Leave me alone

      Астрид была в негодовании. В последнее время это было её хроническое настроение, правда, но в этот раз это была несколько иная форма негодования. Девушка считала, что после столь массивных потерь в последнем бою они должны были только тем и заниматься, что усиливать свою боевую мощь, готовясь к следующему реваншу. Однако теперь она стояла среди толпы людей, слушая вождя, который принял очевидно спонтанное решение устроить Сноглтог уже через день. Но ладно, бывает и такое в жизни, но ведь слова Стоика Обширного не встретили никакого негатива. Прошла всего неделя после того, как все раненные пришли в норму!       В этот же день олуховчане начали медленно готовиться к Сноглтогу и строить огромную ель из досок прямо перед лестницей Большого зала.       Хотя ей следовало поумерить свой пыл. Недовольна она лишь потому, что выпустить пар в сражении не смогла, ведь ей, всё ещё не сразившейся с Ужасным Чудовищем и технически не закончившей обучение, нельзя было выходить в настоящее сражение. Астрид кривилась, но признавала, что внезапное оглашение праздника подняло настроение Олуха от отметки «Мертвецкая усталость» до «Праздничное предвкушение».       Рыбьеног, стоящий неподалёку от блондинки в момент оглашения новости, возбуждённо перекатывался с носков на пятки и практически светился энтузиазмом. Сомнений в том, кто подкинул идею, не осталось никаких.       На самом деле, Сноглтог был один из любимых праздников Астрид. После череды самых странных в её жизни происшествий она внезапно ощутила себя старше, чем есть на самом деле. Юная Хофферсон начала чувствовать отвратительное, и необъяснимое чувство вины и ответственности не понятно за что. Оттого большая часть её хмурости и недовольства было просто показательным; например, даже если она и не злилась на Сморкалу так сильно, как показывала, Астрид преувеличивала сознательно, чтобы не показаться мягкой. Так же и со Сноглтогом.       Она вместе со всеми радовалась бы при объявлении раннего зимнего праздника, но так исторически сложилось, что Астрид не любила лишней шумихи не по делу.       Девушка облюбовала себе выступ на Северной Злотуманной горе, потому что туда редко кто ходил. Она бы там и тренировалась, но из-за возможности в самый неудачный момент навернуться вниз, Астрид решила не экспериментировать и продолжать свои тренировки в лесу. Впрочем, Злотуманные горы всегда со всех сторон продувались ветрами, а с приходом зимы в горах находиться стало просто пыткой, так что Хофферсон пришлось сжать зубы и запретить себе до потепления ходить в облюбованный уголок Олуха. Вполне вероятно, что отсутствие возможности расслабиться в одиночестве так же повлияло на непраздничное настроение девушки.       Следующим пунктиком в списке причин недовольства Астрид стояла компания психбольных придурков, которые не желали дать ей хоть немного личного пространства.       — Серьёзно, Астрид, тебе нужно меньше хмурится, — с уверенным видом увещевал её Задирака. — Так к двадцати годам ты обзаведёшься морщинами, как у Готти, и тебе уже никто не сможет помочь.       — Да что ты говоришь, — закатила глаза Астрид и просто на зло всему живому вокруг неё нахмурилась.       — Ты не правильно делаешь! Нужно было расслабить мышцы лица, а не напрячь их! Учить тебя и учить.       Говоря короче, Астрид срочно требовалось выплеснуть весь свой негатив, чтобы не устраивать родителям вырванные годы и провести Сноглтог в душевном спокойствии. Новая цель, проходя через фильтр понимания мира Астрид, в итоговом варианте звучал, как вызов и бой против себя самой. Проигрывать Астрид не любила, поэтому шла сейчас прямо в кузницу своего учителя Плеваки.       Кузница в свою очередь встретила Астрид звуками падающих металлических предметов, непечатных матов и в целом забавной обстановкой. Очевидно, Плевака предпринимал попытки украсить свою лачугу к празднику. Астрид хмыкнула.       Зайдя внутрь, блондинка мысленно поставила учителю плюс за старание; в кузнице царил немыслимый хаос, но зато под потолком были развешаны украшения из еловых и сосновых веточек, связанных красными лентами. Связанны они были неумело, разумеется, но вычурное и красивое убранство смотрелось бы крайне глупо с месте, где господствует такой человек как Плевака. Над головой Хофферсон висели два колокольчика на тонкой металлической петле. Похоже, они должны были исполнять работу оповещающего механизма, но так как дверей в кузнице не было, то и колокольчики звенели только от резких порывов ветра.       Астрид ещё немного постояла на пороге с весельем слушая кряхтение Плеваки где-то в помещении, а после приподнялась на носочках и пальцем ударила по колокольчикам. Ругательства на пару секунд прекратилось, и после того, как Астрид ещё раз позвонила, Плевака завозился, вскоре выходя к девушке. Выглядел он до того комично, что Астрид не удержалась и прыснула: красная лента запуталась между рогами шлема, и на светлых усах кое-где застряли тонкие сосновые иголочки. Мужчина наигранно закатил глаза и тоже улыбнулся.       — Стар я уже для того, чтобы под потолками лазить. Чего хотела то? — спросил кузнец, безрезультатно дёргая за свисающий конец ленты.       Астрид глубоко вдохнула, чтобы перестать веселиться, и сказала то, ради чего пришла:       — Я хочу выйти на ринг с драконами, — девушка уверенно смотрела в удивлённые глаза Плеваки.       — Ты уже всех их победила, зачем ещё раз?       — Нет, — Астрид поджала губы, но заставила себя сказать унизительную правду: — Их победил Иккинг, а я просто была достаточно сильна, чтобы не выбыть, как все остальные.       Плевака потускнел при упоминании своего протеже, отводя взгляд куда-то к горизонту, к бескрайнему океану. Они помолчали. Потом Плевака вздохнул.       — Нет, — отрезал старший, игнорируя выражение вселенской обиды на лице девушки. — У меня, да и у всех взрослых, сейчас будут другие заботы и проконтролировать, чтобы ты случайно не умерла на ринге, будет некому. Подожди до весны — и ты сразишься с Ужасным Чудовищем.       — Что?! — воскликнула Астрид, сжимая кулаки от досады. Она тут переступает через свою гордость, чтобы выдвинуть правду, как аргумент, почему стоит сделать, как она попросила, а её так бесчувственно не воспринимают. Но больше всего её волновало не это: — Почему мой бой будет весной?! Я недостаточно проявила себя? У меня есть абсолютно всё, чтобы я могла выйти на ринг прямо сейчас, так почему мы просто тянем время?! Это не имеет смысла!       — Астрид! — прервал её Плевака. Он смотрел осуждающе и девушка почувствовала стыд за эту вспышку ярости. — Я сказал: «нет». Это значит — нет. Мы с вождём пришли к разумному заключению, что весенняя погода сыграет тебе на руку лучше, чем зимняя. Все решили, что веселье можно устроить и позже.       Все решили, но мнение самой Астрид не спросили.       — Не ты ли несколько секунд назад сказала, что не ты побеждала? — добил её Плевака.       Теперь Астрид чувствовала на языке отвратительный вкус обиды. Это было подло, грязно и отвратительно — её же аргумент (ради озвучки которого ей пришлось буквально наступить своему эго на шею) обернули против неё.       Мужчина пристально посмотрел в оскорблённые глаза молодой воительницы ещё какое-то время, а потом устало выдохнул своё окончательное решение:       — Если так сильно хочешь пообжиматься с этими мерзкими рептилиями — ты можешь кормить их. Это тоже сложная работа, между прочем.       — Я похожа на драконью сиделку? — зло спросила Астрид.       — Ближайшие время — полная её копия, — ухмыльнулся Плевака и махнул крюком в знак того, что разговор закончен. — Передай ребятам, что это и их задача тоже.       Астрид беспомощно глотнула воздух в возмущении.       — Но это совершенно не то, чего я хотела!       — Тем не менее, ты дала мне прекрасную идею, — пожал плечами Плевака. Он развернулся спиной к ученице, двигаясь обратно в кузницу. — В общем, ступай, я приду в скором времени и покажу, что делать. Почему я раньше не давал вам это задание…       Вспыхнув, словно спичка, от злости, Хофферсон резко отвернулась и агрессивно пошагала в сторону Большого Зала, пытаясь своей агрессивной походкой передать всё то негодование и обиду, которую чувствовала в этот момент. Ей хотелось пойти в лес и метать топоры ровно до того момента, пока не перестанет чувствовать пальцы от мороза. Однако, её стараниями, у неё и у других её вроде-как-друзей, появилась работа, которую они теперь должны пойти и выполнить.       Ребят в привычном месте под лестницей не оказалось, поэтому Астрид пошла дальше по деревне. Группа подростков нашлась, что странно, в Доки, прогуливаясь по мостам. Девушка скривилась от холода со стороны причала и поспешила испортить всем настроение.       — Астрид, это подстава! — сразу взвинтился Задирака, обречённо взмахнув руками. — Как ты могла нам так запороть весь праздничный отдых?!       — Почему каждый раз, когда ты приходишь, случается что-то противное? — в непритворном негодовании закатила глаза Забияка, стоя в шаге за спиной брата.       Астрид сцепила зубы, но промолчала. Ей было нечего сказать в своё оправдание; она и сама считала, что крупно облажалась.       — Что значит «случается что-то противное»? — уставился на близнецов Сморкала. — По-моему, Астрид всегда приносит с собой благословение Богов.       Брюнет обворожительно улыбнулся Хофферсон, но ожидаемо наткнулся на презрительный взгляд. Не то, чтобы это его расстроило.       — Ну так мы идём или нет? — взволновано спросил Рыбьеног. Он единственный из всей компании казался по-настоящему воодушевлённым новой работой.       «Ещё бы он не был, — мысленно фыркнула Астрид. — Только таким образом может блеснуть знаниями.»       — Да, идём, — вздохнула наконец блондинка.       Дорога до арены была крайне унылой — для всех, кроме Рыбьенога, разумеется. Чтобы разговоры не крутились вокруг только одной темы их наказания за существование, Астрид и Забияка снова разругались, пассивно выдумывая всё новые поводы для драки. А парни шли сзади них, изредка комментируя. Уже привычная картина.       Возле подъёмной решётки у входа уже стоял Плевака, который пришёл совсем немного раньше них.       — Я уже думал, что вас по дороге драконы унесли, — хохотнул мужчина. К слову, иголочки из усов пропали, а красную ленту на шлеме Плевака не убрал — поправил только по краям, и можно было сказать, что кузнец готов к раннему празднику.       — Лучше б унесли уже, чем вот это всё, — сразу заныл Торстон. Все мысленно с ним согласились.       — Хватит ныть! — попытался подбодрить их Плевака, однако, не видя результатов, не поменялся в лице.       Плевака с силой вручную поднял решётку вверх, открывая вход в арену. Он похромал внутрь и дети уныло последовали за ним. Закрытую сверху окольцованным цепями куполом территорию неравномерно укрыло снегом — где-то ветер сгрёб снег в разные по размерам кучки, где-то виднелись припорошенные тонким слоем снега следы ног, а где-то раньше заметали. С неудовольствием в голове Астрид мелькнула капитулирующая мысль, что всё вот это снежное полотно действительно могло здорово ей помешать в бою, которую девушка прогнала подальше. Аргументом было то, что в будущем выбирать не получится.       — Значит так, — начал незапланированный урок Плевака. Он остановился примерно посредине арены, медленно развернувшись к своим ученикам. — Ближайшее неопределённое время вы будете кормить драконов, чтоб они не издохли.       — А разве не будет лучше, если они сдохнут? — спросил Сморкала, сложив руки на груди. — В этом же и весь смысл нашей войны, нет?       — Убить дракона легче, чем поймать его и посадить в клетку, — назидательно произнёс в отвел старший, а потом вернулся к теме. — Кто знает, чем питаются твари, с которыми вы здесь сражаетесь?       Ожидаемо рука Рыбьенога взлетела в воздух самой первой и единственной. Вместе с этим парень ещё и на носочки привстал, чтобы казаться выше и заметнее; он весь светился нетерпением блеснуть заученными знаниями. Однако Плевака мазнул по нему взглядом и переключился на остальных.       — Что, никто? — спросил он, изгибая до смешного густую бровь. — Сморкала? Близнецы?       — Страданиями? — незаинтересованно предположила Забияка.       — Убитыми душами? — вторил ей её брат. И прежде, чем Торстоны успели снова войти во вкус, придумывая всё больше абсурдного бреда, вмешался Сморкала:       — Прямо сейчас они жрут наше время, можем мы побыстрее с этим всем закончить? — он недовольно скривился, передёргивая плечами от холода.       Ещё бы ему не было холодно — он продолжал из принципа ходить в тонкой рубахе и меховой жилетке.       — Ты ещё чувствуешь свои руки вообще? — спросил Задирака, на которого мать со скандалом надела короткую, но тёплую накидку, как и на Забияку, в общем то.       — Мои руки чувствуют себя прекрасно, — огрызнулся он и показательно напряг мышцы, чтобы было отчётливее видно бицепсы. — Все должны видеть, какое сильное у меня тело Бога! — сказал он довольно.       — Ты всё ещё проигрываешь мне в армреслинге, — не удержалась от едкой шпильки Астрид. — Как и во всём остальном тоже, в общем то.       — Позатыкали рты! — вспылил наконец Плевака, устав от того, что его присутствие игнорируется. Когда все пять пар глаз были уставлены на него, он вздохнул и сказал: — Мы слушаем тебя, Рыбьеног.       Тот засветился и скороговоркой выдал:       — Это очень просто! Все здешние драконы — плотоядны, исключение только Громмель который питается камнями!       — Верно, — кивнул Плевака, а потом сделал плавный жест рукой влево. Подростки проследили за этим движением и посмотрели в ту сторону, куда указывал мужчина. У каменной стены в снежных сугробах стояло четыре больших ведра и одно маленькое, содержание которых со средины арены увидеть было нельзя. — Там стоит рыба для Злобного Змеевика, Кошмарного Пристеголова и Жуткой Жути, ну и камни для Громмеля.       — А не слишком ли сильно мы тратимся на безмозглых рептилий? — выгнула бровь Хофферсон.       — А тебе хотелось бы, чтоб дракон с тобой не сражался, а безвольно плёлся по арене? — парировал более сведущий в этих делах кузнец. Не дожидаясь какого либо ответа, он продолжил: — Каждый из вас попробует остаться в живых после этого.       Он хмыкнул.       — Действовать вы будете так: крепко держите ведро в руках, подходите к клетке, и я приоткрываю её. Ваша задача действовать быстро, чтобы вы сами не стали обедом драконов, и высыпать рыбу с камнями внутрь клетки. До всех дошло?       — Я думала, мы будем полностью выпускать их из клеток? — спросила Забияка.       — А нельзя придумать какую-нибудь маленькую форточку для кормёжки, чтобы не нужно было открывать вольер вообще?.. — пискнул следом Рыбьеног, энтузиазм которого значительно уменьшился.       Вместо ответа, Плевака многозначительно посмотрел на вёдра и похромал к самой первой клетке. Когда мужчина остановился возле рычага, компания подрастающего поколения будущих викингов уже стояла в паре метров от него самого, вооружившись вёдрами. Он усмехнулся.       — Ну, за работу.

