Валькирия

Страшно теперь оглянуться: смотри! По небу мчатся багровые тучи; воинов кровь окрасила воздух, — только валькириям это воспеть! (Песнь валькирий)

      Драко не собирался влюбляться.       Даже не рассматривал такой вариант, ведь вовсю свирепствовала война. Он просто старался не отсвечивать и не зацикливаться на мыслях. Мать давно умерла, и компанию ему составлял лишь отец да изредка Крэбб и Гойл.       Отец однажды затащил его в сражение. Буквально — за локоть. И в первые же минуты Драко нарвался не на кого иного, как на окровавленную Гермиону Грейнджер — прямо там, в центре обычного, в иной ситуации, городка.       Грейнджер тут же разоружила его и с пренебрежением закатила глаза. Всего лишь отбросила его палочку в сторону, даже не сломала, как поступала с другими, не видя в нем никакой угрозы, и сразу умчалась в самую гущу битвы. В школе она просто заучивала книжки, и Драко всегда считал, что лучше нее владеет заклинаниями. В том городке он познал степень своего заблуждения, потеряв дар речи от незаурядных способностей Грейнджер в магии, о которой он даже не знал. Она напомнила ему яростную валькирию в пылу битвы, по какой-то причине оставившую ему жизнь.       Драко остался сидеть в грязи, и отец больше никогда не брал его сражаться.       Следующая его встреча с Грейнджер состоялась, когда ее бесцеремонно зашвырнули в камеру в подвалах поместья Малфоев.       Она стала военным трофеем, заложницей, пленницей, которую прислали отцу для допроса. Драко решил, что егерям просто повезло застать ее врасплох: умом они не блистали.       Он думал, что ее поимка не оставит его равнодушным. Надеялся, что в груди разгорится чувство гордости или желание позлорадствовать, но вместо этого ощутил лишь пустоту.       Надеялся пересидеть войну в мире и покое своей комнаты, но, когда отец позвал его вниз, Драко понял, что этому не суждено сбыться.

***

      Запертая в клетке без палочки, Грейнджер не представляла опасности, но на всякий случай егеря застегнули на ней ошейник, который подавлял магию. Драко не знал, как именно они работают: в середину ленты был вставлен какой-то камень цвета ночного неба, лежащий в ямке на ее шее. Тот слегка светился и мог бы называться красивым, если бы не использовался с такой жуткой и неестественной целью.       Будь Драко таким же, как пару лет назад, он придумал бы, как съязвить про грязнокровку и самое ей место, но сейчас его губы словно слиплись. Он мог лишь смотреть на нее в оцепенении. Грейнджер была вся в синяках, перемазанная, видимо, после сражения с егерями, но подняла на него взгляд и сжала зубы, будто провоцируя делать с ней все, что ему заблагорассудится.       Отец и впрямь предложил ему не сдерживаться, хотя сам Драко с радостью остался бы в спальне, занимаясь чем угодно, лишь бы не этим.       Он поднял палочку.       Его руки дрожали, а Грейнджер наблюдала за ним со скучающим выражением лица.       Круциатус Драко отца не впечатлил: Грейнджер в результате лишь вздрогнула и посмотрела с каким-то удивлением.       Закатив глаза, отец взял это дело на себя и со рвением, которым вернул благосклонность Темного Лорда, произнес проклятие. После этого Грейнджер уже недолго скучала.       Драко смотрел, как она извивалась и кричала, пока ее голос не сел, а из горла не вырывался лишь свистящий шепот. Его подташнивало, и дурнота подкатывала к горлу.       Пока ее крики отражались от стен, он пытался вспомнить, почему ее ненавидел.       — Где Поттер, грязнокровка? Где ваше Сопротивление его прячет?       В школе Грейнджер бесила своим зазнайством. Став старостой, любила покомандовать. И была грязнокровкой, конечно. Охраняла Поттера и раз залепила Драко пощечину на третьем курсе. Обезоружила его в городе, но тогда было сражение, так что он решил не ставить ей это в вину.       — Не знаю, — ответила Грейнджер хриплым шепотом. Ее скрутил спазм, и она слабо застонала.       Да, она была зазнайкой, но разве это причина ликовать, что отец будет пытать ее, пока не останется лишь пустая оболочка с каштановыми кудрями, которая прежде вмещала Гермиону Грейнджер?       Слегка раздраженный, отец вздохнул.       — И почему же, почему я тебе не верю? Раз не желаешь по-хорошему... Давай, открывай глаза, иначе я срежу тебе веки.       Грейнджер всхлипнула и разлепила глаза за пеленой слез.       Отец уселся на ее распростертое дрожащее тело, впился пальцами под подбородок и проник в эту умную голову, пока сама Грейнджер лежала совершенно беззащитная и тихо плакала. Драко всеми силами сдерживал тошноту.       Ему удалось дожить до конца экзекуции. Когда отец отпустил, он даже дошел до спальни, и только там его вывернуло на ковер.       Грейнджер даже не знала, где прячут Поттера — и ради чего была эта пытка?

***

      В ту же ночь она ему приснилась.       Этот сон был осознаннее обычных. Драко огляделся, отмечая, что они стоят на поляне в лесу на краю владений Малфоев. В детстве мать, бывало, приводила его сюда на пикник.       Увидеть здесь Грейнджер Драко никак не ожидал, да и она, даже во сне, выглядела удивленной не меньше.       Они с любопытством оглядели друг друга. Грейнджер-из-сна разительно отличалась от сломленной куклы в клетке, которая с трудом дышала со сломанными ребрами. Нет, эта Грейнджер предстала перед ним воином, валькирией, выступившей прямо из сражения. Ее серебристые доспехи блестели на солнце, а волосы яростно развевались, подхваченные порывами ветра.       Ошейник на шее ярко сиял, камень мерцал насыщенно-синими гранями.       — Ты что тут делаешь? — с подозрением спросила Грейнджер-из-сна.       Драко в замешательстве моргнул.       — Вообще-то это мой сон. Где еще мне быть?       Грейнджер надолго застыла, устремив на него взгляд. По крайней мере, во сне показалось, что надолго. Это могло быть как на несколько секунд, так и лет или вечность.       — ...Как странно, — в конце концов произнесла она.       — Думаешь? — Драко не казалось это странным, хотя, конечно, обычно ему не снились связные разговоры со школьными недругами.       — Да, думаю. Так не должно было случиться.       Он пожал плечами.       — Это же просто сон.       — Во снах своя магия. Сильная. — Она задумчиво нахмурилась. — Тебя не должно здесь быть.       — Это мой сон, — повторил Драко. — Тем более это не по-настоящему. В настоящем ты заперта у нас в подвале. А здесь ты просто плод моего воображения.       Грейнджер выгнула бровь.       — Неужели?       Драко проснулся резко, с колотящимся сердцем и четкими воспоминаниями о сне.       Но это было не по-настоящему.       Не могло быть.

