Поглощая тьму

Не становится лучше ему, но ощущение, что инфекция у неё. Всё тело горит и ломит от страха, неизбежности, паники и постоянного напряжения; адреналин не справляется и уже не держит на плаву бодрости и бешеной энергии. Элли почти не спит и не ест. Инстинкты диктуют сбежать, придумать хоть что-то и сбежать, и ничего так не хочется, как того, чтобы Джоэл очнулся, и они, насколько возможно, побыстрее смотались из этого места. Девушке до одури противно здесь быть, это гиблое место, ещё хуже, чем в тех местах, где есть кордицепс и сотни зараженных. Здесь мертвечиной несет и никакие метели и холод это не маскируют. У неё дурное, жуткое предчувствие, и она жмется к нему, надеясь, что в следующее утро её спутник уже будет на ногах. Только вот чуда её фантазии не происходит, и Джоэлу лучше не становится, и у них оканчиваются последние припасы. — Твою мать, — цедит она приглушенно, и обещает ему скоро прийти. Ей нужно взять всю ответственность на себя, и сделать хоть что-то ради него. Элли нужно добыть для них обоих пропитание и возможно поискать еще лекарства. ...Возможно она будет жалеть, что не пристрелила их двоих ещё там же, около того оленя. Жалеть всю оставшуюся жизнь. Потому что после начинается полная хрень, и она сама в этом виновата — спасовала, а теперь разгребает, судорожно пытаясь спасти хотя бы его. — Да помоги же ты мне! Я не знаю куда колоть! Я не знаю, поможет ли этот гребаный пенициллин! Я не знаю, как быстро они нас найдут и решат прикончить на месте! А я не настолько крута, чтобы защитить тебя так же, как ты меня. Элли до тошнотворной паники не может сконцентрироваться, сделать всё верно, максимально выгодно в их положении. Девушке хочется орать вновь, срывая глотку, и вернуться во времени назад, чтобы точно пристрелить тех гандонов. Но все что она делает — загнанно всовывает ему бессознательному нож и дрожащим голосом просит убить любого, кто, мать его, сюда спустится. Бравая девочка, решившая, что новым днем она сможет поиграть в защитницу. Сможет сделать хоть половину того, что делал для неё он. Как бы не так... У нее самый хреновый план из возможных, но на процентов восемь Элли надеется, что получиться сбить их со следа, и они не найдут умирающего Джоэла в том подвале. Но... Вопреки надеждам нихрена не выходит, когда она понимает к кому попала. Порубите на кусочки, — оседает едким в сознании, разъедая всю уверенность, что в этот раз выгорит, и она спасется. Её хоть кто-нибудь спасет, придет наконец. Что он волшебным образом очнется, не убитый уже людьми свихнувшегося каннибала и пойдет её спасать, как и в прошлые разы. Это оказывается охренительно больно осознавать и надеется, даже больнее разбитого носа и головы. Будьте же вы прокляты! И с этой загорающейся картинки начинается вновь её пытка; и ни крики, ни тесак, вогнанный в башку — ничего не помогает, она по-прежнему в плену настоящего монстра, горит в том пожаре вместе с ним, пока он сгибается к ней всё ниже, скалясь кровавыми зубами с тесаком в башке, не подыхает и продолжает, продолжает, продолжает это… Элли просыпается со вскриком, замахиваясь на тень около, готовая вновь бить, резать, разламывать череп — всё что угодно, только чтобы эта тварь не смела её коснуться более никогда. Но глаза быстро привыкают, равно и её кулак перехватывают, сжимают, но не больно, просто удерживая. Тело моментально расслабляется и девчушка выдыхает загнанно, смотря на настороженного мужчину перед собой. Он не спрашивает приснился ли кошмар, видит, слышит её уже вторую ночь подряд. Джоэл... дурак. Джоэл слишком осторожен и внимателен — примерзко слишком, — когда это вообще вот не нужно. Он специально поначалу ложится несколько дальше нужного, не соприкасаясь с ней, не смотря — всё, чтобы не нарушить её границ. Только самой Элли это нахрен не нужно; она фыркает в первую ночь и одним рывком прижимается к нему сама, подкусывая губу, жмурясь сильно, стараясь хоть на немного вновь успокоится. И теплая рука, неуверенно обнимающая в ответ, наконец дарует покой, отгоняя липкую тьму страха в голове, давая хоть чутка задремать. Пусть в ту ночь они так и не спят нормально. Джоэл, несмотря на рану и бешенную вымотанность, не хочет смыкать глаз намеренно, держа винтовку под рукой и напрягаясь всем телом на любой посторонний шум. Элли же не может просто по-другому, ведь перед её закрытыми глазами постоянно это… Она выдыхает, возвращаясь в реальность. Обыденное шипящее «Сука» — не то себе, не то сну, однако её руку