Bonheur personnel

      Гармонии не существует — только хаос и вечная круговерть из вереницы проблем обрушившегося реала в тот момент, когда уже понятия не имеешь, на сколько ещё хватит сил держаться и не пустить в висок собственноручно пулю.       Проблема на проблеме, и все они перекрывают воздух и заставляют балансировать между: «Всё лучше всех, я в норме» и «Отъебитесь от меня». И это раздражает, вызывая нужду никого не видеть и не замечать, закапываясь в решение проблем с головой всё глубже и глубже.       А проблемы не маленькие и требуют особого вмешательства: учёба Макао, каждый раз заканчивающаяся вызовом к директору, которому только и нужно, что в очередной раз напоминать о «неприемлемом поведении вашего младшего брата в стенах престижного учебного заведения». Сделки и поиск новых деловых партнёров, потому как старые согласны вести дела только с почившим (жаль, что не от его руки) отцом, а это только всё усложняет. Перебирать варианты, когда свободные вечера можно потратить на что-то другое — расслабляющее, спокойное, — отвратительная перспектива, но выбора иного не оставляет.       Вегас пропадает в веренице дел, которых будто бы всё больше с каждым днём, попадая в День Сурка: документы-школа-сделки-офис-собрания, и так по кругу, пока время не переваливает за два часа ночи и смысла ложиться спать уже нет. Отсюда бессонница и головная боль, а в качестве не очень приятного дополнения — насупленный взгляд Пита и уставшее: «Может, хватит?»       Так-то, может, хватит, но остановиться уже нельзя: затягивает, вынуждая решать все дела на ходу, не вылезая из кип бумаг, и ночевать в офисе, появляясь только в столовой, где максимум удаётся перехватить крепкий кофе тремя ложками сахара и с убийственным настроем ехать на встречу с Кинном. Вот тут уже начинается цирк для обоих: упёртые люди воротят носы и отнекиваются, ссылаясь на непрофессионализм, а на деле — их просто не устраивает смена власти. Дядя Корн с недавних пор тоже не у дел — в отставке. Всё в руках у среднего сына, с которым, кстати, удаётся наладить отношения. Пусть не особо тёплые, но это лучше прошлого, которое очень любит кусать за пятки и преследовать в ночных кошмарах, если всё же удаётся провалиться в дрёму.       Разрываясь между всем этим уже больше трёх месяцев, кое-как вспоминая про зимние праздники и даже что-то даря, Вегас просто хочет спокойствия в кругу близких людей, сотканного из тепла и домашнего уюта, которого, кажется, больше нет в доме. Макао недовольный и расстроенный из-за проблем в школе, а Пит разрывается между помощью с набором телохранителей, их тренировками, и банальным досугом. А ещё их отношениями, которые как бы есть, но которых как бы нет, ведь для всех остальных они просто работодатель и работник.       И непонятно, почему приходится отрицать всё перед другими людьми, которые никакого значения в жизнях не имеют. Не перед самими собой — с этим давно решено: любят неистово, так, что готовы глотки перегрызть тем, кто посмеет сделать больно партнёру или Макао, которого больше всего жалко в этой ситуации. Переживает из-за учёбы и холода в когда-то наполненном жизнью доме, а сейчас там серо и мрачно, как в склепе.       Но надежда ещё живёт, что это скоро закончится. Ведь можно же хотя бы раз забить на работу и провести время в кругу семьи. Вегасу стыдно до рвотного рефлекса. Наверное, впервые за всё время: дома не появляется, Питу и Макао внимание не уделяет, закрыв себя в ловушке из кип бумаг и круговерти дел.       И что же делать с этим? Близится День всех влюблённых, отмеченный в календаре красным кружочком в качестве важного напоминания о том, что рядом есть любимые люди, особенно тот самый, кто своим внутренним светом озарил мрачную жизнь и заставил взглянуть на мир совсем другими глазами.       Пит особенный. Не питомец, не кукла, которой можно поиграть и выкинуть, как ни в чём не бывало, и найти на замену кого-то другого. Второго такого больше не будет среди разномастной толпы, проносящейся мимо каждый день. Да и нет смысла искать, когда рядом есть своё персональное маленькое чудо: с огоньком в ониксовых глазах, лучащихся добротой и всепоглощающей любовью, которой хватает с лихвой для того, чтобы согреться; с улыбкой яркой, с невыносимыми пленительными ямочками, которые любит накрывать губами, ловя чарующие слух звуки, срывающиеся с приоткрытых губ.       