Механика чувств

«— Господин Бай Чжу, вы когда-нибудь боялись смерти? Так, чтобы в голове все мысли только о ней. — Конечно же все боятся смерти. Я не исключение. Это в порядке вещей. — Нет, вы не боялись её так, как следует. Человек, переживший подобное, не говорит о смерти так поверхностно». У него было много неизлечимо больных пациентов. Когда они сами понимали, что конец близок — каждый задавал свой вопрос. Не все касались смерти, но чаще всего пациенты спрашивали, что будет после того как их глаза закроются. Кто-то боялся до слез, кто-то со смирением ожидал нужного часа, а кто-то хотел провести время с близкими. Самому лекарю всегда сложно отпускать пациентов к извечному врагу. Особенно если перед этим они вместе усердно боролись за надежду. Даже сейчас, находясь в плачевном положении, Бай Чжу мысленно просил прощения у Гуя и тех пациентов, к которым может не вернуться, которые ждут именно его советов и рецептов. Бой длился мучительно долго. У обоих сил на щит не осталось, раны заживали медленно, фигура лекаря совсем другая — взгляд пустой, тело источало тёмную дымку, кожа приобретала окрас окаченевшего трупа. Он пытался продлить собственную возможность сражаться, но плата оказалась слишком велика. Ощущения приближающейся победы Вестник не ощущал. Здравый рассудок покидал Бай Чжу, а значит и любые моральные принципы тоже. «— Я так хочу просить прощения за этот выбор, но ты даже не захочешь выслушать», — последняя ясная мысль потухла в темноте.

***

Дым уже не мешал рассмотреть с высоты полёта на разруху, которая раньше называлась домом. — Папа... — Сахароза ужаснулась, пытаясь взглядом отыскать знакомый цвет волос, но они уже пошли на снижение. На снегу осталось много глубоких следов. Дотторе сразу понял, что произошло — печь взорвалась из-за вмешательства механизмов. — Держись рядом. Враг может быть близко, — доктор опустил девочку и сам принялся оглядываться. Послушно взявшись за белую ткань плаща, ребёнок закрыл носик шарфиком, чутко ощущая вонь гари. — Но вы же без оружия, — вдруг заметила она. Дотторе замер, опустив взгляд маски на девочку, пару секунд испытывающе молчал, но ответил: — Не все оружия видны глазу. Они пробирались через обломки прихожей, узнавалось разбитое зеркало, посуда, часы. Всё звенело и трескалось под ногами, как и их общие воспоминания. Ветер поутих, притаился, тоже выжидал итога поисков. Ни единого звука природы — только потрескивание огня где-то на редких деревяшках и шаг двух пар сапогов. Они наконец подошли к кратеру, где находилась печь. Заглянув туда, Дотторе задержал дыхание. — Это... — Сахароза отвела ушки назад. Посреди кучи изничтоженных машин лежало тело крио чтеца, пронизанное ледяными копьями. Снег лёгким инеем накрыл светлые одежды, словно успокаивая после пережитого кошмара. Ответ зачем Бай Чжу понадобилось провоцировать взрыв лежал на поверхности — ему нужна была помощь огня, а с дендро стихией продолжительность горения увеличивалась в разы. — Папа смог! — Сахароза легонько подскочила на месте. — Он наверное где-то свалился с ног от усталости! Его надо найти! Винить Сахарозу за невнимательность Дотторе не стал. Может даже хорошо, что она не обратила внимание на застывшую кровь, испачкавшую всё предполагаемое поле боя. Следы поднимались из кратера и уводили в лес. — Идём, — Дотторе начал двигаться более вкрадчиво, пытаясь разглядеть что-то среди деревьев. Девочка не понимала к чему подобная бдительность, если главный враг повержен. — След обрывается... — прокомментировал предвестник, увидев, что кровь на снегу попросту пропала в один миг. Сахароза напрягала слух и наконец, когда им пришлось отойти на десяток метров от дома, в заросли деревьев, послышались шаги за спиной. — Папа! — девочка