отпускают, отстраняются. И вымотанная девушка медленно садится на рассохшемся и развалившимся на две половины диване, понимая, что сна ей теперь не видать. Им счастливится найти заброшенный в квадрате густой лесной сопки дом, сойдя с дороги, понимая, что в лесу хотя бы будет не так мести усилившаяся вьюга. Деревянный сруб, видимо когда-то построенный очередным отшельником, оказывается запустелым, без признаков кордицепса или даже трупа хозяина, но такое убежище подходит идеально. Никому и в голову не придет в такой гуще леса искать какой-то замшелый маленький сруб, или тем паче — гнаться за ними по этой метели. За треклятыми небольшими окнами вьюжит белая мгла, поглощает даже близрастущие ели, мотая их тяжелые зеленые лапы как пушинки. Метель сильна, раз просачивается в такую глубину плотного леса. Но девушке от этого спокойней. Вряд ли за ними кто-то пойдет в такую погоду, здесь замерзнуть и сдохнуть проще и быстрее, нежели от укуса. Однако эмоциональная суть не меняется, и Элли загнанно смотрит на плотно закрытую дверь, подсознательно боясь, что сейчас сюда ворвутся те подонки с ружьями наперевес и... Страх не отпускает, и девушка, непривычно молчащая, поджимает колени к груди, угрюмо смотря на деревянную дверь. В небольшом камине позади горит огонь, и на сегодня, оставшихся здесь, с черт пойми каких времен, дров хватит для обогрева, и чтобы даже не дрожать от холода, скидывая верхнюю одежду. Окна не выбиты и дом давно прогрелся, они явно не замерзнут и их не найдут. Элли думается, что это хоть небольшая, твою мать, плата судьбы за то, что они пережили. Девушка ежится от свиста пронизывающего ветра за окнами, смотрит туда мельком, хмурится, желая все же залезть снова под тонкие найденные здесь пледы или лучше накинуть вновь на себя куртку Джоэла. Но даже эти мелкие скованные движения приносят за собой вспышки боли по всему телу, и она неосознанно тихо шипит от неприятных ощущений. В их тишине это становится слишком громким звуком, на который незамедлительно реагирует её защитник, косясь на девчушку с обеспокоенным интересом. Но Элли игнорирует, даже не смотрит в сторону мужчины. Обойдется своей помощью. Наверное... Тот простой удар в ребра, а ей кажется, что их выломали и теперь там труха; вздохнуть до сих пор больно, но она стоически отмахивается. Отмахивалась и от вчерашнего досконального осмотра, позволив Джоэлу лишь бегло осмотреть внешне на серьёзные повреждения, стереть кровь с лица и проверить нос. Трещина, возможно, но точно не перелом. Хоть что-то, мать его... Сегодня же Элли кажется, что её переехали тем громадным катком, которых было дохренище в карантинной зоне на свалке. Шея тоже нещадно болит, как оказывается, и она не знает это от многочисленных повреждений или просто уже застудила. Грудина и вся левая часть ребер… Элли сдерживает глухой стон, и терпит до последнего. Наконец, во второй половине дня дожидается, пока Джоэл вновь не выйдет на пару минут за снегом, дабы после растопить ещё, и только тогда позволяет появится на лице гримасе боли. Девушка украдкой и насколько может быстро, отворачивается к огню, чтобы было лучше видно, и задирает кофты чтобы сразу же смачно выматерится себе под нос. Хорошо ж ей досталось. Темно-синее пятно, с багровыми волнами по краям, расползается ниже груди, на всю левую сторону ребер, задевая часть живота и уходя чутка на поясницу. Она морщится, не ожидав, что синяк будет таким большим, и осторожно прикасается к темной коже, чтобы попытаться прощупать сами кости и убедиться мало-мальски, что нет трещин или слома. Но как только пальцы касаются, едва надавливая, девчушка вздрагивает, в последний миг глуша тихий вскрик. — Блядь! Да что же это такое! Сука-сука! — вызвериться на себя, на того ублюдка, сдерживая слезы от ноющей боли и подступающего страха, что всё хуже, чем она думает. Но Элли стоически будет терпеть, делая вид что всё более-менее хорошо. Ей кажется, что она это даже чем-то заслужила. Не продумала всё наперед. Не смогла быть такой же крутой, как Джоэл... — Хуйня полная, но надеюсь, я от этого не подохну, — Элли бурчит тихо, стараясь осмотреть всё место повреждений, но больше вывернуться тоже не может, уж слишком сильно натягивается кожа и приходят в движение воспаленные от удара мышцы, заставляя закусывать губу до крови. Позади неожиданно раздается раздраженный вздох и только сейчас девушка чувствует мужчину позади. Черт! С этой пожирающей болью она даже не заметила и не услышала как он вернулся. Потому спешно