Эротические дневники Вестероса и Эссоса. Запретный плод

Талле не спалось этой лунной ночью. Она знала, что отец и брат вернулись с похода, и с нетерпением ждала… Ждала его. Девичье сердце трепетало в груди, точно птенец, попавший в силки охотника, низ живота сладко ныл, предвкушая скорое удовольствие. Она лежала на постели, подперев щеку рукой, и смотрела в окно. Луна, чуть подернутая легкой дымкой, озаряла окрестности Простора, величественно осматривая свои владения. В открытое окно врывались сладкие ароматы цветов и плодов, которые вот-вот созреют. Красные сочные яблоки можно будет рвать прямо с веток и вгрызаться в мягкую плоть зубами, ощущая, как брызжет сок на языке. Талла любила яблоки с красными боками и глянцевой кожурой. Когда-то в детстве няня рассказывала сказку про путника, который умирал от голода и жажды. Он забрел на земли богатого лорда и узрел дивный сад, полный цветов, всевозможных фруктов и ягод. Он осмотрелся по сторонам, желая найти человека, у которого мог бы попросить разрешения сорвать хотя бы одно яблоко — хоть самое кислое — и тем самым утолить терзавшие его голод и невыносимую жажду. Но в саду было тихо и безлюдно. Лишь неугомонные птицы перелетали с ветки на ветку, переговариваясь о чем-то на своем птичьем языке. Тогда утомленный странник подошел к яблоне и сорвал крупное сочное яблоко, манящее своим блеском. Но едва он прикусил ароматный фрукт, как откуда-то появилась охрана. Путника скрутили, отвели к лорду, и вскоре казнили. «Никому не дозволено ничего рвать или поднимать с земли в моем саду», — грозно объявил лорд. Маленькая Талла не понимала, зачем няня рассказывает эту ужасную сказку, но повзрослев осознала: этот лорд из сказки — отец. Талла знала, что отец относится к ней как к плодам в том сказочном саду — никто не смел без его ведома подойти к ней, заговорить и, уж тем более, лишить невинности. За этим лорд Тарли следил особенно внимательно. Он намеревался отдать дочь лишь за самого достойного человека в Семи Королевствах, но даже не ведал, что все его попытки защитить честь Таллы давно обернулись крахом. Талла встала с постели и подошла к окну. Ее легкую сорочку из зеленого шелка принялся трепать ветер. Девушка поежилась от этих холодных поцелуев, предвкушая совершенно иные ласки. Он пришел когда серебристая луна скрылась за высокими зелеными холмами, а розовая полоска света едва показалась на горизонте. Талла не спала — знала, что он непременно придет к ней. Потому что он всегда приходил к ней по возвращении домой. Дверь тихонько скрипнула; Талла радостно улыбнулась, повернув голову ему на встречу. — Ты пришел, — в ее голосе слышалась улыбка. — Боги! Дикон! Я так соскучилась по тебе. Брат, стоявший до сих пор в тени спальни, вышел на свет. Талла, едва взглянув на его изможденное лицо, ахнула в ужасе, прикрыв рот рукой. Сорвавшись с места, она подбежала к брату. На щеке Дикона алело яркое пятно, словно от ожога, часть волос на голове обгорела, бровей вовсе как не было. И сам брат выглядел так, словно он вернулся из недр преисподней. — Что с тобой, Дикон? Кто сделал с тобой такое? — Не стоит, Талла, не нужно, — ответил Дикон, нежно коснувшись пальцами щеки любимой сестры. Сестры и любовницы. — Все это осталось позади, вместе с павшими бойцами и ужасами войны. Я вернулся к тебе, любовь моя. Талла негромко всхлипнула и прижалась всем телом к могучему торсу брата. Она так скучала по его объятиям, по его губам и рукам, по стонам, которые лились из его груди в тот момент, когда он находился в ней. Тело обдало нестерпимым жаром — слишком долго она не чувствовала его в себе. — Дикон, — прошептала она, проворно пробираясь под шнуровку его бридж. — Боги, помилуйте! Как же я нуждаюсь сейчас в тебе, в твоем тепле. — И я нуждаюсь в тебе, Талла, — с хрипом выдохнул Дикон, чувствуя как напрягается его плоть. — Я так соскучился по тебе, малышка. Талла чуть отстранилась от брата и взглянула в его изувеченное лицо. Сердце болезненно сжималось в груди при виде этого ужасного зрелища, но она решила не тревожить жуткие воспоминания, въевшиеся в душу брата. Напротив — она решила, что сделает все возможное, дабы он позабыл весь кошмар, через который ему пришлось пройти по вине королевы, призвавшей их семью на войну. Она ласкала взглядом любимое и дорогое сердцу лицо, неторопливо стягивая со своих плеч тонкие бретельки. Дикон жадно смотрел на сестру, мечтая заключить в свои объятия, вдохнуть запах ее волос и собрать с губ стоны страсти и восторга. Она всегда растворялась в нем, и их тела и души сливались воедино. Дикон помнил, как это произошло в первый раз… Тогда Талле едва исполнилось восемнадцать, а он убил своего первого кабана. В тот день отец на радостях устроил грандиозный пир. Под утро все гости перепились и даже не заметили исчезновения виновников торжества, которые улизнули в надежде поговорить в тишине. Но поговорить им тогда не удалось. Едва они оказались в тени высоких персиковых