Midnight Conversation

      Открыв стеклянную дверь, Эдж вышел на маленький балкон. Скрестив руки на груди и облокотившись на перила, он уставился в небо. Ночь была не столь ясной, он едва мог разглядеть пару звезд, из-за облаков. Серебристых, пушистых, спокойно проплывающих по ночному небу облаков. Признаться, это было гораздо больше, чем то. на что он вообще надеялся увидеть снова.       Холодный ветер пробирал до костей, и Эджи обхватил себя за плечи чуть крепче. Это определенно было ничто по сравнению с тем ужасающим пробирающим до души холодом своего мира, просто немного неприятно. Воздух здесь был все также чист. Прах не смешивался со снегом в одно огромное грязное месиво. Не было громких и резких звуков, что заставляли чувствовать постоянную тревогу. Но это и не была гробовая тишина, как после жестокой битвы. Только далекие звуки маленького городка поблизости. Шум проезжающих вдалеке машин, тихий гул уличных фонарей, шелест травы и деревьев на ветру.       Скелет ещё раз прерывисто вздохнул. Этот мир был безопасен, ничто здесь не могло навредить ему. Эджи оглянулся на дверь, через стекло наблюдая за тем, как его парни спокойно спали на их общей кровати.       Ещё чуть-чуть и Эджи снова присоединится к ним, ему просто нужна минутка... а может пара минут. Он отвел взгляд, прежде чем чувство вины начало разъедать его, как это происходило каждый раз, когда он делал это.       Скелет не мог спокойно спать. Всю последнюю неделю, каждую ночь он покидал их общую кровать. И каждый раз, чувство печали и горечи душили его, стоило ему посмотреть на своих любимых. То как Папайрус неосознанно продолжал тянуть к нему руки, а Стретч во сне недовольно морщил лоб и возмущено фыркал, стоило месту рядом с ним опустеть. Глядя на это израненная и черствая красная душа начинала трескаться, буквально разрываясь на части.       Но ему просто нужно было побыть одному.       Привести свои мысли в порядок.       Чтобы, если он сойдет с ума, он не разбудил их.

Они заслужили свой сон, они достаточно беспокоились о нем

      Снова подул ветер, вызвав острую боль в том месте, где протез крепился к плечу и бедру, но Эджи не обратил на это внимания. Лишь помассировал поврежденные суставы, чтобы облегчить неприятные ощущения. Как бы это ни было отстойно, но это говорило ему, что все это было реальностью... что он был здесь. И Эджу больше не нужно было бороться.       Это все еще было странно…       На самом деле это было странно всегда. Приходить в этот мир, что бы поговорить с Папайрусом. Или зависать в мире Стретча, буквально через минуту, после драки в его родном мире. Эджи все еще не мог до конца поверить, что они здесь в безопасности. Что никто здесь их не найдет и не сможет причинить зла. Мир был полон людей и монстров, которым так же не стоило доверять. Однако… оба его парня были теми немногими, кто не боялся этого. Наверное именно это Эджи и зацепило. Они решили довериться ему.       Они искренне считали, что ему МОЖНО доверять.       Сначала Эджи сопротивлялся, он не хотел разрушать то, что уже было между Папсом и Стретчем. Эджи был опасен, и у него было довольно много ЛЮБВИ. И отношения с кем-то вроде него, означали, что приоритетное внимание будет отдано работе, а Эджи действительно не хотел терять этих первых друзей из-за своей занятости. Сама мысль о подобном приводила его в ужас.       Но со временем его сопротивление ослабло, он захотел разделить это счастье. Он пытался убедить себя, что ему это не нужно. Что он не смотрел на них с вожделением. Что это не заставляло его душу биться быстрее каждый раз, когда кто-то из них двоих смеялся или краснел от его замечаний.       Даже когда Папайрус и Стретч признавались ему в своих чувствах.       Что же. Эджи едва мог в это поверить, не говоря уже о том, чтобы принять это в то время.       Но его чувства никогда не угасали, как и их собственные. Эта ситуация между ними заняла еще один год… В конечно итоге, скелет все же смог принять тот факт, что он может быта частью этих отношений. Поначалу это было трудно. Просто быть в отношениях — это одно. Другое, быть частью того, что уже было сильной связью в течении двух лет и без твоей стороны. Но они справились, и это было одно из лучших решений, которые Эджи когда-либо принимал. Он все еще был настороже, с чем было трудно бороться.       