радостно обернулась и замерла в недоумении, увидев как в неё летит нечто зелёное. Дотторе среагировал быстрее, подняв ребёнка, успел отскочить с траектории удара. Сахароза узнала на снегу след от дендро силы и обернулась туда, откуда прилетела техника. — Папа?.. — голос дрогнул. Среди деревьев стоял Бай Чжу, но девочка не узнавала его — волосы растрепаны, вся одежда, в которой он этим утром на прощание обнимал, в крови, порвана на руках и в районе грудной клетки. На коже местами виднелась корка льда, сросшаяся с ней воединл. Руки, которые ей казались самыми тёплыми на свете синие, словно их держали в ледяной воде сутками. От кожи веяло тёмной энергией, а глаза подавно покрылись невидящей пеленой. Его заметно шатало, он опирался на дерево, но снова поднял руку для атаки. — Папа, что с тобой?! Нет! Мы пришли помочь! — слезы выступили на глазах, ребёнок попытался сократить дистанцию, снова обнять, вдруг это временное помрчанение рассудка от переутомления, но её снова взяли на руки. Очередной удар пролетел мимо. Доктор отступил на десяток шагов, присев на корточки, крепко взял Сахарозу за плечи: — Я говорил быть готовой ко всему? Соберись, если будешь лезть, то я не смогу ничего сделать. Стой позади и чтобы ни произошло – не суйся к нему. — Что с ним? — разум немного прояснился. — Помнишь я говорил тебе про эрозию? — Дотторе выглянул из-за дерева, девочка повторила за ним. — Вот к чему приводит сила Бай Чжу его самого. — Он забыл нас?.. — она знала ответ, но хотела надеяться. Только надежды в остроконечной маске искать никогда не приходилось. Лекарь держался за голову, словно ему было очень больно. Он стоял так несколько мгновений, вдруг резко глянул в их сторону и поднял руку, призывая стихию дендро. — Оставайся здесь, — Дотторе похлопал ребёнка по спине и пошёл на встречу. Привычная атака обратилась пастью змеи, но Дотторе одной рукой развеял технику — сила глаза Бога уже совсем призрачная. Глядя на измученное тело хотелось только обнять как можно сильнее. — Как бы эрозия тебе ни уродовала, от меня это не спасёт, — на губах появилась привычная ухмылка, словно супруг мог вот-вот ответить. — Заставил же ты меня понервничать. Кольцо так подозрительно себя вело, что я подумал нам не суждено вновь увидеться. Мужчина поднял руку, демонстрируя украшение, но Бай Чжу не реагировал, снова отправляя слабую атаку перед собой. — Бесполезно, — предвестник без усилий отбил её. — Прекрати испытывать всех нас. Я смогу приструнить недуг, так что пойдём со мной. Ты достаточно натерпелся, теперь я рядом. Всё хорошо. Лекарь начал также медленно отступать, но когда обе руки предвестника потянулись, словно желая обнять, как он снова нечеловеческим голосом что-то прошипел. Золотая энергия ударной волной оттолкнула доктора на пару шагов. Сахароза вообще припала к земле, закрывая голову руками, чтобы наверняка не пострадать. Ощущение от ударной волны осталось двоякое — вроде без боли, но на секунду внутри всё начало плавиться. — Использование твоей силы фамильяра ничего хорошего не даст, — доктор выровнялся. В руках Бай Чжу сияла точно такого же цвета сфера. Он решил сражаться собственной силой. Сахароза не могла на это смотреть, будь Чан Шэн рядом, она бы обязательно недовольно фыркнула. — Стойте... — девочка опомнилась, глядя на фигуру папы. Вокруг всё ещё тонкой шеи не обвивалась белая чешуя. Крохотная надежда зажглась где-то внутри, Сахароза тихонько подскочила и поспешила вернуться к обломкам дома. — Чан Шэн? — позвала она и конечно ничего не дождалась. Хотя нет, спустя секунду в ответ раздалось встревоженное: — Сахароза! Голос был мужской, ребёнок обернулся и увидел, как к нему приближались Панталоне и Капитано. — Панталоне! — девочка обрадовалась, кинувшись