деревьев, как Талла кинулась на шею брата, заливаясь слезами и шепча признания. Она отчаянно краснела, кусала губу, перебирала тонкими пальцами его волосы и шептала ему на ухо такие вещи, которые стыдно произносить в порядочном обществе. Но Дикону было уже все равно. В голову ударила разгоряченная кровь и он, поддавшись искушению, овладел сестрой на влажной от росы траве. Осколком сознания он понимал: он совершил самую ужасную и непоправимую ошибку в своей жизни. Но ничего не мог поделать со страстью, обуявшей все его сознание. Он стал заложником чувств, пленником соблазна, рабом госпожи по имени Любовь. Он лишил сестру невинности в день ее именин. И после, терзаемый виной, отправился на сражение вместе с отцом, мечтая погибнуть и больше не страдать от всепоглощающего и оглушающего мучительного сожаления. Но в тот самый момент, когда рука противника готова была лишить его жизни, перед внутренним взором младшего Тарли возник лик сестры — прекрасный, как мечта… далекий… и непостижимый, точно сон. Он не смог… Он вернулся к сестре, и с тех самых пор они стали любовниками. Он отбросил из головы воспоминания и сосредоточился на реальности, в которой его сестра ласкала пальцами свои соски, приглашая его отведать ее сладостей. Торопливо избавившись от тесной одежды, Дикон взял Таллу за руку и, глядя ей в глаза, повел к ложу. Она устроилась на мягких подушках, оглаживая ладонями мускулистое тело брата, словно чертя пальцами узоры и завитушки, ожидая момента, когда они сольются воедино. Дикон зарылся носом в ложбинке между ее грудей, с наслаждением вдыхая чарующий аромат ее тела. Она пахла яблоками, мёдом и корицей. Дикон дышал глубоко, рвано, желая напитаться этим запахом впрок, запомнить его до мельчайшей нотки. Он повел носом вдоль ее тела, лаская руками ее бедра и ягодицы, срывая с губ сестры тонкие поскуливания. — Прошу, братец, — молила она. — Я так соскучилась по тебе. Заполни меня собой, не томи… Дикон припал губами к ее соскам, собирая с них дивную сладость, аккуратно развел своими ногами ее бедра и плавно вошел в нее. Талла изогнулась, болезненно морща лоб, но Дикон знал, что она получает немыслимое удовольствие. Она любила чувствовать его внутри себя, любила это единение, которое возникало между ними, впадала в настоящее безумство. Талла могла часы напролет извиваться, нежиться под его сильным телом. Она любила его. Всего его. — Боги… — прошептала она в предрассветной тишине. Дикон вбивался в нее неистово, резко, тяжело дыша и с силой сжимая ее бедра. Он ни на миг не закрывал глаза, желая запомнить, как неповторимо прекрасна она в минуты наслаждения. По ее лбу катились капельки пота, тело содрогалось от его мощных, почти животных рывков, волны её локонов разметались по подушке, а лицо исказилось от испепеляющего желания ощутить экстаз. Дикон чувствовал как внутри Таллы все сжимается в тугой узел, как начинают дрожать ее ноги. Он слышал как замирает ее дыхание. Она вся словно превращалась в комок нервов. Дикон расплылся в довольной улыбке, сжал руками прыгающие груди сестры и немного сбавил темп — он знал как нужно, чтобы Талла взмыла на пик блаженства. Теперь он двигался медленнее, но входил всё глубже, ненадолго замирая, сокрушая вожделенную точку в пылающем теле Таллы. И вот она начала судорожно хватать ртом воздух, шептать бессвязные слова, разобрать которые Дикон не мог. Она обхватила его талию ногами, подалась чуть вперед, подставляя губы под страстные поцелуи. Руки ее хаотично шарили по горячему и мокрому телу брата, кожа соприкасалась с кожей, доставляя еще больше удовольствия. Они слились телами, слились душами и мыслями, слились языками и губами, и вместе встретили рассвет жаркими стонами любви. Талла лежала на груди брата, слушая его мерное дыхание. Она знала, что у них осталось не так много времени — скоро ему придется покинуть ее покои и вновь встать подле их лорда-отца. Они не увидятся еще очень долго, но их встреча будет такой же жаркой и страстной, как и эта. И как все последующие. — Ты не жалеешь? — спросил он, словно на всякий случай крепко прижимая сестру к себе, целуя ее темную макушку. — Нет, — вздохнула она. — Я жалею лишь о том, что мы не Таргариены. Они могли брать в жены сестер, рожать им детей и любить их, не прячась от людских глаз. Мы же с тобой лишены всего этого. — Если отец узнает… — произнес он многозначительно и тут же умолк. — Да, он убьет нас, — закончила за него Талла. — Странно получается, не находишь? Он сослал Сэма, считая его позором семьи, но в итоге наш брат отказался достойнее нас обоих. — Жизнь вообще имеет дурное чувство юмора, — усмехнулся Дикон. Он хотел сказать что-то еще, но внезапно дверь, ведущая в покои Таллы, распахнулась. Талла громко вскрикнула, судорожно вцепившись в брата тонкими пальцами. Дикон обнял ее, шепнув: — Не бойся. Я всегда буду с тобой. В этом мире или в загробном… Ты мой запретный плод, который я вкусил. И я готов ответить за это.