принцип комплементарности и антипараллельности

За окном морозная череда осенних дней. Давление падает в самую низкую точку уже к вечеру, дождь раздражительно моросит по ресницам, небо сгущается свинцовыми тучами, чье суровое сборище разрастается пропорционально колониям бактерий. А вместе с тем и прямо пропорционально рекордному числу долгов Ким Сынмина. Через тонкие запотевшие стекла круглых очков впереди виднеется абсолютное ничего, только скопление мелких капель и удручающе ранний заход солнца. Парень с радостью бы попытался протереть или, в конце концов, просто снять тяжелую оправу, если бы глаза у него получше работали, а громоздкая куча всех принадлежностей и вещей, прихваченных на всякий случай, не висла бы на руке кожаным дурацким ранцем. Будто Сынмин давно не ученик старшей школы, а заядлый офисный планктон, горбящийся над бумажками и монитором компьютера с девяти утра до семи вечера, и, наконец, на всех порах летящий домой к обделенным вниманием дочерям и приготовленному женой ужину. Честно, не самая бесперспективная прерогатива для кипящей моральной зрелости, покрасневших от бесконечного напряжения глаз и зудящий от собственного цинизма головы. А откровенно, Сынмин готов на почти любую альтернативу, только бы суметь на несколько секунд прикрыть веки и не думать ни о чем - о пустоте. Не чувствовать в мыслях скребущей накипи логарифмических выражений, вечных недовольств родителей, требований к безупречно выглаженной одежде и к ползущим по строке учительского журнала оценкам отлично. Сынмин сам готов ползти по мокрому асфальту, буквально превратиться в улитку или червя. Хотя бы на несколько дней. Во первых, ни единая душа не задавит - то ли от жалости, то ли от отвращения. Во вторых, никто его не увидит, а значит не никакие предъявления не спросит. А в третьих, наконец то время замедлится: ты проходишь несколько сантиметров в минуту и это уже становится достаточным поводом, чтобы гордиться собой, поощрять выделяемой белковой слизью и двигаться исключительно вперед, прямо к обросшему мхом каменистому выступу. Ким Сынмин, к его огромному несчастью, не улитка. И поощрять любые старания незачем, пусть ты и проделаешь путь в несколько километров за час.

***

Губы выдыхают в сопротивление влажной леденящей атмосфере, от чего сразу рисуется небольшое облако густого пара. Интересно, как бы отреагировали люди вокруг, будь это сигаретный дым? Явного одобрения и признания Сынмин бы не получил, разве что от пары учеников из параллельного класса, что часто были не прочь припугнуть парня избиением или ежедневными издевательствами и выпросить совершенно бесплатные, расписанные за их немногочисленные извилины домашние задания, доклады и рефераты. А еще у Кима крайне редко всплывали карманные деньги, разве что остатком за оплаченных репетиторов или щедрой волей матери в виде небольшой суммы на еду между занятиями. Ни денег, ни признания у сверстников, ни единых близких отношений у Сынмина не было и на настоящий момент нет, зато есть Чанбин. Чанбин курение точно бы не одобрил. Он, если честно, много чего без сигарет у Сынмина не одобряет, еще и повторяет постоянно, как заведенный. Испорченный режим, крайнюю щепетильность во всем, неправильное отношение к здоровью, тех же наглых придурков с бесконечными невыполненными заданиями. Чанбин очень долго и упорно порывался отвязать их от несчастного школьного существования Кима, но второй наотрез запрещал и отчеканивал невидимым железным молотком каждый довод в пользу такой идеи. После того тягучего горячим расплавом разговора они не созванивались три дня. Больше не выдержали. В густоминутной темноте жизненно не доставало чего то вроде песен DAY6. Парень клянется, по возвращении в комнату этим и займется. Первой, желательно, включить Zombie, потому что запустит минимальное кровообращение. Музыка рок группы вживляла в душу что то новое, сильное и нужное, ноты опаляли перепонки и подчиняли альтернативным ритмом, выступали в роли особой