Искупление

      Душа Лань Сичэня — пустая комната с валяющимися повсюду осколками треснутого зеркала. Каждый острый фрагмент — отдельное воспоминание, которое режет живое сердце больнее ножа, и нет никаких сил уже с этим бороться. Часто заклинатель и вовсе думает о том, что он должен был умереть с Цзинь Гуанъяо. Хотя нет, неверно. Вместе с Мэн Яо. Прямо там, в одном гробу с двумя своими назваными братьями. Причин жить заклинатель не находил, как бы не пытался. Ордену нужен глава? Лань Хуань не сможет после всего случившегося взять на свои плечи столь большую ответственность, да и дядя справляется куда лучше. Если же вдруг Лань Цижэню потребуется помощь — есть Ванцзи. Лань Чжань… Он наверняка больше подходит на роль главы ордена. Если бы брат улыбался кому-то, кроме Вэй Ина, то адепты наверняка уважали бы его больше, чем Цзэу-Цзюня. Умный, справедливый, хладнокровный и очень-очень сильный. Пожалуй, он — единственное, что держит Сичэня в этом потерявшем краски мире.       Лань Хуань давно перестал нормально спать, отбросив правила Облачных Глубин. О каком режиме сна идет речь, когда, закрыв глаза, он вновь и вновь видит смерть названого брата? Кошмары следуют за ним по пятам. Есть ещё кое-что, в чем заклинатель признаться боится даже сам себе: ему повсюду мерещится чужая улыбка с ямочками. Всего у Мэн Яо было три типа улыбок: первый предназначался тем, кого можно использовать, второй — тем, от кого можно избавиться, а третий тип — неподдельная теплая улыбка, посвященная лишь Сичэню. Был ли младший названый брат настоящим хоть когда-то, был ли искренним? Даже если нет, заклинатель Гусу Лань всегда слепо верил ему, потому что иначе не мог. А как, если этот человек буквально спас когда-то его, продрогшего и разбитого, совсем одного? Никого тогда рядом не было, лишь тепло А-Яо и утешающие слова: «Ты не виноват, все будет хорошо».       Воспоминания-воспоминания-воспоминания… Как же хочется просто скомкать их всех, словно старинный пергамент, а затем сжечь раз и навсегда. Цзэу-Цзюнь, один из сильнейших заклинателей своего поколения, не справляется с такой, казалось бы, смехотворной мелочью, как терзающие душу воспоминания. Он даже не помнит, когда последний раз нормально разговаривал с людьми: скрывшись от всего мира в холодном маленьком доме на краю забытого всеми поселения, Лань Хуань остался совсем один. Сначала, только покинув облачные глубины, ему казалось, что несколько месяцев уединения и медитаций помогут восстановить давно позабытое душевное равновесие. Не помогло. Прошло уже более трёх лет, а становилось лишь хуже и хуже. Сичэнь уже давно перестал нормально питаться, вокруг него царил беспорядок, а под глазами залегли синяки от бессонных ночей. Он не справлялся.       Никто не навещал Цзэу-Цзюня. Даже когда заклинатель перестал отвечать на письма, когда полностью оборвал связи со всеми. Единственным, кому он отвечал, был Ванцзи, хотя даже с ним они толком и не общались: раз в полгода Хуань отправлял ответное письмо, в котором коротко и ясно красовалась фраза «Я в порядке», ничего более. Он не в порядке, но никто не должен об этом знать.       Спустя еще год Лань Сичэнь чувствует, словно сходит с ума. Видения стали неотъемлемой частью его жизни, так он хотя бы не чувствует себя одиноко, однако слышать, как А-Яо обвиняет его в собственной смерти, безумно больно, а по ночам чувствовать на себе взгляд разлагающегося тела, притаившегося в углу, — страшно. Заклинатель повсюду видит эти когда-то родные глаза, что теперь постоянно наблюдают за ним. Ничего уже не помогает, духовная энергия гаснет, а еду он и вовсе давно перестал приобретать на рынке в деревушке. Душа Цзэу-цзюня давно разбита на осколки, он должен был умереть уже давно, так зачем же ему существовать и тратить ресурсы, которые могут использовать более полезные люди? Не может убить себя, хоть чужой фантом с фальшивой улыбкой постоянно ядовитым голосом твердит: «Братцу нужно убить себя и воссоединиться с нами». Мэн Яо, он… Не стал бы так говорить. Он не делал лично Сичэню зла, никогда не причинял тому боль осознанно. И все это разрывает и так израненную душу на мелкие куски.