***

      Напряжение летало в воздухе настолько осязаемым облаком, что при большом желании его можно было пощупать кончиками пальцев. Это совершенно не помогало Сморкале вернуть свою прежнюю уверенность в себе. Задача его была проста, намного проще чем всё, что осталось другим: ему досталась кормёжка Жуткой Жути. И выходил он вперёд с железо-бетонным знанием того, что ничего проще быть не может вообще. Однако то, как близнецы на заднем фоне отпевали что-то похоронное замогильными голосами, и то, как скорбно смотрел ему в спину Рыбьеног, как будто уже похоронил, нисколько не способствовали поддержанию изначального настроя.       «Это всего лишь мелкая ящерица, у которой даже зубов нет», — продолжал повторять себе парень, стоя в метре от небольшой дверцы. Он держал в руках самое маленькое из всех вёдер, глядя на несколько несчастных рыбёшек явно не первого качества, как будто в надежде, что они выскочат и попрыгают в пасть рептилии самостоятельно. Переведя взгляд на учителя, Сморкала с тихим отвращением увидел в глазах Плеваки лукавство и веселье.       Разумеется, ему весело. У самого за плечами годы практики в боях с драконами на арене, вне её, и проворачивал процедуру, которой учил сейчас младшее поколение, наверняка, множество раз. Но это не значит, что профи должен открыто насмехаться над опасениями новичков!       Сморкала даже не сравнялся с Астрид и Иккингом в учениях, но разве он виноват в этом?       У него будет полно времени, чтобы доказать всем, что он достоин.       Отходя немного назад, нужно сказать, что Сморкала в последнее время всё чаще чувствовал на себе давления предыдущей реплики. Он даже начал тихо ненавидеть Иккинга за то, что тот решил настолько внезапно умереть. Но даже Сморкала понимал, что о мёртвых либо хорошо, либо никак, поэтому такие отвратительные мысли он старался гнать подальше.       Как ближайший родственник теперь ему предстояло стать приемником вождя, чему его отец невозможно радовался и всячески поднимал эту тему перед Стоиком. Даже если официально Сморкала ещё не приемник, последний месяц практически каждый разговор так или иначе сводился к тому, что Сморкале нужно поднять планку требований к самому себе.       «Совсем скоро тебя перед всей деревней признают будущим вождём и надеждой Олуха. Ты понимаешь?» — говорил Слюнявый, положив руку на плечо единственного сына. Сморкала растягивал улыбку до ушей и энергично соглашался.       Но это было сложно.       Отец давил и очень сильно, отчего Сморкале всё чаще казалось, что от того, каким он будет вождём, зависит репутация его отца. Технически так и было, но дела это не меняло. На языке висела горечь обиды от того, что его воспринимают только как возможность стать более влиятельным.       Плевака показал ему большой палец, поднятый вверх и нажал на рычаг, но не полностью. Образовавшееся пространство было слишком маленьким, чтобы дракон мог выползти, но достаточным, чтобы Сморкала мог пропихнуть туда рыбу. Действуя быстро, как и сказал ранее кузнец, он перевернул вёдрышко с содержимым на снег и им же запихнул чешуйчатые туши в дверцу.       Только дело было сделано Сморкала отпрыгнул от клетки, как от прокажённой, в отвращении отбрасывая от себя вёдро. Он весь теперь воняет дохлой рыбой, и эта вонь, он готов спорить, отмоется не скоро.       Нацепив на себя высокомерный вид, он пошагал назад к остальным. Выглядеть так, как будто он только что самолично отыскал и разворошил Драконье гнездо, было не сложно, потому что его показное высокомерие граничило и с глухим раздражением от такой грязной работы. Он будущий вождь, какого чёрта он занимается чем-то настолько отвратительным?! Зачем вообще кормить драконов? Сдохли б и нет проблем!       — Я надеялся, что тебя сожрут, — разочарованно вздохнул Задирака и был проигнорирован Йоргенсоном.       — Эм, вообще, одна Жуткая Жуть не может съесть человека…       — Заткнись, Рыбьи ноги! — закатила глаза Забияка. Своё ведро она в какой-то момент поставила себе под ноги, поэтому могла жестами показать, как далеко и как надолго идти зануде.       — Следующий! — прервал их Плевака, переместившись от одной клетки к другой. Он понизил голос и сказал: — Громмель… Кто пойдёт?       Все молчали, очевидно, не особо горя желанием вообще что-либо делать. Глядя на это, Рыбьеног, сглотнув вязкую слюну, нервно подался вперёд. В конце концов, он изначально первый взял самое широкое ведро с камнями, больше похожее на миску, чем на ведро.       — Отлично, Рыбьеног, — похвалил его учитель, приглашающе указав крюком на место, где он должен стоять и ждать. — Дерзай.       Желание выкрикнуть что-то невпопад про дела, оставленные дома, и сбежать, было сильно, но не сильнее исследовательского интереса Рыбьенога. В этот раз близнецы не стали завывать и напрягать сильнее, за что Ингерман был благодарен, но только какой-то отдалённой частью мозга. Эта мысль практически сразу оказалась забытой.       Блондин остановился в метре от клетки. Боковым зрением он заметил хитрую улыбку Плеваки, которая заставила мозги Рыбьенога, наконец, заработать правильно. Ведь только Плевака нажмёт на рычаг и огромное, тяжёлое бревно поднимется! Эта клетка закрыта иным способом, приоткрыть её не получится! Всякие краски отхлынули от лица парня. Он выпустил из рук ведро и дёрнулся в сторону учителя, чтобы сказать ему об этом, но тот уже опустил рычаг вниз и запустил механизм.       «Я пропал», — убито подумал Рыбьеног, с парализующим ужасом наблюдая, как мучительно медленно поднимается то единственное, что удерживало Громмеля взаперти. Конечно, подгоняемый страхом за это время Рыбьеног мог бы успеть добежать до выхода из арены, но его мозг решил иначе и заставил его тело замереть.       Небольшая пауза, а потом раздался глухой удар с той стороны и угрожающе декорированные тупыми шипами и металлическими пластинами железные ворота резко распахнулись. Подняв руки вверх и сжавшись, Рыбьеног пронзительно закричал, ожидая неминучей смерти.       Он всё продолжал кричать, но боли от множества острых зубов всё никак не ощущалось, не смотря на то, что Рыбьеног всем своим нутром чувствовал на себе дикий взгляд дракона. Да что там! Он буквально чувствовал, насколько воздух спереди теплее, чем сзади, а это значит, что дракон совсем рядом.       Что происходит?       Прекратив кричать, Рыбьеног рискнул убрать руки от лица и раскрыть один глаз. Впрочем, захотелось немедленно закрыть его обратно, потому что он тут же наткнулся на свирепый взгляд Громмеля. Он дёргался, пытался вырваться, рычал и несинхронно размахивал крыльями. Но что-то его держало. Осмелев, он немного наклонил голову. Этого было достаточно, чтобы увидеть множество толстых цепей, коими были скованны задние лапы дракона.       Так он не мог вылететь из клетки и Плевака ничего не сказал, чтобы обнадёжить Рыбьенога?!       Сам кузнец прямо сейчас согнулся от смеху, прислонившись к каменной стене.       — Видели бы вы свои лица прямо сейчас! — хохотал он. Рыбьеног понял, что не один он приобрёл только что седых волос, но и его друзья, однако заставить себя отвернуться от брыкающегося напротив него Громмеля, чтобы увидеть это, он не смог. Да и не горел особым желанием.       Плевака утёр слёзы в уголках глаз, абсолютно невзволнованный лязгами цепей, и выровнялся. Вместо праведного гнева Ингерман ощутил обиду.       — Ну и чего ты стоишь? — внезапно спросил учитель и махнул рукой в сторону клетки. — Я сказал действовать быстро!       Парень спохватился и трясущимися руками подхватил ведро-миску с камнями, проигнорировав несколько камней выпавших из общей кучи. Он чувствовал себя последним глупцом, пытаясь накормить свою потенциальную смерть. Сделав всего три маленьких шажка, Рыбьеног резко швырнул все камни в клетку Громмеля, и до того, как тот приступил к агрессивному поеданию, Плевака закрыл ворота и поднял рычаг. Бревно опустилось.       К Рыбьеногу вернулась возможность ощущать своё тело полностью, поэтому он сразу почувствовал, как его бьёт крупная дрожь и это не от холода. Нервно хихикнув, до него успело дойти понимание того, что его ноги кажутся подозрительно слабыми перед тем, как его сознание провалилось в темноту.       Арена затихла, даже разъярённое рычание Громмеля, жрущего камни, прервалось на долю секунды. Потом Плевака почесал в затылке, и сказал:       — Так, дальше Кошмарный Пристеголов, — как ни в чём не бывало продолжил мужчина, хромая к другой клетке, намеренно пропуская клетку Ужасного Чудовища с более мощной и серьёзной системой защиты. Ворота клетки Чудовища выглядела устрашающе всех остальных. — Близнецы, вёдра похватали и за работу.       — Почему вдвоём? — заныла сразу Забияка.       — Две головы — две пары рук.       Сморкала закатил глаза и с видом делающего одолжение человека подошёл к бессознательному телу Рыбьенога. Без особых проблем он забросил довольно тяжёлого подростка себе на плечо и вернулся на место. Там он самым неуважительным способом сбросил ношу в сугроб снега, а потом залепил пощёчину Рыбьеногу. Грубо, но тот пришёл в себя, дезориентированный. Больше с ним Сморкала не возился.       — Я не хочу с тобой работать… — проворчал Задирака, ссутулившись и лениво поплётшись с сестрой к клетке. Та в отместку стукнула его по плечу свободной рукой.       Близнецы Торстон заняли свои места, но Плевака не спешил открывать ворота, выжидающе глядя на них. Но те молчали, не понимая, чего от них хотят.       — Эм, старик, мы не умеем мысли читать, — сказал парень и скривился. — Если ты не знал.       — Неудачник, а я умею, — усмехнулась Забияка. Её брат моментально повернул к ней голову.       — Что, серьёзно?! — он аж оживился. — О чём я сейчас думаю?!       Девушка усмехнулась, закрывая глаза и начиная что-то неразборчиво мычать.       — Ты думаешь… думаешь… — она говорила низким загробным голосом. — Ты думаешь, что ты поклоняешься своей сестре, Забияке Торстон, и признаёшь, что она твой Бог и хозяин.       — Да! — он расхохотался. — Угадала!       Плевака ещё немного посмотрел на кривляния близнецов, а потом отвернулся к оставшейся сзади группе подростков.       — Если бы я сейчас открыл клетку, эти двое умерли бы. Кто мне скажет, почему? — услышав такое, Забияка и Задирака перестали дурачиться, переключившись на учителя.       — Потому что из клетки, очевидно, вырвался бы дракон? — предположил Сморкала.       Но кузнец отрицательно покачал головой.       — Все драконы, исключая Жуть, прикованы, и улететь у них бы не получилось. Если я открою Громмеля мы не умрём, а если Пристеголова — да. Почему? Астрид, ты? — мужчина обратил внимание на притихшую девушку, и та оправдала ожидания.       — Потому что Громмелю нужны камни, чтобы их перетравить и создать лавовые шары, а Пристеголову для создания газа еда не нужна, — тут же отчиталась самая собранная из компании подростков девушка. Кратко и по сути — в этом вся Астрид.       Где-то с боку от неё чересчур уж влюблённо вздохнул Йоргенсон младший. Он был успешно проигнорирован.       — Верно! — кивнул довольный лучшей ученицей Плевака, а потом повернул голову к близнецам. — Поэтому вы сейчас отойдёте в стороны от ворот, и когда я открою клетку вы должны будете быстро — быстро, вы меня поняли?! — забросить рыбу внутрь и спрятаться за дверями. Когда вы это сделаете — закроете ворота и я опущу колоду назад. Всё ясно?       Близнецы нестройно выдохнули «Ясно…», и разошлись в разные стороны, остановившись возле перехода ворот с каменной стеной. Плевака выдержал небольшую паузу, а потом опустил рычаг вниз, и уже в третий раз послышались тихие щелчки работающего механизма, пока бревно поднималось вверх.       Все замерли, но в этот раз двери не выбила сила смертоносной рептилии, как это не посчастливилось Рыбьеногу. По ту сторону металлических ворот оставалось убийственно тихо, и близнецы непонятливо переглянулись между собой.       — Открывайте, — скомандовал Плевака, когда ничего не случилось. — Помните, это очень хитрый и умный дракон, нет ничего удивительного в том, что он не рвётся к нам.       На одинаковых лицах отпрысков клана Торстон растянулись идентичные коварные улыбки. Адреналиновая зависимость — единственный источник всех их проблем.       Ведь, действительно, как можно не любить чувство предвкушения опасности?       Они подошли ближе к средине, взявшись одной из их свободных рук за тупые светло-серые шипы, и потянули на себя. Послышался скрип и ворота медленно начали открываться. Все затаили дыхание, из-за невозможности заглянуть в темноту клетки, и избавить себя от трепета перед неизвестностью.       Сказанная Плевакой фраза: «Помните, это очень хитрый и умный дракон» висела в воздухе, как бы демонстрируя её правдивость. Осторожно, стараясь не создавать лишних громких звуков, первой двинулась сначала Забияка, а следом за ней и Задирака. Они приблизились к краям дверей, помедлив, а затем аккуратно выглянули из-за углов ворот, которые защищали их от неожиданной атаки.       В темноте виднелись короткие лапы дракона и его широкое туловище, длинные шеи уходили вверх, в неосвещённый участок темницы этого чудовищного создания, поэтому двух голов не было видно. Дракон не шевелился и не предпринимал попыток прогнать нахалов с вынужденно своей территории.       Если это и было подозрительно, близнецам, уже знакомым с огромной разозлённой самкой неизвестного вида, было абсолютно наплевать.       Когда Торстоны уже собрались забросить рыбу внутрь клетки, со стороны драконы послышалось знакомое шипение.       — Назад, идиоты! — внезапно выкрикнула Астрид. Только благодаря этому блондины успели среагировать и скрыться за воротами, прежде, чем опасный зелёный газ успел достать их.       Задирака весело оскалился.       — Веселуха! — не удержался он, и в ответ услышал даже не смех, а ржание сестры.       Они не могли забросить рыбу внутрь, потому что как только Пристеголов увидит их в поле достижения газа — он тут же его взорвёт. Но газ имеет особенность подчиняться течениям ветра, так что близнецам нельзя было продолжать прятаться за металлическими воротами, ведь хоть ветер и поднимал газ вверх, делая его менее концентрированной тучей, он так же и распространял его дальше по арене. Это могло быть опасно и для всех остальных на арене.       Плевака, вздохнув из-за их бездействия, дохромал до Задираки, и, под удивлённым взглядом подростка нацепил одну рыбёшку на крюк, становясь на его место. Внезапно мужчина бросил эту рыбу в клетку и спрятался за воротами. Это что же они будут по одной рыбе забрасывать в клетку? Так ведь совсем скучно!       И тут, в шоку подростков, зелёный газ взорвался. Ударная волна от взрыва заставила близнецов Торстон и Плеваку, как самых ближайших к взрыву людей, пошатнуться. Едкий, чёрный дым заполнил воздух в том месте, где буквально пару мгновений назад был газ. Кузнец громко скомандовал:       — Закидывайте!       И ошарашенные такими действиями Забияка и Задирака слепо подчинились приказу, практически синхронным движением выбросив содержимое вёдер в клетку и толкая ворота в исходное положение. Справа послышался громкий щелчок поднятого рычага и заработавшего следом механизма. Ворота оказались закрыты.       — Молодцы, молодцы, — похвалил их учитель, подталкивая перевозбуждённых блондинов назад в средину арены. — Так, дальше…       — Простите, учитель! — прервал поковылявшего к последней клетке Плеваку Рыбьеног. Мужчина повернул к нему голову. — Но почему газ взорвался?       — Я бросил внутрь рыбу. Это было резкое движение к Пристеголову, и он взорвал газ, чтобы атаковать летящий в него предмет и защитить себя, — как ни в чём не бывало ответил старший, продолжая идти к Змеевику. — За то время, пока в него летела рыба, он успел бы подумать только о возможной опасности, а не о том, что люди не могут уменьшится до размеров рыбы. А дым скрыл близнецов и они смогли незаметно забросить рыбу внутрь.       Это было умно. Сразу видно — сказывался огромный опыт борьбы с драконами, частое взаимодействие с ними, и, похоже, такая же частая кормёжка. Хотя в последнем деле Астрид принимала сторону Сморкалы, она тоже считала, что нужно было просто позволить тварям умереть, если не от тяжёлого меча викинга, так от голода в неволе.       Юной Хофферсон не требовалось отдельное приглашение, чтобы последовать за учителем к последней клетке. Их не допустят кормить Ужасное Чудовище, это было логично, значит оставался только один дракон. Злобный Змеевик. В прошлые разы Астрид не успевала добраться до этого голубого исчадия ада из-за Иккинга, который всегда действовал быстрее её, но в этот раз она будет лучшей. У неё ещё будет время убить этого дракона, даже если это случится не сейчас.       При мысли о том, что сейчас она будет кормить своего врага, кровь в её жилах закипала от злости.       Она хотела убить.       Плевака не сказал ей ни слова о рисках, связанных с кормёжкой Змеевика, как делал это и со всеми другими, но Астрид не собиралась ждать, пока ей подскажут. Она встала сбоку от ворот, заслужив одобряющий взгляд учителя. Верно, ведь у Змеевика всегда есть его ядовитые шипы на хвосте и самое горячее магниевое пламя из известных. Опасный, изящный, смертоносный противник — Змеевик был идеальным соперником для Астрид. Девушке нисколько не будет жаль убивать это создание.       Плевака внезапно сделал несколько шагов от клетки, дальше к каменной стене, взял первый попавшийся щит и бросил его Астрид. Та без проблем поймала его рукой и встала в стойку, только в этот раз в другой руке она держала не свою излюбленную секиру, а ведро с рыбой.       В очередной раз опустившийся рычаг поднял тросом огромное, тяжёлое бревно, и в этот раз зверь внутри не стал медлить. Здоровенная голова Змеевика оттолкнула ворота и устремилась прочь, в попытках улететь, но такие же массивные цепи, что и на других драконах, сдержали тело рептилии. Голубые лапы были скованны.       Где-то на периферии сознания Астрид мелькнула мысль, что, окажись она в подобной ситуации, — отгрызла б себе ноги, чтобы иметь хоть какие-то шансы сбежать. Но тут же оказалась забытой.       Дракон первым делом обратил внимание на остальную группу подростков, которую увидел боковым зрением, и пальнул по ним столбом огня, но благо какие-то уроки Плеваки они всё-таки внимательно слушали и среагировать успели все, избежав смерти. Астрид, скрывшаяся изначально за воротами, оказалась незамеченной метающимся в попытках спастись из своего личного ада драконом. Выученным, множество раз повторяемым в лесу движением, Астрид бесшумно скользнула под подбородок Змеевика.       Это было очень опасно. Дракон ни на секунду не переставал двигаться, злясь и паникуя, так что Астрид могла быть раскрыта в любой момент. Она наверняка вся провоняла рыбой, и именно это и могло стать её погибелью, но дракон был слишком ослеплён злостью и страхом, чтобы сейчас обратить на это внимание. Это не на долго, Астрид не обнадёживала себя.       Поэтому вздохнув и приготовившись сражаться, Хофферсон швырнула ведро в глубь клетки и вцепилась в щит. Раздался тихий звук резкого соприкосновения наполненного деревянного ведра с каменной поверхностью. Но этот тихий звук во всех громкой какофонии звуков показался слишком уж оглушающим.       Нужно заканчивать всё быстро, или из арены её вынесут ногами вперёд.       Злобный Змеевик, пропустивший момент, когда к нему сзади успели подкрасться перепугался и резко выпустил несколько шипов в сторону звука упавшего и перевернувшегося ведра, а потом и сам дёрнулся туда, чтобы посмотреть на того, кто сзади. Ему хватило слишком короткого времени, чтобы понять, что сзади никого нет, так же он заметил Астрид боковым зрением, как только он отвернулся. Разумеется, слепая зона была только у Змеевика перед клювом.       