Но он был счастлив.       Стало легко дарить и принимать привязанность. Объединиться со Стретчем, чтобы заставить Папайруса рассмеяться от грубых и порой вульгарных шуток. Или, за компанию с Папайрусом завалить Стретча поцелуями и объятиями. Папайрус и Стретч в свою очередь, каждый раз старались из-за всех сил, когда они выходили на улицу, что бы Эджи не чувствовал необходимости полностью сохранять бдительность и мог расслабиться.       И как только Эджи начал открываться, скелет почувствовал, что действительно чувствует себя в безопасности с ними. Что он может поделиться с Папайрусом и Стретчем больше, чем с кем-либо еще за всю свою жизнь.       Но это чувство у него отняли.       Эджи просто не повезло застрять в собственном мире, ровно в тот момент, когда недовольные, что так долго собирали свои подпольные организации, решили что с них хватит и устроили переворот власти, не только в Столице, но и во всем гребанном Подземелье.              В итоге, Эджи и Ред застряли в Новом доме. Часть пещер просто обрушилась от взрывов и его Ред не хотел рисковать, если бы использовал свои короткие пути. Беспорядки на улицах не утихали, а кажется только росли по численности каждый день, так что риск просто нарваться на бойню, пытаясь сбежать от нее через телепорт, был велик. Что уж говорить о том, что можно было случайно застрять не просто в груде камней, а натурально стать частью Эботт.       Телефон Реда был единственным способом связаться с безопасной Вселенной. Но, как назло, телефон был старым и быстро терял заряд, а в условиях революции зарядок и розеток просто не было. Блесяще! Просто, сука, весело! Ред мог только отправлять сообщения Сансу, однако… они оба были достаточно щедры, чтобы одолжить свои телефоны своим братьям.       Разговор Эджа с его любимыми был таким огромным облегчением. Зная, что с Редом и Эджи все в порядке, братья держали машину включенной — дверь для них была открыта, надо лишь дойти до нее. Эджи помнил как Папайрус и Стретч отправляли ему голосовые сообщения, и Эджи был так благодарен брату, когда тот разрешал ему их слушать так долго, как Эджи того хотел. Они были длинными, иногда с ругательствами и плохими шутками. Да, возможно, Ред совершал ошибку каждый раз, когда давал Эджи слушать голоса своих парней дольше, чем вероятно, было безопасно. Но Эджи это успокаивало, а Ред всегда был неравнодушен к тому, что заставляло его брата испытывать если не радость, то душевное спокойствие.       А когда телефон сломался, часть его души тоже сломалась. Его брат был убежден, что машина, спрятанная в их подвале, должна вернуть их обратно. Но с этими набирающими мощь и силу беспорядками в каждом уголке Подземелья, им двоим понадобилось гораздо больше времени, то бы добраться до своего дома в Сноудине. Но радоваться было рано…       Они совершенно случайно попали в драку, которая все изменила и в значительной степени разрушила их общую надежду когда-нибудь снова покинуть это место.       Эджи мало что помнил, он просто истекал кровью. Он даже не мог сказать, как и в какой момент потерял свои конечности. Только звук громкого треска в его руке и жгучая боль в ноге. Однако, что Эджи кристально ясно запомнил на всю оставшуюся жизнь, так это то, как в отчаянии пытался добраться до своего брата, когда в того попала случайная атака. В тот момент его ЛЮБОВЬ просто кричала о необходимости действовать. Эджи был обязан защитить Реда. Единственного родного монстра, что заботился о нем с самого начала.       Эджи не мог встать, просто полз по направлению к брату, крича и умоляя перенести их к Альфис. Ред был слаб, но Эджи верил в него. Он верил в них двоих. Это было одновременно и слишком много и очень мало… Но это был единственный реальный шанс, который у них оставался.       Следующее, что он помнил, это то, что он проснулся на нижних уровнях лаборатории. Как лежал на жесткой больничной койке. Какой невыносимой была боль. Но это ни с чем не сравнимо, когда он увидел своего брата в паре кроватей от него. И то как костный мозг и магия просачивались на застиранные простыни из обрубка его руки.       Его показатели здоровья были низкими.       Опасно низкими.       