли и переживания — чемодан без ручки, набитый камнями, который тебе не разрешают оставить. Но ты можешь его раскрыть и показать мне лежащие там и ненужные тебе камни. Уверен, какие-то из них при ближайшем рассмотрении ты захочешь выложить и оставить, решив, что они недостаточно хороши для меня. Так незаметно чемодан станет легче.       — У тебя было повышение квалификации по части оказания психологической поддержки? — Тэхен был сосредоточен и всем своим видом и голосом показывал и давал вслушаться в то, что не шутил.       — У меня есть младший брат, которого я люблю и который склонен к… перепадам настроения. — Джин улыбнулся. — Но я не супергерой: половину, чем он делится, даже не запоминаю, вычленяя суть и улавливая настроение, но здесь главное тебе выложить всё. И оставить до лучших времен.       — Обнимешь меня?       Тэхен мог подумать, прежде чем спросить, но… не мог. Он завидовал его младшему брату, у которого была роскошь пользоваться поддержкой, а не участливым равнодушием. Формальным участием.       — Сначала допей кофе, потому что я не взял с собой сменную одежду, если ты начнешь давиться от слез или смеха.       Джин улыбнулся, как будто в этой просьбе не было ничего такого. Хотя, возможно, в ней не было ничего такого, потому что Тэхен предложил его обнять, а не трахнуть. Второе он бы тоже мог предложить, но теперь явно было не время. Поэтому он в пару глотков осушил свою чашку, скривившись от горечи, а затем ловко поднырнул Джину под бок. Как давно у него не было чего-то такого.       — Я как бездомная собака, которую пинают ногами, хотя она на самом деле отчаянно ищет ласковые руки. — Тэхен умащивался, затем, когда Джин его удобно приобнял, сложил руки на животе, прикрыв глаза. — Хочешь, я обойду в рассказе трагедию?       — Чтобы мы сидели молча? — Голос Джина стал звучать тише и мягче, невольно придавая всей атмосфере чуть больше интимности. Не сексуальной. Близости. Человеческой. — Говори, что считаешь нужным. Но начни с того, как ты решился на такой отчаянно смелый поступок.       — Он был просто отчаянным. И мне… — Тэхен взял паузу. — Повезло, что я оказался не один и сразу нашлись люди, которые приготовились поддержать мои обвинения, однажды столкнувшись с произволом Startrek. Это дает больше шансов в суде, больше доказательной базы, но если я до суда не доживу…       — Доживешь — даже не надейся, что тебе удастся увильнуть от выступления перед присяжными. — Джин ухмыльнулся, и мысль о возможной смерти на мгновение перестала пугать. Она всегда пряталась внутри, но Тэхен ее отгонял. Они были негодяями, но не бандитами. А убить человека… — Убить человека сложно, а в этом случае…       — Если я не явлюсь на заседание без объяснения причин, все те доказательства и улики, что я предоставил, будут вычеркнуты из дела. Это называется подрыв доверия или как-то так. Я должен буду всё подтвердить устно, до этого везде расписавшись.       — А что… — Джин явно сомневался, задавая этот вопрос, но Тэхен решил для себя, что ничего страшного в этом нет.       — Препараты, вызывающие рвоту, мочегонные, стимуляторы и антидепрессанты — стандартная аптечка в фирменных пластиковых контейнерах и без какого-либо даже формального назначения врача. Так в Startrek проявляют заботу к тем самоотверженным артистам, которые ради славы встают на путь самоуничтожения. Плюс я приволок свой контракт, в котором есть всякие нарушающие мои права и трудовой кодекс пункты. И тут я рисковал больше всего, потому что если бы я показал документ и там бы ничего не нашли, я бы всю оставшуюся жизнь работал бы на выплату неустойки — за разглашение условий контракта следует его разрыв, по моей вине, за который я должен платить. Но так как в нем был найден…эээ… состав преступления, как и в моих показаниях, наш контракт был расторгнут автоматически, так как один из его исполнителей находится под следствием. — Тэхен говорил спокойно, успев всё это передумать и переговорить тысячу раз. — Еще я записал несколько разговоров. Самый первый, когда мне только намекали на особый характер продюсерского сотрудничества я пропустил, только охуев, а всё остальное… На самом деле, я сразу