***

      — Ты ведь хорошо знал грязнокровку в школе.       Драко рассеянно ковырялся в тарелке, но есть не собирался — чтобы опять не стошнило. Им подали улиток, и его не прельщала перспектива, что эти скользкие тельца позже вернутся из его желудка в горло.       — Не очень хорошо, — сдержанно ответил Драко.       — Хм-м.       Он чувствовал на себе взгляд отца и потому заставил себя положить улитку в рот. Ее нужно было хорошенько разжевать, поэтому Драко сосредоточенно превращал это мясо в кашу. Та осела на стенках горла, когда он сглотнул.       — Умная девочка, хоть и грязнокровка. И разум просто удивительный.       Драко сделал вид, что не услышал похвалу за тоном отвращения.       — Она довольно симпатичная. Если ее умыть.       Драко упрямо смотрел в тарелку. Желудок начало сводить от тяжелого соуса.       — Я к тому, Драко... надеюсь, ты никогда не опускался до... неправильных мыслей о ней. Подобные ей создания всегда будут пылью под ногами, даже если у них красивые глаза.       Драко постарался представить Грейнджер и вспомнил, что, вроде бы, глаза у нее красивые. Точно карие. По крайней мере, во сне, потому что в реальности он избегал ее взгляда как огня с тех самых пор, как ее притащили в поместье.       Драко поднял голову. Отец сидел на месте, наблюдая за ним с безучастным выражением лица. Такой же как обычно, надменный и изящный, с собранными в хвост волосами, и все же... какой-то другой. Словно человек перед Драко едва ли им был. Не Люциус Малфой, а дьявол в его шкуре, который почему-то рассуждал о красивых глазах Грейнджер, хотя после обеда скорее всего собирался вернуться в подвал и пытать ее до полусмерти.       Накатило странное ощущение, будто он разглядел отца впервые.       Тот выжидательно приподнял бровь.       Драко отложил вилку.       — Конечно, отец, как скажешь. Можно мне идти?       Отец поджал губы.       — Иди. И... тебе больше не нужно приходить на допросы.       Скорее всего здесь крылось оскорбление, но Драко ощутил лишь облегчение. Что ему не придется смотреть на искалеченную Грейнджер, на ее извивающееся под Непростительным тело.       Ее крики все равно донеслись до его комнаты, и с обедом опять пришлось попрощаться.

***

      — Я уверен, что это не по-настоящему, — уверенно сообщил он Грейнджер-из-сна, продолжая тему прошлого разговора.       Она закатила глаза — и правда красивые. Очевидно, ее желанию провести их сон в тишине не суждено было сбыться.       — О?       — Да. Я допускал, что это по-настоящему, но этого не может быть. На тебя нацепили ошейник. Ты не можешь пользоваться магией, не говоря о том, чтобы прыгать по чужим снам.       — Х-м-м. — Ее губы растянулись в хитрой улыбке. — Думай как хочешь, Малфой.       — Это нереально, — настаивал Драко, но, видя ее уверенность, засомневался. — Правда?       — Ты только что сообщил мне, что это не по-настоящему. На меня ведь надели ошейник. А их магию ведь совсем нельзя обойти, правда? Верь во что хочешь, мне все равно.       — Это нереально, — энергично закивал Драко больше для себя, чем для нее. — Так просто проявляется мое чувство вины.       — Чувство вины? — ее смех прозвучал резко. — Да ты шутишь.       — Не шучу. — Он нахмурился, слегка обидевшись, хотя, конечно, поставить такие мысли ей в вину не мог. Настоящая Грейнджер ему не поверила бы, но, может, получится убедить Грейнджер-из-сна, что из-за всей этой ситуации Драко чувствует себя довольно погано. — Очевидно, ты мне никогда не нравилась. В школе не было никаких сил тебя терпеть... — Грейнджер на это фыркнула. — ...но никто не заслуживает... такого.       Усмешка, задержавшаяся на ее губах, пропала, и Грейнджер впервые взглянула на него серьезно.       — Как мило, Малфой. Какая честь! У тебя проснулось чувство вины. Ты, наверное, невыносимо терзаешься, пока смотришь, как твой отец пытает меня до полусмерти. Бедняжка, и никакого-то выбора у тебя опять нет.       — Да что я сделаю? Я ничего не могу. — Даже во сне Драко ощущал тяжесть собственной беспомощности. От нее кололо глаза и скручивало желудок.       Грейнджер пожала плечами без всякого сочувствия.       — Я помог бы тебе, если бы мог, — выпалил Драко, поддавшись жгучему желанию убедить ее, даже если она была всего лишь плодом его воображения.       Грейнджер с любопытством склонила голову, словно по одному лишь взгляду могла получить о нем всю нужную информацию. Чувствуя себя так, будто его пронзили насквозь, Драко съежился.       — Нет, не помог бы, — подытожила она, очевидно закончив анализ. У него оборвалось сердце, а Грейнджер продолжила: — Но мне ничего от тебя не нужно. Если тебе так хочется, терзайся чувством вины и дальше, но для меня это не значит ровным счетом ничего.

