Оазис

Это было мучительно. Изматывающе. Неправильно. Он, рожденный богом, стал уязвим, как смертный. Стал почти человеком. Анубис сжимает зубы и кулаки, зло щурит глаза. Убеждать самого себя в том, что все вернется на круги своя, как только он приведет Осирису аментет и сына фараона, оказывается бессмысленной затеей. Анубис ощущает, как низменная злость, как волна проклятого песка, захлестывает его, не давая дышать. Осознает, что это недостойное чувство, и что он ничего не может с этим поделать. И оттого злится еще сильнее. Он идет последним, загребая сандалиями обжигающий песок. Как он позволил этим грешникам убедить себя стать частью их пропащей компании? — мелькает в голове запоздалая мысль, разбивая круговерть навязчивых раздумий о собственной слабости. Впереди свободно и уверенно вышагивает Сет (Анубис невольно засматривается на то, как легко опальный бог ступает по песку. Ему самому хочется идти также, а не брести, увязая в раскаленных барханах). За Сетом семенит аментет, с которой началась вся эта путаница. Веса в этой девчонке мало, зыбкая пустыня держит ее легко, не мешая идти (или это чертов Сет постарался?). Вор — Анубис кривится — идет спокойно, явно привычный к долгим прогулкам в любых условиях. Сыну Хафура путь дается сложнее. Этот хоть и старается не подавать виду, но взмокшие виски и чуть сбитое дыхание выдают его с головой. Грешники. Только был ли у него выбор? Он понимает, что творится что-то странное, что он сам стал частью чьей-то игры. Но как бороться с тенью на песке, ускользающей вместе с осыпающимися песчинками? У Анубиса голова идет кругом от слепящего белого песка и безжалостного солнца — он, как и Кейфл, не привык к такому. Только слабость сына фараона вполне естественна, а Анубис… — Скоро будет оазис, — вклинивается в шорох песка спокойный голос Сета. — Переждем зной и продолжим путь вечером. Анубис давит раздраженный вздох. Из всех них низвергнутому богу путь дается легче всех, это не добавляет хорошего настроения, в очередной раз напоминая о собственной слабости. Но неприятные мысли ненадолго оставляют его, стоит оказаться в тени обещанного оазиса. Здесь бьет родник из куска породы, образуя неглубокое, но прохладное озерцо. От солнца его укрывают раскидистые пальмы, берега поросли жесткой яркой травой. Анубис опускается у воды и умывает лицо. После невыносимого зноя пустыни даже такая мелочь приносит едва ли не блаженство. Его короткий покой нарушает неприятное ощущение. Слабое жжение, на которое бог не обращал внимания в пути, дает о себе знать. Оно словно медленно нарастает, как будто под кожей пробегают всполохи огня. Анубис ведет плечами и чувствует, как стягивает кожу, а жжение отдается волной слабой боли. Что это? Такого раньше никогда не было. Он осматривает свою руку, касается пальцами покрасневшей кожи. Проделки Сета? Или его успели чем-то отравить? — Н-да, племянничек, — о, помяни заразу… — стоило припасти тебе накидку. Насмешливо тянет предатель, вольготно устраиваясь на траве рядом. Анубис подмечает, что, несмотря на расслабленный вид, Сет держит дистанцию, которая позволит ему среагировать, реши племянник развязать драку. — Что со мной? — Анубис хмуро смотрит в ответ. — Это ты сделал? Отвечай! — Помилуй! — Сет заливисто хохочет, чем злит племянника еще сильнее. — Это солнце. — Солнце? — наверное, сбитый с толку он выглядит невероятно нелепо, потому что бог пустыни хватается за живот от смеха. — Эх, племянничек, тяжело тебе придется, раз даже такие простые мелочи ставят тебя в тупик, — Сет вытирает выступившие от смеха слезы и садится, в темно-карих с отблесками глазах плещется веселье. — Твоя божественная сила больше не защищает тебя от тягот жизни смертного. А они, как помнишь, очень хрупки. Даже солнце может причинить им боль, если вовремя не укрыться от него. С тобой случилось тоже самое. Анубис опускает глаза на руки. Кожа пылает так, словно к ней приложили раскаленный тавр, местами начинают набухать белые волдыри. — Что люди с этим делают? — подавив порыв швырнуть в насмешника чем-нибудь, через силу спрашивает он. — О, неужто мой божественный племянник просит помощи? — Сет вскидывает бровь, и Анубис, не выдержав, тихо рычит, угрожающе приподнимаясь. Опальный бог ухмыляется, но поднимает руки в примирительном жесте. — Ладно-ладно, я шучу. От таких ожогов люди используют мазь, думаю, в сумке у нашего вора найдется нужная, — Сет легко поднимается и скрывается за пальмой, но напоследок добавляет, обернувшись. — А еще тебе не помешало бы остыть. Анубис кривится от того, как предупреждающе-насмешливо и двусмысленно прозвучала эта фраза. Раньше ему было по силам совладать с дядей, теперь, пожалуй, все козыри в руках у Сета. Но этой фразой бог пустыни не только указал на очевидное. Анубис с сомнением смотрит на спокойную прозрачную воду. Интуиция подсказывает, что окунуться действительно хорошая идея. От воды едва ощутимо тянет прохладой, на поверхности покачиваются лотосы. Он стягивает сандалии и прикрывает глаза, ступая босыми ногами на траву. Ощущение такое странное и новое, что заставляет его замереть, прислушиваясь к себе. Оттого возвращение Сетка оказывается непростительно незамеченным. Ловкая подсечка сбивает с ног, и Анубис, инстинктивно сгруппировавшись, совсем не божественно с головой плюхается в воду. Обволакивающая прохлада ошеломляет, неловко барахтаясь, он поднимается на ноги, готовый как минимум утопить проклятого Сета в этой же луже, оказавшейся у берега на удивление глубокой. Но вынырнув, сталкивается с насмешливыми темно-карими глазами. Он уже не припомнит, когда в последний раз так близко оказывался с ним лицом к лицу, открыто глядя глаза в глаза. Наверное поэтому Анубис вновь замирает, вместо того, чтобы исполнить только что родившийся план. Сет смотрит прямо, стоя по пояс в воде рядом. Смотрит без злобы и ехидства, с мягкой смешинкой. Слишком тепло, слишком добро. По-родному, как когда-то очень-очень давно. Анубис успел забыть этот взгляд за века раздора. Сейчас от вида такого Сета становится больно. А тот, словно уловив смену настроения племянника, вдруг становится задумчивым и тянется рукой к волосам Анубиса, снимая с мокрых прядей приставший лотос. Крутит цветок в пальцах, рассматривая, а затем мягко ведет им по скуле потерявшего силы растерянного бога. Заправляет за ухо и усмехается, отступая. — Все-таки лотосы тебе не идут! Сет смеется, наблюдая, как удивление в зеленых глазах сменяется возмущением. — Ты!!! — Анубис чуть не поскальзывается на илистом дне, пытаясь ухватить насмешника. Но Сет легко отскакивает, выбираясь на берег, и кидает в руки племяннику какую-то баночку. — Я принес мазь, как накупаешься, скажи — так и быть, помогу натереть спину! — и со смехом скрывается за широкими листьями.