одергивает одежду, но также и продолжает сидеть спиной к нему на краю разложенного дивана. Элли будто сжимается под этим прожигающим тяжелым взглядом, но всё ещё не говорит ничего, предпочитая слушать вьюгу и щелчки от прогорающих дров. Ей кажется неправильной вся та херня, что происходит. И позволять ему ещё и с этим разбираться, она не собирается, и так он из-за нее... Паршивое чувство вины хлещет через край, но девушка уперто сохраняет тишину, надеясь, что он проигнорирует её и в этот раз, спишет всё на дурной подростковый характер и не будет заморачиваться. Не прокатывает, — вспышкой в сознании — когда Джоэл сам медленно обходит последнюю недоразвалившуюся мебель и присаживается напротив неё, выжидающе молча смотря в глаза. — Всё нормально, — выдавливает хрипло Элли, не понимая почему так себя ведет. Почему ей становится так противно… Нет, не от него, не от его присутствия и тем более его касаний — противно от себя. От того какая она… слабая, глупая, не умеющая должным образом за себя постоять и постоянно теряющая тех, кто дорог. Его снова чуть не потеряла. Слезы душат, но девчушка стоически их сдерживает, переводя невидящий взгляд за мужчину, смотря на огонь и приказывая себе успокоиться. Её сводит с ума ещё и ощущение, что она грязная, и кровь того подонка въелась под кожу и жжёт, оставляя грязь, которая хуже кордицепса. Как же ей мать твою противно! — Я… сама справлюсь, — через комок в горле, задушено произносит девушка, сжимая руки в кулаки. — С чем? Как ножом по сердцу. Вспышкой игл в сознании. Словно он вовсе не о синяках её говорит, а о том, что ей пришлось пережить. И кипящих сумбурных эмоций, сводящих каждую минуту с ума и возвращающих в тот горящий пиздец, становится под сотню больше. А она и не знает, как теперь из этого выкарабкиваться. Джоэл протягивает к ней руку, но так и замирает, не решаясь коснуться, и сейчас словно в большей степени понимая произошедшее. Они оба это теперь понимают и осознают, не зная, как себя дальше вести. — Надо посмотреть… Элли? Она не противиться больше, сдается, возражает только взглядом и то из вредности, смотря куда угодно, только не на Джоэла. Ей стыдно что ему, с его повреждениями, приходится уделять ей время и опять заботиться, а ещё за свой проеб. Но понимает что осмотр нужен, и нехотя задирает край кофты, показывая часть левой стороны где больше всего виден удар. — Это всего лишь синяк, — не понимая кого уверяет больше — его или себя. — Это всего лишь гематома, — хмыкает тихо мужчина, коротко бросает взгляд на её лицо, — И от этого ты не подохнешь. — Припоминает её же слова, услышанные случайно, — Успокойся. Ребра не сломаны, но зафиксировать нужно, так будет проще. Только без сильной перетяжки… А у нее лицо горит, и кивает девчушка слишком сконфужено, коротко. Ей до смерти не хочется смотреть, не хочется больше говорить, хочется просто сбежать. Далеко, чтобы больше не быть ни для кого проблемой. Не быть вечно той, кого обязаны защищать. И плевать ей, какую она ценность для этого мира сейчас представляет. Достаточно осознавать, что она уже стала некой ценностью для него. Слишком уж дрянная такая ценность, сестрёнка, — мерзко упрекает более смелое подсознание, и Элли знает почему так. Почему она так хреново себя сейчас чувствует. Ещё тогда чувствовала это, ещё тогда поняла, что паскудно и слишком сильно привязалась. Верно, она ведь не такая охранено отстранённая, как он, она держать на расстоянии долго не умеет. Жаль. Сейчас было бы проще, наверное… Их пауза вновь затягивается, оседая липкой неловкостью, вымораживая те бешеные эмоции, которые она испытала, обнимая его, прижимаясь так близко, когда осознала, что это он, он рядом, вновь. Только он. Её самый охрененный защитник. Её Джоэл. — Я… — девушка прочищает горло, сглатывая колючий комок невысказанных слов и эмоций, и медленно отстраняется от края, подальше и от него, резво переводя внимание на то, что здесь может подойти в будущем на роль импровизированных бинтов, — Я потом поищу что-нибудь. Перетяну… Впрочем, он её не останавливает, кивает неохотно, отчего-то погруженный в свои мысли и равно быстро встает, переводя внимание, уходя ближе к камину, где чудом ещё оказался старый тонкий котелок, в нем-то и можно растопить снег, чтобы, как минимум, была вода. Противный холодок отстранённости вновь пробегает между. Элли это чувствует. Но решает перевести внимание на дом. Справедливости можно сказать, что их временное прибежище не так уж и уныло, а у нее, ровно, как и у