Синдром Адель Гюго.

Парень стоял на кухне, готовя еду. Его руки мелко дрожали. При виде вошедшего в кухню Дотторе он вздрогнул, но не попытался убежать или закрыться. Лицо Панталоне было неподвижно, словно у статуи, только брови приподнялись вверх, а после он свёл их к переносице, цокнув языком. Хирургия - работа тяжёлая. Хирурги - люди, что плохо понимают значения любви. - опять с работой неудачно? Да поговори ты уже с начальством, не вывозишь по двенадцать часов. Приходишь домой агрессивный, а я тебя почти не вижу. Брюнет не боялся Дотторе, не боялся и удара, что может последовать после таких слов, и очередной ссоры, и манипуляций, словно у молодой девушки, когда мужчина разводит руками и выкрикивает, обязательно что-то разбивая, "ну и живи один!", а после уходит из дома на несколько часов. Всё это стоило, определённо стоило того, чтобы раз в неделю, по выходным, посидеть вместе, молчать, залезть в кровать к возлюбленному, обнять его и пролежать так целый день. Панталоне понимал на что шёл, да и Дотторе предупреждал, что он просто ужасный вариант партнёра, что можно найти лучше, красивее и добрее, но как найти того, кого ты полюбишь? Панталоне не нуждался в идеальном мужчине, он нуждался в нём. В руках, что так крепко сжимали аккуратное тело, в шрамах, - о, Боги, Регратор выучил каждый, касался каждого, выцеловывал и мог чуть ли не назвать их точное количество, - даже в зубах, что постоянно оставляли мелкие раны при поцелуях. В волосах, цвета ангелита, что иногда лезли в лицо и раздражали этим хирурга. Дотторе не умел любить так, как это представляет общество. Он не дарил подарков, не задаривал комплиментами. Поэтому даже самое обычное "ты сегодня красивый" заставляло Панталоне расплыться в улыбке. Оба не были подростками, не нуждались в вычурной любви. Хватало объятий по утрам и грубого секса по вечерам, когда Дотторе приходил уставшим и раздражённым, а Панталоне отдавался ему целиком и полностью, позволял целовать себя везде, трогать и гладить. Дотторе не любил звонки, не любил пустые вопросы. Не любил совместные фотографии, не любил упоминания себя где-либо. Он считал любовь настолько интимным делом, что даже за руку на людях не брался, а про поцелуи и "я люблю тебя" речи и вовсе не шло. Панталоне знал, что в их личной жизни, дома, наедине, они могут целоваться, могут трогать друг друга. И сейчас, этим вечером, Дотторе тяжело вздыхает, выключает телефон, - мог бы и разбить вовсе, разбивать каждый день, лишь бы ему не мешали. Но деньги зарабатывались тяжёлым путём, пусть их и хватало, а так глупо раскидываться всё равно совесть не позволяла, - и подходит к Панталоне. Он понимает с полуслова, выкладывает всё из рук, снимает очки, чтобы уж точно не помешали. Дотторе целует шею мужчины, а темноволосый словно растекается в его руках, откидывает голову назад, обнажая кожу. Он как пёс, смотрит на хозяина с обожанием, даже несмотря на то, что этот самый хозяин его бьёт, ограничивает в еде и прогулках. Собака навсегда привяжется к человеку и позволит делать с собой всё. Поджимая хвост, скуля и прячась от удара, но будет готова отдать жизнь за хозяина. Панталоне тоже не обращает внимания на оскорбления, редкие избиения и слова ненависти при ссорах. Его любовь намного сильнее. - я устал, Панталоне, чертовски устал. Дотторе кладёт голову на плечо мужчины, прикрывает глаза, тяжело выдыхая. Пальцы залезают под домашнюю, широкую футболку, которая, кажется, изначально и пренадлежала хирургу, но Панталоне повзаимствовал её, а в итоге вовсе забрал к себе. Сначала из-за ревности, нехватки телесной близости, чтобы хоть как-то ощущать партнёра рядом. А потом, когда парфюм Дотторе выветрился с ткани, носил по привычке, понимая, что его партнёру это нравилось. Нравилось видеть его голые ноги, нравилось замечать засосы, которые он оставил во время их ночи. Просто нравилось видеть своего партнёра в своей одежде, того, который изначально не смотрел на него вовсе. Потом улыбался, касался кончиками пальцев. Но делал он так со многими, а Дотторе добился. И позволил себе многое, понимая, что Панталоне в нём души не чаял. Руки скользнули под футболку, холодные пальцы заставили Панталоне рвано выдохнуть от неожиданности, прижаться к мужчине сильнее, стать уязвимым. Все эти вечерние прелести заставляли любить, не бросать и даже не смотреть на других. Всё, что нужно Панталоне, было в одном Дотторе. И безумство, и агрессия, и любовь. Сумрак давно охватил город, кто-то уже точно спал, а кто-то, возможно, и смотрел в окно, где силуэты мужчин наслаждались друг другом. Постоят так немного, и Дотторе пойдёт на балкон, достав пачку "Marlboro" из кармана. Зажмёт одну между средним и указательным пальцами, а к этому времени подойдёт Панталоне, обнимет сзади и, уже зная что сделать, прикроет сигарету ладонью. Дотторе достаёт зажигалку, воспользовавшись моментом, поджигает сигарету и накрывает её губами. Делает затяжку, поворачивается к Панталоне, улыбается, выдыхая ему в лицо. Раньше он от такого кашлял и кидал в сторону Дотторе оскорбление, но сейчас привык, поэтому целует мужчину, а хирург будто знает всё заранее, отводит руку с сигаретой подальше, за края балконных перил. Делает шаг назад, спиной прижимаясь к ограждениям, свободную руку кладёт на спину Панталоне, заставляя подойти неприлично близко, не позволяет разорвать поцелуй. Ради этого они ждут вечера, ради этих моментов живут. Утром они вновь только одарят друг друга поцелуем, Дотторе уйдёт на работу, а Панталоне будет сидеть дома в ожидании звука открытия двери, и всё для того, чтобы этот вечер повторился.