одержимости, личной странной аддикции. В мозг изо дня в день обязан поступать этот гармонический вызов, дабы через пару часов пребывания в сознании у Сынмина не наступил приступ его кратковременной утраты. Порой, Ким не уверен, всегда ли, похоже воздействие на организм вызывал Чанбин. Он не в корне похож ни на Сынмина, ни на корейский рок, ни на возводимую в ранг божества группу. Чанбин в свои восемнадцать успел вычеркнуть весь список возникших когда то пагубных привычек во имя заботы о здоровье, заработать паршивую репутацию противника системы и выдающийся статус лидера любых неподвластных сборищ старшеклассников, а также вождя почти всей школы, потому что от природы умел, мотивировал, брал харизмой и неспоримой внутренней силой. Такого, как Чанбина, больше нигде не существует. Он часто ввязывается в драки, хоть никогда не лезет туда первым, ходит с побитыми костяшками и из раза в раз не замазанными ничем синяками под ресницами. Тональник только пидоры дома хранят, а Сынмин очень хотел скрыть безобразные следы на чужом лице. Чанбин с удовольствием переваривал белок и протеин, но никак не профильную математику и физику, а химия с биологией звучали в его голове пустым названием. Чанбин теряет время в старшей школе только ради ожидания экзаменов и поступления в высшее учебное заведение, где обязательно отучится на профессионального тренера. Они оба знали будущее наперед, не изменяя ни себе, не сложившимся принципам. Вот только Чанбин предельно тяжким мыслительным трудом не понимает, зачем Сынмину становиться стоматологу. Как это в принципе может нравиться? Чанбин осуждал непреодолимую тягу парня к человеческим ротовым полостям, а Сынмин не терпел спорта в каждом мельчайшем его проявлении. Они присоединились в особую нишу взаимоотношений отдельной связью, чем то схожую на водородную между азотистыми основаниями в цепи ДНК. Они антипараллельны в собственных скудных мирках и комплементарны вытянутыми из них тонкими схожестями.

***

Последним рывком Сынмин дошагивает до двери подъезда и хотя бы в эту секунду ровняет дыхание. Как же опрометчиво осознавать, что человеческий марафон под дождем однозначно не соответствует улиточному. Окутанные мокрыми струями ключи скользят по домофону, дверь с усилием открывается и хлопает с раздражительным тяжелым грохотом. И так из раза в раз, каждый день. Сынмин был бы не прочь наткнуться в подъезде на револьвер или слабую дозу морфина. Стены лифта с засохшей грязью и оборванными объявлениями, пыльный воздух лестничной клетки, входная дверь в квартиру. Он знает, что через секунду зайдет и столкнется с ослепляющим белым светом, встретит выглянувшую из кухни маму, услышит просьбу хотя бы попробовать ужин, снимет до блеска вычищенные еще дома туфли, но запятнанные подножием улиц. Сынмин открывает дверь и не смотрит на раскаленную лампу, не здоровается с мамой, судорожно, как можно скорее раздевается и разувается, с максимальной в своих полномочиях скоростью проносит худую промокшую тушку с не менее приятным на вид ранцем. И в легкой эйфории напоследок закрывается. Вещи тяжким грузом падают без промедления прямо на чистый ковер, на что Сынмину резко становится наплевать. Сынмину становится наплевать и на безупречную чистоту постельного белья, которое он самостоятельно по пятнадцать раз в день дезинфицирует, и на форму, которую раз в два дня тщательно выстирывает и за час перед выходом на улицу подготавливает к ношению. Он просто валится на чистое одеяло в выглаженной одежде, медленно вытягивается, выгибая позвоночник и закидывая ладони над макушкой, наконец прикрывая глаза. Мама вряд ли захочет зайти, чтобы спросить, почему он не поел. Ему и не нужно. Пальцы с вялой едкой дрожью тянутся к карману брюк за устаревшей моделью мобильного и слепо тыкают по привычной комбинации цифр. Поднимать, чтобы взглянуть на экран, не приходится. Сынмин по памяти нажимает на окошко со загруженной на устройство музыкой и жмет "вперемешку". Ни на атом не сомневается, что