***

      Еще один бессмысленный день — Лань Хуань уже давно позабыл их последовательность, все смешалось в одно целое грязное пятно, как вдруг снаружи послышался стук. Заклинатель равнодушно продолжил лежать на ледяном полу, слушая обманчиво ласковый голос своего личного фантома, А-Яо, который продолжал обвинять в смерти.       — Брат, ты там? — послышался встревоженный голос Ванцзи. Как же давно Сичэнь не слышал его… «Он пришел добить тебя, ведь живой ты никому не нужен, а мертвым я буду ждать тебя», — настойчиво твердил фантом.       Не получив ответ в течение долгого времени, Ванцзи с силой распахнул дверь. Взору его предстала жуткая картина: некогда один из сильнейших заклинателей лежал на холодном полу, одежды его давно перепачкались в грязи, крови и слезах, а пустой взгляд все еще был направлен в потолок: Сичэнь явно не осознавал, где реальность, а где вымысел. Кое-как пройдя сквозь разбросанные всюду сломанные вещи, Лань Чжань присел рядом с братом. Он даже не мог подобрать слов, будучи не до конца уверенным, что этот человек в принципе отреагирует. Аккуратно подхватив того под шеей и лопатками, Ванцзи приподнял заклинателя, уложив голову того себе на колени. Лишь после этого взгляд второго стал напоминать взор живого человека.       — Брат? Это правда ты? — бесцветным голосом спросил Хуань, ладонью чуть ощупав чужие руки. Теплые, живые. Это не очередная иллюзия. — Что ты здесь забыл?       — Лань Цижэнь сообщил, что не получал вестей от тебя уже более года, а потом отправил меня разобраться с этим.       «Разобраться. Он убьет тебя. Он ненавидит тебя за то, что ты такой никчемный брат. Слабый, бесполезный, сломанный. Тебя давно нужно выбросить, ничтожество», — твердил фантом, усевшийся рядом с Ванцзи.       — Уйди прочь! — устало и вместе с тем яростно воскликнул Первый Нефрит клана Лань, устремив свой взгляд на «Гуанъяо». Лань Чжань проследил за направлением глаз того и обнаружил лишь пустоту, после вновь неуверенно взглянув на брата.       — Сичэнь? — озадаченно произнес он, ожидая хотя бы какое-то объяснение, однако в ответ на это заклинатель на его коленях лишь резко поднялся на ноги, непонятным безумным взглядом окинув гостя.       — Ванцзи, тебе здесь не место. Живым не место в царстве мертвых, — отчего-то яростно выпалил Лань Хуань.       — Но ведь ты жив, брат, так почему же ты причисляешь себя к мертвым?       «Тебе надо было умереть. Сдохни. Просто умри уже наконец, бесполезный ты мусор», — фантом смеялся.       — Я уже почти что мертв, Ванцзи, мне нет смысла жить, — игнорируя свои галлюцинации, попытался донести мысль Сичэнь, на что Лань Чжань лишь резко подошел к брату и бережно ударил того по нужным точкам на теле. Старший потерял сознание и упал в беспамятство.