Сердце заполошно билось в груди, она успела избежать магниевого пламени в самый последний момент, прыгнув в сторону ворот и перекатившись по снегу. Ещё даже не успев подняться из колено преклонной позы, Астрид подняла голову, чтобы увидеть хвост в не сложенном положении, практически перед её лицом. На одних рефлексах блондинка подняла щит, в который тут же врезались четыре ядовитых шипа, не меньше! Отдача от принятого деревом удара заставила её пошатнуться, но она проигнорировала момент слабости, прыгнув влево за открытые двери ворот.       Дракон взревел, не имея возможности из-за цепей двинуться дальше и достать девушку, опять угрожающе расправив крылья и заметавшись. Он хотел в небо, быстрее и подальше отсюда, но Астрид знала, что этот монстр был обречён на смерть на арене Олуха от рук одного из викингов. Нет, даже не так.       Только от рук Астрид.       Она подбежала прямо к петлям металлических дверей. Внезапно она упала спиной на землю, руками она упёрлась в каменную стену за головой, а ногами со всей силы толкнула ворота на Змеевика. Угол, под которым она всё это делала, был далеко не располагающим к таким манёврам, отчего Астрид ощутила острый укол почти по все мышцы тела, особенно спины.       Ворота с силой врезались в разъярённую морду Злобного Змеевика, на это даже смотреть было больно. Дракон дезориентировано помахал ушибленной головой, перестал брыкаться и даже крылья от шока немного расслабились. Хвост сам собой сложился.       Сейчас!       Астрид вскочила и закрыла одну из дверей, чтобы повернуться к правой части ворот и обнаружить, что их уже закрывает Плевака. Ушибленный Змеевик даже не смог понять, что был побеждён и снова заперт. Колода опустилась.       — Молодец, Астрид! — радостно воскликнул Плевака, лыбясь во все свои зубы, он грубо приобнял запыхавшуюся ученицу за плечи и весело пошагал к рассредоточенной кучке других детей.       Все они выглядели настолько шокированными сценой, которая развернулась перед ними только что, что даже не смогли найти в себе сил очнуться и поздравить Астрид с победой. И с тем, что она осталась таки жива в очередной раз. Больше остальных был поражён Сморкала, чьё лицо полыхало всеми оттенками красного, он смотрел на юную девушку перед собой с немым восхищением. Он был очарован её силой и умом.       — Да ты прекрасна… — как не в себе прошептал он.       Астрид странно на него покосилась, когда не услышала в этой фразе ни капли привычной лести. То количество искренности, которую парень сейчас произнёс, осело какой-то кисловатостью на её языке, и она решила проигнорировать это странное поведение Сморкалы. Мало ли какие там у него тараканы в голове.       — Я надеюсь, все внимательно следили за действиями Астрид? — снова подал голос неприлично довольный Плевака. Ещё бы ему не быть довольным — его лучшая ученица только что показала мастер-класс! Она уже была на уровне опытных бойцов Олуха, хоть сейчас на поле боя отправляй! Он гордился её заслугами, как своими и искренне верил в успех Астрид.       — Конечно, — презрительно фыркнула Забияка. — Уклоняясь от шального огня мы только этим и занимались!       — Зря, — ответил старший. — В дальнейшем я буду менять вас местами, и каждый из вас успеет провернуть всё это с каждый драконом арены по нескольку раз.       Рыбьеног опять побледнел, грозясь снова потерять сознание, но всем было не до него и его тонкой душевной организации. Близнецы завыли опять какие-то траурные песни, а Сморкала вышел из влюблённого оцепенения.       Астрид почувствовала, как её похлопали по плечу, и подняла взгляд на учителя. Плевака одобряюще нежно ей улыбался, молча хваля за проделанную работу. Девушка серьёзно ему кивнула. Грудь продолжал сжимать тугой узел горьких и тяжёлых эмоций, который с каждым днём всё сильнее и всё безжалостней сжимал её поперёк, мешая дышать. Её угнетала мысль, что она не может вернуться к тому, чем была раньше. Не может почувствовать вкус победы, который так жаждет.       Почему она не наслаждается страданиями этих драконов?       Уже выйдя за пределы арены, Астрид стало немного легче. Ей хотелось снова в лес, занять руки делом, а не голову мыслями. Это убивает её. Призрак мёртвого наследника престола за её плечами ничего не делая убивает её.       Чтобы заставить себя отвлечься, Хофферсон постаралась сосредоточиться на окружающем её мире и разговоре её вроде-как-друзей.       Будто очнувшись от сна, Астрид внезапно заметила, что идёт в конце компании, а не как обычно спереди, и рядом с ней, какого-то чёрта, шагал Сморкала. Но он не клеился к ней, принимая активное участие обсуждении какой-то темы.       — …уверен, что это глупо! — возмущённо пискнул Рыбьеног. Уже опираясь только на это, Астрид могла сказать, что близнецы вместе со Сморкалой, или без него, уже придумали минимум три способа поднять весь остров в воздух каким-нибудь мощным взрывом, а Ингерман тщетно пытался образумить друзей.       — Ой, закройся, Рыбик, — дерзко усмехнулся Сморкала.       Мгм, понятно, Сморкала заодно с Забиякой и Задиракой. Вполне ожидаемо, да, просто в последнее время близнецы всё чаще устраивают шумиху только вдвоём.       — В любом случае, нужно внести свой вклад в историю Олуха! — продолжал тем временем вещать Задирака, воодушевлённо вкидывая руки вверх, пока они проходили по высокому мосту. — Нельзя жить так чтобы не запомниться!       — Я абсолютно точно уверен в том, что вы двое и так уже запомнились Олуху до конца его существования, — вздохнул Рыбьеног так повержено, что Астрид даже на секунду посочувствовала бедному парню. Рыбьеног был тем якорем, который ещё не позволил близнецам Торстон уничтожить и поработить весь мир, это точно. Вот, кто настоящий голос разума в их компании.       — Так и к чему вы пришли? — подала голос Хофферсон, моментально заработав взгляды друзей. Ей стало некомфортно и она нахмурилась, уже передумав вступать в диалог. За всё время их общения они уже привыкли к тому, что Астрид является их немым лидером, который ведёт за собой и в сложные моменты помогает. Но в любое другое время ведёт себя, как недоступная Богиня, чьей статуе нужно принести кровную жертву, чтоб она соизволила на пару минут обратить внимание.       — Близнецы хотят устроить «праздничный взрыв» в ночь на Сноглтог, — тут же ухватился за возможность нормально поговорить Сморкала. — Я всеми руками и ногами за. Что думаешь?       — Думаю, что глупость, — вздохнула Астрид. Есть вещи, которые не меняются. — Зачем это вообще нужно?       — Ну, — тут уже к разговору подключился Рыбьеног. — Помнишь, я говорил, что развеселю Олух? Я тогда пошёл к вождю с прошением устроить Сноглтог раньше, и…       — Всю работу сделал я! — взволнованно влез Сморкала, желая покрасоваться перед объектом обожания. — Ничего бы без меня не получилось!       Рыбьеног не нашёлся с каким-нибудь грубым ответом на наглость брюнета, и просто проигнорировал.       — Да, в общем… Вождь внезапно выполнил мою просьбу, и Забияке показалось, что раз «даже мои» новшества приняли, значит и их тоже. Поэтому и решили повеселиться круче, чем обычно, — а потом устало опустил плечи и немного раздражённо выдохнул: — Решили в своей излюбленной манере.       Задирака заржал. А Астрид хмыкнула, почувствовав, как тугой узел на груди чуть распускается.       — Думаю, начать лучше с чего-то поменьше, да? — сказала изумительно спокойным и расслабленным тоном Астрид, обращаясь ко всем сразу, но смотря на слегка удивлённых близнецов. — Например с собственных украшений и хлопушек. Мгм?       — Что ты имеешь ввиду? — выгнула бровь Забияка. Внезапная расположенность к диалогу Астрид вызывала подозрения и желание спросить «А что случилось?» самым ироничным и наполненным ядом тоном. Но она не рискнула ещё раз получить в морду после такого показа абсолютного бесстрашия на арене. Не то, чтобы они раньше не видели Астрид в деле — мама Стефана-Белки всё ещё снилась в самых ужасных кошмарах Рыбьенога — но очередное проявление силы подсознательно укрепляли авторитет Астрид, как лидера, причём у всех и безоговорочно.       — Придумайте свои сноглтогские украшения и развесьте их по Олуху. Как старт, — хмыкнула Астрид, но постаралась сохранить серьёзное выражение лица. Рыбьеног непонятливо на неё смотрел, моргнул, а потом внезапно понял, что делает Хофферсон. Она внушает им безопасную идею, как привлекательную и лучшую.       Парень улыбнулся. Приятно было видеть, как твоя подруга снова начинает жить жизнью, а не винить себя за что-то, за что даже не рассказывает. Они многое прошли вместе, и ещё многое пройдут, нужно держаться вместе, и лучше бы им всем доверять друг другу. Нельзя полагаться на одну только силу тела и мозга Астрид, стоя за её спиной и восхищаясь этой молодой валькирией. Потому что друзья должны поддерживать и помогать друг другу.       — …или придумать какие-то свои чисто развлекательные обряды, — кажется, Ингерман пропустил какую-то часть разговора, потому что не заметил, когда Астрид снова заняла своё законное место спереди, а оба Торстонов за её плечами увлечённо слушали её идеи. Абсолютно невинные предложения подавались Забияке и Задираке как самые распоследние жестокие шутки, а легкомысленные близнецы не просто заглотили наживку — они проглотили и наживу, и сети, и рыбацкую лодку вместе с рыбаками. Всё, Олух пропал. — Можно чтобы каждый придумал по своей идее и в Сноглтог это всё сделать, а чья идея круче — тот побеждает. Идёт?       — Идёт!       Она предложила даже спор. Теперь эти два отпрыска Локи ни за что не отступятся от задуманного.

