In Whispers, In Songs, In Silence

      Через два дня после пробуждения Вей Усяня в цзинши, Лань Сычжуй попросил разрешения представить ему своего друга. Ни для кого не было секретом, Младшие привезли что-то странное из поместья Мо, в настоящее время хранившееся в комнате Ханьгуан-Цзюня. Кроме того, Лань Цзинъи был частью группы, которая изначально столкнулась с Вэй Усянем в лесу той ночью, так что не было ничего такого, что было бы нужно скрывать от него.       Мягко покачав головой, Вэй Усянь согласился.       У него было достаточно сил, чтобы сидеть в постели и самостоятельно мыться, но повреждение крыльев не давало ему толком сохранять равновесие. Не говоря о том факте, что он едва ли пользовался своими конечностями уже более десяти лет. Даже для такого мифического существа, как сирена, восстановление займёт какое-то время. Лань Ванцзи по-прежнему играл для него на гуцине каждое утро и каждый вечер, а лекари клана Лань приходили каждые несколько часов, чтобы проверить его повязки, нанести мази и заставить выпить лекарство. Вей Усянь часто шарахался от касаний любого, если это не был Лань Ванцзи или Лань Сычжуй: прошло слишком много времени с тех пор, как кто-то прикасался к нему без намерения причинить вред. Но музыка гуциня помогала ему справиться с тревогой, успокаивала его дух и разум. Он уверял Лань Ванцзи, что ему «на все сто процентов лучше» после каждой музыкальной терапии, а затем всё же уступал невозмутимому взгляду Лань Ванцзи:       — Восемьдесят семь процентов?       Но раз он чувствовал себя достаточно хорошо для гостей, Лань Ванцзи не стал отказывать ему. И вот Лань Сычжуй привёл Лань Цзинъи на встречу с Сиреной Илина.       — Клянусь богами, ты настоящий! — Взорвался восклицаниями Лань Цзинъи, как только его взгляд упал на Вэй Усяня, всё ещё сидящего в постели.       Лань Ванцзи не поднял глаз от своей книги. Его усадили на кровать рядом с Вэй Усянем для поддержки — физической или эмоциональной, — если ему это понадобится.       — Я настоящий, — показал Вэй Усянь с дерзкой ухмылкой.       Лань Сычжуй переводил его слова.       Лань Цзинъи скрестил руки на груди и подошёл ближе.       — Хм. Так ты действительно не разговариваешь, да? После всех тех твоих криков в лесу, я бы никогда не подумал, что Сычжуй сказал правду.       Намёк на смущённый румянец пробежал по лицу Вэй Усяня, и его крылья дёрнулись. Первый вкус свободы после освобождения из тюрьмы Цзинь Гуанъяо был не самым величественным моментом в его жизни. Лань Ванцзи положил руку на бедро Вэй Усяня. Его крылья замерли.       — Ты совсем меня не боишься, верно?       Лань Цзинъи пожал плечами.       — Без обид, но ты сейчас выглядишь действительно жалко. Я не думаю, что ты сможешь причинить вред кролику, не говоря уже о заклинателях.       Когда Вэй Усянь напомнил ему, что он «Сирена Илина», Лань Цзинъи лишь громко рассмеялся.       — Я никогда не верил во все эти дурацкие пьесы и песни, — легко сказал он, отмахиваясь от этого факта.       — Ты не верил? — Спросил Лань Сычжуй.       Учитывая, что они были друзьями, тот факт, что даже Лань Сычжуй задал ему вопрос, означал, что он, скорее всего, просто бахвалился.       — Конечно, нет, — настаивал Лань Цзинъи, нахмурившись, — Десять орденов заклинателей против одного поселения Вэней? Даже если бы они были закалёнными в боях воинами, это никак не могло быть «славной битвой» или «героическим усилием». Они убили бы Вэней за считанные минуты! Даже с некоторой сверхъестественной помощью битва при Илине ни в коем случае не была чем-то большим, чем пропагандой ордена Цзинь.       Он изобразил, как плюёт под ноги невидимым Цзиням, стоящим в комнате.       Он, вероятно, действительно плюнул бы, если бы Лань Ванцзи не посмотрел на него прежде, чем он смог завершить действие.       — Не поклонник ордена Цзинь, — отметил Вэй Усянь с выражением любопытства на лице.       Клан Цзинь заключил его в тюрьму, пытал и использовал более десяти лет. Но это был также орден его приёмной человеческой сестры и её сына, которого он никогда не видел. Не было никаких доказательств того, что его заключение было общеизвестно, и поэтому осуждение всего ордена было бы чрезмерной реакцией. На данный момент.       Лань Ванцзи закрыл книгу, и все взгляды обратились к нему.       — Нам нужна информация о Цзинь Гуанъяо, — сказал он, — Кто-нибудь из вас знает кого-то, с кем мы могли бы поговорить?       Младшие совершенствующиеся из разных орденов видели друг друга чаще, чем взрослые, благодаря гостевым обучениям. Если у кого-то из Младших учеников из клана Цзинь могла быть полезная информация о передвижениях Цзинь Гуанъяо, то, скорее всего, об этом знал Лань Сычжуй или его друзья.       Они перебрасывались именами учеников Цзинь, которых знали, но каждого по очереди отметали. Ученик был груб или высокомерен и никогда ничего им не говорил. Ученик был слишком молод, чтобы знать что-нибудь полезное. Ученик был слишком близок к Цзинь Гуанъяо, чтобы доверять любой информации, которую они могли бы выдать.       Лань Сычжуй хлопнул в ладоши, заставив Лань Цзинъи подпрыгнуть.       — Я знаю, у кого мы можем спросить, — Он повернулся к Лань Цзинъи, — Мо-цяньбэй.       Лань Цзинъи застонал.       — Что? Нет. Он сумасшедший.       — Мо-цяньбэй? — спросил Вэй Усянь.       Кивнув, Лань Сычжуй объяснил:       — Он племянник госпожи Мо, которая попросила нас помочь избавить поместье Мо от злого духа в ту ночь, когда мы нашли тебя. Она с гордостью рассказывала всем, что её племянник обучался в Ланьлине у ордена Цзинь заклинательству. По-видимому, он является ребенком её сестры и покойного главы ордена, что делает его сводным братом нынешнего главы Цзинь и Цзинь Гуанъяо.       — Половина Ланьлина — их сводные братья, — возразил Лань Цзинъи, нахмурившись, — И в любом случае, она также сказала, что он сумасшедший, и когда мы увидели его во дворе, он доказал это. Ты не можешь серьёзно предлагать это!       Лань Сычжуй обратил свое внимание на Лань Ванцзи и Вэй Усяня, выражение его лица было серьёзным.       — Я знаю, что он довольно много страдал и, возможно, не будет… как все остальные. Но я верю, что он хороший человек и был бы готов помочь нам, если бы мы его только попросили.       Лань Ванцзи и Вэй Усянь встретились взглядами друг с другом. Должны ли они спросить этого «Мо-цяньбэя» по поводу того, какую информацию он был готов им предоставить? По той или иной причине его больше не было в Башне Кои. Спросить об этом не повредит. Повернувшись к сыну, оба мужчины кивнули.       В тот же день Лань Сычжуй снова отправился в поместье Мо, на этот раз только с Лань Цзинъи в качестве спутника. Они двигались быстро, но не спешили, потому что не хотели привлекать внимания к своим передвижениям.

