Близнецы на вкус и ощупь

Гладь воды вытянулась вверх на мгновение и порвалась, когда из неё вынырнула голова Джорджа. Он тряхнул ей, как пёс, разбрасывая капли по поверхности озера и зажмурившемуся лицу Лаванды. — Не наигрался ещё, щенок лабрадора? — Браун, смеясь, всплеснула руками воду в сторону лица близнеца. Он, словно аллигатор, прижался к глади и рывком схватил скользкую талию, что находилась под водой. — Тащи сюда свои лапки, — мощные руки притянули девушку к себе и сцепились за спиной. Водяная каустика играла на телах, делая их похожими на чешуйчатую кожу озёрного народа или хитрые белёсые живые татуировки. Прогретый воздух обласкивал влажные тела, лишь иногда пуская по ним лёгкую зыбь прохладных мурашек. Они совершали повторный забег по плечам и рукам, когда две пары губ соединялись в нежном касании. Стрекот кузнечиков на берегу почти оглушал растянувшегося на полотенце Фреда. Установив ультрафиолетовый купол заклинанием, тот не боялся сжечь свой прямой нос. Герметичный стакан с грейпфрутовым соком был воткнут в песок подле, на его трубочку то и дело норовили заползти муравьи. В числе студентов, не добравшихся до третьей группы, Фреду предстояло остаться в школе на две недели дольше, чтобы пересдать проваленные предметы, но сейчас его это не волновало: на кубиках пресса лежал любимый недочитанный комикс. Вдалеке на торчавших из воды высоких деревянных подмостках, оставшихся от испытаний Кубка Огня, двигались две фигуры, высокая и округлая. Они то по очереди прыгали с разбега в воду, рождая фонтаны брызг, то группировались и какое-то время стояли так близко, что можно было решить, что человек там всего один. Приоткрытым глазом Фред наблюдал за веселящейся парой. Но как только они вдвоём надолго скрылись в отсеке для переодевания, парень отвёл взгляд и перевернулся на живот, подставляя теплу широкую спину. Кисть легла на полотенце около глаз, прижав ворсинки. Фреду не хватало чьей-то кожи под пальцами, этой сметанной мягкости, чего-то, что можно сжать в руке… Надо ждать сентября. Плеск воды стих. Куда подевалась лохматая двоица, что только что возилась недалеко от берега? Губы Джорджа сомкнулись на вершине груди, с которой был стянут мокрый купальник. Прелюдия, реверанс в сторону прогретого летним полуднем влажного от купания женского тела. Акт первый: готовься, я иду. Через просвет в роще, меж переплетённых ветвей виднелось покинутое парой искрящееся в лучах солнца Чёрное (совсем не бывшее сегодня чёрным) озеро. Спина Лаванды касалась берёзового ствола, стопы утопали в мшистом ковре, покрытом отломленными веточками, кустами черники и муравьиными тропинками. Громогласное пение птиц, словно из сценки для детского мультика, контрастировало с остросюжетным рейтингом 18+. Ресницы Джорджа щекотали пухлый холмик, на кончике которого зубы нежно прикусывали влажный сосок. Запрокинутая голова гриффиндорки видела лишь голубое небо, целостность полотна которого нарушалась качающимися кронами светло-зелёных берёз. Когда Браун рядом, всё казалось таким простым, словно кто-то переключил тумблер сложности уровня жизни на минимальный, а произносимые слова без сомнения были поняты ещё до того, как умолкал последних звук на губах Джорджа. За это и многое другое он был готов дарить ей всё, на что способен, по первому запросу. Браун была не просто близкой. Она была невербально верной. Впервые в своей жизни Джордж начал использовать Оглохни на двери спален, потому что неприлично-прекрасные стоны Лаванды, заставлявшие его самого терять контроль над временем наступления финала, уже стали привлекать внимание прохожих однокурсников. С самого раскрытия они не отлипали друг от друга, словно напитываясь