синдром прекрасного спасателя

Дмитрий Гончаров привык получать желаемое быстро. На достижение цели он тратил не больше пары дней, но чаще всего хватало пары мгновений — природная харизма, приправленная тенью высокопоставленного отца за плечами, работала безотказно. С годами Дима понял две вещи. Во-первых, люди всегда будут относиться к тебе предвзято, вне зависимости от того, пользуешься ты благами голубой кровеносной системы или пытаешься вскрыть вены и дождаться, пока мнимое благородство себя исчерпает. Примешь помощь отца и будешь жить в роскоши — назовут золотым мальчиком. Попытаешься отпочковаться и пойти своей дорогой — за глаза будут обзывать выпендрёжником. Оба пути были Гончарову-младшему не понаслышке знакомы. Стадию юношеского максимализма он прошел на отлично, а шрам на груди латунной печатью доказывал, что все уроки молодости были усвоены хорошо. Вторая вещь, которую Дима осознал, уже повзрослев — свои привилегии можно использовать так, чтобы они стали рычагом трансформации общества, привели его к процветанию руками человека, оказавшегося на своем месте просто по праву рождения. В конце концов, не все монархические государства в итоге осознавали недееспособность режима — многие страны до сих пор предпочитают преемничество власти, лишь наделяя коронованного отпрыска бОльшим контролем со стороны. Поэтому к своим без малого тридцати годам Дима старался выжать максимум из положения, в котором он жил. С медицинским образованием за спиной и полученной степенью в биологии он не принял приглашение родителя, а сам предложил ему место, куда хотел бы с его помощью пристроиться. Удивление отца («такое низкое занятие при таком потенциале!»), осуждающие шепотки друзей и знакомых («несуществующая наука и вполне реальная зарплата»), усмешки брата («тебе если и воевать, то только с тем, чего нет») — со всем этим Дмитрий Гончаров успел смириться за пять лет работы на другими игнорируемую отрасль медицинской науки; все это он считал малой платой за возможность с головой окунуться в исследование СПИДа. Война с тихим убийцей, жертвами которого становилось все больше советских граждан, была похожа на игру в испорченный телефон. Вот и академик Чазов, видный деятель отечественной медицины, еще вчера с интересом слушавший доклад Димы о необходимости информационной борьбы с общей сексуальной невежественностью, сегодня с экрана телевизора называл СПИД болезнью бомжей, проституток и наркоманов. А если никого из перечисленных в Союзе нет, то откуда взяться заболевшим?! Пульт полетел в увесистый ящик и, столкнувшись с улыбающейся физиономией ведущего, раскрошил стекло мелкой паутинкой осколков. Коллеги с недоумением уставились на Гончарова. Вместо объяснений он развернулся и вылетел из комнаты. Как глупо — придется снова звонить отцу! В такие моменты Дима чувствовал себя ребенком, которого вечно дразнят словами «Расскажи все папочке!», а он и рад последовать совету. Только вот Владимир Гончаров был для него еще и вышестоящим начальством, доклад перед которым он должен был держать в любом случае — хотелось ему того или нет. — Не вздумай поднимать шумиху, — голос отца, сменивший долгие картавые гудки, был твердым и решительным. — Ты же не ждал, что он на весь Союз начнет скандировать лозунги сексуальной революции? — Достаточно было просто не опускаться в теории заговора, — Дима едва сдерживал злость, пальцами постукивая по столу, продолжал. — Ну что такого сложного в том, чтобы вместо размышлений о планах Запада и болезни капиталистических стран, сказать простое «да» в ответ на такой простой вопрос?! Или все мои пациенты, которым мне и в глаза смотреть стыдно, должны не только мучиться от боли, ожидая партию лекарств, но и мириться с тем, что болезни, которая их убивает, по мнению окружающих не существует?! — последние слова он произнес почти криком. Дыхание сбилось, волосы в беспорядке мирились с присутствием рядом буйной руки, не оставляющей их в покое. — Выговорился? — голос собеседника оставался ровным и, казалось, скучающим, — Ты пять лет работаешь в этой сфере. Неужели тебе не понятно, что сам факт оглашения этих четырех букв на многомиллионную аудиторию — уже победа? Или Ленин должен был тоже не с митингов начинать, а просто к Николаю на чай зайти и так, невзначай, посвятить его в свои планы? То, что происходит сейчас, — только начало. Люди увидят проблему, когда ее жертвой станет кто-то помимо иностранцев и голубых. А теперь иди работай и меня от работы не отвлекай. Хриплые гудки поставили жирную точку в этом бесконечном разговоре. «Голубые, значит. Ну спасибо, что не фиолетовые» — подумал Дима и вернул телефонную трубку на место. *** Неделю в НИИ эпидемиологии по изучению ВИЧ царила привычная этому места тишина. Ни одного неожиданного события — всё продолжало крутиться по накатанному, годами выработанному механизму, где каждая шестеренка точно знала, в каких границах и как ей нужно крутиться, чтобы не соприкоснуться с соседкой. Неделю телефон в кабинете Дмитрия Владимировича Гончарова молчал, пока из снятой его владельцем трубки не раздался осипший, спокойный и одновременно неуверенный голос, чьи слова хаосом разлетелись по всему механизму неторопливой лаборатории и перевернули ее законы с ног на голову.