Эджи подорвался с кровати, не обращая малейшего внимания на крики и руки, что пытались вернуть его назад. Позже он понял, что это была Андайн. Но ему было все равно, для него он уже все потерял. Он не собирался терять своего брата. Он прижал к нему свои руки и наложил на него исцеляющую магию. Он в истерике умолял Альфис вылечить брата.       Это было ужасно, и он оставался там, пока не потерял сознание и не отдал всю свою магию брату.       Его брат не умрет, не-ет!       Не-а, уж точно не на его глазах!       Он четко это решил! Пусть все подавятся своим ядом, но Ред будет жить!       Но и Ред был упрям, даже если в тот раз его срок действительно должен был закончиться… Он не умер. Он был слишком целеустремленным и везучим мудаком, которому Вселенная и создатель дали эту крошечную толику милосердия.       Альфис знала свое дело — она подарила им новые конечности взамен тех, которые они потеряли. Она спасла им обоим жизни. А Эджи в свою очередь дал Андайн обещание вытащить их всех четверых отсюда.       Но это было то, что он так и не смог сделать, потому что вскоре девушки ушли одна за другой.       Эджи не знал, что конкретно случилось с Альфис, но мрачный вид его брата, когда он говорил об этом, не был приятным. Андайн ушла в тот же день. Эджи держал ее на руках, когда она продолжала ему говорить, что он должен — обязан! — свалить отсюда к чертовой матери!       Она умерла улыбаясь.       Его металлические суставы резко проскрежитали, стоило Эджи перенести свой вес на другую ногу. Скелет оглянулся по сторонам, проверяя, не услышал ли кто поблизости. Никто не должен приходить сюда так поздно ночью, но если бы здесь кто-то был бы… Эджи не хотел давать им преимущество первого удара. Нет, он сохранит эту возможность при себе.       Всегда хорошо иметь туз в рукаве.       Прямо как тогда, в их Сноудине. До сих пор впечатляет, что Ред смог восстановить этот покареженый кусок металлолома в их подвале. Многие детали конструкции либо сгорели от ударной волны от тех первых взрывав, либо были унесены мародерами, которые разграбили их с братом дом, пока Эджи и Ред были в Столице.       Ред работал над этой чертовой машиной днями и ночами, без перерыва. Эджи, конечно, не видел в этом смысла, но позволил своему брату поступать так, как ему заблагорассудится. Если работа на этой машине уберегала его от опасных улиц, его это устраивало. Тем временем, патрулируя, он следил за тем, чтобы никто не приближался к их дому, забирая разрозненные куски скарпа и еду, которые мог найти, просто чтобы выжить еще один день. Его УРовень все время поднимался все выше, поскольку ему приходилось убивать монстров, которых он считал союзниками всего год назад.       Скелет глубоко вздохнул, борясь с желанием заплакать, как делал это много раз в своей жизни. Нет смысла быть слабым и постоянно оглядываться назад. Нужно было идти впереди.       Дверь позади него открылась, Эджи резко выпрямился. Краем глаза он заметил, как рядом с ним появился Стрейч.       Черт...       Возможно, он пробудет здесь гораздо дольше, чем он изначально думал.       Стрейч стоял рядом с ним, но прислонился спиной к перилам, глядя в сторону дома. — Тоже не мог уснуть? — тихо пробормотал другой. Эджи кивнул и Стретч промурлыкал, — Хочешь поговорить об этом?       Стретч склонил голову набок и посмотрел на своего парня. Взгляд, казалось, пронизывал Эджи насквозь, как будто пытался найти ответ на вопрос, отличный от того, который он задал.       Скелет покачал головой. Эджи не хотел говорить, и, несмотря на то, что он только что делал, на самом деле тоже не хотел думать об этом. С каждым днем становилось все труднее не вспоминать. Но он действительно просто хотел двигаться дальше, это все, чего он желал.       Если бы Эджи это сделал, то определенно смог бы наслаждаться своей жизнью здесь. Собрать осколки самого себя и снова быть счастливым. Эджи избегал взгляда своего парня и снова уставился в небо. Краем глаза он увидел, как Стретч откинул голову назад и тоже посмотрел вверх. — Получилось найти созвездие Девы?       Эджи снова покачал головой. — Что же, похоже, небо снова проясняется. Если так и останется, мы могли бы пойти в парк утром. Только мы трое…       Эджи чувствовал на себе взгляд Стретча. Красная душа бешено колотилась, часть Эджа хотела закричать "да", с удовольствием. Но в то же время от мысли о том, что вокруг будет так много людей и монстров, у него пробегал мороз по спине.       