***

      Лань Ванцзи проснулся в темноте.       Это не было чем-то необычным, учитывая привычку ордена Лань просыпаться до рассвета. Однако на этот раз до рассвета оставалось ещё несколько часов. Причиной его пробуждения было шевеление и борьба рядом с ним в постели. Как и каждую ночь с тех пор, как Вэй Усянь очнулся, ему снился кошмар.       Это было тихое беспокойство. Он не кричал, не вопил и не плакал. Он даже не заговорил. Даже во сне Вэй Усянь держал свои слова запертыми внутри себя. Вместо этого он захныкал и вцепился в простынь. Он вспотел. Его крылья пытались свернуться, расправиться, сделать что угодно. В первую ночь Лань Ванцзи проснулся от того, что его колотили перьями.       Лань Ванцзи тихо протянул руку и прижал Вэй Усяня к своей груди, так что его голова оказалась под ровно подбородком Ванцзи. Сначала сопротивление Вэй Усяня усилилось, но когда Лань Ванцзи начал напевать, то он наконец успокоился. Так что Лань Ванцзи напевал их общую мелодию, песню, которую они написали вместе ещё до «сожения Облачных глубин», пока у него не пересохло во рту и не начало болеть горло, пока Вэй Усянь не расслаблялся и он сам не заснул.       А утром он снова играл на гуцине и надеялся, что это поможет остановить кошмары, прежде чем они вновь смогут побеспокоить Вэй Усяня и этой ночью.

***

      Человек, которого Младшие привели из поместья Мо, оказался не таким, как ожидали Вэй Усянь и Лань Ванцзи. Он был на несколько сантиметров выше Лань Сычжуя, но ходил, опустив голову и ссутулив плечи, из-за чего казался меньше ростом. На вид ему оказалось чуть больше двадцати, но его тело было худым до такой степени, как-будто он недоедал, а лицо всё покрыто косметикой, так что о его настояшей внешности можно было только догадываться. Он был одет во всё чёрное, его длинные чёрные волосы были собраны в низкий конский хвост. Его глаза оставались опущенными в землю, и когда он заговорил, то запинался.       Он споткнулся на полуслове представившись Лань Ванцзи.       — М-Мо Сюань…юй, — пробормотал он, кланяясь, — Это-Это… большая честь встретиться… Ханьгуан-Цзю-Цзюнь.       Его робкий характер сразу же заставил Лань Ванцзи усомниться в том, что он мог бы многое рассказать им о действиях Цзинь Гуанъяо за последние годы. Тем не менее, он пригласил молодого человека внутрь цзинши. Стол был накрыт для чаепития с четырьмя чашками. Лань Сычжуй и Мо Сюаньюй заняли свои места, а Лань Ванцзи подошёл, чтобы помочь Вэй Усяню перейти с кровати за стол.       Сначала Мо Сюаньюй не поднимал глаз от стола. А потом, когда это сделал, он словно ожил в первый раз. Он резко вдохнул, его глаза расширились и заблестели. Вэй Усянь склонил голову набок в той странной птичьей манере, которая у него была, и неуверенно улыбнулся. Лань Ванцзи начал разливать чай.       — Это Вэй Усянь, — представил его Лань Сычжуй, — Он говорит на языке жестов, поэтому его сила не повлияет на нас. Я буду переводить его слова. Это приемлемо?       — Я… — Мо Сюанью запнулся.       Его взгляд дважды метнулся между Лань Сычжуй и Вэй Усянем, прежде чем остановиться на сирене. Он сглотнул.       — Ты настоящий.       А потом он начал плакать, слёзы оставляли полосы на его макияже призрака-висельника. Пока они медленно пили чай, Мо Сюаньюй со слезами на глазах рассказал свою историю.       Его мать была одной из любовниц Цзинь Гуаншаня. Цзинь Гуаншань пришел за Мо Сюаньюем, когда ему было четырнадцать, и отвёл его в Башню Кои, чтобы обучить навыкам совершенствования. Он чувствовал себя не в своей тарелке в великолепии Башни Кои, но Цзинь Гуанъяо отнёсся к нему по-доброму и принял радушно. Они были близки, или Мо Сюанью так думал. Он очень сильно восхищался своим старшим сводным братом. Он хотел быть таким же, как он. Таким же вежливым. Таким компетентным. Таким восхитительным.       Он так часто наблюдал за своим братом, что вскоре начал замечать, что что-то не так. У него были беседы с Цзинь Гуаншанем, которые, казалось, имели скрытый смысл. Он часто приводил гостей Башни Кои в зал предков Цзинь. У гостей не было никаких причин посещать зал предков. Но всякий раз, когда Мо Сюаньюй спрашивал об этом, Цзинь Гуанъяо уверял его, что всё в порядке и нормально. Вот как обстояли дела в Башне Кои.       Мо Сюаньюй видел слуг, несущих мешки с большими перьями, непохожими ни на одну птицу, ему известную. Перья, очень похожие на те, что носили Цзинь Гуаншань и Цзинь Гуанъяо после битвы при Илине. Гости, которых Цзинь Гуанъяо привёл в зал предков, говорили ему, что он сошёл с ума, когда он позже упомянул об этом, и что они никогда не были в том месте. А Цзинь Гуаншань и Цзинь Гуанъяо, казалось, всегда знали тайные желания каждого.       Вполне логично, что они не убили Сирену Илина, а вместо этого захватили её в плен. Но каждый раз, когда Мо Сюаньюй хотя бы намекал на что-то подобное, Цзинь Гуанъяо убеждал его, что ему всё это мерещится, что он всё это придумал у себя в голове.       — Я думал, что схожу с ума, — признался Мо Сюаньюй, шмыгнув носом в свою чашку, — Я действительно думал…       Был также тот факт, что Мо Сюаньюй он — он не решался продолжать, пока Лань Сычжуй не положил руку ему на плечо успокаивая, — Он был обрезанным рукавом, влюблённым в своего сводного брата. В Цзинь Гуанъяо.       Вэй Усянь громко ахнул, затем прижал руки ко рту. Он трижды показал жестом «извините» и застенчиво улыбнулся, затем жестом попросил Мо Сюаньюя продолжать.       — В тот момент, когда я сказал ему… он вышвырнул меня вон. Из башни Кои. Из Ланьлина. Из клана Цзинь, — захныкал Мо Сюаньюй.       Однако его взгляд был жёстким, когда он сказал:       — Всё потому, что я осмелился испытывать чувства.       — Потому что ты знал о его секрете, — поправил Лань Ванцзи, — Ваши чувства были лишь оправданием, чтобы поставить под сомнение всё, что вы могли бы кому-нибудь рассказать о нём.       Он не мог понять наличие своих чувств к Цзинь Гуанъяо. Явно не после того, как узнал, что он заключил в тюрьму Вэй Усяня. Учитывая тот факт, что Вэй Усянь был удивлен заявлением Мо Сюаньюя, это явно не было влечением, которое молодой человек всё ещё испытывал.       Глаза Мо Сюаньюя поднялись на Вэй Усяня, с удивлением глядя на его крылья.       — Ты действительно выжил в битве. Ты действительно… сирена. С крыльями. И когтями. И-и перьями.       Его рука невольно потянулась к ним, прежде чем резко отдернулась, словно обжёгшись.       Скривив рот Вэй Усянь показал:       — Ты можешь потрогать их. Просто будь нежен.       После нескольких минут молчания, пока пальцы Мо Сюаньюя нежно касались крыльев Вэй Усяня и шрама, пробивающегося сквозь перья на его груди, и даже любопытного тычка в один из когтей Вэй Усяня, он нахмурился.       — Он солгал, — яростно прошептал Мо Сюаньюй, глядя в пол, — Он… он заставил меня… Он заставил всех думать, что я… я сумасшедший. Он покрыл меня… позором. Он… я ненавижу его. Я н-ненавижу его!       — Если ты поможешь нам доказать его преступления, — сказал ему Вэй Усянь, — мы сможем дать тебе то, что ты хочешь.       На мгновение Мо Сюаньюй пришёл в замешательство, а потом вспомнил. И правда ведь. Сирены могли чувствовать желания. Вэй Усянь точно знал, что предложить Мо Сюаньюю, чтобы заслужить его помощь. Лань Ванцзи налил всем по последней чашке чая.       — Ты можешь стать членом клана Цзян.       Руки Мо Сюаньюя поднялись, чтобы прикрыть лицо, скрывая даже его макияж от посторонних глаз.       — Он действительно может присоединиться к ордену Цзян? — Спросил Лань Сычжуй.       Это был обоснованный вопрос. Вэй Усянь не был главой Юньмэн Цзян и фактически не имел никаких контактов с орденом Цзян более десяти лет. И всё же Вэй Усянь был уверен в себе, и Лань Ванцзи доверял ему.       Конечно, Мо Сюаньюй мог бы присоединиться к ордену Цзян. Если Цзян Чэн не разрешит этого, они просто расскажут цзецзе о том, что а-Юй был так полезен, и она подойдет к Цзян Чэну и заставит его разрешить это. Так что это уже был установленный факт. Если бы Мо Сюаньюй хотел этого — а Вэй Усянь знал, что он этого хотел, — он мог бы присоединиться к ордену Цзян и, наконец-то иметь дом, где никто не будет насмехаться над ним, ни унижать его, ни воровал у него. Дом, избавленный от влияния крови Цзинь Гуаншаня и позора семьи Мо.       И снова по лицу Мо Сюаньюя потекли слёзы. Он свернулся калачиком за столом и заплакал, громко и сильно. Ему не нужно было говорить «да» или выражать свое согласие. Этого было достаточно. Они уже знали ответ.