***

      В конце концов отец милостиво позволил Грейнджер бродить по коридорам дома, точно привидению. Или служанке, поручать задания которой было веселее, чем домовику. Она не могла сбежать, шею все еще обвивал ошейник, и ей магически запретили касаться чего-либо в доме без четкого разрешения. Когда Драко ее замечал, она пугалась и ныряла в ближайшую комнату, прячась от него.       Он мог бы заставить ее выйти, но нехотя признал, что она и так через многое прошла, к тому же никто не думал заканчивать допросы.       Отец вытащил из ее головы всю возможную информацию, оставив от разума месиво, однако признал, что почувствовал в глубине какую-то стену. Грейнджер что-то скрывала. Что-то малозначимое, скорее всего, ведь самые важные тайны Сопротивления уже вырвали из ее мыслей, но Темный Лорд не удовлетворится почти успешным результатом.       Так что пытка, как легилименцией, так и обычная, продолжалась, иногда разбавляясь любимыми методами допроса отца. Особенно тот любил направлять поток Агуаменти в горло пленника и только в самый последний момент, на пороге чужой смерти, рассеивал воду магией, а потом раз за разом повторял эту удушающую пытку. Или же разрезал тело и со смехом демонстрировал узнику его собственные внутренности, а потом сшивал обратно. С Грейнджер, как выяснилось, отца радовало избивать ее по-магловски, а затем гонять по дому в этом состоянии — на мебели оставались пятна крови.       Драко без удивления заметил на ее лице россыпь синяков. Жуткий подбитый глаз, кровоточащий порез на лбу, страшное фиолетовое пятно на щеке.       По шее бежали следы от пальцев отца, уходящие ниже и ниже под ворот изношенной рубашки. Разглядев эти отметины, Драко задрожал и постарался больше о них не думать.       Пусть даже Грейнджер удирала, едва его завидев, не наткнуться на нее было невозможно. Она так и снилась Драко каждую ночь, заставляя гадать, которая из версий настоящая. Чем больше он наблюдал за ней, тем сильнее надеялся, что Грейнджер-из-сна где-то здесь, живет внутри нее, нацепив траурную маску, прилипшую к коже.       Однажды днем Драко столкнулся с ней, когда она тяжело опиралась на стену, зажмурившись и медленно, судорожно глотая воздух.       Когда он зашагал к ней, Грейнджер открыла глаза. Как бы Драко ни претило это признавать, отец был прав: глаза у нее были красивые даже в жизни, пусть и смотрели устало. Грейнджер напряглась, словно готовясь сорваться с места, но лишь сжала зубы и замерла.       Он остановился в паре шагов и уставился на нее, с отчаянием выискивая в ней смелую воительницу из снов. Грейнджер смотрела настороженно, и ему показалось, что он заметил искру, за которую и уцепился, чтобы поверить.       — Грейнджер, — прошептал Драко, впервые за долгие годы обращаясь к ней за пределами снов. Последний раз он был к ней так близко во время сражения, когда она закатила глаза и отбросила его палочку.       Сейчас Грейнджер наблюдала за ним со странным выражением. Не испуганным до чертиков, с которым юркала в многочисленные комнаты и залы поместья. Не искривленным, как после допросов отца. Нет, она смотрела на него, как на простую задачку по нумерологии.       «Я помог бы тебе, если бы...»       Медленно, безумно медленно Драко поднял руку к ее щеке.       Грейнджер наклонила голову, продолжая смотреть и молчать.       Подушечки пальцев мазнули по щеке, и Драко вдруг понял, что впервые касается ее по-настоящему. Кожа под пальцами была теплой и мягкой, и ее обволокло легким заклинанием исцеления. Ничего такого, чтобы отец не заметил вмешательства, но хотя бы уменьшить боль.       Камень на ошейнике сверкнул, темно-синий в сумрачном свете коридора.       Магическая энергия ожила, Грейнджер подалась к его руке, разомкнула губы при выдохе, и припухлость на щеке уменьшилась, а порез на лбу сошелся.       Ее красивые глаза шарили по его лицу, а Драко, так и прижимая ладонь к ее щеке, сам не заметил, как потянулся к ней ближе. Это была Грейнджер-из-сна, здесь, в настоящем мире, такая невозможно красивая, льнущая к его руке.       Должно быть, в воздухе витала какая-то особая магия, неумолимо тянущая их друг к другу, как мотыльков на огонь. Чем бы это ни было, от него подрагивало пространство, и Драко подался вперед еще сильнее.       Ее сухие, треснутые губы раскрылись, и он провел по нижней подушечкой большого пальца. Склонился еще ближе, почти касаясь ее губ, с затаенным дыханием ждал ее слов, но тут в темноте коридора застучали тяжелые шаги отца.       Внезапно вспомнив, где и кто они, Драко и Грейнджер отпрыгнули друг от друга, словно между ними проскочила молния.       Ее спина врезалась в стену, распахнутые глаза смотрели с ужасом.       Накатило устрашающее осознание, что он чуть ее не поцеловал. Поймал ее посреди коридора, беззащитную и одинокую в доме врага, и без спроса прижался бы к ее губам лишь потому, что выдуманная версия нее упрекала его во снах и не смогла бы сейчас остановить. Мысль об этом одновременно опьяняла и устрашала до тошноты. Драко был уверен, что его опять вырвет.       Эта девушка не Грейнджер из его снов. Ее внутреннюю валькирию растоптали, избили и выкинули.       Отец вышел из тени и прищурился.       На лице Грейнджер читался лишь страх. Опустив глаза, Драко поспешно бросился дальше по коридору, не сказав ни слова.       Послышался тихий и строгий голос отца. Драко рискнул обернуться: Люциус стоял довольно близко к Грейнджер, его глаза блестели в темноте. Затем отец грубо ухватил ее повыше локтя, дернул за собой и потащил в другую строну.       Войдя в спальню, Драко достал палочку: надо же будет убрать за собой рвотную лужу на полу.

***

      — Если бы ты была настоящей, я извинился бы. За случай в коридоре.       Грейнджер раздраженно вздохнула.       — Считай, тебе повезло: это ведь нереально.       — Ой, да хватит. Я же тебя вылечил. Ну, настоящую тебя.       Она деланно закатила глаза.       — Ну конечно. И тебе за это полагается «спасибо», ты к этому клонишь? Ладно. Спасибо тебе, дорогой Драко, что решился хотя бы на эту малость, не забыв убедиться, что любимый папочка не заметит твоего непослушания.       — Это не то... — начал возражать Драко, но оборвал сам себя и нахмурился. — Я хоть что-то сделал. Твоя магия вообще запечатана. Ты не можешь сбежать. Ты в ловушке, как и я.       — Как и ты, — фыркнула Грейнджер. — Иди на хер, Малфой. Искренне сомневаюсь, что твой отец подвергает тебя тем же пыткам.       — Нет, но...       — И вообще, — не обратила она внимания на его слова и мрачно улыбнулась. — Если я отражение себя же во сне, ты правда думаешь, что настоящая я не может колдовать? Что, узнав об ошейниках, я не стала тут же искать способ, как свести на нет их действие? Ты настолько меня недооцениваешь? Может, это ты и твой отец в ловушке здесь со мной?       Оцепенев, Драко моргнул и остро пожелал, чтобы она была настоящей. Хотелось призвать ее из собственного подсознания в реальность. Здесь, во сне, от нее было глаз не оторвать: гордая, яростная, вылитая валькирия с поля битвы, которая не стала забирать у него жизнь.       — Хотелось бы, чтобы это было так, — отозвался он с надрывом, потому что пару часов назад вновь слышал ее крики. Если бы она могла прекратить эти пытки, то уже так и сделала бы.       Грейнджер безжалостно улыбнулась.       — Как жаль, что это всего лишь сон. Правда?