начал приносить деньги, поэтому мне удалось избежать этой грязи максимально долго. Зато когда я впервые столкнулся с этим… — Тэхен вдохнул, но не выдохнул, и Джин, будто что-то почувствовав, стал мягко и неторопливо поглаживать его по плечу, не рискуя прерывать мысли. — Думал, что всё это слухи. Ну, видел, как кто-нибудь из дирекции подходил к мальчикам и девочкам после контрольных прослушиваний, и те грустнели, или слишком задумывались. Потом узнал, как работала схема. Тех, кто плелись в хвосте рейтингов, запугивали, что уволят без выходных пособий и лишат даже такой славы, если они не будут сговорчивы. Тем, что были повыше — не пугали, но настойчиво рекомендовали не отказываться от таких возможностей, и если ты отказывался — просто придерживали твои релизы, бессовестно начиная экономить на твоем промоушене и музыке, что логично сказывалось на качестве. Меня спросили. Хочешь ли ты оказаться приглашенным гостем на одной известной западной музыкальной премии? Я ответил, что, разумеется, да, тем более, что мне удалось с последним альбомом задержаться в одном известном западном рейтинге. В предпоследней десятке, но всё же — пятьдесят миллионов прослушиваний.       — Я слышал его. — Джин решил, что это будет уместная вставка. — Он в моем плейлисте.       — Я рад. — Тэхен улыбнулся, подняв на Джина глаза и неожиданно наткнувшись на взгляд, который он тут же увел. — В общем, им понравилось, что у меня есть амбиции. И что я готов встретиться с нужными людьми и провести переговоры. А потом мне рассказали, что это за переговоры и как я должен себя вести. — На лице Тэхена появилась злая улыбка, которая быстро пропала. — Я ведь по мальчикам, о чем агентство знало, и поэтому я был уверен, что… Ну… Если бы ты только знал, как много среди богатых и влиятельных тех, кого возбуждают мужские задницы. Я вот узнал. И отказаться уже не мог, поэтому решил перестраховаться, взяв на свидание таблетки, чтобы в нужный момент вызвать рвоту. А мы ужинали до этого в номере. — Тэхен вновь зло ухмыльнулся. — Если бы я не знал английский, сидели бы молча, а так он что-то балаболил, а сам смотрел на меня… Гадко. Не буду его описывать — я не хотел этого, и этого было достаточно для того, чтобы мне он показался отвратительным, при всей его возможной красоте. И всё бы ничего, если бы, выкатив из номера стол, он не подкатил ко мне с сальным ручищами и… Мне всегда нравились сладкие японочки. — Тэхен сказал это с соответствующей интонацией, невольно слишком сильно сжав сцепленные пальцы. — Я почувствовал себя куском мяса. Если до этого, когда в моих сценических костюмах было всё меньше ткани, я только начал подозревать, что меня выставляют на витрину чтобы показывать, а не давать послушать, то тогда… Это была точка невозврата. Я бы мог блевануть без таблеток, просто посмотрев на него, почувствовав его осторожные руки, которые просто не торопились, даже не думая о том, чтобы быть вежливым или деликатным. До сих пор помню, как он лязгнул ремнем, наклонившись ко мне и шепнув на ушко, что я буду доволен. И я был. Когда спустя мгновение выблевал ему на носки стейк средней прожарки.       — Мне кажется, перфоманс изначально увлекательнее, чем секс, а твой был со спецэффектами. — В голосе Джина не было той звонкой легкости, которая была до этого, когда он шутил — это были шутки, которые прикрывали что-то более злое, и Тэхен, уловив эту эмоцию, почувствовал себя чуть лучше.       — Вывернул всё так, что отравился. Мне даже устроили недельный рехаб, в течение которого я посетил восемь рекламных съемок, в том числе — геля для душа, в которой я мылся и пел. Полуголый. И теперь я понимал, что это… Ну, знаешь, как каталог элитных проституток — выбираешь без палева ту, что по душе, и никто не подкопается — это же рекламный контракт. И последней каплей стало то, что мне после всего случившегося поставили ультиматум. Я опозорил компанию перед серьезным человеком, который согласился оказать мне безвозмездную протекцию, но мне великодушно дали второй шанс. Только теперь я должен буду раздвинуть булки без предварительных ласк в виде ужина и обещаний. Иначе… Ну, думаю, ты понимаешь. Разрыв контракта, огромная неустойка и обвинение в употреблении запрещенных веществ или злоупотреблении алкоголем, чтобы другие агентства не вздумали подбирать меня с помойки.       — Всё так… хуево? — Кажется, Джин был если не шокирован, то на самом деле поражен.       — Распространенная практика. На основании употребления как раз и разрывался контракт — очень удобно. У их адвокатов даже есть готовый перечень препаратов, который не откладывается в волосах и всё такое прочее — никак не проверишь. Как и алкоголизм, если он не с десятилетним стажем — просто систематическое нарушение дисциплины. Скандал с Сынми — это из той оперы. Но она всё признала, потому что компания пообещала, что если обойдется без скандала, неустойку они простят. Даже выплатили что-то, точно не знаю. — Тэхен зевнул. — У тебя удивительная способность. Мне спокойно.       — Тебя просто мало обнимали. — Джин немного напряженно вдохнул и выдохнул.       — Мне и с фанатами общаться свободно не давали. Выходил в соцсети в строго оговоренное и объявленное заранее время, чтобы были достаточные охваты для того, чтобы влепить в эфир все возможные рекламные интеграции. А в прошлом году не дали завести друзей.       — В смысле? — Джин продолжал поглаживать Тэхена по плечу, пока Тэхен упивался его теплом и запахом парфюма. И он показался Тэхену знакомым, по крайней мере, он наверняка стоил кучу денег, судя по тому, как органично сочеталось в нем что-то древесное, цветочное и пряное, не забивая резкой и дурманящей в плохом смысле приторностью, а… окутывая. Тэхен стал невольно вслушиваться в него.       — Я выступал на ежегодном студенческом фестивале и там познакомился с ребятами из Jackbox. Они выступают дуэтом, Чимин и JK — думаю, ты слышал, потому что они успели быстро набрать популярность, после релиза Like crazy. — В голосе Тэхена не было ни намека на зависть или профессиональное, присущее только тем, кто не научился честно конкурировать, презрение. — Когда компания заметила мою активность, они сразу дали понять, что с моим уровнем популярности наше общение будет их бесплатно пиарить. Упущенная выгода. Это главное, о чем заботится Startrek — не упустить возможность заработать. И они выкатили компании Jackbox коммерческое предложение о сотрудничестве — надеюсь, те покрутили им у виска, но в любом случае наше общение сошло на нет. И так во всем. Единственное, что мне иногда позволялось — снять сексуальное напряжение, которого во мне было много и которое мне не хотелось никогда выплескивать на сцене, чего от меня очень ждали. Менеджер устраивал мне тайные случки. Потрахаться из жалости и по безысходности с кем-то, кто дал обещание хранить твои тайны, от чего у тебя должен был встать, потому что это главное для компании. Это всё было скорее жалко, и в такие моменты я себя больше жалел, чем реально что-то выплескивал или что-то получал.       — Наверное, слово масть ты слышал от своего менеджера или кого-то вышестоящего, потому что так обычно относятся к…       — Не говори. Я и сам всё знаю и прекрасно понимаю, и лишний раз не хочу в это погружаться. — Тэхен зевнул, затем повернувшись к Джину. — Ты еще красивее, когда такой суровый. Успел проникнуться моей историей? Зря. Ничего выдающегося. Я даже героем себя почувствовать не могу, потому что решился на это разоблачение не для того, чтобы помочь всем тем, кто продолжает страдать по контрактам и без каких-либо реальных гарантий на успех — а просто так. Серьезно. Сорвался. Злость, обида, и вот я уже в полиции. Странно, что они не послали меня, а выслушали и всё записали, и даже дело завели, которое…       — Даже довели до суда. — Джин улыбнулся. — Так работают законы, которые создавались для того, чтобы защищать права тех, кто их соблюдает. И здесь всё равно, о чем ты думал, когда шел в полицию — главное, итог.       — Почему мне хочется спать? — Тэхен прикрыл глаза, почувствовав у своего уха неторопливое и теплое дыхание, которое единственное теперь озвучивало взятую Джином паузу.       — Потому что я добавил в твой кофе немного снотворного.       