Эджи не знает, сможет ли сдержать себя, если у него будет приступ из-за УРовня. Он верил, что не причинит вреда тем, кого считал своей семьей. Но незнакомцы… случайные прохожие, которые могли выглядеть как те, которые пытал охотиться за ним каждый день… Это было слишком рискованно.       Кроме того, у Папайруса и Стрейча, вероятно, не было времени заниматься делами только вдвоем. Они оба всегда проверяли его и других. У них должен быть день, когда они могли бы думать только друг о друге.       На мгновение Эджи увидел это ясно, как день. Они оба на пикнике под деревом в парке, дразнят друг друга, пытаясь откусить друг у друга кусочек еды, смех Папайруса и плохие каламбуры Стретча. Они обнимаются.       Это маленькая фантазия согрела, растопила что-то холодное внутри, даже если Эджи почувствовал как слезы защипали ему глаза. Он просто хотел, чтобы они были счастливы. — Тогда, наверное, нет... — тихо вздохнул Стретч.       Эджи молчал, ему нечего было сказать. Ничего, что не было бы ложью, а он не хотел лгать. Но он также не хотел, чтобы другой чувствовал себя хуже из-за этого.       Молчание затянулось. Над ними мерцали звезды, луна пряталась за серыми облаками. По мере того, как тишина становилась все тяжелее из-за всего того, что оставалось не высказанным.       Эджи должен был что-то ответить, прежде чем Стретч слишком расстроится. Это было последнее, чего скелет хотел. Но как уйти от темы так, чтобы это не звучало, будто он полностью пытался избежать разговора?!       Что-то теплое коснулось плеча Эджа и он слегка повернул голову. Теперь Стретч прислонился к нему. Все еще смотря в другую сторону. Его парень оказался теплее, чем думал скелет…

как долго он был здесь?

      Стрейч слегка повернул лицо, оба смотрели друг на друга краем глаза. А потом что-то в приятных золотистых глазах, казалось, расслабилось. Как будто Стретч почувствовал облегчение, а затем его любовь наклонилась еще чуть-чуть, и на его лице появилась легкая улыбка.       Эджи прервал зрительный контакт, радуясь возможности просто окунуться в тепло другого монстра. Может быть, в конце концов, это был правильный выбор. Когда скелет посмотрел вниз, то заметил, что его парень поигрывает руками. Движение ладони было таким же, как и когда Стретч вертел в руках свою зажигалку. — Хочешь закурить? — спросил Эджи, и это были первые слова, которые он произнес за весь вечер.       Его горло сжалось, а ночной воздух был холодным в горле. Красные глаза поднялись, чтобы встретиться с золотыми, казалось бы, удивленными.       Стретч пару раз открывал рот, но все, что выходило, были лишь звуки, которые звучали как начало разных вопросов. А потом Скелет напротив откинул голову назад и ударил ладонью по лбу, видимо осознавая, что забыл о чем то. — Конечно, ты не знал.       Эджи почувствовал, как что-то снова сдавило его грудь. О, Звезды, что еще он пропустил за свое годовое отсутствие? Его душа снова болезненно сжалась, когда Стретч оперся об ограждение балкона. Взгляд скелета был устремлен на сад внизу, и на его лице появилась сложная улыбка. — Я бросил. Или мне следует сказать «все еще пытаюсь бросить курить», — за этим последовал сухой смешок, который звучал немного застенчиво, — Я... я не курил уже... месяцев семь.       Эджи посмотрел на своего парня. Стретч пытался бросить курить, несколько раз за те восемь лет, что он его знал. Но скелет всегда снова возвращался к этой привычке. В последний раз, когда он пытался… Эджи запомнил, что это был ровно один месяц. А сейчас Стретч держался уже семь месяцев.       Легкая улыбка появилась на лице Эджа, и он сказал с полным спокойствием — Я горжусь тобой.       Лицо Стретча приобрело светло-оранжевый оттенок, когда он в смущение потер затылок — Да, ну… оказывается, ты был прав тогда. Просто нужна была правильная мотивация.       Это всегда было проблемой его парня. Тот факт, что это разрушило его здоровье, не было серьезной причиной для Стрейча, а люди вокруг просто привыкли к запаху. И ему, и Папайрусу при этом не нравилось, что их возлюбленный курил. Это было неприятно, но определенно терпимо.       По мнению Стрейча, не было ничего плохого в том, чтобы вернуться к началу, чтобы получить то облегчение, которое он получил от сигарет. Но сейчас, эта ситуация вырывала любопытство у Эджи. — Что это было? — спросил скелет и Стрейч оглянулся на дом. — Нова... что же еще.