Джоэла, ещё не было большого желания исследовать то, что есть за радиусом пяти метров от дивана. Впрочем, сил тоже пока мало. Сначала нужно хоть немного восстановиться. Про свое эмоциональное выгорание Элли и вовсе не заикнется. Только благодаря тому, что ещё сохраняется опасность для них, для него, и вообще непонятно, как они переживут эту гребаную зиму, девушка не дает апатии сожрать себя. Черт! Она спотыкается о свои мысли, цепляясь, подобно рыбе на крючок, резво разворачиваясь к сгорбившемуся над огнем мужчине. — Ты… как ты сам себя чувствуешь? Твоя рана, она… — Элли стопорит свои резкие вопросы, вновь чувствуя неловкость, однако перебарывая это ощущение. Ей важно знать, понимать, что он теперь точно её не оставит, а того долбаного пенициллина хватило. — Джоэл? — зовет она его еще раз, чувствуя нарастающую напряженность. — Жить буду, — равно коротко и сухо кидая в ответ, и ей бы показалось что всё как раньше, и действительно между ними стена, если бы не то, как мужчина замер, перестав что-либо делать, а его спина напряглась, словно он в ожидании очередной опасности, а не слов дурного подростка. — А нормально ответить?! — Она вспыхивает, подобно тем двум новым поленьям, докинутым в огонь, когда наконец он поднимается, чтобы повернувшись, как можно более ровно и без эмоций оглядеть её. — Ты прекрасно знаешь, что это, мать его, не ответ! — Это ответ. Со мной все будет нормально. — Да нихера! — Элли вскакивает со своего места, в миг оказываясь почти на расстоянии вытянутой руки от него, — Почему ты опять такая сволочь, Джоэл? Почему не можешь хоть раз по своей воле, а не валяясь в отключке, дать мне тебе хоть чем-то помочь?! Да, из меня не такой офигенный помощник, да, из-за меня весь этот пиздец и из-за меня ты подставился тогда! И это, это… — нервы рвет в клочья, как и картинки безумных дней — всё, начиная с его ранения, вводит девушку в кромешную тьму страха, обреченности и вины. И воздуха ей не хватает, а дышать глубже — расширяя грудную клетку — боль не позволяет, и Элли кажется, что она падает в какую-то вязкую оторопь и ужас: не видя, не слыша, с повторениями своих же криков, а воздуха так мало или это та самая гарь и дым? Господи, как же там было паршиво, в этом дыме и огне, и запах гари смешался с кровью этой погани в человеческом обличие, когда… Сильные руки касаются плеч, вырывают из плена ужаса, а она может вновь дышать, цепляясь за него, как за спасательный круг. — Медленнее... Дыши медленнее, детка, — почти шёпотом проговаривает Джоэл, осторожно притягивая её ближе, теперь без резких движений — ни как тогда — когда хотелось защитить от всего мира, теперь наоборот — осторожнее, мягче, вытаскивая с осторожностью из панической атаки, приводя в чувство и давая понять, что она сейчас в безопасности. — Всё будет хорошо, малышка, — он говорит мягко, скрывая надломленность в голосе, потому что обещал сберечь, но она всё же увидела одно из худших в этом мире, пострашнее чертова грибка, — Теперь всё будет хорошо... И Элли не думает будет ли так; её просто успокаивает этот голос, его взгляд, что поглощает все её страхи и тьму внутри, его близость, ощущение тепла рядом, той самой нужной безопасности. Она сокращает расстояние, роняя голову ему на грудь, осторожно сама обнимая, укладывая руки на спину, хотя хочется вжаться до боли, так, чтобы и миллиметра меж ними не осталось, вплавиться и остаться так навсегда. На воображала. Но ты ведь знаешь, что так не получится. Никогда, — кислотой разъедая внутренности. Да черта с два! Не сейчас, да, но она постарается. Точно не сейчас, но, может быть, через месяц? Два? О, она обязательно будет так делать… Кажись она уже перенимает его настырность. Элли едва улыбается краешком губ, успокаивается и старается, как можно мягче, нарушить их обоюдную понимающую тишину. — И всё же, дай посмотреть? Я… я постараюсь помочь. Только скажи, что нужно делать. Я ж нихрена не умею в этом плане. А вдруг тебя ещё ранят… — она резко спохватывается, отстраняясь, задирая голову, чтобы впиться в него предостерегающим взглядом — Нет, не настолько. Никогда более настолько. Однако, всякое же может случится, и что мне тогда с тобой таким разваливающимся делать прикажешь, а? Элли щурится под его вымученный вздох и больше не прячет слабую улыбку, видя наконец, как Джоэл сдается и медленно качает головой, под манер — «Ну и что мне с тобой делать?». Он окидывает девушку таким долгожданным теплым взглядом, и наконец покорно соглашается: — Как скажешь, детка.