***

      — Грязнокровка-то еще здесь? Твой отец не даст на нее посмотреть? — оскалился Крэбб.       Драко поерзал в кресле и подумал, что вряд ли. Отец не захочет демонстрировать ее кому-то другому, и это знание давило на него грудой камней.       — Ей можно ходить по дому. Может, увидишь ее даже без разрешения.       Эта мысль не приводила Драко в восторг, и он понадеялся, что Грейнджер не высунет носа из чулана для метел, где ей недавно разрешили ночевать.       Гойл ухмыльнулся, оглядывая бар в углу гостиной. Достал оттуда бутылку токайского вина, отцовского любимого. Выбор явно пришелся ему по вкусу.       — Слышал, твой старик хорошенько ее обработал. Мой говорил, у них поэтому получилось разгромить штаб-квартиру Сопротивления. А ты помогал ему, Драко? Или ты по-прежнему его самое большое разочарование?       Крэбб фыркнул. Звук был грубый, неприятный.       — Скорее, самое маленькое. Он с пятого курса вообще не вырос.       Драко возмущенно выдохнул.       — Отвалите. Грег, верни бутылку на место. Она стоит дороже, чем весь твой дом.       За время войны его крупные глуповатые друзья превратились в довольно жестоких Пожирателей. Драко нехотя признавал, что если бы выказывал хоть вполовину такое же рвение к убийствам и рекам крови, его отношения с отцом наверняка улучшились бы.       Гойл с расстроенным вздохом поставил бутылку на полку, а Драко, кажется, расслышал легкие шаги Грейнджер в коридоре. По спине пробежал холодок. Он надеялся, что ему показалось. Всей душой надеялся.       — Я бы на нее посмотрел, — вернулся Крэбб к прежней теме, в его темных глазах ясно читалось желание поживиться. — На Грейнджер. Наверное, классно ставить ее на место.       Драко не обратил внимания на ответ Гойла и напряг слух. Шаркающие шаги приближались. Это точно была она. Рука задрожала от нервной энергии, Драко решился тихо наколдовать Силенцио. Его пальцы как раз медленно подбирались к карману с палочкой, но тут Крэбб глянул в сторону двери. Его лицо прорезала отвратительная ухмылка.       — Это она? Эй, грязнокровка! — радостно заорал он, подскочив на ноги с азартом, какой в последний раз демонстрировал на квиддиче. — И правда ты, ха! Иди сюда, иди.       У Драко сжался кулак. Грейнджер с опаской зашла в гостиную.       На секунду ему показалось, что это Грейнджер-из-сна каким-то чудом сбежала из его головы в настоящий мир. На ее лице не дрогнул ни один мускул, в глазах вспыхнула ярость. Драко поймал себя на том, что тоскует по ней, по Грейнджер, преследующей его во снах, по валькирии. И все же, наблюдая за ней пристально, он уверился, что ошибся. На ее лице возникло привычное выражение. Вот она, настоящая Грейнджер. Испуганная, замученная, сломленная, та, которая опустила взгляд.       Крэбб подобрался к ней поближе, похотливо осмотрел, словно голодный волк жертву.       — Даже не верится. Мерлин, ну какой сукой она была в школе. Заслужила это все и даже больше.       — Да она в ошейнике! — хрипло рассмеялся Гойл, указывая на ленту с сапфировым камнем вокруг ее горла. — Как и полагается собаке.       — Думал, выглядеть она будет похуже, — голос Крэбба прозвучал до ужаса разочарованным. — Кто-то не хочет портить тебе личико, а? Кто из них тебя трахает, грязнокровка? Отец или сыночек?       — Отъебись, Винс, — рявкнул Драко, видя, как напряглись плечи Грейнджер под масляным взглядом Крэбба.       — То есть никто? — Мясистая ладонь Крэбба легла ей на плечо и дернула к нему. Грейнджер врезалась в его грудь, а тот с силой вцепился в нее. — Что, Драко, кишка тонка?       Грейнджер судорожно втянула воздух, а Драко стиснул в пальцах палочку.       — Думаешь, нам стоит? — поинтересовался Гойл с улыбкой до ушей, вставая у нее за спиной, ловя в ловушку между двумя плотными телами. Он схватил Грейнджер за талию и, имитируя отвратительный акт, толкнулся бедрами, потираясь о ее ягодицы.       Ее губы искривило от омерзения.       Драко крепче перехватил палочку — древко больно защемило кожу.       — Эй, отвалите. — Палочка оставалась в кармане, но резкие нотки в голосе привлекли внимание Крэбба.       Улыбаясь еще шире, тот провел ладонью от плеча Грейнджер до левой груди и крепко сжал.       Грейнджер резко вдохнула, и этот звук заметался у Драко в черепе.       «Спасибо тебе, дорогой Драко, что решился хотя бы на эту малость...»       — Или что, Драко? — спросил Крэбб, глядя твердо и безжалостно, его пальцы яростнее впились в ее плоть, отчего Грейнджер съежилась, отшатываясь прямиком в довольного Гойла.       Время словно растянулось: Драко понял, что поднимается из кресла, выпрямляя спину позвонок за позвонком.       Он чувствовал на себе взгляд Грейнджер — не испуганный, нет, сосредоточенный, внимательный, любопытный, ожидающий его дальнейших действий.       Крэбб выпустил ее грудь и лениво развернулся к Драко, его лицо исказила жестокая улыбка.       Гойл опустил руки и облапал ее зад — Грейнджер яростно раздула ноздри.       Палочка, которую Драко тянул из кармана, весила с целое бревно.       — Достаточно, джентльмены, — раздался плавный голос отца с порога.       В тот же миг Крэбб и Гойл отошли от нее, с почтением извиняясь, а Драко расслабил пальцы и судорожно выдохнул. Грейнджер стояла дрожащая, испуганная, уткнув взгляд в пол. Адреналин схлынул, у Драко чуть не подогнулись колени. Он ощутил себя полным дураком. Да не следила она за ним, конечно! Вряд ли вообще о нем думала, когда ее зажали эти придурки. Грейнджер боялась за собственную безопасность, но ни она, ни Драко на самом деле не смогли бы ничего сделать. Девушка из его снов была даже не призраком, лишь тенью воспоминаний, которые подкидывал ему собственный рассудок, чтобы терзать по ночам.       — Хорошо. Грязнокровка, подойди.       Она послушалась и встала перед отцом. Люциус холодно улыбнулся ей и собственническим жестом обхватил за горло, отчего у Драко в ушах загрохотала кровь. Отец наклонился и что-то неслышно зашептал ей. Грейнджер кротко, нервно кивнула и молча покинула гостиную.       Не прекращая тонко улыбаться, отец обратил внимание на них троих, его взгляд задержался на Драко.       — Помните: нельзя трогать чужие вещи.       От напряжения между всеми загустел воздух.       Выждав паузу, Люциус развернулся на каблуках и вышел. Они втроем молчали, пока тяжелые шаги ботинок из драконьей кожи не затихли в глубине дома.       — Чувак, твой отец точно ее трахает, — выдал Крэбб, хлопнув Драко по спине. Позабыв о враждебности, его давние друзья разразились хохотом.       — Да уж, — согласился Гойл, давясь смешками. — Ты видел, как он держал ее за горло? Спорим, он ее душит, пока ей вставляет. Надо же ее как-то затыкать. Болтливая была, пиздец. Смотри, Драко, может, когда все закончится, она станет тебе новой мамочкой.       — Ха! Отшлепает, если будешь себя плохо вести, — фыркнул Крэбб.       Пока они продолжали безудержно ржать, Драко до скрипа стискивал зубы. Перед глазами у него стояло испуганное лицо Грейнджер. Драко ненавидел это выражение, так непохожее на девушку из снов, девушку, которую жаждал увидеть в настоящем.       Все время наяву проходило в страхе, а покой можно было найти лишь во сне.       Даже если этот покой приносили издевки Грейнджер-из-сна, все лучше, чем реальность, в которой он жил сейчас.

***

      — Ты бы сказала, если все по-настоящему, да? Мерлин, надеюсь, ты ненастоящая. Но если это правда ты, то прости меня. Серьезно. Прости.       Грейнджер искренне удивилась.       — За что?       — За тех придурков. Крэбба и Гойла. Надо было оторвать им яйца.       На ее губах заиграла кривая улыбка.       — Я видела, что ты доставал палочку.       — Я... я больше не подпущу их к тебе. Я защищу тебя. Поверь.       Ее улыбка потухла.       — Ты не можешь защитить меня, Драко. Сам знаешь. Не там.       Желудок завязался в узел, Драко бросило в холод.       — Они... то, что они сделали бы с тобой...       Грейнджер помолчала какое-то время, но в конце концов тихо заметила:       — Это просто мое тело, Драко. Такие, как они, как он... он может делать с телом что хочет, но это не я. Поверь. Реально это или нет, меня он не получит.       — Он?       Она взглянула на него с жалостью, и Драко проснулся в еще большем раздрае, чем обычно.