Вегасу другого не надо. Пит всегда ждёт его, готовит завтраки и не засыпает до тех пор, пока он просто не валится на кровать опустошённой амёбой и не сворачивается под тёплым боком, котёнком тыкаясь в тёплое оголённое плечо носом и отключаясь через мгновение. Такое случается крайне редко, но всё же бывает, и от этого хочется содрать с себя шкуру живьём.       Но не выйдет: прямо сейчас тёплые руки смыкаются под грудью, а сзади Пит прижимается всем телом, носом ведёт по волосам, вдыхая запах вишнёвого шампуня и ментоловых сигарет, спускается ниже, и находит губами пульсирующую венку на шее, ощущая под кожей мурашки и как постепенно напряжение, окутавшее согнувшееся над кипой бумаг тело, отступает, а Вегас буквально плывёт не только сознанием, но и физически: откидывает голову на плечо и шумно вздыхает полюбившийся одеколон и что-то с корицей.       Тепло. Как дома, как в детстве, когда жива мама и нет слетевшего с катушек отца, поднимающего руку за каждый промах. А с Питом получается нежно и трепетно. От него исходит любовь и ласка, которыми можно кутаться, как в кокон, и нет желания вылезать из своего персонального Рая, носящего имя бывшего телохранителя Первой семьи.       Если бы не Пит, он бы пропал и до сих пор собирал себя по кусочкам. Рядом с ним не ломает, как раньше, однако от всепоглощающих чувств и счастья разрывает на части, начиная от пропитанных никотином лёгких — сигарету порой одну на двоих курят, деля кольца дыма в пропитанном ядом пространстве, и заканчивая разрывающимся от тахикардии сердцем, принадлежащим Питу полностью. Оно его, пусть забирает, только пусть рядом будет.       — Пошли домой, Вегас, — шепчет отчаянно, так, что приходится выплывать из мыслей.       — Я бы с радостью, но…       — К чёрту работу! Блядь, сегодня День всех влюблённых, можно же послать всё к чёрту, Вегас! — Пит шипит, усиливая хватку, отчего дышать словно нечем, и Вегаса кроет. От всего разом, ломает и выкручивает суставы, пока сотни мыслей вертятся на повторе в воспалённом мозгу с бешеной скоростью. — Макао дома ждёт, да я тебя жду уже какой день, но тебя хватает только на то, чтобы появиться на пару часов и уйти обратно — хоронить себя под кипой твоих бумажек! Ты же себя губишь в первую очередь, так же умереть от нервного истощения можно!       В словах Пита есть доля правды — да везде она, больная, сука, есть. И если бы не отключившиеся мозги, Вегас был бы готов сорваться и хоть сейчас покинуть душащие стены офиса.       — Ты прав, — захлопывает папку с документацией за эту неделю, неловко поворачивается и сгребает Пита в объятия, кутая коконом из рук, ощущая лёгкие, как крылья бабочки, поглаживающие движения пальцев в собственных волосах, от которых мыслей никаких: только желание забыться в мягкости и нежности, а ещё в особом аромате, исходящем от дорогого человека. — Прости меня, Пит, но я так больше не могу. Оно убивает меня и затягивает в эту пучину всё глубже.       И эта правда срывается с губ легко, потому что так и должно быть. Без правды нет доверия, а отношения, строящиеся на лжи, не приведут ни к чему хорошему. Лучше лишний раз рассказать всё, что на душе, чем потом страдать от того, что внутри накапливается и не даёт спокойно дышать. Да и совесть, мирно спящая до этого, просыпается и сдавливает костлявыми пальцами трахею.       — Главное, что сейчас ты почти в норме, а остальное пережить можно, — Пит баюкает в коконе рук, губами касается лба, и Вегас, на грани между реальностью и кошмаром, чувствует нутром эту нежную улыбку, от которой внутри всё вверх дном. — Как и то, что Макао должен знать о наших отношениях. Скрывать от него как-то неправильно.       Неправильно, так неправильно. Согласен на всё, лишь бы отпустило и не ломало, как от бэд-трипа от ЛСД, потому что сейчас сознание выдаёт разного рода неприятные картинки, вынуждая жаться к теплу всё ближе, чтобы слиться с ним, стать единым целым. Лишь бы не было антарктического холода в душе и под покрывшейся мурашками кожей.       У Вегаса нет ни шанса сопротивляться. Пусть Макао всё узнает: отрицать нет смысла, да и мелкий будет рад тому факту, что это именно Пит. Любит его, как старшего брата, и это видно до греющего ощущения и радостной улыбки.       Когда кто-то близкий рядом, не страшно ничего. Даже раскрыть все карты, спрятанные в рукавах козыри выкинуть и отпустить себя полностью перед тяжестью бытия. Но это не страшно, ведь в руках держит чужое, но родное сердце, бьющееся в унисон с собственным.       Всё остальное теряет смысл и теряется в теплоте объятий и лучиках в любимых глазах.