заиграет необходимая - в этих вопросах вселенная всегда на его стороне. Он устало жмурится, в попытках игнорировать выступающий из окна приглушенный свет фонаря, а затем расслабляется. Клавишные аккорды сами текут внутрь, занимая место напрасных тревожных мыслей и беспорядочных аналитических цепочек, доходят до нервных соединений, а затем сосудов, пробираясь к выдохшимся легким и почти заржавевшему сердцу. Я чувствую, что превратился в зомби С пустым разумом и пустым сердцем Чучело без мозга внутри Когда в моей жизни все пошло наперекосяк? Музыка распыляется по всему телу, за исключением холодных конечностей, а слова затягивают в привычный желаемый транс. Сынмин едва ощущает, как мышцы тяжелеют и превращаются в однородную жидкую смесь, разум отходит на дальние затворки бессознательного, а веки надавливают, стараясь усыпить владельца. Чересчур необычное, но такое благостное умиротворение Ким проживает впервые за вечность продолжительных холодных месяцев. Он чувствует спокойствие. Да, мы живём жизнь Глаза широко открыты в темноте Эта бессмысленная жизнь Хоть я и хочу всё оставить Хоть и хочу мечтать Но не могу ничего сде- Джехен не успевает закончить любимый момент в песне, ведь телефон уж слишком внезапно принимается вибрировать, да еще с такой силой, что Сынмин от напора дернулся на кровати, отрывая руки с нагретого места. Все, что он может сделать в этот момент - максимально глубоко вздохнуть, будто выпускает неподъемный груз, - и сесть на кровати. Те, кто безостановочно повторяет о том, что необходимо сосчитать до десяти успокоения ради, нагло обманывают честных людей. В частности излюбленные всеми психологи. Хоть до ста и обратно сиди перебирай, Сынмин как изъявлял потребность кого то убить, так и будет продолжать. Какой индивид в принципе может трезвонить ему в такой момент, если его номер, дай бог, найдется у человек пяти? Варианты распределяются на несколько, прости Господи, важных персон. Первый кандидат - мама, у которой нет никакой охоты прийти к нему в комнату или она соблюдает крайнюю субординацию, и предпочитает спросить о самочувствии сына по телефону. Второй подозреваемый - сумасшедшая учительница Сынмина по биологии, что днем, что ночью, что в период атомной войны любящая доставать учеников по абсолютно непредсказуемому извращенному вопросу или ответу. Третий вариант - его репетитор по математике, от которого он только что вернулся, и, с довольно большой вероятностью, забыл либо какую то вещь, либо свой мозг с каким то заданием. Четвертый претендент и, по всей видимости, самый угодный из всего списка, - Чанбин. Всего за пару секунд раздающейся настойчивой вибрации Сынмин перебрал все реальные и ложные варианты, и почти рассчитал вероятности звонков то того или иного человека, как утомленный мозг со всей выдуманной строгостью заставил парня просто напросто взять трубку. После очередного короткого выдоха, не глядя Ким провел пальцем по экрану и приложил мобильные к уху. - Охренел так долго отвечать? - ну вот, послышался привычный звонкий возглас, - Или ты там окончательно сдох? Эй, Сынмо! Кого спрашиваю? Парень немного подвис под звучание этого тембра. Да, Чанбин определенно звучал совершенно уникально. - Я... Привет, Чанбин. Здороваться, вообще то, сначала надо, - речь явно отдавала замученностью и изжившим энергию выгоранием, но Сынмин был бы не Сынмином, если бы при любом удобном случае не находил повода позанудствовать и придраться. - Да привет уже, мистер вонючка, - губы Кима слегка приподнялись, - А теперь отвечай. - Я.. во первых, не охренел, как ты выразился, - парень выдохнул и привстал на локтях, чтобы сесть, облокотившись спиной на стену и положив успевшую превратиться в тяжеленную голову на колени, - Скорее ты перегнул со своей врожденной наглостью и решил достучаться до меня прямо в тот момент, когда я отдыхаю и ловлю божественный дзен. - Слышно, как с другого конца Чанбин немного усмехнулся, но не собирался перебивать такой монолог, - А во