энергией, так долго отсутствовавшей в резервах, через разговоры и мимолётные касания. А восстанавливаясь до стопроцентного заряда, выпускали его друг в друга через секс. И очередной заряд искрил, желая вырваться наружу. Сегодня. Сейчас. Мужские пальцы проскользили в запретную зону, бесцеремонно проигнорировав защищающий край трусиков белого купальника, заставив дёрнуться и порывисто вдохнуть. Когда он касается её там, она тлеет каждый раз, как в первый. Эти рельефные руки… На буднях изящно, но уверенно держащие палочку между средним и безымянным пальцами, сжимающие широкую биту для квиддича, проводящие скользящим движением по собственным медным волосам. Те же самые, что девушка влажно ласкает в своём рту по одному, когда наращивает амплитуду, двигаясь на Джордже верхом в один из недавних вечеров в спальнях. Они касаются Лаванды под тканью. Ныряют, скользя несколько раз сверху вниз, оживляя мягкие складки и создавая тёплую волну, заставившую ноги слегка подкоситься: — М-мерлин… Д-да… — Разве меня так зовут? — отрывается от горячего тела Джордж, надавив нежно на чувствительный, доселе не задействованный, клитор. Лаванда испускает писк, закусив пухлую губу. Уизли подхватывает её, чтобы развернуть спиной к себе, удерживая за талию. Продолжая работать пальцами по небольшой окружности, Джордж уже слегка улавливает запах её возбуждения, и воодушевляется дразнить дальше свою… свою. Подсохший пух золотистых волос щекочет его левую щёку. — Продолжай, — всхлипывает девушка на вдохе, её дыхание становится чаще и порывистей, округлая попка, непроизвольно стремящаяся назад, наглаживает напряжённый член, едва умещающийся под тугими плавками. Градус уверенно нарастает, Джордж употребил всё своё отточенное мастерство, утопая в соках девушки. Он шепчет ей на ухо пошлости, описывая в красках, что сделает, как только они поднимутся в спальни. Её голова откинута на рельефное плечо, бархатистый голос вибрирует в перепонках, а терпкий запах кожи на скулах слаще коричных леденцов. Изнемогающий клитор отзывается пульсацией на каждое движение. Мелькают отрывками слова «коленях…», «между…» и, кажется, «свяжу». Словно змея, сбрасывающая кожу, скользит тело Лаванды в его руках. Раздеть бы его окончательно, положить на песок, зарыв ступни поглубже, и войти, вышибая из Браун высокочастотные стоны. Сначала он бы вдоволь насладился пейзажем тёмных округлостей сосков, подрагивающих от нарастающих толчков, потом — её объемных приоткрытых губ с влажной полоской в глубине, уже неоднократно самозабвенно ласкавших его член. Губы пересохнут до потери цвета, частые, прерывистые потоки воздуха высушат глотку до свиста в лёгких. Он опустит нежный поцелуй в ложбинку между грудей, чтобы затем живо уставиться в её совершенно не развратное и по-девичьи плавное лицо, обдавшись, словно кипятком, чертовщиной в глазах. Её пальцы обхватят входящий в себя ствол в тугое кольцо, возбуждение усилится двукратно, и он кончит первым, выскользнув из киски на последней секунде, чтобы пронаблюдать извержение на сексуальную белую кожу внизу, так жаждущую его внимания. Сладкая. Но не сегодня, потому что Браун теряет устойчивость в ногах, отчаянно напирая на пальцы Джорджа, прося быстрее и больше. Здесь, в роще, её искусным стонам завидуют даже певчие птицы, а Джорджу — заменяют всю его любимую музыку разом. Челюсть напряженно стиснута, он сдерживает себя, чтобы отдать всё ей. Лаванда молчит, но просит кончить, и средний с безымянным пальцем лишь на треть погружаются в сжимающееся лоно, теребят, выныривают и повторяют по кругу. Собственные руки гриффиндорки ползут на помощь, желая окончить пытку огнём Уизли, но он уверенно ловит их на полпути и