на встречу. Присев на одно колено, банкир заключил в объятия: — Ты выжила после такого взрыва, это невероятно. — Меня тут не было, — девочка покачала головой. — Папа сказал покинуть дом, когда сюда кто-то проник, я пошла за Создателем и там... там... Дальше говорить не смогла, реальность ещё не вписалась в понимание, отчего хотелось плакать и кричать. Панталоне с замиранием сердца поднял взгляд в заросли леса, увидев две фигуры — одна бесконечно отправляла сгустки энергии, а вторая принимала удары, не уворачиваясь. — Эрозия... — Капитано возвышался неподвижной статуей. — Ему очень больно, но, видимо, его сила позволяет лечить раны, а эрозия разрушает взамен лишь сильнее. — Неужели Дотторе не сможет ему помочь? — Панталоне вновь обнял понурую девочку. — Даже если и сможет, он будет страдать. Воспоминания в таком состоянии уже не выживут. Он будет как оболочка. — Нет! Не хочу так! Почему?! — вдруг закричала девочка, цепляясь ручками в уши, больно вжимая их в голову. — Не хочу без папы! Чан Шэн, бы помогла! Чан Шэн! Банкир вдруг замер, словно громом поражённый. В голове набатом звучал хриплый голос: «— Я не хочу также как и он, жить с мыслью, что его больше нет. Не хочу...» Глядя как девочка вздрагивала, он не мог не увидеть в ней Зандика, сдирающего собственную кожу в приступе отчаяния. Сверху нависла тень Капитано, он прикоснулся к голове ребёнка и та мгновенно потеряла сознание, падая в руки рядом сидящего предвестника. — Ты что сделал?! — насторожился Панталоне. — Зачем начал при ней говорить о таких вещах? — Она умная, но всё ещё ребёнок. Не стоит ей бегать тут в шоковом состоянии от осознания, что близкий человек её уже не вспомнит, — мужчина снял свой плащ и накрыл им девочку. — Пойду к доктору, а это чтобы не замёрзла. Смысл в словах четвёртого предвестника был. Панталоне успокоился и провел коллегу хмурым взглядом. Плотно укутав девочку, банкир подумал, что не хочет видеть в каком состоянии оказался Бай Чжу — пусть в его воспоминаниях он останется с аккуратной, настоящей улыбкой и ясным взглядом золотых глаз. «— Она искала Чан Шэн. Надо попробовать поискать», — подумалось вдруг и предвестник осторожно заглянул в подвальную яму, где лежало тело чтеца. Тем временем Капитано не подошёл слишком близко, но встал так, чтобы его было слышно: — Доктор, пора принимать решение. Ты сам знаешь о том, что аура эрозии влияет и на окружающих. Второй предвестник оглянулся на прошедшего. Он раз за разом принимал удары энергии, словно расплату за каждый промах по отношению к супругу. Ему без труда удалось бы ударить в ответ, но тело Бай Чжу и так грозилось подвергнуться распаду. Кто-то говорил, что любимых лучше отпускать. Но для него отпустить, значит отступить и принять поражение перед мироустройством. Дотторе не думал, что имел право размышлять в подобном ключе, глядя как изо рта Бай Чжу вырвался поток дурной крови, и все же иначе не мог. Лекарь больше не мог стоять, падая на колени. Задыхаясь в кашле, он безумно шипел то ли от досады, то ли от боли. — Я тебя уже отпускал, — Дотторе снял маску, присаживаясь рядом с телом, кишащим вредоносными испарениями. — Сахароза должна была стать залогом твоей долгой жизни, но теперь я вижу, что этого было мало. Убить Бай Чжу собственными руками выше его сил — он лучше будет заново собирать тело по кусочкам, лучше заново будет напоминать о их чувствах. Руки прикоснулись к бледному, истощенному лицу и по серой коже расползлись бледно-голубые узоры. Тёмные глаза закрылись, из-под ресниц по щеке скатилась тёмная кровь. Бай Чжу упал прямиком в чужие объятия безвольной куклой. Змеи на кольцах прекратили движение. — Даже если ты больше не посмотришь на меня как прежде, я никуда больше тебя не отпущу.