***

      Вокруг голоса, речь их разобрать Лань Хуань не в силах. Он давно уже вслушивается в то, что говорят голоса в его же голове. Какой от этого толк?       — Что с ним? — послышался смутно знакомый голос.       — Извините, Хангуан-Цзюнь, но утверждать наверняка я пока что не могу… Его золотое ядро сильно повреждено, но не внешними силами, а им самим. Духовные силы в его теле почти отсутствуют, и, что самое страшное, он сам намеренно довел себя до такого состояния.       «Цзэу-цзюнь, почему ты все ещё жив? Ты должен был умереть», — фантом зол. Сичэнь почти что ощущает руки галлюцинации на своей шее и почти что задыхается от того, с какой ненавистью говорит Гуанъяо. Его А-Яо никогда не обратился бы к нему столь грубо.       Открывать глаза не хочется, но убедиться в догадках нужно. Ванцзи сразу же подходит к Сичэню, садясь на край кровати того. Рядом находятся целительница из клана Лань и Вэй Ин в теле Мо Сюаньюя.       — Цзэу-цзюнь, как Вы себя чувствуете? — взволнованно спрашивает девушка в белом, поклонившись первому Нефриту клана Лань. Он молчит.       «Боишься сказать, как тебе плохо, какой ты жалкий на самом деле? Слабый, ничтожный».       — Все в порядке.       — Ваше золотое ядро едва работает, как Вы можете быть в порядке?       — Оставьте меня в покое.       «Неужто вечном?» — смеется фантом. Сичэнь зажмуривает глаза и отворачивается. В голове со всех сторон громко раздается голос: «Ты не сбежишь от меня».       — Цзэу-цзюнь, мне поведали, что Вы видите что-то, чего нет. Либо кого-то… Кто же наведывается к Вам?       Долгое молчание, не прерываемое никем.       — Неужто это Ляньфан-цзунь? — в своей привычной уверенной манере произносит Вэй Ин, на что получает неодобрительный взгляд Ванцзи и слегка напуганный взгляд Первого Нефрита.       — Не имеет значения. Оставьте меня. Забудьте о моем существовании. Пожалуйста, — опустевшим голосом произнес Сичэнь, отвернувшись от присутствующих.       — Лань Чжань и дева Лань, можно я обсужу кое-что с господином наедине? — уже более серьезным тоном спросил Вэй Усянь. Спустя пару мгновений упомянутые люди покинули комнату, а темный заклинатель подошел к Лань Хуаню.       — Они мучают Вас, да? Воспоминания. Не дают покоя и уничтожают изнутри, тянут за собой… Я понимаю, каково Вам. Вы скучаете по тому, кому доверяли и кого пришлось убить собственными руками. А что, если я скажу, что его душу можно вернуть? Примерно так же, как вернули мою. Я долго думал о том, заслуживает ли этот паршивец прощения, но так и не нашел положительного ответа. Однако и Вы не заслуживаете таких душевных терзаний. Вам и Мэн Яо, будь он неладен, в любом случае стоило бы поговорить. И пусть Не Хуайсан наверняка разозлится на меня за кражу книги с подобными техниками, Вы — брат моего близкого человека, а потому я готов Вам помочь. Ну так что?       — Я и так вижу его. Каждый день, каждую минуту. Даже сейчас он здесь. Стоит позади вас и улыбается, — едва слышно произнес Сичэнь, взглянув куда-то за спину Вэй Усяня, а после улыбнувшись. Улыбка его выглядела настолько болезненно, что смотреть на нее не хотелось от слова совсем.       — Хотите увидеть его настоящего и поговорить с ним по-человечески?       Цзэу-цзюнь замолк на какое-то время, отвернувшись. Вэй Ину начало казаться, что ответ он не получит, как вдруг раздалось едва слышимое «Да».       — Хорошо, тогда отыщите меня, когда поправитесь, и мы вместе попробуем призвать этого паршивца, — произнес темный заклинатель и, получив в ответ кивок, ушел.