Его племянник?

      Нова все еще была таким странным новым дополнением, что Эджи не мог оторвать от него глаз. Его брат был отцом… а он был дядей. Эджи знал, что Санс также называл Блу и Стретча дядями Новы, даже несмотря на то, что они не были кровными родственниками.       Встреча с ребенком... была в самом конце списка того, что Эджи ожидал пережить, когда вернулся. С другой стороны, он вообще не думал, что вернется.       И, честно говоря, Эджи все еще не знал, что ему чувствовать. Его брат принял свою новую роль с распростертыми объятиями, пытаясь наверстать упущенное время со своей второй половинкой. Пытаясь научиться всему, что ему было нужно, чтобы стать лучшим отцом, каким он только мог быть.       И все же, каждый раз, когда Эджи держал на руках теперь уже почти четырех месячного ребенка, это по-прежнему приводило его в ужас. Это было не так, как в первый раз, он чувствовал, что должен испытывать к малышу больше чувств, чем он испытывал сейчас. Но может быть, это просто казалось не реальным… Ничто в возвращении не казалось реальным… И Нова был для него самой странной аномалией из всех. — Как же так? — прочистил горло Эдж.       Стрейч слегка пожал плечами. — Я бы не хотел быть тем, из-за кого ребенок заболеет. Как в тот день, когда я услышал, что Санс ждет малыша. Я просто перестал курить рядом с ним. Я не хотел рисковать из-за него лишними осложнениями. И я также заключил сделку с самим собой, что никогда не буду курить рядом с ребенком, когда он родится.       Голос Стретча звучал непоколебимо, и Эджи ему поверил. Другой был более усталым, чем Папайрус, но у него было такое же большое сердце. — Но потом пришла мысль — что если он когда-нибудь найдет мои сигареты? Или, что если он попытается отобрать одну у меня, когда станет старше? Что если он начнет курить, потому что я раскидал их по всему дому? Это все было бы на моей совести, — покачал головой Стретч, — в тот момент я понял: еще не слишком поздно, и я мог изменить это… Было нелегко… Пытаться резко завязать было плохой идеей, определенно. Но, я был счастлив, что сделал это. И конечно, пару раз я все же срывался. Папс тогда очень разозлился, что я ему не сказал.       Душа Эджа снова сжалась от этих слов. — Подожди… что ты имеешь в виду, ты не сказал Папайрусу?       Стретч выглядел смущенным. — Я просто... Я принял это решение вроде как по наитию. И Папс переживал из-за Санса, а я не хотел усугублять свои трудности. К тому же долгое время все шло хорошо, так что мне не казалось, что нужно…       Внезапно взгляд Стретча стал грустным. — У нас была довольно большая ссора из-за этого.       Неверное, Стретч все же заметил потрясенное выражение лица Эджа, и поэтому скелет принялся быстро объяснять. — Это не было слишком плохо. Просто разговор, который должен был случиться. Это было гораздо больше, чем просто плохая привычка. Просто из-за этого все так накипело и мы просто не выдержали, ты знаешь, — он снова посмотрел вниз, — Это была довольно тяжелая пара дней, — но потом взволнованное лицо Стретча снова повернулось к Эджи с улыбкой, — Но с тех пор он оказал мне такую большую помощь. С того дня я не курил, пару раз держал пачку в руках... Но больше никогда не курил. Это просто… Я даже сам удивляюсь, как редко я вообще вспоминаю про них сейчас! — скелет посмотрел на Эджи краем глаза, и его улыбка стала немного ярче, — А сейчас и вовсе забыл, с тех пор как ты вернулся.       Красная душа пропустила несколько ударов, и Эджи смущенно посмотрел вниз, во двор. Скелет почувствовал легкий румянец на своих щеках. Знание этого… делало его счастливым. Стеснение в груди немного ослабло. Но все же.       Эджи снова взглянул на Стрейча, который все еще мягко улыбался, не теперь рассматривая ночное небо над ними.       