вторых, как ты уже мог понять.. Не умер, к сожалению. А уже был близок, между прочим, это все твоя вина. - Эй, спасибо мне должен говорить, я тебя минуту назад с того света вытащил, - Сынмин вновь закатывает глаза, в очередной раз, как и в любой, когда Чанбин начинает раздувать наигранную важность. В каждые из таких секунд зрачки почти достигают каких то небесных орбит, но лишь потому что Киму эта черта в тайне очень нравится. - Не позвонил бы и что? Потом себя никогда не простил! - Чанбин тепло усмехается, и это отдаётся Сынмину. - Айй.. Совсем себя не жалеешь, как всегда. Ты хоть полночи не сиди за учебой, - Слышатся нотки заботы, которые Ким не получает ни в песнях любимой рок группы, ни в словах кого либо другого. - Не могу, меня ждут задачи по генетике и.. что то по математике.. - Сынмин задумывается о домашнем задании, которое почти забыл, хотя всего пол часа назад покинул репетитора и новую тему. - Нет, Сынмо! Только не про математику, молю, - парень не видит Чанбина, но со сто процентной вероятностью готов заявить, что его лицо скривилось в предельно не принимающей математику физиономии, - А про генетику мне интересно. Безусловно, Сынмин как ясный день понимал, что никакой, даже самый простейший раздел биологии Чанбину не увлекателен и никогда не будет, о каком тогда интересе может идти речь? Сынмин знал и понимал очень много вещей - законы Моргана, теорию относительности, эвристические задачи, правила четности, - но никаким разумным способом не мог объяснить доброту Чанбина. Ту, что отдавалась ему одному. Ким лишь понимал, что, видимо, Чанбин уважает его знания, личность и старания, а еще видит способность парня запоминать любой материал только через объяснения. Такой проницательностью обладал вполне приличный процент человечества, тот же репетитор Сынмина по химии, но подобной исключительной добротой страдали единицы. - Врешь же, Бин, - Сынмин слегка усмехается, скорее от ироничности и легкой усталости словарного запаса. - Может и вру. Тебе какое дело? - и вот опять кажется, что Чанбин слегка хмурится, но тоже улыбается от абсурдности сказанного. - Ну, я жду. Твои генетические, эти... Законы. Поневоле Сынмин слабо смеется, и мысленно дает себе легкий подзатыльник, не получилось ведь сохранить серьезный и пафосный образ. А Чанбин счастлив. - Ну, Со Чанбин, слушайте внимательно, - Ким набирает воздух, готовясь к детальному разъяснению, - Ген - это участок ДНК, который кодирует определенный признак в теле человека. Например, цвет волос, глаз, кожи, склонность к конкретным заболеваниям... И он так и продолжает рассказывать нудную теорию, сам про себя удивляясь тому, как запомнил достаточно крупный объем информации с первого раза, а его не перебивают. С максимально высчитанной точностью Сынмин ожидал, что Чанбин заснет, прервет этот бред или поскорее переведет тему. Такового не произошло даже спустя несколько минут пояснений, Чанбин в перерывах между предложениями только утвердительно мычал и, казалось, сидит на каком то крайне важном для его судьбы уроки и слушает с не моргающим взглядом. Сынмин великолепно понимал генетику, что от зубов отскакивала, как детская скороговорка, но ужасно понимал принцип, руководствуясь которым с ним сейчас не сбрасывал звонок Чанбин. - Вот, так наследуется группа крови. И, как факт, у детей она чаще всего отличается от родительской.. - Сынмин скоро тараторит, будто стыдясь этого объема и бедного мозга Бина, которому приходится его воспринимать, - Вот, там еще есть правила наследования в половых хромосомах, но... - он немного прокашлялся, - Я не хочу тебя грузить. - Эй, ты чего, какой грузить! Я же сам попросил, - Сынмина сразила улыбка от почти искреннего возмущения. - Нет, Бинни, дело не в этом. Мозг должен обрабатывать информацию поступательно, так что на сегодня - все, - Ким продолжал держать дурацкую легкую радость на губах, а после огорченного вздоха Чанбина, как он прокомментировал, от недостатка генетики в его крови, он в еще