***

      Обряд, предложенный Вэй Ином, не сработал. Лань Хуаню становилось хуже: вина с примесью боли и отчаяния от безысходности следовала за ним по пятам, безжалостно сжигая на своем пути все прочее. Ванцзи, вопреки своей молчаливости, даже предпринимал попытки поговорить с братом, однако едва ли когда-то вечно спокойный Первый Нефрит мог мыслить разумно: слова его порой противоречили друг другу, а на чужие замечания об ухудшении состояния заклинатель лишь вежливо улыбался и утверждал, что все в порядке.       Все в порядке, он всего лишь потерял близкого человека и начал сходить с ума из-за такого пустяка.       Даже фантом почти не тревожил, оставались лишь голоса в голове. Это было хуже, ведь даже призрачный голос А-Яо больше не раздавался повсюду — Сичэнь боялся, что забудет, как он звучал. Дни безжалостно сливались в один сплошной кошмар, и теперь заклинателю как никогда раньше хотелось одного — умереть, как ему и было положено. Последняя надежда безвозвратно рассыпалась по ветру тогда, когда Вэй Усянь случайно проговорился о том, что ничего у него не вышло. Решение сделать задуманное раньше было принято по причине того, что Первому Нефриту лучше не становилось, а в итоге темный заклинатель лишь усугубил ситуацию.       С момента своего провала Вэй Ин усердно изучал литературу, которую когда-то хотел использовать Сюэ Ян при воскрешении Сяо Синчэня. Спустя столько ошибок и вредящих другим действий «Старейшине Илина», как его именовал чуть ли не весь проклятый заклинательский мир, хотелось сделать хоть что-то для помощи тому человеку, который в прошлом был один из немногих, кто оставался на его стороне. Именно это желание быть полезным заставило Вэй Усяня сутками читать книги о воскрешении душ, лишь изредка прерываясь на теплые объятия Ванцзи. Тот все понимал, а потому лишь молча присутствовал рядом, заботясь о любимом человеке, пока тот не мог позаботиться о себе сам.

***

      Спустя пару месяцев Вэй Ину удалось провести обряд воскрешения, и лишь один Лань Чжань знает, каких усилий это стоило, однако теперь когда-то мертвое тело Цзинь Гуанъяо неподвижно лежало на траве в центре круга, выведенного кровью, а грудная клетка его медленно вздымалась, обозначая дыхание.       — И почему только из-за этого мерзкого человека твой брат так переживает… Будто столь порочный заклинатель хоть чего-то стоит. Да этот ублюдок же и взгляда кого-то уровня Лань Сичэня недостоин! — убирая последствия проведенного обряда и после очищая руки от крови, произнес Вэй Усянь, не сдерживая ругательств.       — Вэй Ин, — строго позвал его Ванцзи, чуть хмурясь и встречаясь своим взглядом с чужим. Темный заклинатель о чем-то задумался, после закатив глаза.       — Ну конечно, Лань Чжань, как я мог забыть, ты же тоже пошел за таким ужасным мной, опорочив свою кристально чистую репутацию, — сложив руки на груди, Вэй Усянь чуть наклонил голову, продолжая сверлить взглядом человека напротив. Ванцзи же лишь тяжело вздохнул и медленно подошел, обняв Вэй Ина.       — Ты устал. Пойдем отдыхать.

***

      Лань Хуань перестал различать грань сна и реальности, почти что не реагируя на чужие слова и прикосновения, отказываясь от лекарств. Он чувствовал себя живым трупом, который почему-то продолжал дышать. Почему Сичэнь вообще должен продолжать существовать? Почему его не могут оставить в покое? Почему заставляют находиться на этом свете тогда, когда он давно потерял желание быть здесь? Все его существование скатилось в сны о прошлом, изредка прерываемые кем-то извне, аккуратно вытирающим эти жалкие кристальные дорожки слез на щеках когда-то могучего заклинателя. Кем он стал, потеряв смысл, разочаровавшись во всем проклятом мире? Зачем существовать тогда, когда никакой цели уже не осталось? Зачем ему жить тогда, когда он даже близкого человека спасти не мог? Спасти от собственных рук.       В один из дней, превратившихся в сплошной кошмар, до заклинателя долго и настойчиво пытались достучаться. Это начало мешать, а потому он все же медленно приоткрыл глаза, устремив размытый взор в потолок и пытаясь понять чужую речь. Удалось это далеко не с первого раза, однако узнав в говорящем Ванцзи и услышав просьбу как-то отреагировать, если его слушают, Лань Хуань все-таки медленно исполнил просьбу брата и кивнул.       — Вэй Ин, он… Смог воскресить Цзинь Гуанъяо, — коротко сообщил Лань Чжань, надеясь разглядеть в лице брата какую-то положительную реакцию на услышанное, однако тот лишь хрипло рассмеялся. Смех его напоминал дребезжание поврежденного гуциня, который после поломки почему-то продолжал пытаться издать звук.       — Это самая лучшая галлюцинация из всех, которые мучили меня, спасибо. Я не хочу возвращаться в реальность, где это невозможно, — на грани слышимости проговорил Сичэнь. Ванцзи не мог без боли в душе видеть брата таким разбитым.       — Это реальность, ему и правда удалось это сделать. Нам следовало бы дождаться, пока ты придешь в норму, но вряд ли это произойдет в скором времени, поэтому на днях ты сможешь увидеть его. В данный момент он находится в доме в соседней деревне и не без помощи Вэй И… Усяня приходит в себя, — с едва заметной улыбкой произнес Лань Чжань, наблюдая за тем, как Цзэу-цзюнь резко обратил на него свой взор, который вполне походил на что-то осознанное.       — Могу ли я увидеться с ним? — медленно произнес заклинатель, приподнимаясь на дрожащих руках. Ванцзи коротко кивнул, однако тут же сделал уточнение:       — Брат, тебе стоит принять лекарства, чтоб твое состояние хоть немного пришло в норму. Завтра же мы устроим вам встречу, — чуть строго произнес он. В ответ Сичэнь одними губами беззвучно произнес «спасибо», на лице его появилась слабая измученная улыбка.