***

      — Я не понимаю, зачем нам в пещеры? — раздражённо спросил Регин, кутаясь в тёплую накидку, подаренную раньше Рагнаром.       — Возможно, мы ошиблись, и он на острове, — ответил ему спокойно Рагнар. Они грузли в непроходимых снежных сугробах посреди леса, и не потерялись только потому, что над высокими деревьями надёжным ориентиром были три горы, одна из которых действующий вулкан. К ним они, собственно, и идут. — Просто не был дома пару дней.       — День, — закатил глаза Регин. Старший повернул к нему голову, немо задавая вопрос. — С учётом того, что была сильная буря, а снега в доме совсем немного, значит его не было примерно с вчерашнего утра, либо с позавчерашнего вечера.       Рагнар кивнул и принял к сведению. Он то думал, что Эгиля не было намного дольше, но так даже лучше.       Брюнет вёл их к пещерам Громмелей, в котором он и его подопечный пережидали холодные ночи, пока не сделали ему человеческий дом. Рагнар не знал, встретят ли их так же радушно эти звери, если с ними нет хозяина острова, но смел надеяться на это. Впрочем, больше чем это, он надеялся найти Эгиля с Громмелями.       Потому что если им придётся его искать — а они будут его искать — где-нибудь ещё, возможность того, что они сами потеряются слишком неумолимо увеличится. А общаться с драконами никто во всей Поднебесной, кроме Эгиля, не умеет.       Они дошли до западной горы, она же первая, если смотреть на север; именно здесь располагается жилище Громмелей. Рагнар остановился и следом за ним и Регин. Старший поднял взгляд вверх, прислушиваясь в звуки природы, но хоть какого-нибудь громкого драконьего вздоха, или рассуждений Эгиля в голос самим с собой не услышал, и вздохнул.       — Ну и? Зачем мы здесь? — флегматично спросил Регин, отбрасывая за плечо длинную сторону волос, которые успели ещё чуть отрасти; с другой стороны они всего лишь прикрывали мочку ушей. — Гора, как гора, таких много и на Северных рынках.       — Нет, — не согласился с ним Рагнар. — В горах Северных рынков не живут Громмели.       — Ты умом тронулся?!       Его внезапно схватил за воротник и резко развернул к себе Регин. Он, как всегда легко вспыльчивый, зло смотрел в удивлённые глаза старшего брата.       — Ты привёл нас к Громмелям?! — шипел он, для лучшего эффекта ещё и потянув ткань накидки вниз, заставив Рагнара согнуться на уровень его глаз. — Если так сильно стремишься в Вальхаллу — меня с собой не тяни!       Однако Рагнар, ничуть не оскорблённый выходками младшего, спокойно ответил:       — Я подозреваю, что их здесь нет.       — Как ты можешь знать? — сощурил глаза Регин.       — Не могу. Предполагаю. В прошлый раз мне и Эгилю пришлось ночевать у них, так что даже если они там — проблем не должно быть.       Регин расслабил пальцы и жёсткие на ощупь ткани выскользнули и его руки. Но его взгляд всё ещё оставался презрительным и недоверчивым. Рагнар не возражал, пускай думает о нём всё, что хочет.       — Если тебя вдруг начнёт жрать какая-нибудь огнедышащая рептилия, учти, я помогать не стану, — хмуро сказал он и встал рядом со старшим, ожидая, пока тот возобновит шаг. — Развернусь и оставлю тебя умирать.       — Я бы просил тебя об этом, — кивнул Рагнар и решительно пошёл в сторону пещеры, уже не видя, как горько скривился Регин за его спиной после этой фразы.       Пещера Громмелей не была частью системы тоннелей Драконьего Края, это было всего лишь широкое углубление у подножия горы. Поэтому им и не требовалось дополнительное освещение внутри, когда солнце ещё не зашло за горизонт. Даже того тусклого света, попадавшего в пещеру хватило, чтобы увидеть отсутствие драконов.       Лицо Рагнара потемнело.       Регин явно нервничал, находясь в обители смертоносных рептилий, чувствуя себя здесь особо слабым. Он скрестил руки на груди, нервно дёргая ногой, то и дело бросая неспокойные взгляды на Рагнара. Лица его он видеть не мог, но ему было хорошо видно напряжённые плечи.       Сложив два плюс два шатен понял, что тот ожидал найти здесь Эгиля. Он не знал, сколько ещё мест мог теоретически сейчас обживать мальчишка, но по реакции Рагнара понял, что самое время начинать волноваться.       Плохо.       — Нет его на острове, верно? — спросил таки Регин.       Рагнар развернулся и пошёл на выход, раздражённо поведя плечом в сторону.       — Не знаю, — честно ответил тот. — Будем искать. Что-то мне тревожно.       Регин не ответил, сжав губы в тонкую полосочку. Ему не нравилось то, что он тоже переживал.       Они больше не утруждали себя разговорами, молча прочесывая остров. Разделиться мужчины не могли, потому что ни один не знался в местности Драконьего Края, потеряться было слишком просто. Замогильная тишина острова давила на плечи Рагнара, на подсознательном уровне понимая, что случилось что-то плохое, и вечная складка меж густых чёрных бровей всё никак не хотела расправляться.       Про тревожность Регина и говорить нечего, это его хроническое состояние, но всё же разница была. Некомфортно чувствовать себя на протяжении всего времени было для него уже привычно. А вот ощущать нервозность от того, что не можешь найти какого-то ребёнка — впервые, и это ему совсем не нравилось.       Ещё его раздражала потребность всё время идти за спиной Рагнара, потому что он был здесь первый раз и вообще не ориентировался. Старик решил, что может всё и запретил ему бежать вперёд или идти своей дорогой.       Обойдя ещё три места в лесу, куда их привёл Рагнар, Регин всё сильнее начинал нервничать. Где этот поганый мальчишка? Почему он просто не может сидеть спокойно в своём доме и продолжает находить неприятности?! Если бы он не был так взволнован, Регин определённо высказался б по поводу умственных способностей конкретных личностей. Но сам себе он не признается, что переживает за сохранность подопечного.       — Идём дальше, — глухо сказал Регин. Он сидел на скудной кровати Эгиля, упёршись острыми локтями в свои колени и положив на правую ладонь свой лоб. Со стороны он определённо воплощал собой квинтэссенцию угнетения.       — Мы посмотрели уже везде, где могли, — отказал ему Рагнар. Сам он устроился на единственном стуле. Дом они привели в порядок, занимая руки хоть чем-нибудь, чтобы меньше думать о плохом. Поэтому в помещении больше не было снега, всё, что ветром сбросило со стола, вернулось на него, кровать заправлена, и больше им делать было нечего. Рагнар недавно разжёг домашний костёр.       Рагнар был прав, они прошли практически весь остров, если прямо сейчас пролететь над ним — следы их ног на снегу будут везде. Образно, но крайне близко к правде. Лезть в самые глубины острова Рагнар считал неразумным, потому что, во-первых, это было опасно, во-вторых, если бы Эгиль действительно был под землёй, то очень вряд ли он остался бы там так на долго, учитывая холода.       — Врёшь, не везде.       — Он вернётся.       — На этом чёртовом острове даже птицы умолкли, — внезапно прошипел в подавляемой ярости Регин. Левая ладонь поднялась вверх к правой и мужчина пропустил сквозь пальцы свои волосы. — Вообще ни одного рычания, ни одного слова. Никого здесь нет!       Он поднял голову и уставился мутными глазами на старшего. Но что Рагнар мог сделать? Регин никогда не позволял ему приблизится в таком состоянии, не позволял себе помочь. Брюнет продолжил сидеть.       Регин скривился.       — Нет его здесь, — тихо закончил Регин и отвернулся, глядя на полыхающий огонь в домашнем костре.       Регин нуждался в выполнимом плане, а Рагнар не даёт пустых обещаний и слов поддержки. Больше никогда.

***

      Близнецы приняли идеи Астрид, как свои. Они загорелись мелкими проказами вместо огромных и разрушительных с полуоборота, очень зря показав Хофферсон, что легко поддаются манипуляциям. Теперь у неё нашлась управа на Торстонов, за что Рыбьеног почти боготворил её. В периоды демонстрации этого умения, разумеется.       На следующий день деревня была на половину завешана всякими безделушками, висюльками, в зелёной и красной красках были все дома. Брату и сестре было абсолютно наплевать на недовольство хозяев домов, которых они разрисовали в тематику Сноглтога. Нельзя было пройти по Олуху и двух метров, чтобы не наступить на какую-нибудь сногтогскую игрушку. Развешанные ими гирлянды были чуть ли не в два раза ярче, чем все остальные, так что олуховчане с недовольством признавали пользу от близнецов в этот раз.       Рыбьеног тоже, что слегка удивило Астрид, присоединился к веселью. По его словам, он половину ночи собирал из еловых веточек различные фигурки драконов. Все в иголочках они выглядели безобразно и совсем не страшно, но именно они понравились вождю и они повесили их внутри Большого зала.       Большинство викингов собирали огромную ёлку из зелёных досок прямо сейчас. Странная традиция, по мнению Астрид, но она была гораздо выше, массивнее и величественнее настоящей ели, поэтому она просто пожимала плечами. Наверняка же её каждый год делают такой большой, чтобы вокруг неё могла собраться вся деревня.       Сморкала каким-то образом оказался едва ли не самым активным в украшении праздничной ёлки. Как? Кто знает, но он был очень довольным своим вкладом в праздник.       Глядя на всё это безобразие Астрид и сама заразилась этим праздничным духом, ей тоже захотелось как-то поучаствовать во всём этом. Она давно такого не делала, но энтузиазм просто распирал её, поэтому, почти не контролируя свои руки, она приготовила творожную смесь, которую с гордостью именовала Яквейном. Что-то очень похожее на Яквейн делал её покойный дядюшка, когда она была совсем маленькая. Превосходных вкус она запомнила, а вот рецепт не спросила, поэтому делала по наитию. Закончив на кухне, Астрид, воодушевлённая, поспешила поделиться этим напитком с друзьями.       — Астрид! — ещё издалека увидел её Сморкала, спустившись с ели вниз. Рядом с ним стояли Рыбьеног, который прощался с Ларсом. Двоюродный брат Забияки и Задираки взглянул на неё, но молча удалился, потому что они не общались так же тесно, как с Рыбьеногом. Кстати, сами близнецы прямо сейчас безуспешно пытались прокрасться к сноглтогской ёлке, чтобы и там наследить, но до их пока удавалось отогнать прочь. Не то, чтобы их это расстраивало — до вечера ещё полно времени, так что они в приподнятом настроении шли к ним. — Ну как тебе Олух?       — Позеленел, — усмехнулась девушка, а потом взглядом указала на поднос в своих руках. — Кто хочет Яквейн? Новый праздничный напиток от меня.       — Чем воняет? — спросил Задирака, не услышав предыдущую фразу. А потом ладонью оттолкнул от себя сестру. — Это от тебя несёт?       — Отвали! — огрызнулась Забияка, не удержав равновесия и свалившись в сугроб. Но злой не выглядела, весёлой — да.       — Это Яквейн, — для них повторила Астрид, наливая из глиняного кувшина сомнительный напиток в кружку. — Попробуй!       — Эм, нет, если я это выпью, я буду яквейнать по всему Олуху до конца своих дней, — скривился Задирака от вони и решительно отошёл на шаг от сумасшедшей создательницы этого «нечто».       — Не волнуйся, я очень быстро сокращу количество отведённых тебе дней до одного, — тут же ощетинилась Астрид, сверкая гневной улыбкой. Забияка показательно начала издавать рвотные звуки.       — Астрид, мне запах нравится, давай я выпью! — тут же самоуверенно подошёл к ней Сморкала. От одобрительной улыбки, которая появилась на лице девушки, он чуть не забыл, что изначально хотел сделать. Хмыкнув, он смело глотнул вязкую творожную массу.       Резкий вкус напитка так шокировал, что до Сморкалы не сразу дошло, насколько он омерзителен. Яквейн немедленно попросился обратно, но довольное выражение лица Астрид просто не позволило ему показать, что ему не нравится.       — Да, эм… — с трудом совладав с голосом, Йоргенсон выдавил: — На вкус, как… Як.       — Разумеется, — уверенно кивнула Астрид, отвернувшись. Это позволило Сморкале наконец-то скривиться от отвращения. — Я готовила его из молока яка.       — Еда! — возник из ниоткуда Рыбьеног, очень воодушевлённый возможностью поесть чего-нибудь вкусного. Похоже, его совсем не волновал разительный запах Яквейна, либо у него был заложен нос и атрофированы мозги. — Что это? Угощаешь?       — Да! — весело кивнула Астрид. Её настроение достигло невероятно высокой отметки, чего не было уже давно. — Хочешь попробовать?       Рыбьеног почти согласился, сияя энтузиазмом, как вдруг Сморкала за спиной Астрид с выражением абсолютного ужаса отрицательно покачал головой. Намёк Ингерман уловил моментально.       — Ах, знаешь… — запнулся Рыбьеног, неловко улыбнувшись и сложив руки за спиной. — Я что-то внезапно и очень необъяснимо передумал… От праздничного настроения любой голод улетучивается, ну ты меня понимаешь.       Астрид спокойно, на счастье Рыбьенога, пожала плечами. Конкретно к этому парню у неё не было никаких претензий.       — Зря. Ты не знаешь, что теряешь.       Хмыкнув, Астрид напоследок сверкнула хитрой и весёлой улыбкой, а потом поспешила поделиться своим «творением» со всем остальным населением Олуха. Как бы сильно Сморкала не был увлечён видом весёлой Астрид, боль в желудке определённо побеждала.       — Ты что, плачешь?! — заржала Забияка.       День перед Сноглтогом проходил удивительно хорошо и спокойно. От металлических ободков щитов на домах олуховчан отскакивали редкие солнечные зайчики, разноцветные праздничные фонари-гирлянды были развешаны на каждом уголке деревни, ожидая вечера, чтобы всех их зажгли, бесформенные украшения из больших сосновых веток с красными лентами и какими-то ягодами были, если не на каждой крыше, то через одну, про украшения близнецов вообще стоит молчать. Счастливые улыбки и громкие разговоры питали воздух ощущением приближающегося праздника. Рыбьеног был прав, это именно то, чего им не хватало после тотального погрома. Вечно затянутое тучами серое небо было настолько привычным глазу, что совсем не расстраивало своей нерадостной бесцветностью.       