большей степени принял вид какого то дурачка. - Ладно, допустим я забыл, что ты такой умный. Ой, точнее Вы, учитель Ким, - Чанбин хитро усмехнулся, а Сынмин принял вызов. - Только у меня всего один вопрос по теме, учитель. - Ну? - Ким не знает чему улыбается больше: придуманной на ходу глупой игре или миссии Чанбина по поднятию его настроения. - Вы так хорошо знаете генетику.. - Чанбин наигранно задумался, как бы формулипуя в голове вопрос, - Как вы думаете, у нас с Вами были бы красивые дети? Умнейший ученик центральной корейской гимназии, Ким Сынмин, попал в ступор. И непонятно по какой причине - то ли от того, что худые щеки налились розовым румянцем и в горло попал какой то странный ком, незнакомый ранее, то ли от того, что этот вопрос задал Со Чанбин - самый популярный старшеклассник школы в его районе, самый харизматичный парень из всех ему известных, самый добрый и.... Так, стоп. А может от того, что они оба парни? Сынмин сразу и не понял, что сидит и смотрит в пол возле кровати уже секунд десять. А на вопрос так и не ответил. - Э... Ты.. не можешь спрашивать такие вопросы, мы же оба парни, - Ким кусал нижнюю губу, пытаясь оторвать и перевести взгляд в другую точку, - У нас.. не может быть детей, а, следовательно, скрещивания генов.. - Эй, учитель, ну я же теоретически, - через динамик слышна довольна улыбка, а еще настырный и решительный характер, - Вы ведь легко можете представить внешность с такими мозгами. - С мозгом, Чанбин, - опять язвит, а сам прячет спущенное лицо в колени, как пятнадцилетняя девочка после самого тупого и банального подката в ее жизни. Сынмин ни единым законом вселенной не мог объяснить, почему на него действует. - Я думаю... Я ее могу представить, у меня плохо развито наглядно образное мышление. - Ким выдохнул, найдя такую безупречную отмазку. - А вот теперь ты... То есть Вы врете, - второму показалось, что из трубки доносится непонятный тихий шорох, увеличивающийся с каждой последующей секундой. - Ай! ..блять.. - Эй, Чанбин, ты в порядке? - от резкости реакции Сынмин мгновенно сел прямо и вытянул ноги, с трепетом вслушиваясь в происходящее у этой неугомонной, ко всему прочему крупной сущности. - Что случилось? - Я... э... - с другого конца все еще проявлялся слегка шумный фон, который, по правде говоря, начал изредка и в мелкой степени проявляться еще с рассказа лекции по биологии. Только Сынмин или посчитал, что ему это показалось, либо подумал, что у Чанбина дома происходит очередная суета или просто не хотел отвлекаться, сосредоточившись на поступающем во вне материале. Наверное, зря. Теперь Ким распознал еле различимый шум редкой листвы, видимо, из за качественной модели телефона и динамика Бина. - Ты что, на улице??.. - мысли Сынмина чуть ли не разразило, глаза вспыхнули удивлением и округлились, а у самого Кима внутри начало разгораться то ли обидчивое возмущение, ведь как этот огромный ребенок разговаривает с ним приличные минут пятнадцать, а сам, оказывается, где то прогуливался. Благо не в туалете на очередной вечеринке старей школы сидел, хотя Ким бы ни разу не поразился такому исходу. То ли в нем зарождались... Любопытство и даже небольшая забота? Ведь, как Сынмин помнит, тренировка у Бина закончилась двумя часами ранее, так что он мог забыть в девятом часу ночи в такое то состояние погоды? Нет, конечно, парень почти достиг совершеннолетия и свободно распоряжался своим временем, местом нахождения, передвижением и действиями, но... Нет, Кима не должны волновать эти подробности. Он сделал целесообразный вывод, что просто начинает неимоверно злиться на Чанбина, эту диффузную груду мышц и кучку безрассудных идей. - Ну, я.. - парень пугливо шмыгнул носом. - Если ты будешь врать, я убью тебя при встрече. - И Чанбин понял, что, вероятно, его поджидает реальная гибель. - Кхм, тогда.. это произойдет очень скоро. Я под твоим окном. - он безмерно боялся ответной реакции, но, как самый бессовестный черт, не смахивал с лица наглой улыбки.