Итак. Папс и Стретч поссорились... Эджи было интересно, о чем еще шла речь. Но они оба казались счастливыми, так что, вероятно, все было не так уж плохо. Но что, если он поднимет одну из тем, которые они согласились бы оставить в покое? В этом случае будут ли они снова ссориться? Эджи не хотел быть причиной конфликта.       Стретч снова прислонился к нему, положив голову ему на острое плечо. — Я рад, что бросил, - пробормотал скелет, улыбаясь в ворот своей толстовки. — Я тоже рад за тебя.       Эджи увидел, как улыбка на лице его парня стала шире, и решившись, скелет неуверенно обнял Стретча, притягивая ближе к себе. Позволяя теплу унять неприятное чувство в груди. — Папс тоже говорит, что я теперь пахну лучше, — усмехнулся Стретч. — И наверное, он прав. — Эй! — с видом оскорбленной невинности воскликнут Стретч и слегка налетел на Эджи, да так что они покачнулись на месте, — Ты должен был сказать «От тебя всегда здорово пахло, Стретч!»       Эджи не смог сдержать небольшой смешок, который вырвался у него из-до рта. Скелет уже чувствовал себя намного лучше. — Вы оба простудитесь, если останетесь на улице в таком виде.       Они оба повернули головы, чтобы увидеть Папайруса, стоящего в дверном проеме с одеялом на плечах. Вытирая один глаз, он зевнул. — А. Извини, детка, не думал, что мы здесь так долго, — с сожалением сказал Стрейч.       Но Папс отмахнулся от него. Закрыв за собой дверь, он подошел ближе, чтобы подойти и накинуть одеяло им со Стретчем на плечи. Затем подошел и встал с другой стороны от Эджа, тоже залезая под стеганное одеяло.       Теперь все трое были укрыты от холодного ветра. И теперь, когда они оба были прижаты друг к другу, Эджи наконец заметил, насколько холодными на самом деле были его кости. Скелет надеялся, что металл его руки не беспокоил Папайруса в том месте, где их руки соприкасались — Вам тоже не спиться?       Эджи кивнул, когда Стрейч пробормотал "да". Папайрус тоже казался усталым. Неужели он заставил обоих своих парней проснуться сегодня ночью? С другой стороны, Эджи вообще не следовало вставать. Хотя, скорее всего, его странное поведение в постели вызвало бы куда больше вопросов, чем сейчас. — О чем вы двое тут шептались? — спросил Эджа его чуть более сонный парень. — Стрейч только что сказал мне, что бросил курить.       Улыбка на лице Папса стала шире. Нежная и любящая, с оттенком гордости. Эджи четко услышал, как Стретч пробормотал позади него: — Пытаюсь бросить...       Папс посмотрел мимо него на Стретча — И все идет отлично, любимый, — от слов Папайруса Стретч только сильнее покраснел.       Эджи обнял Стретча чуть сильнее. Было приятно наблюдать за тем как его внешне спокойный и собранный парень становился таким смущенным, а его другой любимый явно становился еще больше горд и за себя и за Стретча. — Оу! — Воскликнул Папирус, поворачиваясь всем телом к ним лицом, — Разве завтра не исполняется ровно семь месяцев с тех пор, как ты бросил?       Внезапно Эджи почувствовал, как тепло в его груди исчезает. Скелет знал, к чему это приведет, и боялся этого, а Папс продолжал. — Мы должны пойти погулять. Только мы втроем. Можно сходить в парк и устроить пикник!       Папайрус так лучезарно улыбался, когда говорил это... И от этого у Эджи защемило сердце. Это все еще звучало так же замечательно, как и несколько минут назад, когда Стрейч предложил тоже самое, но-

Для него было слишком опасно идти с ними