День зимой был непозволительно коротким, Астрид не успела и глазом моргнуть, как темнота обняла Олух каждый его уголочек начал светиться голубым, жёлтым, красным и зелёным светом фонарей-гирлянд, постоянно отражаясь в металлических частях празднично разукрашенных щитах и оружиях. Ярко-золотые колокольчики тихо и радостно звенели свою волшебную песню, повинуясь даже лёгкому дуновению ветра.       Ярче всего горела, разумеется, ёлка у подножия каменной лестницы Большого зала. Вокруг этой громадины никогда не было пусто — всегда возле неё стояла какая-нибудь толпа, которая наслаждалась видом и спокойным вечером. Астрид не шла в самый эпицентр этого празднества; она спокойно себе стояла на крыльце чьего-то дома, слабо улыбаясь. Она чувствовала удивительное умиротворение, шторм в её душе как будто полностью успокоился, оставив после себя исключительно ровную морскую гладь. Сегодня она больше не хотела ни о чём волноваться.       Совсем скоро абсолютно все олуховчане зайдут в Большой зал на праздничный пир, смеясь, набивая животы едой и элем, может даже быть, кто-то подерётся просто ради профилактики. Астрид, конечно, пойдёт со всеми, но остаться в этой спокойной атмосфере на улице тоже хотелось. Холода как будто и не существовало.       — Может, пошли уже внутрь? На улице прохладно, — неожиданно голос взволнованного Рыбьенога вывел её из несформированных мечтаний. Она повернула голову, глянув на парня через левое плечо. Он был одет теплее, чем обычно, как и все они, но, похоже, искренне переживал, чтобы подруга не простудилась на ветру.       Она хмыкнула. Подобная забота в её отношении была излишня, но кивнула и вместе с ним побрела к Большому залу. Под лестницей ожидаемо нашлись и остальные члены их маленькой компании. Сморкала и близнецы над чем-то очень громко смеялись.       — Эй, идиоты! — окликнула их Астрид, сразу привлекая их внимание. Она кивнула головой в сторону огромных дверей Большого зала и пошла туда, не сомневаясь, что все последуют за ней. Она не ошиблась.       Девушка чувствовала себя просто прекрасно, даже не подозревая, что этим проявлением своей власти привлекла внимание вождя, который теперь безотрывно пялился на их процессию, стоя в самом начале лестницы возле сверкающей ёлки вместе с Плевакой. Тот, обратив внимание на то, что его друг перестал смеяться, так же внимательно посмотрел на подростков. Астрид, несомненно, играла роль лидера и справлялась с этой ролью на ура; она шла спереди, уверенная в себе, оглядываясь на остальных, чтобы поддержать разговор. Следом за ней, практически рука об руку следовал Сморкала с видом счастливого вниманием хозяина щенка; даже с такого расстояния можно было понять, что он всеми силами красуется перед Астрид, добиваясь её расположенности. За их спинами спешил Рыбьеног, который активно пытался что-то доказать Сморкале, но постоянно дёргался назад, чтобы осадить близнецов. Сами же близнецы, перекрикивались, смеялись и задирали Рыбьенога, похожие на вечный двигатель.       Как же точно они расставили свои роли, даже не понимая этого полностью, однако люди, которые не раз видели подобное становление личностью могли безошибочно указать на все эти мелкие детали.       — Как быстро растут дети, ага? — хмыкнул Плевака, звеня бубенчиками вместо привычного крюка. Стоику не было весело.       — Среди них мог бы быть и мой сын, — убито прошептал он, глядя на то, как спины подростков скрываются за огромными, высоченными дверями Большого зала.       Плевака вздохнул. Он не мог себе представить, что испытывает Стоик, раз за разом теряя членов своей семьи, и, честно говоря, представить боялся. Однако точно мог сказать, что эта скорбь не исчезнет никогда, и даже самый близкий друг не сможет вытащить его из этой пучины отчаянья. Плевака мог только на время отвлечь внимание более насущными вещами.       — Идём, — сказал он вождю. — В Большой зал. Будем петь сноглтогские песни.       Стоик Обширный потеряно кивнул и заставил себя прийти в норму.       Пир был великолепен. Каждый год Сноглтог был особенным, даже не смотря на то, что почти ничего не менялось. За длинными столами сидели викинги на подпитке, громко переговариваясь и смеясь так, что пиво из их кружок плескалось во все стороны. Весёлые и раскрасневшиеся, они не чувствовали холода, когда скидывали с себя зимние накидки и с энтузиазмом приглашали своих жён танцевать энергичные, быстрые танцы. Дети бегали под их ногами, заставляя старших терять равновесие и падать, но всё это вызывало лишь чистый, приправленный хмелем, смех.       Олух всегда был сплочённым механизмом, который работает вместе и отдыхает вместе. Так было всегда. Музыка звучала, казалось, со всех сторон, а громкие, грубые голоса лишь дополняли её.       Астрид любила Олух всей душой.       — Миледи, — промурчали сзади неё. А повернувшись, Астрид встретилась с вежливо согнутым в шутливом полупоклоне Сморкалой, который протягивал ей раскрытую ладонь. — Позвольте пригласить вас на танец.       Девушка надменно выгнула бровь, сверху вниз глядя на отчего-то вечно уверенного в себе друга. Тот вызывающе поднял на неё взгляд, а она, падка на вызовы, хмыкнула и протянула ему руку.       Словно не веря, что это происходит, Сморкала сверкнул глазами, и в следующий момент выровнялся и потянул Астрид в толпу танцующих викингов. Игнорируя выразительное закатывание глаз, он выставил перед собой предплечье, к которому тут же прислонилось предплечье Астрид, после чего закрутились в танце. Умения обоих в танцах заканчивались на том, что они видели на каждый Сноглтог или другие праздники, но это делало танец всего лишь немного более неловким и забавным.       В быстром темпе они поменяли руки, после чего Сморкала взял ладошки Астрид в свои и вновь закрутил её. Хофферсон не понимала к чему весь этот пафос, зачем они танцуют? Да ещё так неумело. Она несколько раз путалась в своих же ногах. Сморкала притянул её к себе и вместе с громким ударом барабанов поднял её вверх. Полуоборот и Астрид снова чувствует землю под ногами, и дальше танцует.

      Это было странно, она раньше никогда не танцевала. Лишь однажды, когда была совсем маленькой, вместе с папой под хлопки мамы она делала вид, что умеет танцевать лучше всех на острове, но сейчас? Сейчас это ощущалось совсем по другому. Астрид не любила, когда к ней часто прикасались, а танец в паре подразумевал именно это, но с удивлением она не почувствовала немедленного отторжения, и яростного желания перебросить Сморкалу через бедро или сломать ему нос. Это было весело, но она никогда не скажет этого Йоргенсону, иначе он решит, что она ему что-то обещает. Ни за что.       Музыка остановилась на пару мгновений, а потом началась другая сноглтогская мелодия, но это был уже другой танец, который танцевать Астрид не хотела. Сморкала шёл рядом с ней, и выглядел при этом самым довольным викингом в мире, как будто он сам лично только что получил благословение Одина.       — Неужели ты наконец сдалась? — послышался совсем рядом голос Задираки. Он и Забияка выглядели крайне забавно: они уже где-то успели измазаться краской, при чём такого болотного цвета, что сомнений не оставалось — они просто вылили себе на лица всё, что нашли; к этой краске на щеках и вокруг рта прилипли крошки от еды; а на шлемах у них, как и у Плеваки, чего только не было, от ленточек и до бубенчиков. В общем, близнецы Торстон сегодня были даже ярче, чем сноглтогская ель.       — Понятия не имею о чём ты, — фыркнула в ответ Хофферсон. Конечно, она не могла видеть, с каким решительно-мечтательным лицом сзади неё стоял Сморкала. Если бы Астрид сейчас развернулась и увидела это, определённо бы подумала, что у него на этот вечер через чур много несбыточных планов, но вместо этого, она просто продолжила идти к праздничному столу.       Астрид ещё даже не успела протянуть руку к столу, как внезапно Сморкала протянул ей небольшую кружку эля.       — Выпьем? — улыбнулся он.       — Ты много хочешь, — грубо ответила она и поставила предложенную кружку на стол. Сморкала пожал плечами и отхлебнул от своей. — Кто тебе вообще налил?       — Отец сказал, что можно, — гордо оскалился он, как будто это была причина для гордости.       — А вторую?       Вместо ответа он сделал два больших глотка пива. Ну, понятно.       — Не хочешь выпить, так пошли пройдёмся? — предложил он, уже поглядывая на выход из Большого зала. Вусмерть пьяные викинги всё ещё были в состоянии отплясывать, поэтому к ёлке, чтобы заканчивать праздник, не спешили. Сморкала поиграл бровями. — Только ты и я, что скажешь?       — Скажу, что без последней фразы было намного лучше, — вздох. От этой отвратительной манеры подкатывать каждую секунду Сморкалу нужно было отучать, если он не хочет постоянно ходить с синяками.       — Тогда забудь её! — легко согласился Йоргенсон. — Забудь и пошли гулять. Ну?       — Уговорил, — Астрид бросила в рот какое-то печенье странной формы, прожевала и договорила: — Идём, только руки не вздумай распукать, иначе я тебе их вырву и заставлю сожрать.       С фантазией у Сморкалы всё было хорошо, представить себе подобную сцену он смог, но лишь задорно улыбнулся и предложил Астрид руку. От которой та отмахнулась, в общем, но не беда. Астрид с глухим раздражением проигнорировала издевки близнецов в их спины и искренне счастливый взгляд Рыбьенога. И почему все они думали, что Астрид нравится Сморкала? Это было не так, и ей было жаль брюнета, который на что-то надеялся.       Но объяснить, почему не отказалась от прогулки — свидания, будем честны, — она не смогла.       Они вышли из Большого зала. Улицы Олуха в отсутствие людей и во всех этих ночных красках выглядел волшебным и каком-то далёким. Астрид не имела ничего против своеобразного променада. Тучи над головой медленно становились реже, и снега в ближайшее время, даже совсем маленького, не ожидалось. Зато теперь иногда показывались яркие звёзды.       — Так… — первым начал разговор Сморкала. — Как у тебя хватило храбрости спрятаться прямо под мордой Змеевика?       С этой фразы у них завязался диалог о всём подряд. Астрид устроила бы и тишина, но Сморкале отчаянно хотелось говорить и говорить. Он успел спросить у неё о всяком: какие упражнения делает Астрид, чтобы быть такой сильной, есть ли у неё предпочтения в еде, использует ли какое либо ещё оружие, кроме секиры. Это было немного глупо, потому что они с детства знают друг друга, Сморкала был в курсе большинства из этих нюансов; это выдавало то, что вопросы он придумывал и вспоминал на ходу, лишь бы диалог между ними не прекращался.       Так было до тех пор, пока он не привёл её к скалам, дающий хороший обзор на Доки и океан. Сюда уже яркие разноцветные огни Олуха не доставали, но облака практически полностью разошлись и теперь им красоту окружающего мира освещал слабый лунный свет, оставляя подростков в полумраке. Деревья позади них были абсолютно голыми, припорошенными снегом и неприглядными, но Сморкала привёл сюда Астрид только ради них.       И он очень волновался. Пока Астрид в приятном душевном равновесии рассматривала тихое море и звёздное небо, Сморкала ещё раз нервно взглянул на ветку прямо над ними. Вечнозелёный куст омелы, единственный на этом дереве, да и на соседних тоже, чувствовал себя прекрасно и в холодное время года. Только ради этого жалкого паразита, он обыскал половину леса на Олухе, стараясь найти его где-нибудь поближе к деревне, чтобы не было ситуации вроде: «Ах, знаешь, хочу показать тебе одно место, в лесу, в глуши и в зарослях, да, в темноте, но ты не волнуйся, всё будет нормально!». К счастью Сморкалы, омелу он нашёл.       Он бы и не начал её искать, если бы недавно вечером его матушка не призналась, хихикнув, что его отец впервые поцеловал её под омелой на Сноглтог. Естественно, Сморкала загорелся идеей сделать всё так же, потому что девушкам же нравится, когда за ними ухаживают, и все вот эти романтические вещи.       И вот сейчас Сморкала Йоргенсон очень волновался, потому что беспрестанно флиртовать это одно дело, а делать какие-нибудь настоящие, решительные шаги — это совершенно другой уровень.       «Возьми себя в руки, тряпка! — мысленно ругал себя Сморкала, сжимая кулаки. — Вот же она, прекрасная валькирия, под омелой, осталось совсем ничего!»       Выдохнув, он сделал один шаг вперёд и поравнялся с Астрид. Её спокойные голубые глаза, в коих отражались блики воды и мерцание звёзд, выглядели как прекрасные, драгоценные камни, которые с высокомерием и надменностью взирали на простых смертных на их острове. Астрид для Сморкалы была лучше любой Богини, вот только жаль, что это не было обоюдно. Но это только пока! У него всё получится!       — Астрид, — позвал её Сморкала, чувствуя, как комок в горле внезапно мешает ему дышать и думать.       — М? — она не повернула голову, всё так же глядя куда-то за горизонт. Глаза Сморкалы были прикованы к её тонким, розовым губам.       — Посмотри на верх.       Просьба была произнесена тише, чем он изначально планировал, но эффект был незамедлительным: Астрид действительно подняла голову вверх и её глаза в полутьме, казалось, светились, как аквамарины. Эти прекрасные, вечно холодные глаза удивлённо распахнулись, а длинные, чёрные ресницы затрепыхались так почти незаметно, что Сморкала чуть на месте не вознёсся в Вальхаллу.       — Ты знаешь, что это? — спросил он уже почти шёпотом, сделав шаг поближе.       — Чёрт, — выдохнула она. Парень почувствовал, что пропал. Неужели получается?! — Да, знаю…       Сморкала прикрыл глаза и подвинулся ещё ближе, надеясь поцеловать…       — Это драконы!       Он тут же распахнул глаза. Проследив за ошеломлённым взглядом побелевшей Астрид, он понял, что она всё это время смотрела не на ветку с омелой, а на небо, по которому стремительно двигалось какое-то тёмное облако. Приглядевшись, он и сам потерял все краски с лица. Это было не огромное облако, а множество, множество драконов!       Такого количества Олух ещё не видел!