***

- Ты... Что?! - Сынмин в миг осекся, так как кричать ему точно нельзя ни под каким предлогом, и вскочил с удобного нагретого одеяла. Сказать, что по коже парня прошелся разряд щадящего шока, - не сказать ничего. Он помялся, немного судорожно перебирая пальцы на ногах, всего пару секунд, пока с молниеносной скоростью беспозвоночного не подбежал к окну. Он правда стоял там. В момент, когда встретился с чужими зрачками в круглой оправе, абсолютно по бестолковому расползся в счастливой, чуть хитрой улыбке во все тридцать два. И не прерывал настырного взгляда, в котором не читалось ни капли привычной ко всем напыщенности, липовой важности, редкой враждебности и незыблемой упертости. Только что то настолько теплое, что закрывало собой все наружные крепкие порывы ветра и мерзлые капли. Где то в районе грудной клетки, ближе к сердцу, прошелся резкий переворот, а затем еще один, еще и еще. Что то неизведанно и упорно кувыркалось и ударялось внутри, к щекам прилила волна неохватного жара, а ноги бесконтрольно подкосились. Врач сказал, что у Сынмина кране ничтожная вероятность возникновения тахикардии. Может, подхватил простуду по дороге домой? - Ты откроешь или как? Холодно становится. - Сынмин беспощадно и проигрышно затонул в черных глазах. Он и не заметил, как выровнялось лицо напротив, приобрело более серьезный и спокойный вид, а уголки губ украшала лишь еле распознаваемая ухмылка. Он и не замечал никогда, что человек напротив так красив. - Я... - парень сглотнул предательский ком, - Д..да, сейчас, - Сынмин мгновенно положил мобильный на стол, совсем позабыв хотя бы завершить вызов, боязливо залез с коленями на стол, чтобы побыстрее дотянуться до оконной ручки и провернуть ее с непомерным усилием, а следом целиком раскрыть проем. Ким жил в квартире на втором этаже, но никак не на первом. И, быть честным, он и видимого понятия не имел, как Чанбин вскарабкается до подоконника. К всеобщему бестравматичному благу Сынмин не живет на каком нибудь этаже порядком выше. - Ты... Как собрался..? - смотрит как баран на новые ворота - сейчас про выражение лица Сынмина, что так и застопорился в сидячей с поджатыми конечностями позе прямиком на благодарном все трудам Кима рабочем столе. Губы парня под невольным влиянием чуть заметно разомкнулись, будто хотели озвучить что то еще, но слова сами рассыпались, деле не доходя до языка, а может просто еще настойчивее вбирали кислорода в легкие, чтобы не настигнуть истощения и не рухнуть прямо здесь, прямо перед ним в обморок. - Не пропустишь дорогу? - Чанбин произнес вопрос будто невзначай, так непринужденно и искренне, что Сынмин, опомнившись и кое как преодолев расстояние от твердой поверхности до пола, почти не застал в мыслях съедающего стыда и глупой неловкости. До сих пор раздавался только издалека ощутимый трепет, проносящийся от горла до самого центра плоского живота. Врач сказал, что с желудком у Сынмина все в порядке. Не успели верхние веки пропустить столкновение с нижними, как простоявшее неизвестное количество времени под окном недоразумение шагнуло пару раз назад, что есть силы разбежалось и, зацепившись ногой за выступ в стене, запрыгнуло какой то неуловимой стрелой прямо к подоконнику, зацепившись на нем коленом. В тайне выходка этого недоразумения Сынмину понравилась. В полном объеме. Покоритель чужих безграничных окон и рабочих столов стянул свои грязные кроссовки, оставив обувь на обратном выступе подоконника, ведь четко осознавал необъятность перфекционизма и чистоплотности владельца комнаты. А через пару секунд повернулся, растягиваясь в забавном и непоколебимом самодовольстве, запирая за собственной спиной окно, будто среднестатистическую дверь в коридоре. - Ты... Зачем