***

      Прежде чем они смогут добраться до Ланьлина и Башни Кои, чтобы найти доказательства, которые, как указал Мо Сюаньюй, существуют против Цзинь Гуанъяо, им понадобится больше союзников. Обучение Мо Сюаньюя как заклинателя не продвинулось достаточно далеко, и он не был достаточно силён, чтобы сформировать золотое ядро. Лань Ванцзи мог быть великим Ханьгуан-Цзюнем, но он не мог в одиночку сражаться со всем орденом Цзинь.       Они направятся в Юньмэн и заручатся поддержкой ордена Цзян — ныне хорошо зарекомендовавшего себя, как сильному под руководством Цзян Чэна.       Но они не могли отправиться в путь, пока Вэй Усянь снова не поправился. В течение трех недель он работал над укреплением своего тела. Лань Ванцзи помогал ему ходить, наблюдал, как он бегает, помогал ему в стойке на руках и работал с ним над каждым упражнением, чтобы восстановить его прежнюю силу. Как сирена, он прогрессировал быстрее, чем мог бы любой нормальный человек и, возможно, большинство заклинателей.       В течение этих недель Мо Сюаньюю было разрешено тренироваться вместе с другими адептами Лань в качестве приглашенного ученика. Это было решено за чаем между Лань Ванцзи и Лань Сиченем. Каждый из них сделал по глотку чая, а затем молча уставился друг на друга. Между их взглядами бушевала тихая битва.       — Он не сможет оставаться тут надолго, — наконец-то согласился Лань Сичень, — Если а-Яо узнает, что клан Лань принял к себе кого-то, кто навлёк позор на их семью… Он может подтолкнуть главу Цзинь действовать против нас.       Лань Ванцзи ушёл со своей победой, не сказав ни слова о том, что именно Цзинь Гуанъяо вытащил этот позор на свет божий вместо того, чтобы оставить его в покое.       Итак, Мо Сюаньюй тренировался с Младшими учениками, а Лань Сычжуй работал с ним после окончания занятий. Вечером, после ужина, Мо Сюаньюй и Лань Сычжуй присоединились к Лань Ванцзи и Вэй Усяню в цзинши. С Ланями в качестве переводчиков Мо Сюаньюй и Вэй Усянь вели длительные беседы об их общей истории оскорблений.       Иногда Лань Сычжую приходилось уходить из-за переполнявших его эмоций, но разговоры, казалось, помогали обоим мужчинам не меньше, чем песни, которые Лань Сычжуй и Лань Ванцзи играли для них каждый вечер перед сном. Даже всего неделю спустя Вэй Усяню стало куда меньше сниться кошмаров. Они не исчезли полностью, но любое облегчение для Вэй Усяня, облегчало груз на сердце Лань Ванцзи.       Разговоры также помогли Мо Сюаньюю. Сначала он бродил по округе после отбоя, что-то бормоча себе под нос и вздрагивая при каждом звуке. Вид его новых, белоснежных одежд Лань, казалось, пугал его, и он постоянно нарочно пачкал их. И часто случалось, что он убегал с урока, как только учитель заканчивал читать ему нотации, а потом его находили плачущим в одиночестве на одной из дорожек.       Ко дню их отъезда он мог спать всю ночь. Лань Сычжуй попросил выдать для него светло-голубую мантию вместо белой, и он перестал пачкать её, и он больше не убегал от учителей. Он даже мог встретиться взглядом с Лань Ванцзи на несколько секунд, не выглядя при этом как испуганный кролик.       — Я всё ещё думаю, что он сумасшедший, — пожаловался Лань Цзинъи, когда однажды они с Лань Сычжуем шли на кухню обедать, и Лань Ванцзи невольно подслушал их разговор, — Как именно мы должны оставаться незаметными, когда один из нашей группы всё время выглядит как призрак?       Лань Сычжуй нахмурился.       — Не говори плохо о других, — напомнил он ему, — Мо-цяньбэй старается изо всех сил. Это всё, о чём мы можем его просить.       Лань Цзинъи вздохнул.       — Если ты так говоришь, Сычжуй… Иногда мне кажется, что ты заменяешь меня, своего лучшего друга.       Раздался смешок.       — Это никогда не случиться. Цзинъи слишком запоминающийся человек, чтобы его можно было так просто заменить.

***

      Наконец-то настал день отъезда. Солнце скрылось за облаками, и только фонари дарили миру хоть какой-то свет. Когда Лань Ванцзи и Вэй Усянь подошли к воротам, Лань Цзинъи и Лань Сычжуй уже ждали их.       — Что за чёрт? — Дерзко воскликнул Лань Цзинъи, указывая на Вэй Усяня, закутанного в тяжёлый плащ, — Ты похож на горбуна.       — Как ещё он мог спрятать свои крылья? — Лань Сычжуй перевел шквал вызывающих жестов Вэй Усяня.       Лань Сычжуй многое упустил, но остальное было довольно грубо, поэтому Лань Ванцзи не стал его поправлять.       Скрестив руки на груди, Лань Цзинъи с раздражением принял ответ, а затем удивился отсутствию ещё одного члена их команды. Они не могли уйти без Мо Сюаньюя, но он попросил двух Младших идти вперёд. Через несколько минут из темноты к ним приблизилась фигура. Мо Сюаньюй был одет в светло-голубые одежды, а его длинные волосы были собраны в конский хвост, но…       — Во имя богов, ты действительно так выглядишь? — Выдохнул Лань Цзинъи, задыхаясь.       Мо Сюаньюй нервно переминался с ноги на ногу и не мог ни с кем встретиться взглядом. Он указал на тропу, ведущую вниз с горы.       — М-мы должны… — Он начал идти, не закончив свою мысль.       Остальные последовали за ним.       — Он на самом деле очень милый, — сказал Вэй Усянь Лань Ванцзи, пока они шли, — Конечно, не такой красивый, как мой Лань Чжань, но по-своему очаровательный. Он мог бы заполучить любого парня, которого захочет, с такими чертами лица. Ах, если бы только он знал, как правильно флиртовать. И не со своими злобными братьями и сёстрами.       У Лань Ванцзи горели уши. Действительно, его Лань Чжань. Он протянул руку и взял Вэй Усяня за ладонь, и держал пока они шли. Вэй Усянь улыбнулся ему, и ночь больше не казалась такой тёмной.