***

      Иккинг, честно признаться, был слегка напуган. Они летели уже более суток и всё никак не могли долететь до цели. Драконы ни на секунду не останавливались, чтобы сделать перевал и отдохнуть. Впрочем, Беззубик тоже не выглядел сильно уставшим. В его светлой голове тут же появилась теория, что это похоже на те же махинации, которые проводят птицы во время перелётов клином. Он был частично прав, ведь они не столько летели, сколько парили на мощных потоках ветра над океаном.       В какой-то момент — он пропустил — Беззубик продвинулся глубже в рой из драконов. Это было рискованно, потому что Иккинга могли заметить дикие драконы и проявить агрессию, но всем рептилиям было настолько кристаллически наплевать на него, что впору было подумать, что они приняли его, неподвижного и тихого, за мёртвого.       Однако нервировало Хэддока далеко не нахождение внутри стаи, окруженный несметным количеством опасных драконов, а то, что каждый раз, пролетая над каким-нибудь новым, незнакомым Иккингу островом, поднимался ужасающий рёв. Так же, как было с Драконьим Краем, начинал рычать кто-то один, а подхватывал весь остров, после чего ещё одна «партия» драконов поднималась в воздух, присоединяясь к ним.       У Иккинга не было ни одной идеи, что это была за сумасшедшая миграция, куда они мигрировали, и из-за чего они мигрировали. Если всё это было из-за какой-то опасности, оставленной позади, Иккингу нужно было каким-либо, любым, способом дать понять Регину и Рагнару, чтобы они ни за что не приплывали на Драконий Край, ведь там может быть небезопасно. Но покинуть стаю он больше не мог, и дело не в том, что в процессе перелёта он оказался в самом эпицентре скопления драконов, но в том, что стоит ему отделиться — и он никогда не сможет узнать, что же сейчас происходит.       По прошествии суток Иккинг начал чувствовать, как его неумолимо клонит в сон. Даже в такой довольно неспокойной обстановке парень чувствовал потребность закрыть глаза хотя бы на час.       — Братец, ты сможешь сам нас понести? — тихо, еле слышно прошептал Иккинг, наклонившись к самому чешуйчатому уху Ночной Фурии. Дракон согласно мурлыкнул, позволяя человеку немного отдохнуть. Иккинг благодарно улыбнулся, проведя небольшой ладошкой по чёрной морде. Хэддок натянул на голову мягкий и тёплый капюшон, и осторожно, как сидел, положил торс на шею Ночной Фурии с удивительной скоростью погружаясь в темноту.       Ему ничего не снилось, и хоть он проснулся с ощущением, что он, прости господи, отсидел задницу и с затёкшими ногами, всё же Иккинг немного отдохнул. С удивлением он, глядя на расположение солнца над горизонтом, понял, что проспал, по меньшей мере, шесть часов, если не больше. Они летят почти полтора суток, а драконам хоть бы хны. Следующим удивительным фактом он обнаружил то, что летят они уже в самом верху стаи, под облаками, а сразу на ними справа и слева летят Углекрыл и Хладноклык. Нашлись таки!       Иккинг не рискнул создавать много шума и привлекать к себе ненужное внимание, поэтому поприветствовал друзей мягкой, ещё сонной улыбкой, а в ответ ему сказали «доброе утро» морганием огромных глаз.       Удивительно, как много незнакомых островов он пролетал. Сейчас Иккинг жалел, что вылетел налегке, забыв сумку дома. Из-за этого он не мог по быстрому накарябать в блокноте эти острова, чтобы потом посетить и изучить. А ещё ему стоило всё так наведаться на Северные рынки и поискать уже готовую карту — это гораздо упростит ему задачу, если он с самого начала будет знать как долго, и как далеко им предстоит лететь.       Но сейчас не об этом.       Солнце совсем недавно село, и в голове Иккинга, словно набатом, завопила мысль-осознание, что они летят на юг — назад к Олуху. Сердце парня упало в ноги, которых он уже практически не чувствовал. Нет, нет, нет… Иккинг был не готов! Ему слишком рано даже приближаться к этой части архипелага! Он же умрёт на месте!       Предаваясь панике последние часа два точно с перерывами в попытках поверить в себя, Хэддок пришёл к единой мысли: ему конец, но есть небольшой шанс на спасение. Это было подло, но он собирался воспользоваться природной способностью Ночной Фурии — скрываться в темноте, и взлететь ещё немного выше, чтобы было видно всю стаю драконов, но не их. Ночью они должны быть незаметны никому. Ещё издалека Иккинг мог видеть пик Кровожадный, самую высокую гору Олуха, мысленно он уже поднимался на эшафот, молясь всем известным ему скандинавским Богам, чтобы его не заметили.       Когда он направил Беззубика вверх за ними неожиданно последовали и два его Ужасных Чудовища. В который раз Иккинг сравнил их со своими телохранителями, что не могло не льстить, однако сейчас это играло не в его сторону. Уголёк ещё ладно — ему повезло с угрожающе тёмной расцветкой, но вот Хладноклык… Он казался летающей глыбой льда, особенно сильно выделяясь на фоне чёрного неба и рядом с Углекрылом и Беззубиком. Он был ярким и выделяющимся, но тем не менее у Иккинга просто язык не повернётся приказать Хладноклыку отстать от них. Он слишком любил обоих Чудовищ, чтобы как либо разделять их.       Поэтому, тяжко вздохнув и посетовав на свою горькую судьбу, Иккинг смирился с тем, что шанс остаться незамеченным становиться всё меньше.       Ещё когда Олух был далеко настолько, что его размеры были такими же, как и одна фаланга большого пальца Иккинга на вытянутой руке, те драконы, что были в самом конце — то есть те, кто присоединился последними и знакомы с нравом викингов с Олуха, начали громко рычать, предупреждая тех, кто спереди об опасности. С каких бы краёв не прилетели драконы, начавшие миграцию, они уловили суть и направили стаю вверх, скрывшись в облаках.       Здесь воздух был более разрежённым и стало тяжелее дышать, но некритично, Иккингу от этого плохо не станет.       Когда Олух был практически под ними, Иккинг наконец-то разглядел, что деревня вся светилась, но на улицах никого не было. Это что же, олуховчане внезапно решили отпраздновать Сноглтог раньше срока? Что их натолкнуло на это? Смотреть на брошенный родной остров, который радуется и не помнит даже о его существовании оказалось больнее, чем Иккинг себе представлял. Конечно, он прекрасно знал, что никому там не нужен, знал, что никто не будет по нему скучать, но увидеть это своими глазами… оказалось душераздирающе.       Иккинг почувствовал в груди тугой комок негативных эмоций, в которых преобладала грусть и обида, старательно им подавляемая.       Удручённый его взгляд жадно хватался за каждый выступ, за каждую скалу родного острова, по которому, оказывается, скучал. Объяснения своей тоски он объяснить не мог, ведь здесь осталось не так много хороших воспоминаний, но всё же…       Что же, пока что он может оправдаться только тем, что ещё не полностью перешёл черту между ребёнком и взрослым мужчиной.       Скользя печальными зелёными глазами по пустующему Олуху, Иккинг внезапно зацепился взглядом за пару на самом краю обрыва над Доки. В стоящих людях Иккинг без промедления с ужасом узнал Астрид и Сморкалу, которые с таким же ужасом и шоком смотрели на него. Чёрта с два! Ему должно быть, кажется. Не могут же они в действительности из всей этой стаи выцепить глазами именно…       Могут.       Могут, это видно по тому, как их глаза с одинаковым благоговейным страхом взирали на процессию, которую Иккинг почти возглавил — выглядело это именно так, но сам Хэддок об это даже не догадывался, поглощённый бушующим штормом паники в его душе.       Как можно было оступиться таким глупым образом? Неужели так сложно было додуматься пригнуться?! Что эти двое вообще…       А потом Иккинг увидел над их головами одинокий, жалкий кустик омелы и горечь заполнила всю полость его рта. Ну разумеется, свидание и поцелуи под омелой.       Это неприятно, противно, ему хотелось снова улететь отсюда. Проигнорировав колючее ощущение двух направленных на него взглядов, он отвернулся и слезящимися — от ветра, разумеется, мужчины не плачут, — глазами вперился в горизонт. Иккинг не хотел возвращаться туда, больше никогда. Это больно.       Он оставил Олух за своей спиной и поклялся оставить его в прошлом.