***

      После этого он и отец начали кружить вокруг Настоящей Грейнджер. Драко — как беспомощный спутник, близкий, но недостаточно. Отец — как метеор, не видящий препятствий на пути к ней.       Они оба, кажется, остро реагировали на ее присутствие, наблюдали за ней, как ястребы, когда она бродила по коридорам, и игнорировали друг друга.       Когда Крэбб и Гойл вновь появились в доме, Драко заглушил ее шаги Силенцио. Когда в гостях оказался Долохов, отец наложил охранку на дальнее крыло поместья, чтобы Грейнджер не вышла.       Драко видел, как цепкий взгляд отца постоянно провожает ее фигуру.       Иногда они ловили друг друга за слежкой, и лицо отца ожесточалось еще сильнее.       «Такие, как они, как он...»       Не стоило открывать дверь в кабинет. Не тогда, когда оттуда доносились отрывистые крики. Слишком ритмичные, не как во время пыток, с придыханием, слишком другие. Нужно было сразу уйти.       «Чувак, твой отец точно ее трахает».       Ее сдавленные всхлипы разрывали сердце, но Драко должен был узнать, поэтому, словно под гипнозом, обхватил холодную металлическую ручку.       «Точно ее трахает».       «Точно».       «Трахает».       Драко понимал, что может увидеть, но потрясение не оказалось от этого слабее, и желчь поднялась к горлу при виде Грейнджер, прижатой к столу. Ее одежда была наполовину сорвана, грудь ничего не прикрывало, и та подпрыгивала с каждым грубым толчком отца.       Нужно было отвернуться, но Драко не мог оторваться, стоял как приклеенный, глядя на разворачивающийся кошмар.       «Это всего лишь мое тело, Драко».       Его сейчас стошнит.       «Это не я».       На ее лицо было страшно смотреть. Страшнее, чем жить с Темным Лордом под одной крышей и быть свидетелем, как огромная змея целиком заглатывает изувеченных врагов. Ее губы кривились, обнажая зубы, глаза горели адским огнем — того и гляди убьет. Перед ним была яростная, закаленная сражениями валькирия, которая уничтожит их всех в порыве праведного гнева.       «Меня он не получит».       Она заметила Драко, а ему пришлось признать, что он наложил выражение лица Грейнджер-из-сна на эту, настоящую. Не было никакой свирепой, внушающей страх воительницы из его снов. Лишь испуганная, раненая девушка, которая ждала спасения хотя бы от него. Она молила об этом со слезами на глазах, но Драко был неисправимым трусом.       Голубой камень на ее ошейнике мерцал под лучами пробивающегося из окна солнца.       «Я защищу тебя. Поверь».       Его точно стошнит. Прямо на пол отцовского кабинета под звуки ярых шлепков, если он задержится здесь еще хоть на минуту. Драко оторвал ногу от земли и...       — Жди, Драко, — приказал отец сквозь зубы и, запустив руку в волосы Грейнджер, дернул, поднимая, чтобы она прижалась спиной к его рубашке. Она жалобно пискнула и забилась, но победить не могла, да и некуда было бежать.       Драко старался смотреть исключительно в пол, отгородиться от звуков, но периферийным зрением видел, как отец двинул бедрами раз, второй, третий и прошептал что-то Грейнджер на ухо. По ее лицу потекли слезы, и Люциус вновь пихнул ее грудью на стол. Через пару медленных, но грубых толчков он содрогнулся и кончил с шипением, его лицо исказило блаженство, а лицо Грейнджер — мука.       Секунды тянулись бесконечно. Наслушавшись, наконец, сдавленных хрипов Грейнджер, отец вышел из нее. Она подавилась всхлипом и вздрогнула всем телом, когда раскрытая ладонь хлестнула ее по ягодице. Только тогда отец решил застегнуть брюки.       Оглядел ее, ощутимо довольный проделанной работой. На ее коже отчетливо проступали синяки и ярко-красные царапины. Грейнджер дрожала, оставаясь на месте, потому что ей еще не дали приказа уйти. Плотно сжав веки, она судорожно втягивала воздух. Желудок Драко подскочил к горлу, молча протестуя в ответ на такое с ней обращение.       Наконец Люциус перевел взгляд. Холодный, жестокий, уверенный, как и ухмылка на губах.       — Ну, Драко?       — Вам послание, сэр, — пробормотал Драко. Письмо в пальцах подрагивало. — От Долохова.       — Замечательно, я его ждал. Ты ведь знаешь, что внутри?       Отец вскрыл конверт и достал оттуда лист пергамента.       Драко был готов поклясться, что взгляд Грейнджер заострился, сосредоточился на них, но он списал это на игру света и ее залитое слезами лицо. Внимательные, пронизывающие взгляды встречались сугубо у Грейнджер-из-сна.       — Можешь идти, грязнокровка, — приказал Люциус, не отрываясь от зачарованного пергамента. — Драко, посмотри. Это карта. Она показывает точное расположение всех последователей Темного Лорда. Очень полезная вещь. Антонин и Руквуд в скором времени должны появиться, обсудим план финального удара по Сопротивлению. Им вот-вот придет конец, в основном благодаря информации от нашей гостьи.       Отец, по виску которого стекала капля пота от недавних стараний, был собой безмерно горд. Он посмотрел на Драко, словно в ожидании комплиментов, а не дождавшись, посуровел.       Расправил плечи, усмехнулся по-змеиному.       — На какое-то время ты избежал внимания Темного Лорда, но он спросит о тебе вновь, и, когда это случится, ты будешь готов. Не дай Мерлин, ты проявишь себя хуже Крэбба или Гойла. Ты Малфой. Не смей забывать, что это значит.       Драко проводил взглядом Грейнджер: та выскользнула из комнаты, слегка прихрамывая и с каждым шагом морщась от боли.       — Драко.       Они с отцом встретились глазами. Люциус смотрел внимательно, пристально, но, к своему удивлению, Драко не ощутил ни благоговейного страха, ни уважения, как бывало прежде. Его подташнивало в отместку за увиденное, в голове не укладывалось, что отец опустился на тот же уровень, что и уроды типа Крэбба и Гойла.       — Грязнокровка... твоя мать здесь ни при чем, конечно, я безмерно по ней скучаю, — утешил отец, чем только разозлил. — Темный Лорд желает, чтобы я выпытал ее секреты любым способом, а она до сих пор что-то скрывает. Иначе я не стал бы мараться.       Отмечая собственнический огонек в глазах отца, Драко сильно сомневался в истинности этого заявления.       — Я всегда хотел тебя защитить, но, очевидно, лишь навредил. Темный Лорд будет глубоко разочарован, если обнаружит у тебя новые слабости. Вероятно, стоит взять тебя на следующий допрос грязнокровки. Попрактикуешься в заклятиях в спокойной обстановке. Ты согласен?       — Как пожелаешь, отец, — ответил Драко, чувствуя пустоту внутри. Лицо Грейнджер, поймавшей его взгляд во время изнасилования, никак не хотело уходить из памяти.       И изнасиловал ее отец.       Люциус поразглядывал его еще какое-то время, затем безнаказанно отпустил, и Драко шаркающей походкой покинул кабинет. Интуиция подсказывала, что на допросы его никто не позовет.

***

      В ту ночь она с ним не разговаривала.