отстраняет. — Мы закончим, когда я скажу, — шелестит баритон в ушную раковину, и ответом ему вылетает лишь сдавленный всхлип и новая волна влаги внизу. Бедренные мышцы сводит, а в голове пустота. Я твоя безвольная бесчестная бескрайняя… Скользи, двигайся. Ещё мгновение! Нет, подушечки отказались от своих обязательств, уехав с клитора вниз, отгоняя волну к влагалищу. — Я, кажется, тебе уже объяснил, — едкий смешливый комментарий долетает до остатков сознания. — Как ты это делаешь, дьявол? — и снова протяжённый стон распугивает белок на окрестных берёзах. Наглые пальцы возвращаются, но вместо того, чтобы привычно наращивать темп, лишь один из них невесомо начинает поглаживать чувствительную распалённую точку мерными движениями, словно кого-то подзывая… раз… два… три… четыре… пять… — Можно. Лаванда задыхается, не в состоянии неожиданно выдавить ни звука, тело трясётся, как под разрядом тока, вылетая с вершины воображаемого Эвереста, пока Уизли продолжает свои изощрённые ласки под материалом трусиков, мокрых уже по совсем иной причине. Это концентрированное касание вбирает в себя весь запал распалённых тканей, от этого превращая оргазм девушки в взрыв без начала и конца: он так протяжен, что во вселенной Браун кончилось время. Острые коленки сводит к центру, и поток сладкой смазки, которую Джордж так любит на вкус, высвобождается, добавляя влажности. Он держит её практически на весу, пока девушка насаживается на его пальцы, не имея возможности выпросить ничего большего. Если бы можно было создавать крестражи оргазмами, сейчас один бы создался, потому что в каких мирах находится душа Лаванды — неизвестно, но точно не здесь. Близнец вынимает руку и с наслаждением вдыхает терпкий сладковатый запах, а затем переносит пальцы в рот. В плавках тесно, но он хочет приберечь это на вечер. У Лаванды, видно по глазам, особые планы. Она без колебаний совершит сегодня всё, что он любит. … «Ну конечно же», — добродушно вздохнул Фред, подняв голову с полотенца и увидев, как две высокие фигуры с отсутствующими в реальности лицами, шатаясь, вышли из тени на вытоптанную тропу из гущи рощи. Он поднялся, ощутив приятные мурашки и, разбежавшись по раскалённому песку, занырнул в прозрачную воду с головой, сбрасывая накопленный солнечный жар. Гребя широкими ладонями под себя, он плыл под поверхностью, не размыкая глаз, позволяя лишь игре света с плёнкой воды рисовать на веках бело-голубые полосы-блики. Невесомое тело забыло тяжесть согбенного сидения над письменным столом и острое древко метлы между бёдер, позвонки расправились, пересчитавшись, но не покинуло чувство лёгкого предвкушения ветра, развевающего чёлки, врывающегося в приоткрытое окно Хогвартс-Экспресса. Завершённость. Он всплыл, оставаясь по плечи в воде, обратив взор к берегу. Град капель стёк со щёк и кончика носа, возвращаясь в исконную обитель. Там, в паре десятков метров от него, заняв освободившееся место на подстилке, сидел Джордж. И он был счастлив. Фред это ощущал. Лаванда опустила губы на его плечо подле и так замерла, Фреду показалось, что его собственное отдалось лёгким немеющим покалыванием. *** — Ты не помнишь, кто такой Бертрам Косматый? — спросил Фред, озадаченно листая учебник истории магии, сидя на полу подле кровати брата. — Какой-то хрен из восстания против закона о пытках Нуменгарда, — бросил Джордж. Он собирал свой чемодан вручную, в отличие от всех остальных, предпочитавших махнуть палочкой и освободиться до конца дня. В углублении лежали стопками цветные футболки поло, рубашки с нагрудными карманами, джинсы, шорты и пара курток. Небольшая связка комиксов занимала почётное место у крышки, где шансы смяться стремились к нулю. Между