      Эджи почувствовал, как рука Стретча исчезла, когда тот снова отклонился, и, несмотря на то, что одеяло все еще было на его плечах, скелету стало холодно.       Голос Стретча пытался скрыть разочарование. Но в конце все еще был обнадеживающий тон, который заставил душу Эджи кричать. — Я бы с удовольствием… — весело ответил Стретч.       Эджи мог слышать тихое «но».       Скелет увидел, как улыбка исчезла с лица Папайруса и быстро отвел свой взгляд. Эджи не хотел видеть разочарование в глазах любимого монстра.       Скелет быстро ухватился за перила. Они были такими ледяными под его прикосновениями. Красные огоньки глаз были устремлены вниз, пока Эдж боролся с жжением в глазах.       Он знал, что на этот раз должен что-то сказать — он не мог просто позволить этому разговору закончиться молчанием. Разум лихорадочно соображал, что он мог бы ответить, он Эджи не хотел видеть, как из-за его неосторожных или неправильных слов это счастье… уйдет. Однако, скелет понимал, что независимо от того, о чем он думал все так или иначе расстроит его возлюбленных.       Послышался вздох, Эджи не знал, который из двух его парней это был. — Мы могли бы просто остаться дома, надо показать тебе все фильмы, которые ты пропустил, и-       Папайрус говорил так много, каждый раз называя все больше и больше вещей, которые они могли бы сделать дома. Но Эджи это не нравилось, ведь Папс и Стретч оба заслуживали хорошего дня вдали от дома, от всей суеты, связанной с заботой о маленьком ребенке. И просто они должны были наслаждайся их отношениями. Только вдвоем.       Эдж не хотел прерывать их, не хотел ничего говорить на самом деле. Но он сделал это, потому что хотел, чтобы его парень был счастлив. — Вы оба можете идти без меня.       Было тихо. Секунду или две. — Я просто не хочу, чтобы вы двое упускали такую возможность, - он попытался уточнить. — Эджи, — Голос Папайруса звучал… обеспокоенно. Эджи собирался защищаться, когда Стрейч воскликнул: — Что. За. Хуйня. Эдж!       Скелет быстро повернулся к нему лицом и обнаружил удивительное количество гнева в глазах собеседника. — Ч-что? — тупо спросил он, но был совершенно ошеломлен вспышкой своего парня. — Ты… Ты! — Стретч злобно громыхал костями.       Это было похоже на взрыв атомной бомбы, когда Стретч внезапно схватил Эджи за плечи, резко развернул к себе полностью и громко закричал ему прямо в лицо. — Разве ты НЕ ПОНИМАЕШЬ, что мы ХОТИМ, чтобы ты был там?! Что мы, возможно, ЖАЖДИМ проводить больше времени с нашим парнем. Что мы провели весь год только вдвоем и, возможно, мечтаем осыпать ТЕБЯ вниманием!       Стрейч был в ярости, но на последних словах он сломался, в уголках его глаз появились слезы. Эджи чувствовал себя таким беспомощным, что хотел сделать шаг назад, но позади него стоял Папайрус, неподвижный, словно статуя.       Скелет не хотел оборачиваться или даже оглядываться назад, он боялся увидеть там тот же гнев.       И в то же время Эдж не смел отвести взгляд от Стретча. Он услышал сердитый треск чужой магии. Его единственный здоровый глаз на мгновение вспыхнул. Внезапно голос Стретча надломился, хотя он продолжал кричать. — Почему ты, кажется, не можешь понять, что мы скучали по тебе!? Что мы тосковали по тебе! Что мы скорбели о тебе!..       Боль в груди вернулась, но она была больше, чем когда-либо. Эдж попытался заговорить, как то успокоить Стретча. Попытаться сказать ему, что он любил его. — Конечно, я...       Но Стрейч прервал его. — Тогда почему я продолжаю просыпаться оттого, что ты уходишь?.. Что твоя половина кровати снова пустая, будто ты снова исчез!       Эджи замер.       Скелет напротив обиженно скрестил руки на груди. Одеяло с их плеч упало уже давным-давно. — Да, мы заметили, — сплюнул Стрейч. Эджи отвел взгляд в сторону, и Стрейчу стало больно. Он чувствовал себя обиженным и преданным. И Эджу казалось, что это только верхушка айсберга, что все это уходило корнями куда более глубже. Что это было нечто большее, чем то, что он тайком выбрался из их постели.       