***

      Как только Сморкала смог разобрать в этой огромной тени драконов, то рванулся обратно в деревню, чтобы немедленно предупредить вождя о ужасающем нападении, которое их ждёт. Но стоило ему дёрнуться в сторону деревни, его тут же за шкирку, как поганого кота схватила Астрид, за доли секунды провернув какое-то невероятное действие, и Сморкала оказался прижал щекой к холодной земле — хорошо хоть не в снег носом ткнула — с рукой, плотно прижатой к спине. Боли не было только пока он не дёргался, поэтому он замер.       — Что ты, ради Одина, творишь?! — прошептал перепуганный развернувшимися событиями Сморкала. Это должно было быть романтическое свидание, в романтической обстановке, наполненное романтикой, а не стрессовая ситуация с предстоящим нападением полчища драконов!       — Молчи, — тоже шептала Астрид, как будто их могли услышать все эти драконы и коллективно нацелиться на них двоих. — Ты не успеешь добежать до Большого зала, сиди здесь.       Какие бы безумные приоритеты не расставила Астрид, Сморкала решил подчиниться, потому что в отличии от нервозной девушки, его чуть не подкидывало от страха. Хофферсон вперилась внимательным взглядом в стаю драконов; она впервые видела такое устрашающее количество огнедышащих рептилий, и не могла избавиться от чувства, что что-то здесь не так, и чувства, как душа покидает тело.       Ужасающая картина, несущая в себе исключительно смерть.       Сморкала за её спиной начал тихо молится Богам, чтобы эти драконы пролетели мимо и оставили Олух нетронутым.       Внезапно её глаза выцепили что-то тревожное. Что-то, что невольно всколыхнуло память, но что — она только что потеряла. Что-то до боли знакомое, что затянуло узел на груди… Она похолодела, когда внезапная догадка осенила её.       «Не может быть такого. Он мёртв! Он не смог бы сам выжить зимой в океане, что же…»       Но вот, она снова выцепила эту до тошноты знакомую фигуру и Астрид, не моргая, уставилась в неё. Это действительно была Ночная Фурия, Боги, они все обречены. Когда этот праздник успел обрести такие ужасающие краски?       Чёрная фигура была почти незаметна на фоне ночного неба, однако там, в самом верху, летело бирюзовое Ужасное Чудовище, чья морда то и дело смазывалась нечёткой с этого ракурса тенью, отдалённо напоминающую хвост. Лишь проследив за этой почти невидимой тенью, Астрид увидела, что эту тень седлает…       Юная Хофферсон либо потеряла рассудок, либо действительно видела живого мертвеца. Она пропустила момент, когда ослабила хватку на руке Сморкалы, позволяя ему вырваться и сесть рядом с ней. Проследив за её взглядом, ему потребовалось чуть больше времени, но он так же нашёл то, что повергло их обоих в шок.       Иккинг Кровожадный Хэддок третий, законный наследный вождь Олуха, некогда надежда своей деревни, официальный покойник, прямо сейчас прожигал их обоих взглядом. Он был слишком далеко, чтобы можно было разглядеть выражение его лица, но, в бликах фонарей-гирлянд по всему Олуху, его глаза было виднее даже лучше, чем яркую чешую драконов. Глаза Иккинга, некогда отливающие добротой лесной зелени, сейчас зловеще мерцали ядовитым цветом самых ярких изумрудов и самого светлого газа Пристеголова.       Это выглядело даже страшнее, чем все эти драконы вместе взятые. Страшны перемены в человеке, страшно видеть его, когда продолжительное время считал мёртвым.       Боги, Иккинг среди драконов нагонял ужас сильнее, чем что-либо вообще может.       Изумруды перестали смотреть прямо им в души, Иккинг отвернулся от Астрид и Сморкалы, как будто они больше не были для него ценнее куска рыбы. Но в данный момент сразу после этого к Астрид вернулся дар дышать. Она даже не стала задаваться вопросом, когда она вдохнула и не смогла выдохнуть.       Боги услышали молитвы Йоргенсона и драконы миновали Олух, позволив двум до смерти напуганным подросткам лицезреть их устрашающее количество. Они молчали и боялись даже вздохнуть слишком громко до тех пор, пока вся процессия драконов не пролетела над Олухом куда-то дальше на юг.       Когда Астрид совладала с собой достаточно, чтобы выдавить из себя какие-либо слова, она решила, что стоит спросить у Сморкалы, как он себя чувствует, после такого потрясения. Однако, повернув голову к другу, она его не нашла на месте. Сердце девушки упало в тот же момент, когда она услышала, как стремительно удаляются шаги убегающего Сморкалы.       «Дерьмо!» — подумала Хофферсон перед тем, как сорваться вдогонку. Парень мог быть подгоняем страхом сколько угодно, но в физической подготовке, и скорости в том числе, он всё же уступал Астрид. Поэтому ожидаемо далеко в лес не убежал.       В этот раз уткнуть Сморкалу мордой в землю получилось не сразу, потому что, обезумев от увиденного, он в серьёз вознамерился бежать к вождю, даже попытался оттолкнуть от себя Астрид. Но сейчас было совсем не до воспитания несносных мальчишек, сейчас предстоял тяжёлый разговор с напуганным юношей, и Астрид должна запихнуть все свои хотелки как можно глубже, правильно расставляя приоритеты. Между сохранением тайны и своей гордостью, ей, сцепив зубы, придётся выбрать первое.       — Сморкала, послушай меня! — пыталась докричаться до брюнета она. — Мы не можем об этом рассказать!       — Что значит «не можем»?! — вспылил тот. — Нам нужно! Иккинг живой, и он чёртов предатель!       — А дальше что?! — тоже не удержалась от сорванного крика Астрид. — Его отец, наш вождь, Стоик, считает его мёртвым, как и все вокруг. Мы не можем просто ввалиться в Большой зал и заявить, что он живой, мало того, летел в огромной стае драконов верхом на Ночной Фурии!       Хофферсон перестала сжимать запястья парня, вцепившись в воротник его одежд и хорошенько встряхнула опешившего Сморкалу.       — У нас нет ни единого доказательства, и нам никто не поверит. Мало того, что нам не поверят, так ещё посчитают сумасшедшими, или жестокими шутниками, хуже Забияки и Задираки. Мы сделаем только хуже, испортив настроение вождю и всей деревне, — уже тише говорила Астрид. — Иккинг должен остаться мёртвым.       Сморкала смотрел на неё с широко раскрытыми глазами, уронив челюсть. На какое-то время между ними повисла убийственная тишина.       — Ты покрываешь его... — прошептал он, заставив всё нутро Астрид перевернуться. Она в ужасе вскочила со Сморкалы; уж точно не такое девушка пыталась донести до него. Йоргенсон медленно поднялся на ноги, не отрывая от неё взгляда. — Ты всё это время знала, что Иккинг заодно с драконами. Как?... Как, ради Тора, ты могла промолчать о таком?       — Я говорила! Я с самого начала говорила об этом! — почти в истерике кричала Астрид. От несправедливости всего происходящего её уже трясло. Она хотела разрыдаться, но не могла себе позволить подобной слабости. — В тот же день, когда он улетел с Фурией, я побежала и рассказала всё вождю! Прокричала это в лица членам Совета Олуха! Хоть кто-нибудь меня услышал?! Хотя бы один человек подумал просто принять это к сведению, оставить как один из вариантов?! Никто! Абсолютно каждый проигнорировал меня! Даже вождь — и его веры в мои слова хватило ровно на полтора часа!       Сморкала честно пытался хоть как-нибудь уложить всё это в своей голове, однако сделать это мешала самая обжигающая, без преувеличений, во всей его жизни картина.       Он даже представить себе настолько отчаявшуюся Астрид не мог.       Ему действительно сейчас нужно было пойти к вождю и рассказать всё это, или хотя бы по-человечески пойти домой и поспать, чтобы утром можно было ещё раз попробовать подумать над всем этим. Сморкала поджал губы и сделал шаг назад. Но Астрид вцепилась мёртвой хваткой в его руку, согнувшись и спрятав глаза за светлой чёлкой.       — Ну пожалуйста!...       От ударившей по виску шипастой булавы был бы тот же эффект, что и от этой фразы Астрид. Никогда она не говорила этого слова, никогда никого ни о чём не просила, и, тем более, не опускалась до мольбы. Как мог Сморкала сейчас уйти, не утешив?       — Я обещаю, — выдавил из себя необдуманную клятву. Отец всегда ему говорил никогда и ни в чём не клясться, чтобы у него под рукой всегда была хитрая и подлая лазейка, которая может в самый сложный момент спасти ему жизнь. Матушка же утверждала, что обещания давать можно, только тщательно обдумав их. Но Сморкала всё ещё был влюблённым мальчишкой и ничего не мог с собой поделать. Астрид в надежде подняла голову и взглянула ему глаза, навсегда надевая на него эту удавку-обещание. — Я никому ничего не расскажу. Буду молчать, как мёртвый.       Хватка на его руке ослабла, и через секунду она плавно выскользнула из маленьких, но сильных ладоней Астрид.       Да, Сморкала не хотел быть свидетелем всему, чему стал этим вечером. Всё, чего он хотел от этой сноглтогской ночи — это нежный, романтический поцелуй, но сложилось как сложилось. Сморкале не удалось поцеловать Астрид сегодня, но что у него получилось, так это обнять её: осторожно, не желая снова оказаться мордой в снегу, он притянул её к себе, обнимая. Разница в росте раздражала его, но можно потерпеть.       Астрид удивительнейшим образом не спешила сбежать из объятий, поэтому Сморкала позволил себе немного продлить этот момент. Но всё же ему пришлось опустить руки, когда блондинка отступила назад.       — Я думаю, что все уже вышли из Большого зала и стоят возле ёлки, — прокашлялась и потом сказала она, отводя взгляд. Ситуация была неловкой.       У них была такая традиция: после окончания развлечений и пира все жители Олуха выходили на улицу и собирались толпой вокруг сноглтогской ёлки. Под тихий перезвон колокольчиков викинги напевали последние сноглтогские песни. Так они провожали праздник. На эту "провожальную" часть праздника со своей горы спускался даже вечно недовольный лишним шумом Гнилец.       Действительно, когда Астрид и Сморкала вышли из лесу большая часть олуховчан уже покинули Большой зал, а вокруг сноглтогской ели неравномерно размещались викинги, образуя круг. Рядом с огромной елью даже рослые мужчины выглядели маленькими и незначащими.       — Смотри, вернулись! — хмыкнула Забияка, когда заметила двух плетущихся в их сторону друзей.       Задирака же не поддержал насмешку сестры, с невообразимой скоростью оказавшись рядом со Сморкалой. Он перебросил руку через широкие плечи брюнета, отодвигая его от Хофферсон и заговорчески наклонился к нему.       — Ну как всё прошло? — нахально лыбясь, спросил он. — Вы уже...       — Заткнись, идиот! — отпихнул его лицо от себя Сморкала с пренебрежением. — Своей личной жизни нет, так в чужую не лезь.       Но Задирака театрально вздохнул, заломил брови и приложил руки к сердцу.       — Значит, нет, — его лицо выражало вселенскую скорбь, но подрагивающие уголки губ выдавали его веселье с головой. — Быть тебе девственником до скончания времён.       В следующую секунду ему в лицо прилетел снежок от Астрид, и Задирака, по инерции отступив назад, поскользнулся на льду и свалился в сугроб за своей спиной. Вместо помощи он услышал смех Забияки.       — Вы, ребята, поссорились? — осторожно спросил Рыбьеног, выцепив из лиц обоих своих друзей что-то, что выдало их. А то, что сразу после этой фразы Астрид и Сморкала быстро переглянулись только усилило его тихую тревогу. Нет, эти двое точно не могли мирно сосуществовать.       — Поссорились? — почти в один голос спросили близнецы, Задирака аж голову из снега достал, чтобы удивлённо посмотреть на парочку.       — Мы? Поссорились? Нет, конечно! — тут же взмахнул руками Сморкала. Он выглядел немного нервным, что тоже не ускользнуло от Ингермана. — Вы совсем ума лишились, если думаете, что я могу поссориться с Астрид.       Довод весомый, они не ссорились, это больше было похоже на избиение младенца, где роль младенца всегда играл Сморкала. Однако это не меняло того, что что-то случилось, а сложившая руки на груди и закрывшаяся ото всех Астрид волновала и безо всяких причин. Сердобольное сердце Рыбьенога стремилось утешить обоих, и, как покровитель, заверить их в светлом будущем.       Но, как обычно, он отступил с неспокойным выражением лица, позволив им иметь свои секреты от окружающих.       Сморкала незаметно для всех, кроме Ингермана выдохнул и пошёл в сторону, где стоял его отец. Забияка наконец-то протянула руку брату и помогла выбраться из снега; Задирака продрог, но домой не пошёл, только стряхнул с себя снег и начал остервенело растирать плечи, идя к толпе викингов, которые с секунды на секунду начнут петь последние сноглтогские песни. Рыбьеног и сам уже собрался присоединиться к своим родственникам, когда Астрид благодарно кивнула ему. Это была благодарность за то, что не стал выпрашивать ответы. Рыбьеног понятливо улыбнулся и поспешил к родителям.       Смотря ему в спину, Астрид думала, что иногда Рыбьеног напоминал ей слишком слабого, но невероятно умного младшего брата. Хорошо, что только иногда, иначе Астрид начала бы думать, что раскисает.       Она подумает обо всём позже.