***

      Поездка в Юньмэн заняла несколько дней, они продолжали путь только при лунном свете и ночевали в основном на открытом воздухе. Пока они путешествовали, Вэй Усянь развлекал юных заклинателей рассказами о том, как он вырос в Юньмэне. Это были именно те выходки, которые, как всегда представлял себе Лань Ванцзи, вытворял Вэй Усянь в юности. К счастью, лунный свет скрывал его улыбку.       Вэй Усянь рассказал о ночных охотах, в которых он помогал ордену Цзян, розыгрышах, которые он устраивал над людьми, и местах, которые он исследовал, до которых никто другой не мог добраться, потому что у них не было крыльев. Он даже разыгрывал некоторые из сцен, заставляя остальных смеяться. Хотя иногда Мо Сюаньюй выходил из себя или начинал плакать, и иногда даже он не мог сказать почему, тогда Лань Сычжуй разговаривал с ним, пока он снова не успокаивался, а Лань Цзинъи вздыхал и шёл помогать Лань Ванцзи с лошадьми. Когда все снова успокаивались, Вэй Усянь вновь начинал вести себя как дурак, чтобы вернуть им улыбки.       Когда он перешёл к рассказам о своём пребывании в Облачных Глубинах, у Младших возникли подозрения. Он ни за что не мог на самом деле сделать этого, или пойти туда и нарушить это правило. Ни за что. Но когда они повернулись к Лань Ванцзи, чтобы опровергнуть его слова, они были потрясены, увидев, что он просто кивнул. Истории были правдивы, хотя и немного приукрашены для развлечения.       Так что Вэй Усянь делал их путешествие лёгким и весёлым, даже под покровом темноты. И каждое утро они с Лань Ванцзи усыпляли младших, играя дуэтом. Их мелодию. Песню, которую они написали вместе в подростковом возрасте в Облачных Глубинах. Их песня. Каждый раз они встречались взглядами, и Лань Ванцзи знал, что Вэй Усянь был так же благодарен, как и он, за то, что они снова могли сыграть её дуэтом после стольких лет, после того, как успели поверить, что никогда больше не будут играть её снова.

***

      Пристань Лотоса была усажена кувшинками и лотосами, ярко-зелёными деревьями и цветущими кустами. Древесина причала и зданий была насыщенного, тёплого коричневого цвета. Весь город, но особенно резиденция клана Цзян, был великолепен в оттенках фиолетового, розового и синего. С того самого момента, как их группе разрешили пройти через ворота, Вэй Усянь начал подрагивать от предвкушения. Его крылья подёргивались, отчего его спина выглядела так, выглядело словно он странно крутился, желая взлететь, но его маховые перья ещё не полностью отрастили.       Они остались в Зале Мечей, с пустым сиденьем в виде лотоса посреди комнаты, ожидая, пока ученик приведёт главу ордена. Только когда они остались одни, Вэй Усянь сбросил плащ и расправил крылья, быстро взмахивая ими и дико размахивая руками, чтобы успокоиться. Он прыгал из одного угла в другой, осматривая узоры, как будто проверял, все ли они такие, какими он их запомнил, и его когти клацали по полу при каждом прыжке.       — Значит, могущественный Ханьгуан-Цзюнь пришел в гости, да? — Крикнул Цзян Чэн, входя через боковую дверь в зал, — Неужели ты стал таким высокомерным, что думаешь, что тебе даже не нужно посылать письмо, объявляющее о твоем намерении… Вэй Усянь.       Имя вырвалось из него, а лицо дало слабину, как будто он увидел привидение. Вэй Усянь выглядел не намного лучше. Его крылья опустились на пол.       — Цзян Чэн, — выдохнул он после бесконечной паузы, показывая имя руками пока произносил его, — Ты хорошо выглядишь.       Он не успел закончить последнюю фразу, как Цзян Чэн бросился через комнату и сжал его в отчаянных объятиях, которые едва не раздавили крылья Вэй Усяня.       — Ты мудак, — выругался Цзян Чэн в волосы Вэй Усяня, — Как ты смеешь появляться в таком виде? Где, черт возьми, ты был?       Слёзы текли по их лицам, но никто не комментировал это. Вэй Усянь нарисовал пальцами что-то на спине Цзян Чэна, пытаясь что-то передать, не выпутываясь из объятий. Что бы это ни было, это заставило Цзян Чэна обнять его ещё крепче, если это вообще было возможно.       — Извинения не приняты. Чёрт возьми, я думал, ты мёртв.       Вэй Усянь заключил своего младшего брата в свои крылья, погрузив в двойные объятия.       В другом конце комнаты Мо Сюаньюй повернулся к ним спиной, чтобы создать видимость уединения, и Лань Сычжуй последовал его примеру. Лань Цзинъи скрестил руки на груди и пробормотал что-то о том, как невежливо забывать о гостях, но говорил он достаточно тихо, чтобы не потревожить их.