***

      После случая в кабинете Драко натыкался на них всегда, когда бы они ни трахались.       Умом он понимал, что «трахаться» — неверное слово. Нет, отец оказался насильником, ничем не лучше отребья из слуг Темного Лорда. Из того же теста, как мудаки Крэбб и Гойл. Отец насиловал Грейнджер в каждом уголке поместья, а Драко никак, никак не мог этого прекратить.       Опять же, он понимал, что это неправда, и каждый раз, проходя мимо отцовского кабинета, или спальни, или кладовки Грейнджер, или, однажды, даже библиотеки, когда он слышал ее жалобные вскрики, рука сама тянулась к палочке, но Драко просто не мог навредить отцу. Ни ради нее, ни ради кого другого.       Она сильная. Она справится. Она — валькирия.       «Это просто мое тело».       Но такой была Грейнджер-из-сна. Настоящая Грейнджер, казалось, увядала.       Проходили друг за другом дни, затем недели. Недели, наполненные ее криками, недели, в которые Драко заставал их в процессе, и с каждым часом в нем росла уверенность, что отец хочет, чтобы Драко их видел. Иначе объяснить частоту этих столкновений не получалось. Он не мог ее защитить. Не мог напасть на отца, но в груди понемногу росла разъедающая ненависть.       — Жди, Драко, — иногда приказывал Люциус, если замечал Драко поблизости, и тому всегда приходилось стоять и слушать ее плач и мечтать о мужестве, которое помогло бы ему сделать хоть что-нибудь.       Как-то вечером Драко застал ее одну в коридоре. Грейнджер тяжело опиралась на стену, на коже расцветали свежие синяки. Вспомнилось, как он едва-едва залечил ей лицо, совсем незаметно. Тогда он чувствовал себя великим героем, ожидал, что Грейнджер-из-сна похвалит, а получил лишь град заслуженных насмешек.       Настоящая Грейнджер покосилась на него с опаской, но взгляд... Драко притормозил. Ее лицо опухло, но сама она не казалась печальной или упавшей духом, какой он обычно видел Настоящую Грейнджер. На ней сказалось истощение, но глаза блестели так, что Драко засомневался, не сошел ли с ума или Грейнджер-из-сна наконец-то явилась, чтобы всем отомстить.       — Это ты? — прошептал он с отчаянной надеждой и обхватил ее лицо, исцеляя. Срослась лопнувшая губа. Исчез зеленоватый след на щеке. Отец несомненно заметит, но Драко вливал и вливал в нее магию до последней капли, а она продолжала молча смотреть. — Ты настоящая?       Нет, она была измучена, испугана, прекрасна, яростна, жестока, Настоящая Грейнджер и Грейнджер-из-сна разом, и именно сейчас Драко не мог их различить, дыхание перехватило, а мир вокруг закружился.       Она взяла его за руку — знакомое теплое прикосновение. Слезы жгли ему глаза.       Ее пальцы дрожали.       — А как ты думаешь, Драко?       Он даже не знал, послышалось ли ему или нет, не понимал, это уверенная ухмылка у нее на губах или гримаса боли. Грейнджер выскользнула из его рук, а Драко повалился на колени, дрожа, и еще долго не мог отдышаться.

***

      — Ты выглядишь уставшей, — заметил Драко. — Там, но и здесь теперь тоже.       — Да, — согласилась Грейнджер-из-сна. Ее сильнейшее истощение отражалось теперь и во снах. Под этими красивыми глазами залегли тени, хотя и не такие синие, как у Настоящей Грейнджер. — Скоро все кончится. Так или иначе. Все это оказалось... труднее, чем я предполагала.       — Что «это»?       Она вздохнула.       — Ничего. Все. Какая разница? Это все нереально, Драко. Помнишь? Не надо меня жалеть.       — Ты настоящая. Мне нужно, чтобы ты была настоящей. Я в тебя влюбляюсь, — признался Драко с колотящимся сердцем.       Внезапное признание ее не особо проняло.       — Дурак. Тебе меня жалко. Это другое. Ты не влюблен в меня, уж поверь.       Ее реакция задела, но Драко не сдался.       — Влюблен. Я могу помочь с побегом. Могу и помогу.       — Не поможешь, — устало отозвалась Грейнджер. — Но все равно спасибо. Наверное. Ты правда усложняешь мне жизнь, Драко.       — Что? Как?       Грейнджер спрятала лицо в ладони и не ответила.       — Мне хочется его убить, — выпалил Драко, удивив сам себя сильнее, чем спонтанным признанием в любви. — Отца.       Грейнджер мрачно рассмеялась.       — Мне тоже.       — Я это сделаю. Я сделаю. Ради тебя, настоящая ты или нет, я убью его.       Грейнджер задержала на нем взгляд. В конце концов она обхватила его за подбородок и провела большим пальцем вдоль нижней губы.       — Нет, если я убью его первой, — прошептала она, а затем привстала и с силой прижалась к его рту.       Разум Драко забуксовал на мгновение, а потом он ответил. Напоминая себе, через что она прошла, он целовал ее нежно, тогда как сама Грейнджер, не сдерживаясь, прикусывала ему язык.       Они оба стояли обнаженные, не считая ее ошейника с бледно-голубым камнем. Драко прижался своим лбом к ее.       — Это по-настоящему? — спросил он, понимая, что голос звучит умоляюще. — Хоть что-нибудь из этого?       — Ш-ш. — Грейнджер переплела их пальцы и направила его ладонь к своей груди. — По-моему, это вполне реально.       Драко застонал, она утянула его на траву, обхватила ногами за талию, а он навис сверху.       Грейнджер-из-сна казалась гораздо уязвимее обычного. Драко застыл, хотя член и молил о продолжении.       — Пожалуйста, — прошептала она. — Мне это нужно, хотя бы на одну ночь.       — Я не хочу сделать тебе больно, — выдавил он.       Ее глаза смотрели прямо в душу.       — Драко, ты не можешь сделать мне больно.       Грейнджер прижала ладони к его лопаткам, перевернула его на спину и оседлала, перекинув ногу.       — Ты меня не заслуживаешь, — сообщила она, потянувшись к члену, и направила его в себя.       — Нет, — согласился Драко, взирая на нее с восторгом.       Волосы Грейнджер яросто вились на ветру, она опустилась на него, как великая валькирия на своего скакуна, и он охнул, чувствуя тесноту и тепло.       Грейнджер двинула бедрами и тихо застонала. Драко придержал ее за талию аккуратно, как святыню.       — Я люблю тебя, — вырвался из его горла шепот, и Грейнджер выгнула спину, а когда посмотрела вниз, в голове Драко осталась лишь одна мысль: сесть и поцеловать ее.       Грейнджер ответила ему решительно, сминая, подчиняя его язык. Запустила пальцы ему в волосы и застонала в губы.       — Прошу, будь настоящей, — выдохнул Драко ей в ответ. — Пожалуйста, пожалуйста, я защищу тебя.       — Нет, — печально прошептала она в ответ. — Не защитишь.       Мгновения спустя ее тело задрожало, забилось, Драко крепче обнял ее, ненавидя тот факт, что она права.