ты пришел? - казалось, Сынмин никогда так нелепо и долго не хлопал глазами, ускоряясь в рефлекторной реакции из раза в раз, и глядя так в один момент смущенно, разгневанно и поймано. В чересчур непредвиденные обстоятельства, жутко схожие проигрыш в прятки. Щеки доставал еле видимый в темноте глубоко вечера румянец, ведь Ким внимательно присматривался к парню. С влажных волос от носа к подбородку стекали кристальные слегка блестящие капли, уже не кажущиеся противными или надоедливыми, как совсем крупицу времени ранее. Крупная, выступающая из под бесформенной черной толстовки грудь вздымается с намерением наконец то выровнять дыхание. Руки невольно скрываются за спиной, ведь на них вновь красуются засохшие следы побитых костяшек, за что Сынмин обязательно отругает мнимого бойца без правил и напомнит, что слишком его внимательность к деталям независимо сильна, и прятать от его глаз что то бесполезно. На скуле тоже можно разглядеть едва ползущую царапину, уже заживающую, но по прежнему бурлящую кровь Кима своим присутствием на выраженном лице. И как же, хочется поинтересоваться, Сынмин разглядел за считанные мгновения такие мельчайшие черты? Глаза. Сияли и распространяли свет гораздо более мощный и ровный, чем уличный фонарь под окном. Они горели совсем уникальным отблеском, притягивая весь локус внимания лишь к себе и не предпринимая ни единой попытки оторваться, а за ослепительным огоньком растягивали чернее ночи бездну. Они отражали и моросящий дождь, и озябший ноябрь, и неподъемную тяжесть ночного неба, и осколки звенящих во тьме звезд, и искусственный поток свечения фонарей, и всего одну скудную душу. Ким Сынмина. - Ты ведь недорассказал мне про наследование генов половых хромосом, - добрая улыбка встраивается в чужие зрачки, видимо, со всем усилием стараясь затмить влекущие магические чары черных глаз. А Сынмин как рыбка отлепляет нижнюю губу от верхней, никак разложить по нужным полочкам не может, как Чанбин вообще запомнил все эти слова? Со добирается до края и спрыгивает со стола, ровняясь с несчастным хозяином этого места, но, как и всегда при встрече, оказываясь на жалкие несколько миллиметров ниже, однако как никак в два раза шире худощавого отличника. Может, по дурацкой случайности, а может совершенно нарочно Чанбин возникает как то очень близко, так, что наклонись на пару сантиметров вперед и коснешься грубоватой кожи носа, а проведи левее - скул, щек, подбородка... - Так что, расскажешь? - он смотрит так пристально, что под этим взглядом невозможно отмереть. - Тебе правда интересно? - Больше всего на свете. Чанбин протягивает одну из побитых рук и почти невесомо дотрагивается до тонкой оправы очков, легким поступательным движением приподнимая вверх, а Сынмин, кажется, не только не отмирает, начинает предательски подрагивать, пропускать по позвоночнику табун разрастающихся мурашек и поощрять хаотичный желудочный трепет. Кода ладоней запотевает, а суматоха беспорядочных смешивается все интенсивнее, в конце концов вовсе испаряясь и превращая разум в пустующее пространство. Сынмин немного нервно сглатывает и с точностью в десятки тысяч процентов несерьезно, полностью по детски смущается, но ни разу не отрывается от чужих зеркал, отражающих в своей безмерности неопознанную Сынмином в самом себе новизну. Чанбин ласково окончательно стягивает стекла со лба, откладывая их на слегка растрепанную макушку плюшевых волос. - Без очков тебе намного лучше. А после размеренно двигается все ближе, нежно поднимая большой палец к острому подбородку и вызывая жгучую горячесть в чужом теле, пока не накрывает обветренные тонкие губы мягким, согревающим, и лишь для двоих ощутимым ничтожно крошечным вселенским взрывом.