***

      После ужина, на котором слуги, казалось, совсем не удивлялись и не опасались присутствию Вэй Усяня, их группа села, чтобы обсудить ситуацию с Цзинь Гуанъяо.       Мо Сюаньюй, заикаясь, но уверенно, рассказал им всё о гостях, которых он видел, когда Цзинь Гуанъяо приводил тех в зал предков, и Вэй Усянь поддержал его воспоминаниями о том, как вытягивал информацию у тех же самых людей. Мо Сюаньюй рассказал им о медном зеркале в комнате Цзинь Гуанъяо. На самом деле это был магический артефакт, который переносил людей в потайную комнату, где Цзинь Гуанъяо хранил документы с артефактами и проводил тайные встречи. Раньше, когда Мо Сюаньюй и Цзинь Гуанъяо были близки, он часто показывал ему сокровища, хранящиеся в этой тайной комнате. Все улики, которые им понадобятся, чтобы похоронить его репутацию, будут там.       Цзян Чэн рассказал о множестве писем, которые он получил от Цзян Яньли за эти годы, и о том, как она частенько упоминала о своём недоверии к Цзинь Гуанъяо. Его влияние на решения её мужа как главу ордена вызывало у неё большое беспокойство. С решительным хмурым видом Цзян Чэн пообещал поддержку ордена Цзян в отстранении Цзинь Гуанъяо от любой управленческой должности.       Первый шаг плана состоял в том, чтобы выяснить, кто из людей их союзники и враги.       На Цзян Яньли можно было положиться, как и на орден Цзян в целом. Они выросли с Вэй Усянем и знали, что истории о нём были ложью. Не Хуайсан мог быть союзником — поскольку именно он освободил Вэй Усяня, — но так как у него была репутация бесполезного человека, и он ещё не выступил вперёд, на его помощь нельзя было положиться, как и на помощь его ордена.       — Знаете что? Я думаю, принцесса могла бы рассказать нам, кто в сговоре с его дядей-змеем, — отметил Лань Цзинъи.       В кои-то веки они с Мо Сюаньюем согласились. Хотя Цзинь Лин — сын Цзян Яньли и Цзинь Цзысюаня — высоко ценил интеллект и остроумие своего дяди, он также никогда не хотел оставаться наедине в комнате со старшим и признавался, как это обычно делуют маленькие дети, что иногда «Сяо Шушу» пугает его. Теперь, когда он стал старше и ему было тринадцать, то эти чувства не утихли.       Перед тем, как Мо Сюаньюя вышвырнули из Башни Кои, Цзинь Лин сказал, что он «такой же жуткий, как Сяо Шушу», и велел ему всегда держаться подальше от него.       — Ты всегда был похож на призрака-висельника? — Грубо спросил Лань Цзинъи.       Немного подумав, Мо Сюаньюй кивнул.       — Не всегда так, но… Если они оценивали мой макияж, то они не высмеивали настоящего меня, так что…       — И именно поэтому ты такой жуткий.       На стороне Цзинь Гуанъяо будет Су Шэ и весь клан Молин Су. Слуги в Башне Кои также были под подозрением, поскольку Вэй Усянь помнил, как много разных слуг приносили ему еду и воду или оказывали незначительную первую помощь во время его заключения.       Второй шаг плана состоял в том, чтобы найти разумный предлог для посещения Ланьлина со свитой учеников Цзян. Они не могли просто появиться ни с того ни с сего, как некоторые люди. Это привело бы к началу войны. В ближайшем будущем в Ланьлине также не планировалось ни совещаний по самосовершенствованию, ни каких-либо обучений.       — Групповая ночная охота? — Предложил Лань Сычжуй.       Вот только какая причина могла быть для такой большой групповой ночной охоты? Никто не собирался играть свадьбу или рожать детей, и поблизости от Ланьлина не было замечено никаких могущественных зверей или демонов.       — Но они могут быть, — показал Вэй Усянь с хитрой усмешкой, — Может появиться великая и ужасная сирена. Сирена, имеющая связи с орденом Цзян. Сирена, которая недавно сбежала из тюрьмы Цзинь Гуанъяо.       Сначала другие были против — особенно Лань Ванцзи, хотя он и хранил молчание, — но Вэй Усянь был крайне хорош в убеждении, даже без своих ораторских способностей. Вскоре все они согласились с задумкой его идеи, и вопрос был улажен. Даже если Лань Ванцзи всё ещё беспокоился.       Итак, план был составлен. В то время как Вэй Усянь уводит заклинателей в веселую погоню по лесам за городом, Лань Сычжуй, Лань Цзинъи и Мо Сюаньюй проникают в секретную комнату за зеркалом, чтобы забрать любые документы или доказательства, которые они смогут найти, для доказательства задуманного Цзинь Гуанъяо. Цзян Чэн и Лань Ванцзи должны были присматривать за Цзинь Гуанъяо и его сторонниками во время охоты и при необходимости не подпускать никого слишком близко к Вэй Усяну.

***

      В ту ночь Вэй Усянь сидел у окна комнаты Лань Ванцзи и смотрел на лотосы. Это было куда позднее установленного Ланями времени отхода ко сну, но путешествие исключительно ночью изменило режим сна Лань Ванцзи, и ему потребуется несколько дней, чтобы вернуться к нормальному. Поэтому вместо того, чтобы спать, Лань Ванцзи сидел рядом с Вэй Усянем у окна.       — Лань Чжань, — сказал Вэй Усянь, обращая свое внимание внутрь комнаты, — Ничего, если я останусь здесь на ночь?       На его лице была легкая усмешка, как будто он намекал на скандал, связанный с тем, что Ханьгуан-Цзюнь и Сирена Илина провели ночь вместе.       — Тебя беспокоят кошмары? — Спросил Лань Ванцзи.       Улыбка сменилась чем-то более искренним, и Вэй Усянь покачал головой.       — Я просто хочу остаться с тобой, — Он улыбнулся во все зубы, — Мне нравится, когда ты меня обнимаешь.       У Лань Ванцзи снова запылали уши.       Он протянул руку и, как только её приняли, повёл Вэй Усяня в постель.

***

      Орден Цзян отправился в Ланьлин в течение недели. Цзян Чэн взял с собой половину учеников Цзян, оставив другую половину защищать Пристань Лотоса и жителей Юньмэна на случай, если такая возникнет необходимость. Мо Сюаньюй с гордостью носил пурпурный цвет Цзянов.       Через несколько дней они прибыли в город Ланьлин. В то время как остальная часть их свиты продолжала движение вперёд, Вэй Усянь остановился.       — Вэй Ин? — Лань Ванцзи потянулся и взял его за руку — своего рода фамильярность, порождённая ночами, проведёнными друг с другом, чтобы защититься от кошмаров.       Вэй Усянь схватил его обеими руками, сжал, а затем отстранился, чтобы показать:       — Я не могу. Мне очень жаль. Я не могу.       Он не мог вернуться в место, где когда-то оказался в ловушке, — не тогда, когда ответственный за это всё это ещё был там. Не тогда, когда у тех, кто помогал ему, всё ещё была сила вернуть его в то тёмное место.       — Не нужно извинений. Я понимаю, — сказал ему Лань Ванцзи.       Укол дежавю пробудил в нём воспоминая о том дне, когда он в последний раз произносил эти слова. Произошла битва при Илине. Клан Вэнь был уничтожен. Он думал, что потерял Вэй Усяня навсегда.       Не в этот раз.       Нахмурившись, Вэй Усянь жестом показал:       — Лань Чжань? Что это у тебя с лицом?       Затем Лань Ванцзи притянул его к себе для поцелуя. Один поцелуй, как обещание, что они снова увидятся. Один поцелуй, как клятва оставаться в безопасности. Один поцелуй, чтобы доказать, что его чувства настоящие. Они целовались до тех пор, пока у них не перехватило дыхание от нехватки воздуха, и только тогда Вэй Усянь отстранился.       — Лань Чжань, — выдохнул он, — Лань Чжань, я люблю тебя.       Тепло распространилось по каждому дюйму кожи Лань Ванцзи и под неё. Он был в состоянии полнейшей эйфории. Невозможно было сопротивляться тому, как его губы растянулись в яркой, но в то же время сдержанной улыбке.       Вэй Усянь не улыбался.       — О нет. Лань Чжань, мне очень жаль! Я сделал это, не так ли? Ты можешь… ты можешь перестать улыбаться. Ты… — Он застонал, — Лань Чжань, ты не должн быть таким счастливым, если не хочешь. Почувствуй то, что ты хочешь чувствовать.       Тепло покинуло его, за исключением груди. Его сердце было переполнено им до отказа, и хотя его улыбка теперь стала меньше, его глаза наполнились любовью. Лань Ванцзи протянул руку, чтобы погладить Вэй Усяня по щеке.       — Я тоже люблю Вэй Ина, — пробормотал он, — Так было всегда.       Он наклонился вперед и поцеловал Вэй Усяня в лоб.       — Будь осторожен.       Даже когда Вэй Усянь взмахнул крыльями и взлетел впервые с момента своего пленения, его щёки горели ярко-красным, а глаза оставались прикованными к Лань Ванцзи.