Тэхен, успев подумать лишь мгновение, тут же вскочил, отпрянув к другому концу дивана, ощущая, что держать глаза открытыми становилось все сложнее. Как будто от этого отчаянно рывка, вещество внутри него стало действовать быстрее.       — Не волнуйся. — Джин улыбался. — Это будет не больно, обещаю.       — Что… — Мозг отказывался соображать, и Тэхен уронил голову, которую Джин поднял, ласково прихватив его двумя пальцами за подбородок.       — Ты перешел дорогу большим людям, а большие люди очень часто бывают обидчивы. Ты же не думал, что всё это пройдет без последствий? Долго сбегал, но, наконец, добегался. — Голос звучал мягко, но даже уже почти полностью одурманенный насильственным сном организм успел выделить адреналин, который неуверенно заторопил сердце.       — Пожалуйста… — Тэхен не мог говорить, запрокинув голову и пытаясь подышать. Как будто ему заткнули нос, чтобы он не мог вдохнуть в себя свежий воздух и выдохнуть этот дурман, который...       — Ты хороший парень, Тэхен. Просто тебе не повезло.       Это было последнее, что смог услышать хороший парень, повалившись вперед. И Джин, уверенно взяв его за плечи, приподнял, затем по очереди оттянув веки, чтобы проверить глаза. Тэхен крепко спал, и убедившись в этом, Джин поднялся, направившись к двери.       — Ким, там пока всё чисто, но хуй знает, как будет дальше. — Мужчина, который как будто всё это время дежурил у двери, огляделся. — Та полиция сладко спит.       — Отлично. — Он всучил ему в руки нагрудный значок. — Верни всё на место. И не забудь закрыть хорошенько дверь, когда будем уходить. — Джин жестом пригласил мужчину войти. — Машину уже подали?       — Да, но Хёка оставили на главном входе, чтобы ждал подвох. Мы как его… — Мужчина осмотрел лежащее на диване сонное тело.       — Как тебе удобно, малыш. — Джин достал телефон, затем приложив его к уху. — Мы выходим.       Прозвучавший в голосе лед слишком плохо сочетался с еще не успевшим остыть в воздухе мягким и ласковым утешением, в котором до этого раздавался смех Тэхена, который теперь даже представить себе не мог и мысленно подготовиться к тому, что его ждало.       — Развлек его? — Мужчина усмехнулся, примеряясь к бессознательному телу. — Парень, наверняка, голодный после всех своих контрактов — мог бы его порадовать перед тем, как…       — Не отвлекайся. И следи, чтобы он не ударился головой, а я пока проверю базу.       Джин первым вышел из квартиры, направившись в соседнюю дверь, где уже была какая-то суета. С одной стороны, это было удобно, что на этаже располагалось только две квартиры — легче было контролировать это пространство, потому что любое проникновение на этот этаж можно было считать подозрительным и адекватно реагировать без оглядки на то, что может пострадать невиновный. Но с другой — теперь у них не было никаких препятствий к тому, чтобы транспортировать того, кого нужно было защитить, туда, где защита ему уже не понадобится. Палка о двух концах.       — Сколько они еще будут в отключке? — Джин посмотрел на аккуратно сложенных в углу маленькой гостиной полицейских, которые очаровательно, пусть и недобровольно сложили друг на друга мирно сопящие головы.       — Часа полтора. Затем состояние тяжелого похмелья. — Молодой человек, хмурясь, захлопнул лэптоп, отодвинувшись от стола. — Бурную деятельность смогут начать не раньше чем через два часа.       — Этого хватит. — Джин еще раз огляделся. — Сначала выходим мы. Ты за Хёком. Если будут проблемы — уводи от места и разбирайся по ситуации. Только чисто.       — Обижаешь, Ким. — Парень добродушно улыбнулся, пожав плечами, затем схватившись за сумку и достав из кармана телефон. — Готовность?       — Пять минут.       Джин вышел, заметив, что его подручный уже успел взять жертву на руки и теперь нетерпеливо ожидал дальнейших указаний. Внутри неприятно кольнуло. Наверное, верх цинизма совершать такое после того, как человек перед тобой раскрылся, выложив всё то, что, возможно, не хотел никому показывать. Наверное, можно было бы решить всё это как-то по-другому, но Джин не мог отступить от правил игры. И теперь только перекинул безжизненно повисшие руки за спину мужчины, чтобы придать этой картине больше реализма, если вдруг их кто-то успеет засечь.       — Вниз.