***

      Возрождаться было непривычно, если вообще можно так выразиться. Собственное тело ощущалось, как какой-то брошенный неуклюжий камень, а единственная уцелевшая рука при попытке сделать хоть что-то неумолимо дрожала; Гуанъяо словно учился жить заново. С самого начала ему весьма грубо сообщили то, что здесь он лишь ради того, чтобы спасти Сичэня. В подробности бывшего главу ордена Цзинь посвятили лишь спустя пару часов, когда тот до конца осознал то, что теперь его душа вновь имеет тело. На этот раз смертное: духовными силами, как и золотым ядром, Мэн Яо больше не обладал. Это было мерой предосторожности, продуманной Вэй Ином. Темный заклинатель едва ли желал задерживаться близь Цзинь Гуанъяо, однако все-таки он чувствовал, что должен это сделать, чтобы отдать бывшего заклинателя в руки брата Ванцзи, искупив этим хотя бы парочку своих грехов.       Ближе к ночи Вэй Усянь позволил воскрешенному увидеться с названым братом, хоть это слегка противоречило изначальному плану. Так как дурацкому Мэн Яо темный заклинатель не доверял от слова совсем, он собрался в тени следить за тем, однако Лань Чжань остановил Вэй Ина:       — Нам не стоит вмешиваться, — серьезно произнес Второй Нефрит, мягко положив свою руку на чужое плечо. Неуверенно кивнув в ответ, Усянь обнял Ванцзи, устало прикрыв глаза.       — Наконец-то все получилось… Надеюсь, я заслужил награду от Хангуан-Цзюня? — с легкой улыбкой произнес заклинатель в черных одеждах, крепче обнимая человека в своих руках.