***

      — Саньду Шэншоу. Какое неожиданное удовольствие, — поприветствовал их группу Цзинь Цзысюань. Его глаза с любопытством метнулись к ученикам Лань в белом, — В вашем письме говорилось, что здесь есть на что поохотиться?       Он ошибался, но это удерживало его от напыщенности. Он позволил любопытству взять верх над гордостью. Сбоку от него, на шаг позади, обеспокоенно наблюдала Цзян Яньли. С другой стороны от него, на шаг впереди, с приятной улыбкой стоял Цзинь Гуанъяо.       Весь отряд Цзянов поклонился.       — Да. Мы услышали, что в лесу недалеко от города что-то заметили, и пришли так быстро, как только смогли, чтобы предложить свою поддержку.       — Извините, что прерываю, глава ордена Цзян, — сказал Цзинь Гуанъяо с быстрым поклоном, — Заметили… что?       Его взгляд скользнул по ученикам.       — Ты привёл с собой так много учеников, что можно подумать, что у тебя были дурные намерения.       Цзян Чэн посмотрел на него так свирепо, что Цзинь Гуанъяо отступил на шаг и отвесил ещё один поклон.       — Сирена, — Каждый Цзинь в комнате ахнул, а Яньли закрыла рот руками, — Это так. Единственной сиреной, которую когда-либо видели здесь, была Сирена Илина. Клан Цзян вырастил его, так что клан Цзян пришёл, чтобы позаботиться об этом.       И они бы точно позаботились о нём.       Цзинь Гуанъяо склонил голову.       — Откуда пришли новости об этом наблюдении? Кто является источником? — спросил он, — Мы не слышали, чтобы было замечено что-то подобное.       — Ляньфан-цзюнь, — обратился к нему Цзинь Цзысюань, и Цзинь Гуанъяо замолчал. Глава ордена прямился в полный рост, — Клан Цзинь с тобой, Глава Цзян. Мы прочешем горы, чтобы поймать существо кем бы оно ни было — сиреной или кем-то ещё.       Как только Цзян Чэн отвесил поклон, Цзян Яньли шагнула вперёд.       — Вы должны охотиться на него? — спросила она, и её глаза без страха встретились с глазами каждого мужчины вокруг неё, — Прошло почти четырнадцать лет, и он не сделал ничего, чтобы причинить нам вред. Чтобы причинить кому-нибудь вообще вред. Почему за ним нужно охотиться? Из-за вашего собственного страха?       Она устремила суровый взгляд на своего брата.       — Вашей гордости?       — А-Цзе, — начал Цзян Чэн, но Цзинь Цзысюань заговорил вместо него:       — Дорогая, — Он взял её за руки.       Никогда ещё Лань Ванцзи не видел главу Цзинь таким нежным, как когда он разговаривал со своей женой.       — Это может быть и не он. На самом деле, скорее всего, это так. Но если в нашем лесу бродит какое-то существо, мы должны действовать.       Он наклонился ближе и прошептал ей что-то на ухо, и каким бы сладким ни было это что-то, оно казалось, успокоило огонь в глазах Цзян Яньли. По крайней мере, совсем чуть-чуть.       Она молча согласилась с их охотой, прежде чем уйти вместе со своим мужем. Охота должна была начаться на следующее утро, как только у заклинателей Цзинь будет время подготовиться, а у Цзянов — отдохнуть.       В тот вечер Лань Ванцзи сыграл песню на своем гуцине. Расспрос, но не для мертвых. Его адресат был слишком далеко, чтобы услышать, но игра помогла успокоить тревогу в сердце Лань Ванцзи. Так что он всё ещё продолжал играть.

***

      Ночная охота на Вэй Усяня проходила следующим образом:       Группа заклинателей услышала что-то среди деревьев и бросилась в том направлении. Группа заклинателей в ли от них тоже услышала что-то в деревьях и бросилась в том направлении. Они столкнулись друг с другом. Средь бела дня. К счастью, никто не получил ранений от мечей.       Пара заклинателей заметила крылатого человека, прислонившегося к дереву. Они бросились на него. Он спел песню, и они очень заинтересовались окружающими их цветами.       Ляньфан-цзюнь шёл один по лесу и всё время пытался незаметно поворачивать обратно к городу Ланьлин. Ханьгуан-Цзюнь всегда был в поле видимости чуть дальше вниз по горе, наблюдая прямо за ним, даже если за мгновение до этого тропа была пуста. Когда его спросили: «Ханьгуан-Цзюнь следит за мной?» Лань Ванцзи просто повернулся и исчез в лесу.       Заклинатели поймали в свои сети множество животных, множество коллег-самосовершенствующихся и даже одного настоящего монстра. Однако ни одна сирена так и не приблизилась к ним.       В течение четырех часов лес был полон сбитых с толку групп учеников-заклинателей, блуждающих туда-сюда и не приближающихся ближе чем на тридцать чи к Сирене Илина. Группы топтались в замешательстве, вызванном песней, или их обманом заставляли продираться сквозь кусты и спотыкаться, или каким-то другим образом выставлять себя дураками, что было бы очень неловко, если бы все остальные вокруг не выглядели точно так же.       В течение четырех часов Цзинь Гуанъяо всё больше и больше раздражался из-за того, что путь его на каждом шагу преграждали Лань Ванцзи или Цзян Чэн, из-за этого он даже мельком не видел Вэй Усяня, из-за этого, он разгуливал по лесу в своей душной одежде.       — Что именно ты хочешь от меня? — наконец набросился он на Цзян Чэна, — Я думал, ты здесь, чтобы поймать сирену.       Цзян Чэн едва успел приподнять бровь, глядя на него, как раздался звонок, и в небе вспыхнула сигнальная ракета.       Сирена была поймана. Глава ордена Цзинь поймал Сирену Илина!