тканью были рассованы два хрупких полупустых флакона парфюма, пенал с инструментами для выкапывания ценных ингредиентов для зелий из земли, расчёска и несколько пустых мензурок Фреда из пакета Пэнси. Сбор вещей умиротворял его. Касаясь предметов, Джордж оживлял воспоминания, и часто они были ярче фактических событий, ведь в те времена он ещё не был чувствительной антенной, улавливающей нюансы эмоций, зато ныне проживал их сполна. Хотя, казалось бы, это словно верить в то, что крутят в кинотеатре. — Подай, там у тебя под кроватью мои вторые кеды, — попросил Джордж, и Фред не глядя потянулся под нависшее покрывало. Пара сильно потрёпанных кед, частично расшнурованных, показалась из-под завесы. — Фу, не хочу я больше носить это дерьмо, — покривился Джордж от жалкого вида обуви. — Сорти их в порошок. — Постой, — Фред присмотрелся к чему-то, что выехало из-под кровати вместе с кедами. Это была небольшая бумажка-кандидат Хогсмид-дейтинга. Уизли развернул её, и глаза его округлились. Джордж вопросительно мотнул головой вверх. Фред протянул руку развёрнутой частью пергамента к младшему. На записке наклонным почерком значилось: «Лаванда Браун». Им прилетело три записки, две для Фреда, с Лайзой и Холлой, и одна с той, которая искала потерянный контакт, способы, выходы. Была отметена по воле странной судьбы, отложена, но не готова отречься, пока не использовала свою попытку на разговор. Смелая бумажка победила с десяток иных претенденток, но всё равно окончила жизнь на ковре, оставшись незамеченной. Она боролась. … — Лаванда Браун, — произносил Джордж игриво, когда она сидела в ночной сорочке на нём верхом в его постели и почти смущённо улыбалась. — Мне так нравится, как ты произносишь моё имя, солнечный. — Лаванда… Браун… Ты поэтому носила сиреневый шарфик? Потому что как лаванда? — Наконец-то додумался, — смеялась она. — И как ты вообще аттестацию прошёл? Скажи ещё раз. Джордж притянул её за талию к себе, заставляя нагнуться, и произнёс в ухо: — Лаванда Браун, ты моя девушка. Гриффиндорка посмотрела в столь близкие глаза невероятной глубины при свете этого ночника в стеклянной колбе. «Как тебя можно не любить, мой волшебный искристый мальчик? Как не захотеть именовать каждую твою веснушку над упрямой тонкой губой?» Она прижалась губами к скату его носа, и Уизли в истоме закрыл глаза. Кисти скользили по шёлку короткого ночного бордового платья. Он не хотел оставаться без неё даже на неделю. — А что, если ты проведёшь это лето со мной? — спросил он вдруг, резко открыв глаза. — В каком смысле? — удивилась Лаванда. — Поехали со мной в Нору! Я хочу видеть тебя каждый день. И познакомить с мамой. Щеки Лаванды зарделись. — Ты серьёзно? — выпрямилась девушка, осознав, что разговор обрёл важный поворот. — Да что же ты всё не веришь мне? — рассмеялся Джордж, аккуратно заправляя прядку за её ухо. — Надо будет спросить родителей… Но это звучит просто потрясающе! Она рухнула подле него на простыню, мечтательно уставившись в потолок. — Я покажу тебе свои любимые места, — сжал её руку, лежащую между двух тел, Джордж. — Вокруг дома и в Косом переулке. Я знаю, где продают просто невероятные фисташковые крендельки. — Зайдём ещё в магазин пластинок? Скоро же выйдет новый альбом… — «На кончиках волшебных палочек», — сказали они хором и рассмеялись. — У тебя есть граммофон? — Конечно. Потанцуем в гостиной. Сначала я поставлю… Чичи-тата…ола-ола…ю мэйк ми у-у-у! — У-у-у, — подхватила мотив Лаванда, вздымая руки вверх в движениях, словно месила в воздухе тесто. — Поезд уже завтра, а я не могу дождаться, когда представлю тебя семье, — он повернул голову, чтобы снова оказаться у её уха, и выдохнул в него: — …Лаванда Браун.