***

      Званый ужин был рассчитан на небольшую компанию из верхушки Пожирателей. Считаные дни назад Сопротивлению нанесли сокрушительный удар — Кингсли Бруствера убили на поле боя. Сопротивление медленно, но верно умирало. Отец предложил отпраздновать в поместье, даже пообещал подать свое любимое токайское, поэтому сейчас Драко сидел за столом с десятком Пожирателей, которые живо обменивались рассказами, не забывая притворяться, что им не хватает компании Темного Лорда.       — Эта ночь требует особого тоста, — коварно улыбнулся отец. — У меня припасена бутылка токайского как раз для такого случая.       Быстрое движение палочкой, и у Драко внутри все похолодело: в зал вошла Грейнджер, держа в руках графин с бордовой жидкостью, ее взгляд был устремлен в пол. Она едва заметно дрожала всем телом, но не так, как мечталось Драко после той ночи во снах, когда ей владело мучительное удовольствие. Настоящая Грейнджер дрожала от ужаса, что придется разливать вино врагам, каждый из которых желал ей смерти или того хуже. Драко присмотрелся к ней внимательнее, ища малейший след Грейнджер-из-сна, и с запозданием понял, что каждый из присутствующих уродов пялится на нее с разной степенью злобы или похоти.       — Хвастаешься добычей, Люциус? — поинтересовался Руквуд, окидывая ее оценивающим взглядом.       Отец улыбнулся одними губами, упиваясь восхищением его домом, вином и военным трофеем.       — Я ее знаю, — оскалился Долохов. Он поднялся, обошел Грейнджер по кругу, а потом остановился за спиной. Грейнджер сжала зубы. — Та самая грязнокровка, да. Скажи мне, грязнокровка, на тебе остался след от моего проклятия? Я бы с удовольствием поглядел. Конечно же, с твоего позволения, Люциус. — Долохов приобнял ее из-за спины, обвел пальцами точку на груди и склонился ближе, втягивая аромат ее волос.       Грейнджер напряглась, а Драко в бессильной ярости сжал кулак. Ладонь понемногу подбиралась к палочке, но он понимал, что ничего-то не сделает один против всех. Так же, как тогда с Крэббом и Гойлом или когда на ней издевался отец, Драко был обречен смотреть, не в силах защитить ее ни словом, ни делом. Грейнджер-из-сна была права: он тот еще трус.       — Возможно, позже, Антонин, — ответил Люциус скучающим тоном, но его глаза цепко, собственнически следили за Долоховым и Грейнджер.       Тот скривил губы, впился костлявыми пальцами ей в ребра и повел рукой выше, к груди. Старший и младший Гойлы, как и Крэббы, неприлично хмыкнули, а Грейнджер зажмурилась.       Драко обхватил древко палочки. Он не представлял, что сделает, но от этого действия хотя бы полегчало. Представил, как проклинает Долохова, а потом поворачивается к старинным друзьям и их отцам.       — Я же сказал: позже, Антонин, — холодно ответил отец.       Тот убьет Драко сам, если он дернется.       Долохов выпустил ее — Грейнджер судорожно вдохнула — и невинно вскинул руки, возвращаясь на место. Взгляд его темных глаз неотступно следовал за ней, пока она обходила стол, щедро разливая вино по бокалам.       Сосредоточившись на Грейнджер, Драко почти не обращал внимания на нежный, сладковатый аромат алкоголя. Крэбб и Гойл перешептывались, поглядывая на нее с ухмылкой. Долохов сидел с видом голодного безумца.       Отец поманил Грейнджер ближе, прошептал что-то ей на ухо, властно обняв за талию. Его жест ясно дал понять положение вещей. Крэбб и Гойл всего лишь усмехнулись, а вот Долохов оскалил зубы.       Свет люстры отразился от граней камня на ошейнике, такого светлого, почти прозрачного.       Люциус посмотрел прямо на Драко и язвительно улыбнулся. Облапал Грейнджер за зад и ущипнул, лишь потом отпустил.       Она прошаркала к ближайшей стене, испуганная и униженная. Ее глаза наполнились слезами, губы дрожали. Драко не сводил с нее взгляда. Сердце в груди грохотало, ногти впивались в ладонь. Ни разу в жизни он не испытывал к отцу большей ненависти, чем в этот момент.       «Я убью его».       Грейнджер привалилась к стене.       «Ради тебя».       — За Темного Лорда! — возвестил Люциус, поднимая бокал в воздух. — Да будет долгим его правление.       Грейнджер подняла голову, их с Драко взгляды встретились. Он опять списал свои наблюдения на проделки света.       — Да будет долгим его правление! — поддержали все, поднимая бокалы к губам.       Драко последовал их примеру. Дорогое вино должно было быть изумительным на вкус, со сложным букетом из цветов и фруктов, но он едва ли мог оценить все нотки, с трепетом глядя на Грейнджер.       Медленно, очень медленно выражение ее лица начало меняться. Маска испуга растворилась. Поза зашуганной, забитой девушки, какой она была все эти долгие месяцы, сменилась горделивой осанкой.       Зазвенели вернувшиеся на стол бокалы, но Драко вцепился в свой, смотря на нее до рези в глазах, сердце в груди разогналось. Что-то было не так.       Но присутствующие не замечали ничего странного, разговор за столом возобновился, все готовились приступить к ужину.       Что-то было не так.       Драко заставил себя действовать как все, опустил бокал на стол. Грейнджер что-то задумала, и он должен вести себя спокойно, не привлекать к ней внимания.       На ее губах расползалась холодная улыбка, а глаза сверкали жизнью, точно как у разъяренной Грейнджер-из-сна.       Разговор за столом внезапно оборвался. Драко заметил, что парализован, лишь тогда, когда решил потянуться за вилкой, но рука не подчинилась.       Вместо ожидаемого звона приборов в зале царила тишина. Никто не двигался.       Никто, кроме Грейнджер, которая скользящей походкой шла к ним с дьявольской улыбкой на губах.       Она вытянула ладони, и вдруг, несмотря на целый и невредимый камень в ошейнике, ослепляющий блеском, из нее вырвалась вспышка магии. Палочки Пожирателей вылетели из мантий — прямо в ее протянутые руки.       Драко попытался пошевелиться, удержать свою, но предплечье словно прилипло к подлокотнику.       Заполучив десяток палочек, Грейнджер убрала все, кроме его. Палочкой Драко она рассекла воздух, и старшие Крэбб и Гойл стали на голову ниже. Руквуда и Мальсибера постигла та же судьба.       Голова Руквуда со стуком рухнула на пол и, покатившись, остановилась у ноги Драко. Кровь из отрезанной головы этого урода пропитывала штанину, та липла к коже, и, если бы не оцепенение, его точно вырвало бы.       Грейнджер обходила стол, по пути между прочим обезглавливая гостей. Паралич никак не действовал на фонтаны крови из шей, и вскоре потолок перекрыла липкая краснота. Оттуда монотонно капало на скатерть, на полу уже валялись семь голов, словно упавшие квоффлы. Медный запах крови смешивался с цветочными нотками вина.       Грейнджер остановилась перед Долоховым и наклонила голову вбок.       — Похоже, ты никогда не узнаешь, произвел ли ты на меня неизгладимое впечатление. Но одному я у тебя научилась.       После этих слов палочка в ее руках совершила серию сложных взмахов, какую Драко прежде видел лишь в исполнении Долохова, из кончика вырвался луч фиолетовой энергии и втянулся в тело Пожирателя. Того затрясло. Со злорадной улыбкой Грейнджер наблюдала, как глаза Долохова выпучились, как из уголков побежали струйки крови. Его грудь словно обрушилась внутрь себя, из ушей тоже потекло, и тут голова лопнула. Глазное яблоко плюхнулось точно в графин с вином, осколки черепа и части скальпа разлетелись по всему залу: на стол, на труп Руквуда, на люстру, на Грейнджер.       Грейнджер, заляпанная кровью и внутренностями своих врагов. Настоящая Грейнджер, валькирия, ожившая посреди обеденного зала поместья.       