***

      — Ты всё такой же павлин.       Именно это показывал Вэй Усянь, когда Лань Ванцзи вернулся в Благоуханный Дворец. Затем он показал Цзинь Цзысюаню язык, совсем как маленький ребёнок. Со своей стороны, Цзинь Цзысюань прикрыл глаза одной рукой, как будто он слишком устал для всего этого. Интересно, что руки Вэй Усяня были привязаны к его телу, а ноги крепко связаны вместе, и даже его крылья удерживали духовные верёвки, но его руки ниже локтей были свободны, чтобы позволить ему говорить.       — Вэй Ин, — негромко произнёс Лань Ванцзи, занимая свое место в стороне от зала.       Он был слишком тихим, чтобы люди могли его заметить, но Вэй Усянь тут же повернулся, и улыбаясь помахал ему рукой. Очевидно, он не беспокоился о сложившейся ситуации, а это означало, что он планировал быть пойманным.       Большинство заклинателей с ночной охоты вошли в комнату, заполнив углы зала, но оставаясь на почтительном расстоянии, позволяя главам орденов разбираться с сиреной в одиночку. Цзинь Цзысюань, Цзинь Гуанъяо, Лань Ванцзи и Цзян Чэн стояли ближе всех к Вэй Усяню. Вместе с другими заклинателями через двери прошли Лань Сычжуй, Лань Цзинъи, Мо Сюаньюй и Цзинь Лин, которые легко влились в толпу, как будто они были там с самого начала. Они даже носили свои мечи, как будто были на ночной охоте вместе с остальными.       — Отличная работа по поимке существа, — похвалил Цзинь Гуанъяо с поклоном, оказавшись рядом со своим сводным братом, — Но почему его рот не закрыт?       — Потому что он обещал молчать, — просто и прямо ответил Цзинь Цзысюань.       Глаза Цзинь Гуанъяо расширились.       — И ты ему доверяешь? Дагэ, я могу напомнить тебе о событиях, приведших к битве при Илине…       — Я помню их, — перебил Цзинь Цзысюань. Он переключил свое внимание на Вэй Усяня, — Где ты был, Вэй-гунцзы?       Обращение заставило собравшихся ахнуть. Даже глаза Вэй Усяня расширились от удивления. Он начал показывать свой ответ, но Цзинь Цзысюань поднял руку.       — Я не понимаю языка жестов. Кто-нибудь здесь знает его и может перевести для нас? — обратился он ко всем ученикам.       Лань Сычжуя вытолкнули вперёд почти до того, как он смог повысить голос, чтобы сказать:       — Я могу.       Вэй Усянь не сводил глаз с Цзинь Цзысюаня, пока он жестикулировал, а Цзинь Цзысюань не сводил с него глаз, даже когда Лань Сычжуй уже переводил.       — Во время битвы… то есть битвы при Илине, его обманули и ударили по голове. Когда он проснулся, он был в подземной тюрьме. Здесь, в городе Ланьлин.       Между учениками начал проходить ропот.       — Его похитителями были глава ордена Цзинь Гуаншань и… Ляньфан-цзюнь, Цзинь Гуанъяо.       — Он лжёт, — вмешался Цзинь Гуанъяо, хотя Вэй Усянь все ещё продолжал объяснять, но Цзинь Цзысюань поднял руку, призывая его к молчанию.       — Его держали… прикованным… голодным… мучимым жаждой… с кляпом во рту… и использовали для вытягивания секретов из людей, чтобы заставить их подчиниться, — послушно перевёл Лань Сычжуй, небольшая морщинка появилась между его бровями, — Если он отказывался, они… причиняли ему боль.       То, что на самом деле показал Вэй Усянь, было намного хуже, чем «боль», но также любому было совершенно ясно, что он говорил, в любом случае, без необходимости перевода. Цзинь Гуанъяо ощетинился.       — Цзинь Цзысюань, ты не можешь продолжать слушать его ложь, — вмешался он, даже зайдя так далеко, что встал между своим сводным братом и Вэй Усянем, который смотрел на него исподлобья, — Он пытается настроить тебя против меня, Дагэ.       Цзинь Цзысюань уже много лет жил с Цзинь Гуанъяо в качестве своего советника по всем вопросам, касающимся управления орденом, и всё же в выражении его лица не было ни намека на сомнение. Он верил каждому слову в рассказе Вэй Усяня.       Он был женат на Цзян Яньли. Конечно, он поверил рассказу Вэй Усяня. Конечно, он поверил его обещанию не говорить, несмотря на то, что они часто ссорились в подростковом возрасте. Даже во время битвы при Илине никто никогда не упоминал о действиях Цзинь Цзысюаня, старшего сына Цзинь Гуаншаня, потому что он даже не присутствовал там. Он остался в городе Ланьлин со своей беременной женой и матерью, управлять вместо своего отца, пока тот не вернулся. Слова Цзинь Гуанъяо были подобно яду, но Цзян Яньли привила своего мужа от яда Цзинь Гуанъяо уже много лет назад.       — Это не ложь, — заговорил Лань Сычжуй, на этот раз не переводя. Он вытащил из-под мантии свернутый документ, — У нас есть доказательства.       В глазах Цзинь Цзысюаня зажёгся интерес.       — Они у вас есть? И у кого это «нас»?       Лань Цзинъи, Мо Сюаньюй и Цзинь Лин поспешили выйти вперёд, чтобы представить доказательства, которые были спрятаны в их собственных одеждах. Если Цзинь Цзысюань и узнал своего сводного брата в фиолетовом одеянии Цзян и без макияжа, он не подал виду. Глава ордена Цзинь читал каждый документ с возрастающим ужасом от того, что натворил его доверенный брат. И по мере того, как он произносил их вслух, ужас наблюдавших за ним учеников рос вместе с его, и Цзинь Гуанъяо всё отчаяннее и отчаяннее протестовал, утверждая, что это всё ложь.       Лань Ванцзи не стал внимательно слушать о преступлениях Цзинь Гуанъяо. По мере того, как всё больше и больше его предосудительных поступков раскрывалось, Ванцзи обнаружил, что его мысли блуждают, всё больше сосредотачиваясь на Вэй Усяне. В конце концов, он уже знал подробности, и отчаянные отрицания Цзинь Гуанъяо в этот момент становились всё более неловкими.       Хотя он стоял в центре комнаты, никто не обращал на Вэй Усяня особого внимания. Выражение его лица было отчасти самодовольным, когда он смотрел, как тот, кто причинил ему вред, будет привлечён к ответственности, и отчасти злым, из-за выслушивания того, как Цзинь Гуанъяо пытается отговориться от всего этого. Его руки работали над путами, связывающими его, медленно распутывая верёвки. Он взглянул на Лань Ванцзи, а затем, казалось, удивился, обнаружив, что Ванцзи уже смотрит на него. С застенчивой улыбкой он выпрямился во весь рост, как делал это, когда играл образцового студента на занятиях Лань Цижэня.       Чем дольше продолжался разговор, тем более раздражённым казался Вэй Усянь. И тем больше он хмурился. Чем больше он свирепел, тем напряжённее становились его плечи. Наконец-то, слишком раздраженный, чтобы сдерживаться, Вэй Усянь открыл рот и потребовал голосом холодным, как сталь Бичэня:       — Скажи правду, Цзинь Гуанъяо.       На этом всё и закончилось. Цзинь Гуанъяо начал подтверждать каждый проступок, указанный в доказательствах, своими собственными устами. Он проклинал себя каждым словом, раскрывая все совершенные им проступки и даже те, которые не указаны в документах, и свои извращенные рассуждения, стоящие за ними. Он не прекращал говорить, пока не раскрыл всё до последней детали; нескольким наблюдавшим за ним ученикам пришлось с отвращением покинуть комнату, прежде чем он закончил.       Его чувства вернулись к нему в одно мгновение, но Цзинь Гуанъяо всё равно потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что он только что сделал.       То, что заставил его сделать Вэй Усянь.       — Ты действительно знаешь, как использовать этот дар в своих собственных интересах, не так ли, Сирена Илина? — Его голос был спокоен, но это было спокойствие, подобное туго натянутой титеве готовой, чтобы лопнуть.       Вэй Усянь насмешливо улыбнулся и помахал рукой, как будто только что показал волшебный трюк.       Цзинь Цзысюань приказал арестовать Цзинь Гуанъяо. Он будет казнён за свои преступления, но способ его смерти ещё предстоит обсудить. Однако прежде чем они смогли связать его, Цзинь Гуанъяо нырнул за спину Вэй Усяня к младшим ученикам и туго затянул духовный шнур на шее Цзинь Лина. Из шеи Цзинь Лина тут же потекла кровь, и Лань Ванцзи перешёл к активным действиям.       Однако он был не первым, кто это сделал. Меч пронзил бок Цзинь Гуанъяо, и он ахнул, его хватка на Цзинь Лине ослабла и позволила мальчику убежать. Мо Сюаньюй, словно потрясённый своим собственным поступком, выронил меч.       Цзинь Гуанъяо взглянул в глаза Мо Сюаньюю, и впервые посмотрел на него с узнаванием.       — Ты.       Глубоко сглотнув, Мо Сюаньюй сказал:       — Ты… Ты заслужил это.       На мгновение Цзинь Гуанъяо ухмыльнулся, и в его улыбке было что-то похожее на гордость. Затем он пригнулся, схватил с пола меч и нанёс ответный удар Мо Сюаньюю. Лань Ванцзи пересёк комнату, чтобы отрезать мужчине руку раньше, чем Вэй Усянь успел крикнуть: «Стой!»       Истекающего кровью Цзинь Гуанъяо с оторванной рукой вывели из комнаты. Лекари забрали Цзинь Лина и Мо Сюаньюя для оказания медицинской помощи, а Лань Сычжуй быстро поклонился на прощание, прежде чем поспешить вслед за ними. Когда взгляды обратились на Лань Цзинъи, он покачал головой.       — Э-э, нет. Я останусь здесь.       К тому времени, когда Цзинь Цзысюань приказал собравшимся ученикам отправиться в орден Молин Су и арестовать их главу, а Вэй Усянь был развязан, кто-то привёл саму госпожу Цзинь.       — А-Сянь! — закричала она, подбегая, чтобы обнять своего брата так горячо, что и Цзян Чэн, и Цзинь Цзысюань неловко закашлялись.       Брат и сестра, рыдая, опустились на колени, крепко прижимаясь друг к другу. Примерно через минуту Цзян Яньли дала знак Цзян Чэну, и затем они уже втроем сели вместе, держась за руки и прижимаясь друг к другу. Троица из братьев и сестры наконец-то воссоединилась.       Лань Ванцзи наблюдал за ними с чувством горько-сладкой радости. Имя Вэй Усяня теперь очищено, и он снова был со своей семьей. У Лань Ванцзи его связь с собственным братом, вероятно, никогда больше не будет такой сильной.

