Tu mihi sola places | Ты единственная мне нравишься

      Главный советник, казалось бы, не заметил её. И тем не менее, уходить непризнанная не спешила – она тихо двинулась вперёд, усерднее заворачиваясь в кардиган, поскольку предстать перед объектом симпатии в чёрном пижамном комплекте казалось чем-то вульгарным. Мужчина не двигался, застыл, будто статуя, идеально дополняющая красоту сада. Только тогда, когда ей оставалось около метра до встречи, золотое оперение дёрнулось, преграждая путь. Голова серафима повернулась, позволяя через плечо разглядеть нежданную гостью.       – Я бы удивился, если б это была не ты, – сухо отрезал мужчина, несколько секунд рассматривая лицо собеседницы.       – То есть ты меня ждал? – приподняв одну бровь, девушка ухмыляется и рукой пододвигает два крыла, чтобы подойти ближе.       – Нет, я молился Шепфа, чтобы ты сюда не пришла, – он отводит скучающий взгляд и складывает половину своих крыльев в исходное положение. – Ты что-то хотела спросить или опять пытаешься следить за мной?       – М-м, не-а, это просто моё любимое место. Прихожу сюда, когда не спится, – ещё несколько секунд непризнанная косится на главного советника с любопытством, а затем делает несколько шагов в сторону лабиринта и разворачивается к мужчине. – Раз уж ты посягнул на мою территорию, не составишь компанию? Говорят, этот лабиринт сводит с ума, затмевая разум пеленой желаний или что-то такое. Но ты-то самый главный серафим, с тобой у меня проблем не возникнет.       На её лице расползлась самая очаровательная улыбка, которую даже Рина не видела с далёкого детства, когда на Рождество они вместе распаковывали подарки после ночёвки у Парсон. Она бы сейчас, наверное, позавидовала Эрагону, однако тот по достоинству этой чести оценить не мог. Уголки его губ по неизвестной причине едва заметно дёрнулись, а тяжёлый вздох помог дать немой ответ: через секунду двое бессмертных вместе зашли в лабиринт. На удивление для Гатри, ей не приходилось слишком быстро идти, поскольку спутник будто бы специально делал неширокие шаги, что было странно для его-то роста.       На несколько минут внутри сада повисла тишина. Был слышен лишь шелест травы, игривые порывы ветра и шум воды, доносящийся, видимо, из середины лабиринта. Выражение лица мужчины не говорило ни о возмущении, ни об усталости – оно было нейтрально холодным, словно осенний вечер. Девушка же с любопытством осматривалась по сторонам, иногда касалась живой изгороди кончиками пальцев и задумчиво мычала.       – Ты когда-нибудь здесь гулял? – не выдержав молчания, она спрашивает как-то ребячески.       – Нет, – без энтузиазма отвечает серафим.       – А хотел?       – Нет.       – Ладно… так что ты всё-таки забыл здесь? – пытаясь хоть как-то вытянуть разговор из тупика, она переводит тему.       – Ты повела меня в лабиринт, чтобы выпытать это? – его бархатный голос звучит весьма недовольно, а изменения в выражении лица дают чётко понять, что и этот вопрос не годится.       – Был когда-нибудь на Земле? А пробовал человеческую еду? Знаешь, я обожаю пиццу, бургеры и картошку фри… – решив завести речь о том, к чему лежала её душа, непризнанная едва ли смогла сдержать дрожь в крыльях.       Эта болтовня всё же не сильно интересовала главного советника, но вот реакция девушки на её же рассказ вызвала невольную ухмылку, которую тот смог вовремя подавить. Он даже не успевал ответить на эти вопросы, поскольку поток информации так и лился из чужих уст, скрашивая время, потраченное на тупики и поиск правильного пути. Арии казалось, что серафим и вовсе её не слушал, но ей хватало лишь одного взгляда в эти небесно-голубые глаза, накрашенные так великолепно, что хотелось попросить урок-другой. Даже его компания казалась большой удачей и счастьем, ведь несбыточные мечты о будущем отвлекалась от беспокойных мыслей куда лучше просто ночного света луны.       – Ты, кстати, спрашивал, когда я умерла, зачем тебе? – вдруг вспомнив о чём-то важном, она звучит уже более серьёзно.       – Мне нужно было кое-что сопоставить, да и хотелось узнать, давно ли такая наглая непризнанная учится в академии, что ей правил не объясняли. Тебе давно пора было вырвать крылья.       – Вырвать крылья..? – испуганно переспросила Гатри, затем сделала шаг назад, хмурясь, и скрестила руки на груди. – Ну, подумаешь, переборщила немного, зачем так ужасно поступать со мной? Я понимаю, если бы я тебя там, ну, не знаю, убила…       – Ха! – вновь не сдержавшись, беловолосый выдавил смешок, прикрыв рот рукой, будто стесняясь своей реакции. – Всем непризнанным вырывают их первые крылья, потому что они очень слабые и плохо пригодны для полёта. Я не представляю, как ты умудрилась долететь на них в Столицу.       – А-а… – открыв рот, протягивает та и успокаивается, затем возвращается поближе к спутнику, заглядывая тому в глаза. Им пришлось остановиться, чтобы обсудить сей интересный факт, пусть они оба не знали, что за поворотом будет центр лабиринта, о чём говорил более громкий плеск воды. – А это больно?       – Конечно, – будто издеваясь, улыбается серафим и дёргает четырьмя крыльями.       – А тебе все четыре вырывали? – Ария вскидывает бровь и переводит взгляд на истинное сокровище за широкой спиной, чем вызывает недовольный фырк.       – За твоё поведение я бы вырвал тебе все шесть, будь такая возможность, – он повторяет выражение лица собеседницы, но выглядит скорее зло, чем любопытно.       – А кто обычно это делает? Ты? – уловив этот настрой, она мгновенно делает невинный взгляд, исподлобья продолжая рассматривать лицо, прекрасное даже в гневе.       – Шепфа… нет, конечно. Будто мне больше нечем заняться. Это делает преподаватель, скорее всего, я не знаю. Я здесь не учусь и не преподаю, – мужчине явно начинает надоедать этот парад незнания, и это проявляется даже в движении его тонких длинных пальцев, стучащих по левому плечу после того, как руки скрестились на груди.       – А мог бы ты вырвать мне крылья..? – алые глаза начинают заметно блестеть, и в этом виноват даже не свет луны, а голос становится неуверенным и тихим.       Главный советник хмурится, несколько секунд разглядывая это лицо, вызывающее в нём столь странное чувство. В этой широкой грудной клетке повисла незнакомая тяжесть, усиливавшаяся с каждой секундой их ночной встречи. Чужой взгляд наконец увеличил её настолько, что можно было ощутить. И это неимоверно раздражало, заставляя крепко сжать собственные плечи и тяжело выдохнуть в попытке избавиться от неизвестного груза. Они оба молчали, рассматривая друг друга: серебристый свет луны совсем иначе показывал лицо и человека, и бессмертного. Это было волшебство любой звёздной ночи. А может, и магия лабиринта. Никто не смел вымолвить и слова – лишь спустя пару минут молчания рука Эрагона крепко хватает Арию за плечо и ведёт вперёд, за поворот, где перед ними простирается картина древнего каменного фонтана, поросшего мхом, с его вершины стекает серебристая вода.       Непризнанная невольно застывает, явно не ожидав увидеть такое, и с непониманием смотрит на спутника. Затем следует его вздох, несколько шагов, подтягивающих девушку к прекрасному явлению, и резкие, слишком быстрые для понимания движения, которые заставляют её оказаться в шаге от каменного бортика, чувствуя широкую ладонь на своем левом надплечье.       – Просто смотри на воду. Представь, что ты сейчас во власти собственных желаний, – бархатный голос разносится над самым ухом, чаруя и обволакивая разум, словно тёплый мёд.       Мысли резко путаются, перед глазами вдруг проносится нечто приятное и завораживающее. Оно приобретает очертания в виде точёных черт лица и тонких губ, касающихся её собственных. Широкие ладони оглаживают её талию, впиваются в тонкую кожу и по рёбрам поднимаются к груди. Щёки бессознательно рдеют, сердце начинает колотиться как бешенное, не позволяя задать вопрос о происходящем даже самой себе.       Реальность разрезается на части резкой болью в спине. Она вырывает из волны мутного блаженства, словно ведро ледяной воды, полосами расползается по позвоночнику, а затем по всем мышцам с обеих сторон. Пелена над разумом рассеивается, заставляя ошарашенно обернуться на серафима, с испугом и паникой глядя в его ледяные глаза. Обе его кисти, слегка запачканные кровью, сжимают по одному серому крылу. Место ран болезненно раздвигается, позволяя коже ощутить длинные, шелковистые перья, на которые падают капли от воды. Это пугает ещё сильнее, словно происходит в первый раз, и серафим весьма быстро замечает, как взгляд девушки начинает бесконтрольно метаться из стороны в сторону. Отбросив крылья в сторону, он мгновенно подхватывает спутницу под руки, прижимая к себе, почти что обнимая. Хрупкое тело ощутимо задрожало под громкое дыхание и сдерживаемые всхлипы, поскольку новая часть тела была более массивной прошлой. Это были тёмно-алые крылья с длинным оперением, по которым достаточно сложно было назвать Гатри непризнанной.       – Тш-ш, – крепче прижимая её предплечьями, выдавил Эрагон, сначала несколько раздражённо, но потом с большим спокойствием повторил: – тш-ш, тише, всё хорошо. Расправь их, только медленно, позволь ветру приласкать их.       Из-под волос, обрамляющих лицо, плотно вжавшееся в чёрный ворот жилетки, послышалось тихое шмыганье носом. Не спеша, непризнанная обняла мужчину за талию и подчинилась. В ней не было радости от того, что она так близко к объекту симпатии – лишь паника, разбавляемая комфортом от крепких прикосновений. Боль медленно утихала, как и дрожь в теле, позволяя осмыслить происходящее в полной мере. Первым пришло осознание того, что руки бессмертного сейчас лежат на её спине, прижимая к телу из её эротических фантазий. Серафим явно не ощущал себя в роли любовника – он оказался наставником, случайным учителем, которому доверилась влюблённая студентка. И о собственной снисходительности мужчина даже не особо жалел, ведь какая-нибудь Мисселина вряд ли бы удержала подобный «живой снаряд». Привычный бардак из дерзости, детской наивности и лёгкого безумства вернулся в тёмную голову непризнанной. Где-то внутри себя она хотела воспользоваться сложившейся ситуацией, но всё же сдержанно выскользнула из объятий, неловко дёрнув крыльями – они оказались тяжелее предыдущих.       – Спасибо, – тихо бурчит брюнетка, делая несколько шагов назад, словно боится докучать столь близким расстоянием, в ней ощутимо растёт неловкость.       – Если ты налюбовалась местными пейзажами и сделала всё, что хотела, я предлагаю вылететь отсюда, чтобы не тратить время. Кому-то завтра необходимо на занятия, – главный советник звучит так, словно ничего не случилось, с привычным недовольством чужой назойливостью.       Однако сам он совсем не спешит, отпихивает крылья ногой ближе к лабиринту, смотрит на них всего лишь пару секунд, и они вспыхивают, взрываясь и слегка задевая листву живой изгороди. Затем мужчина подходит к фонтану и умывает руки, настолько спокойно и умиротворённо, что любоваться этим зрелищем можно было бы вечность. Оттого Ария и застыла абсолютно безмолвно, словно в галерее. Закончив, серафим встречается с ней вопросительным взглядом, заставляя прийти в себя.       – Сегодня с меня хватит вопросов, так что, будь так любезна… – голос отражает лёгкую усталость и даже раздражение, но настолько мягкое, словно они дружат уже несколько лет.       Непризнанная послушно молчит, наблюдая за мужчиной. Он же не желает не терять ни секунды: подходит ближе, закидывает женские ручки себе на плечи и затем обнимает девушку за талию, крепко прижимая к себе. «Просто веди себя смирно, ладно? Без глупостей», – изрекая последние наставления, главный советник расправляет все четыре золотых крыла, взмывая в небо. Несмотря на двойной груз, он движется легко и быстро, словно этот вес ему ничего не стоит. «У меня теперь тоже настолько сильные крылья? Или это потому что он серафим?» – задумавшись, она приподнимает одну бровь, рассматривая блестящее оперение своего спутника. Оно действительно будто вылито из чистого драгоценного металла, заставляет задуматься: не сон ли всё происходящее?       Полёт закончился так же быстро, как начался – мужчина приземляется у места их встречи и аккуратно выпускает чужое тело из рук, создавая дистанцию между ними. Его лицо безмятежно, даже холодно, отчего слишком трудно угадать, что в этой голове с самым огромным нимбом. «Когда-нибудь ты прожжёшь во мне дыру, – вздыхает он, напрочь вырывая из размышлений. – Не советую тебе тут долго стоять, юная леди. Кто знает, вдруг этот лабиринт может влиять на тебя издалека, пока меня нет рядом?» Незаметно сдержав смешок, Эрагон направился к себе, оставляя Гатри не столько в гордом одиночестве, сколько в спокойствии и тишине, позволяя без лишних раздражителей переварить произошедшее. Ему самому хотелось поскорее прокрутить в памяти всю прогулку, ведь в груди этот бурный поток эмоций, тяжёлых, словно стальная стружка, стихать не хотел.