***

В чаще леса падал мелкий, медленный снег. Среди деревьев сидела фигура доктора, прижимая к себе зелёную макушку с распущенными волосами. Несмотря на раны, истощенное от жизни тело и огромные синяки под глазами — Бай Чжу выглядел умиротворенно. Так он выглядел каждый раз, когда после долгих ночей ожидания на пороге дома появлялся Дотторе. В голове оживал его голос, игривый взгляд, когда он по-змеиному обвивался руками вокруг шеи, чтобы отвлечь от работы. Они снова оказались вместе спустя семь лет, но чувства остались где-то в прошлом. Между ними выросла стена, созданная из прожитых моментов, какой-то мудрости и приобретённой смиренности. Смирились с тем, что не могут быть всегда вместе. Смирились с тем, что кто-то может полюбить другого. Смирились с тем, что снова сошлись лишь из-за Сахарозы. Смирились с тем, что как прежде не будет. Как тогда уже не было. Дотторе себе не даст солгать — когда Бай Чжу впервые пересёк порог дома и согласился жить в нем, он хотел сделать ещё больше, что угодно, лишь бы лекарь оставался с ним. Бай Чжу не даст солгать — каждая новая встреча или прикосновение пробуждали в нем бурю эмоций и желаний, которые он себе бы не позволил в обыденной жизни. Рядом с Дотторе ему была не страшна свобода. В первые года после разлуки в несколько столетий они не хвастались рациональными решениям. Ими руководили желанные чувства: пылкие, ранимые и в то же время непобедимые. Они вновь сошлись. Но даже спустя несколько месяцев общих моментов можно по пальцам счесть. Дотторе часто гулял с ними, проводил вечера с Сахарозой, пока Бай Чжу сидел где-то рядом в кресле, знакомил её со своими записями. И всё же прикоснуться к супругу едва ли находилась возможность. Может не было желания или сил. Мысль, что лекарь находился рядом только по прихоти дочери в глубине мозга сверлила мелкое отверстие для чувства недовольства. Но вот, Дотторе остановился на пороге понимания, что всё подходит к концу: недомолвки, переглядывания, провокационные ухмылки. Самое ужасное — доктор уже жил около четырёх столетий с осознанием, что Бай Чжу мёртв. Одолевало мерзкое ощущение, ведь он ясно помнил каково это. Сколько безумных разговоров он вёл с самим собой, сколько разбивал зеркал в приступе ненависти к собственному я. И Дотторе не хотел туда опять: в дни бессонницы, успокоительных и отшельничества. Он сможет так жить, это не сложно, но крохотный человеческий осколок души, что сохранился лишь благодаря заботливым рукам супруга кричал, что не хочет. Кричал громче безумного голоса, громче гулких механизмов, громче алхимических реакций. — Я снова должен умолять тебя вернуться, — он заговорил шёпотом, таким хриплым и болезненным. — Вернись с теми чувствами, с теми протестами и требованиями. «— Вернись и спой мне ту песню, что напевал, когда я не мог уснуть. Может, это очередной кошмар». Ещё более плачевно умолять того, кто сам ничего не помнит. Его Бай Чжу больше нет, его разрушил закон Тейвата, а ещё самоуверенность Дотторе. Со стороны, глядя на то как предвестник шепчет просьбу в мягкие волосы, казалось, что они уже окончательно помирились. Больше ссоры им не грозят. Этот мир воцарился навсегда.