***

      Вина разъедала сознание. Единственным, что удерживало Гуанъяо от ужасных мыслей, был факт того, что Лань Хуань и правда его… Ждал? Да даже звучит так, словно это сказка. Младший названый брат оказался предателем, убийцей Не Минцзюэ, собственного сына и еще многих других людей, именно по его вине умерли Цзинь Цзисюань и Цзян Яньли. Неужели по такому, как он, можно скучать?       Все мысли разом вылетели из головы, когда Мэн Яо добрался до цзинши Лань Сичэня и увидел его, охваченного беспокойным сном. Поверить в то, что бывший заклинатель вновь видит этого человека, было довольно тяжело. Неужели он и правда достоин встречи с тем, кого так сильно подвел? Неужели кто-то, чьи руки настолько погрязли в крови, имеет право на искупление? Недолго думая, Гуанъяо на подрагивающих ногах подошел к спящему Лань Хуаню и беззвучно рухнул на колени, уложив голову на край кровати и цепляясь уцелевшей рукой за чужую. В мыслях все еще царил ужасный хаос.       Спустя некоторое время раздался чужой бархатистый голос. Мэн Яо уж было обрадовался, однако все оказалось куда хуже, чем если бы Сичэнь молчал. Дело в том, что тот говорил во сне. Как только бывший заклинатель услышал пару фраз, он тут же подскочил и устремил свой взор на чужое лицо.       — Пожалуйста, прости меня. Прошу… Забери меня с собой, мне так больно. Я хочу умереть, — в бреду лепетал Лань Хуань, беспокойно ворочаясь. Быстро отойдя от оцепенения, Гуанъяо потряс спящего за плечо, обеспокоенным голосом неразборчиво шепча успокаивающие фразы из разряда «все хорошо, это просто кошмар, просыпайся».       Резко распахнув глаза и присев на кровати, заклинатель в белых одеждах вцепился взглядом в будившего его человека. За пару мгновений в его зрачках промелькнуло бесконечное количество эмоций, последней из которых было неверие, застывшее на лице. Сильно дрожащие руки потянулись к Мэн Яо, который уже успел присесть на край постели, а в глазах застыла влага. Фантом давно не навещал Сичэня, отчего он сейчас совершенно не мог понять, что происходит. Почему фантом снова здесь? Почему его кожа под собственными руками такая теплая?..       — Вэй Ин, он… Смог воскресить Цзинь Гуанъяо, — раздались в голове недавно сказанные слова брата.       Щеки все-таки намокли от слез. Лань Хуань хаотично трогал человека напротив, пытаясь понять, реален ли он, в то время как Мэн Яо старался сохранять спокойный вид, ожидая, когда Сичэнь хоть немного придет в себя. И пусть желание обнять того и согреть теплом было невыносимо сильным, бывший глава ордена Цзинь терпел.       — А-Яо… А-Яо, А-Яо, это правда ты? — едва различимо прошептал Лань Хуань, почти невесомо прикасаясь обеими руками к чужим щекам и крупно дрожа от переизбытка эмоций от потрясения. — Яо…       — Это я, эргэ, это правда я, — игнорируя влагу в собственных глазах, тихо произнес Гуанъяо, а на лице его появилась чуть заметная искренняя улыбка. — Можешь считать, что ради тебя я воскрес из мертвых.       Еще долго они молча сидели, бережно и крепко сжимая друг друга в объятиях. Заботливо поглаживая чужую подрагивающую спину, Яо бесконечно повторял, что он правда рядом и отныне никогда не бросит Лань Сичэня, не причинит тому боль. Ему было сложно поверить в реальность происходящего, но он пытался, правда пытался. Лишь спустя какое-то время они разорвали объятия, успокоив свои души, теперь лишь беззвучно вглядываясь в каждую эмоцию друг друга.       — А-Яо, даже если в конечном итоге окажется, что я просто сошел с ума, я все равно буду спокоен, ведь наконец-то увидел тебя, — лицо Сичэня исказила улыбка, пропитанная горечью. — Останешься со мной на чай?       Сидели они достаточно долго, перебирая множество тем. Перед этим Гуанъяо не без труда все-таки удалось убедить названого брата в реальности происходящего, теперь почти не переставая касаться того, словно говоря этим «я здесь, я настоящий». Единственный вопрос мучал бывшего заклинателя.       — Эргэ, как я понял из фраз Вэй Усяня, меня воскресили по причине того, что ты до потери рассудка скучал по мне, виня во всем себя… Почему? Неужели я заслужил? Я предатель, убийца, незаконнорожденный выродок, грязный и бесполезн…       — Ты дорог мне, А-Яо. Прекрати говорить плохо о себе, прошу, — Сичэнь перебил поток слов, приблизившись к чужому лицу и прижавшись теплыми ладонями к бледным щекам. — Я достаточно времени провел в размышлениях об этом и пришел к выводу, что причина на то и не нужна. Тогда, когда я был сокрушен сожжением Облачных Глубин, ты был рядом, искренне заботясь обо мне изо всех сил, а я не смог защитить тебя от тьмы и боли в душе, А-Яо, я ничего не смог сделать. Я в долгу перед тобой.       Мэн Яо внимательно слушал речь человека напротив, в глазах его копилась влага. После заключающей фразы Лань Хуаня заклинатель крепко обнял названого брата, утыкаясь ему лицом куда-то в плечо.       — Мне кажется, в своей прежней жизни я не делал ничего полезного, лишь приносил всем вокруг боль, однако… Эргэ, я использую свою последнюю жизнь на то, чтобы сделать тебя счастливым. Извини за то, что стал виной твоего усугубившегося состояния. Теперь все хорошо, верно? Мы справимся со всем этим. Вместе.