* * *

      От отсутствия звуков закладывало уши, но потом раздавшийся где-то поблизости шорох, как будто кто-то махнул пиджаком по собственной коленке, пронзил ватные мозги. Ватные мозги. Ощущение, что он превратился в реального плюшевого медведя, правда, с головной болью, которая сразу же начала настойчиво отговаривать его от того, чтобы открыть глаза. Как будто маленький молоточек, простукивающий твою черепушку, чтобы найти уязвимые места. И жгло руки, которыми он не мог подвигать, как будто на запястья надели колючие раскаленные обручи. Может, просто затекло? А что…       Тэхен открыл глаза, не сразу поняв, что находился в незнакомой ему обстановке. Мягкий, приглушенный электрический свет, создающий комфортный для его глаз интимный полумрак, чисто отштукатуренные стены. Он явно лежал на кровати, потому что смог зацепить взглядом деревянное изножье, затем только обратив внимание на того, кто сидел рядом, на стуле.       — Понимаю, ты привык к большей роскоши, но обещаю, ты не пробудешь здесь долго.       Тэхен резко дернулся, озаренный в один момент пришедшими в голову воспоминаниями. Его похитили! Да?..       — Джин.       Во рту пересохло, и Тэхен буквально ощутил, как медленно и неохотно разлепились его губы, пока язык отказывался ворочаться.       — Так, минуту.       Фигура, которую Тэхен теперь узнавал только по голосу, метнулась куда-то тенью, затем опустившись на кровать.       — Глотай.       Руки в мягких кожаных перчатках подцепили подбородок, повернув и приподняв голову, затем приставив к губам холодное горлышко бутылки. Тэхен сделал пару жадных глотков, не ощутив при этом никакого облегчения. Как будто его рот моментально впитывал в себя всю влагу, требуя еще, в то время как извилины в его мозгах вновь как будто начали выпрямляться, лишая его возможности соображать.       — Побочный эффект от препарата. Ты спал семнадцать часов, и в какой-то момент, я подумал, что моя работа уже завершена. — Голос звучал ласково и спокойно, и Тэхен почему-то до сих пор не мог поверить, что находился в опасности. Даже связанные за спиной руки… — Я могу развязать тебя. Хочешь?       — Зачем… — Слова до сих пор неохотно покидали голову, пока Тэхен пытался всмотреться в лицо Джина. Он его знал, совершенно точно.       — Предупреждаю сразу — любое сопротивление с твоей стороны будет жестоко пресекаться. Первое — не так жестоко, но выбитым зубом и синяком под глазом ты вряд ли ограничишься. — Джин, как будто вдруг о чем-то задумавшись, взял паузу. — Вообще, чем тише и спокойнее ты будешь, тем безболезненнее ты умрешь. А умереть тебе так и так придется, это не моя прихоть и не в моей власти. — Джин поднялся, пока Тэхен судорожно, но при этом растерянно пытался собрать в кучу мысли, которые разбегались от него, как попавшие в свет лампочки тараканы. Не мог поверить. Не мог осознать, потому что сознание не могло принять тот факт, что… он должен умереть? А теперь должен бояться? Либо это было остаточное действие препарата, либо… Защитная реакция организма, потому что он не был готов... Умереть. Это слово отдавалось в голове каким-то странным гулом, который затем стал сопровождать всё, что попадало в его уши. — При лучшем раскладе — вообще ничего не почувствуешь. При худшем — я устрою тебе увлекательно-кровавый аттракцион, продемонстрировав все свои таланты. — Джин, что поправив на полу у изножья кровати, встал рядом с Тэхеном, сцепив перед собой руки. — Всё, что мне было сказано по поводу тебя — спустя три дня ты должен оказаться мертвым, потому что очень обидел хороших людей. Ко мне обратились, потому что я известный выдумщик и совсем не боюсь вида крови, и при этом у меня есть верная команда, согласная пуститься со мной в любую преступную авантюру. Я энтузиаст. — Джин внезапно присел на корточки, и Тэхен смог увидеть его лицо. Спокойное, красивое, с багрово-синим синяком вокруг неглубокой ссадины, которая располагалась на лбу и отчасти скрывалась будто стыдливо прикрывающей ее темной шелковой челкой. — Мне жаль тебя, правда. Ты просто оказался жертвой обстоятельств. — Джин, быстро встав, перевернул Тэхена к себе спиной, достав из кармана что-то и одним движением освободив ноющие запястья, которые Тэхен тут же попытался размять.       Он пытался понять, осмыслить, а потом рука в перчатке грубо схватила его за волосы, оттянув назад голову, и то, что до этого сковывало его руки, мучительно жестким жгутом обернулось вокруг шеи, царапая кожу. Тэхен рефлекторно открыл рот, уже готовясь к нехватке кислорода, а Джин тем временем приблизился к его лицу, всё так же спокойно улыбаясь.       — Не хочу, чтобы между нами были недопонимания. Не принимай заботу на свой счет — ты не дома, Ким Тэхен. — Губы поджались, как будто Джин расстраивался по этому поводу, затем продолжив… загробным шепотом. Тэхен пытался его расслышать, борясь с ощущением, что тонул в воде, которая уже заложила его уши, нос и угрожала вымыть из головы мозги. Глаза сами закатились, и прежде чем повалиться на спину, он успел расслышать. — Ты в аду. Добро пожаловать.