В то мгновение Драко любил ее до боли, понимая, что его ждет. Смерть от рук Грейнджер за ужином, без сопротивления, да и то не факт, что он не заслуживал расстаться с жизнью гораздо хуже.       Оставалось надеяться, что ему подарят быструю смерть.       К Гойлу и Крэббу у нее был индивидуальный подход. Взмах палочки — и Крэбб лишился руки, которой лапал ее за грудь. Гойл распрощался с членом, которым терся о ее зад. Их глаза кричали о боли, Грейнджер улыбнулась, прежде чем милостиво прекратить их мучения, отрезав головы. Те гулко шлепнулись на пол.       Когда она добралась до отца, ее глаза горели безумным торжеством. Грейнджер наклонилась, прошептала что-то ему на ухо — Драко не расслышал, как ни напрягал слух. Затем томным движением она подобрала со стола нож для стейка и провела лезвием по горлу Люциуса. Кровь выступила мгновенно. Отец сидел беспомощной куклой с круглыми от страха глазами.       Дальше Грейнджер опустила нож ниже, куда-то к коленям. Не успевая прийти в себя от устроенной расправы, Драко не сразу понял, что хлюпающие звуки, будто что-то пилят, — это результат действий Грейнджер, которая отрезала отцу член столовым ножом. Несмотря на паралич, между губ отца прорвался шипящий стон боли и отчаяния, а в месте разреза на шее запузырилась кровь.       Грейнджер опустила глаза, свободной рукой раскрыла отцу рот. С гордостью демонстрируя ему окровавленный орган, она придвинулась, и Драко взмолился Мерлину о пощаде, но все равно был вынужден смотреть, как она засунула отцовский ничтожный член тому в рот.       — Ну-ка. Вот так лучше. — Она нежно поцеловала его в щеку и с усмешкой отстранилась. Подцепила его подбородок двумя пальцами и повернула голову, чтобы отец смотрел прямо на Драко. Люциус давился без воздуха из-за собственного окровавленного члена, капли стекали в дорожки на шею и впитывались в рубашку.       Ужасающая смерть. В зале стоял резкий медный запах мертвых и умирающих. То же ждало и его. Оба Малфоя будут вынуждены смотреть, как медленно и мучительно умирает другой от рук той, что заслужила свою месть.       Он хотел бы сказать Грейнджер об этом, но не мог пошевелить и пальцем. Быть может, она поняла это после тех столкновений в коридоре, когда он лечил ей синяки.       Грейнджер медленно шагнула к нему, ее лицо пересекали бордовые полосы. Она никогда не была так красива, как сейчас: только из боя, искупавшаяся в крови своих врагов.       Второй шаг, третий. Она задумчиво разглядывала Драко всю дорогу, пока не остановилась прямо перед ним.       К его удивлению, Грейнджер махнула палочкой, отодвигая его стул от стола, чтобы ей хватило места протиснуться между ними и сесть ему на колени. Вблизи Драко яснее рассмотрел фиолетовые синяки у нее под глазами, но исходящая от нее волнами магическая аура была столь сильна, что забивалась в нос. Как воздух после грозы.       Грейнджер заглянула ему в глаза, затем улыбнулась печально, с жалостью, как бывало в их снах.       — Наверное, можно было сначала толкнуть речь, а потом уже переходить к остальным делам? Если повезет, твой отец услышит ее, пока не истек кровью. Иначе, боюсь, ты останешься мои единственным слушателем.       Драко не мог ответить, мог только сосредоточиться на ней и своем колотящемся сердце.       — Гадаешь, как так вышло? — Ее палец коснулся камня в ошейнике, легко, ласково. Тот горел ослепительно-белым светом. — Я ведь говорила, что исследовала ошейники. Этот образец сильный, но недостаточно. Меня им не сдержать.       Грейнджер убрала руку от ошейника и положила ему на грудь. Сердце суматошно билось ей в ладонь.       — Не жалей меня, Драко. Я понимала, что меня ждет. Пожиратели смерти — ребята предсказуемые. — Она повернулась на мгновение к окровавленному отцу и обратно, ее палец выводил круги над самым сердцем Драко. — Вот за этим меня и отправили. Ждать, наблюдать, запоминать. Страдать, если придется. И теперь у вашего Темного Лорда на одиннадцать сторонников меньше, а мне и моим друзьям стало безопаснее жить. Да, Сопротивление меня подготовило.       Грейнджер слегка нахмурилась и глубоко вдохнула.       — Ко всему, кроме тебя. Я же говорила, что ты усложняешь мне жизнь. Видишь ли, тебя я тоже должна убить. Но интересно, насколько честно ты говорил в наших снах? Сказать-то ты не можешь сейчас, конечно. Или можешь? Легилименс.       Драко был перед ней беспомощен как никогда, и Грейнджер нырнула в его мысли. Увидела и трусость, и страх, увидела, как он наблюдал за ней из тени, увидела его отчаяние, бессильное желание уберечь ее, увидела, как он влюблялся безнадежно, увидела все.       Грейнджер покинула его разум, победно усмехаясь.       — Хм, да, я предполагала нечто вроде этого.       На горле отца лопнул пузырь из крови.       Она обняла Драко за шею, он мелко дышал.       — Я не стану убивать тебя, Драко. Через три минуты действие яда кончится и ты сможешь двигаться. Я пока захвачу дневники твоего отца. И карту. У Сопротивления гораздо больше сил, чем тебе рассказывали. Мы выиграем. Ты ведь любишь жаловаться, что у тебя никогда-то нет выбора? Ну так выбирай сейчас. Через три минуты ты сможешь спасти отца, если он будет еще жив. Или призвать Темного Лорда. Я порекомендовала бы третий вариант, но хоть раз в своей жизни тебе придется что-то выбрать.       Грейнджер наклонилась и прижалась к его губам — это вышло за рамки всех фантазий. Пусть даже ее глаза оставались открыты и с насмешкой устремлены на отца, Драко жалел, что не может поцеловать ее и заняться с ней любовью. Он уже знал, каким будет его ответ.       «Я люблю тебя», — хотелось ему закричать, но она, кажется, все равно услышала.       «Ты не влюблен в меня, уж поверь».       Грейнджер погладила большим пальцем его нижнюю губу, положила палочку на стол перед ним и ушла.       Отзвуки ее легких шагов быстро затихали вдали.       Они с отцом уставились друг на друга.       Люциус дышал с трудом — мешала лишняя деталь во рту. По его подбородку стекала окровавленная дорожка слюны.       С люстры свисали внутренности Долохова.       Прошла минута. Вторая. Третья, и послышались приближающиеся шаги Грейнджер.       Тело вдруг вновь стало послушным, отец тут же схватился за горло, взглядом умоляя Драко помочь. Люциус подавился и выплюнул член, беспомощно хватая ртом воздух. На шее пузырилась кровь.       — Ну что, Драко? — мягко спросила Грейнджер, протягивая ему руку. — Пора.       У Люциуса в горле заклокотало, он съехал со стула на колени не в силах кричать, с ужасом глядя, как Драко берет ее за руку.       Грейнджер улыбнулась и чуть сжала его ладонь.       Вместе они подошли к отцу, который безрезультатно сжимал горло, — до смерти испуганный, преданный.       Драко подхватил со стола нож.       «Я это сделаю. Ради тебя, настоящая ты или нет, я убью его».       — Прощай, отец.       С трудом, но Драко нашел в себе силы посмотреть отцу в глаза, когда, размахнувшись, пробил ножом грудь Люциуса. Лезвие скользнуло по кости, прорезало крепкие мышцы и остановилось точно в сердце.       Отец с хрипом втянул воздух в последний раз, дернулся всем телом и повалился на пол, где его еще раз сотрясла дрожь. Все это время Грейнджер держала Драко за руку.       Обеденный зал был усыпан трупам, от каждого вдоха на языке оставался привкус крови и страданий.       Но Грейнджер, его валькирия, улыбнулась ему, пощадив во второй раз, и Драко улыбнулся в ответ.       Он никогда не собирался влюбляться.