***

      В Облачных Глубинах было тихо, как и всегда. Вдалеке слышался грохот водопада. На деревьях щебетали птицы. Легкий ветерок заставил колокольчик издать нежную трель. А в ханьши два Нефрита Гусу пили чай.       — Я не могу поверить, что а-Яо мог сделать такое, — пробормотал Лань Сичень, опустив взгляд, — Как он мог?       Лань Ванцзи не ответил, потому что ему нечего было ответить. Даже после того, как Цзинь Гуанъяо объяснился, Лань Ванцзи не мог понять его действий. Люди, которых он убил, манипуляции, то, как он обращался с Вэй Усянем, эта постоянная потребность в большем… Лань Ванцзи никогда не поймёт.       Кроме того, его брат был не так слеп, как ему хотелось самому верить. Он годами потакал прихотям Цзинь Гуанъяо, позволяя ему совершать зверства направо и налево и всегда утверждал, что на то должна быть веская причина. Он ни разу не встал и не сказал «Хватит». Лань Сичень не был виноват в действиях Цзинь Гуанъяо, но его можно было обвинить в том, что он так долго закрывал на них глаза.       После столь долгого молчания, что даже чай в их чашках успел закончился, Лань Сичень достаточно пришёл в себя, чтобы спросить:       — А что насчёт того молодого заклинателя — Мо Сюаньюя? Он не вернулся с тобой.       Конечно же. Теперь, когда никто в Башне Кои не стал бы хмуриться из-за присутствия Мо Сюаньюя, Лань Сичень захотел протянуть оливковую ветвь, предложив ему место. Но он опоздал.       Глава Цзинь снова предложил ему должность в ордене Цзинь. Это случилось после того, как Вэй Усянь объяснил, что Цзинь Цзысюань нашёл его в горах и пообещал ему защиту. Поклявшись жизнью его шицзе. Этого было достаточно, чтобы заслужить доверие Вэй Усяня. Но, в конце концов, даже того, что Цзинь Цзысюань приложил руку к уничтожению Цзинь Гуанъяо, оказалось недостаточно, чтобы убедить его сводного брата вернуться.       — Ему был предоставлен статус ученика Юньмэн Цзян. И госпожа Цзинь, и Глава Цзян согласились, — сообщил ему Лань Ванцзи, прежде чем налить им обоим по второй чашке, — Лань Сычжуй решил остаться с ним.       Он не сказал «пока». Он не сказал «навсегда». Тем не менее, Лань Сичень, казалось, знал, что это значило. И конечно он понял, что на самом деле хотел сказать ему в тот день Лань Ванцзи.       — Ты уходишь.       Лань Ванцзи кивнул.       Лань Сичэнь нахмурился.       — Есть те, кто не одобрит этот выбор, Ванцзи. Член ордена Цзян или бродячий заклинатель, они будут знать, почему ты ушёл.       — Так позволь им это, — сурово произнёс Лань Ванцзи.       Ему было всё равно, что подумает мир. Тех, кого он любил, не было здесь, в Облачных Глубинах. Они уже расставались раньше, и он не допустит, чтобы это повторилось снова. Что бы ни случилось, его семья будет вместе. В Юньмэне или в любой другой точке мира.       Он хотел бы, чтобы у его брата было хоть вполовину столько же страсти и преданности, сколько у его сына, который стоя рядом с сиреной и изгоем, не моргнул глазом. Который отстаивал то, что было правильным, даже будучи против людей гораздо более могущественных, чем он сам. Он хотел бы, чтобы его брат был таким же храбрым. Если бы это было так, возможно, Лань Ванцзи не пришлось бы расставаться с ним.       — Ты чувствуешь, что не можешь доверять мне, — произнёс Лань Сичень со вздохом, — Я бы хотел, чтобы ты это делал.       — Мы можем желать многого, — так же тихо ответил Лань Ванцзи, — Но это не так.       Лань Ванцзи не доверял не только своему брату. Он не мог доверять старейшинам ордена Гусу Лань. Они не делали то, что было правильно. Только не с жизнью и свободой Вэй Усяня. Даже с его сыном, если они когда-нибудь узнают его истинное наследие. И Лань Ванцзи больше не будет оставаться в окружении такого ядовитого воздуха. Он хотел дышать свободно.       Печаль и сожаление зажглись в глазах Лань Сиченя, и он глубоко нахмурился.       — Я пытался поступать с тобой правильно, но, похоже, я потерял тебя… где-то по пути. Как я ни старался, я не смог найти тебя снова, — Он ещё раз вздохнул и посмотрел в сторону сада, — Это моя собственная вина, и это моё самое большое сожаление.       Его глаза опустились в пол.       — Я был так слеп.       К нуждам Лань Ванцзи и нуждам людей. К намерениям Цзинь Гуанъяо. К его собственному лицемерию. Возможно, со временем он не будет таким слепым. Возможно, потери и названного, и кровного брата одновременно будет, наконец, достаточно, чтобы открыть Лань Сиченю глаза на правду о мире.       — Я желаю тебе всего наилучшего, сюнчжан.

***

      Луна только взошла, когда лодка Лань Ванцзи пришвартовалась к Пристани Лотоса. Все продавцы и покупатели разошлись под вечер, отправившись на своих лодках домой среди других прудов и озёр Юньмэна. Тем не менее, луна была полной, и Пристань Лотоса сохраняла свою атмосферу покоя, благодати и наивной надежды даже в темноте.       В этой темноте Лань Ванцзи заметил существо. Его крылья были расправлены, он пролетел над дальними стенами комплекса ордена Юньмэн Цзян и направился к причалу, его хвост был расправлен для баланса, а когтистые лапы волочились позади. Он был всего лишь тенью в лунном свете.       Чем ближе он подходил, тем больше Лань Ванцзи мог разглядеть. Длинные черные волосы, собранные сзади в высокий конский хвост. Красивое человеческое лицо с глубокими тёмными глазами и безупречной кожей. Брюки с низкой посадкой, но рубашки не было, взгляду открывались перья, покрывающие его руки и частично грудь, и шрамы, которые он заработал за свою жизнь.       От вида Вэй Усяня захватывало дух.       И так было до того момента, как он издал восторженный крик «Лань Чжань!» и накинулся на Лань Ванцзи, обхватив руками, ногами и даже крыльями Нефритовую фигуру Ланя. Он отстранился ровно настолько, чтобы показать:       — Я скучал по тебе!       Лань Ванцзи улыбнулся и быстро поцеловал его, отчего щёки Вэй Усяня потемнели румянцем.       — Я тоже скучал по Вэй Ину. Пойдём домой.       И он пронёс свою любовь всю дорогу до туда.

***

Конец