Его партнер испытывал боль. Из-за него.       Папайрус молчал. И эта тишина кричала гораздо громче, чем любые слова. Его любимые держали в себе такую огромную боль, которую Эджи даже не мог осознать. — Я... — начал скелет.       Но Стрейч, казалось, замкнулся в себе. — Просто. Почему, Эдж? — пробормотал монстр в оранжевом худи. Когда тот снова поднял глаза, по его лицу катились слезы, — Ты хоть?..       Эджи шагнул вперед и прервал его, прежде чем Стретч успел закончить то, что хотел сказать. — Конечно, я все еще люблю тебя… — он слегка повернул голову назад к Папайрусу, — Вас обоих!       Но слова, казалось, не успокоили никого из них. Стретч перед ним казался еще более смущенным, даже скорее обиженным. — Тогда почему мне кажется, что ты не хочешь быть здесь? — И это было словно удар ножом, в саму суть его души. Было так больно, словно красная душа действительно истекала кровью и вот-вот должна была исчезнуть вовсе.       Эдж опустил руки. Ему нечего было сказать в ответ.       Потому что, на каком-то уровне, это было правдой. Но Эджи просто не хотел признавать, что он сам все испортил. Скелет чувствовал, что он распадается на осколки и единственное чего он хотел, что бы его любимые не поранились, случайно наступив на его разбитое от боли сердце. — Стретч, — раздалось у Эджа за спиной. Это было сказано успокаивающе, но гнев вспыхнул снова в этих золотистых глазах, теперь обращенных на Папайруса. — Что?! Хочешь, я совру ему, что это не больно?! Что это, блядь, не дерьмово! Я просто должен притворяться, что все в порядке!? Я не такой! И я устал от того, что мне говорят, как я должен себя чувствовать и что я должен делать! — Милый, я не это имел в виду, чт-       Папайрус попытался снова, однако, это кажется еще больше разозлило Стретча. — Разве это не так?! Если ты можешь продолжать улыбаться и так легко говорить, что все в порядке, то это не значит, что я должен это делать. Я, сука, не собираюсь задавать вопросы о том годе, я не идиот! Я просто не хочу, черт возьми, лгать. Я не хочу говорить, что все будет хорошо, когда я, пиздец, не знаю, будет ли оно так или нет. Я не хочу каждую ночь задаваться вопросом, любят ли меня те, кого люблю я, все еще! — Это не то, что ты сказал сейчас, — тон Папайруса изменился, он повысил голос, — И я никогда, никогда, бы не хотел, чтобы ты лгал нам! Ты говоришь так, будто бы у нас не было разговоров, а ты не хотел рассказывать, как сильно тебе было больно, ты серьезно?! И для протокола. Ты должен знать лучше, чем кто-либо другой, что мне никогда не было ЛЕГКО. Ты видел, каким запутанным был для меня последний год. Но я лучше продолжу улыбаться и принесу нам немного радости, чем рискну потерять вас обоих на этот раз!       Голос Папайруса тоже дрогнул, и Эджи не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что в его глазах были слезы.       Нет… Нет. Нет! Они не должны кричать друг на друга. Это была его вина, только его вина. — Не ссорьтесь... — сказал Эджи, и на него снова уставились эти огненно-злые глаза. Так было лучше, вот где это должно быть. Он бы с радостью сломался, если бы это держало их вместе, — Пожалуйста, не ссорьтесь… не-не разрушайте себя из-за меня.       Стретч вдруг крупно вздрогнул плечами, его сердитое дыхание замедлилось, и он выпрямился. В золотистых глазах плескалось замешательство. Совершенно неожиданно чья-то рука легла Эджи на плечо, когда его легонько толкнули. Его позвоночник соприкоснулся с металлическими перилами перил балкона. Холодными и жесткими.       Папайрус обошел его, пока не оказался перед лицом Эджи. Удерживая его на месте, заманивая в ловушку своих глаз. Во взгляде Стретча тоже что-то вспыхнуло. Но не гнев, нет, он выглядел так…       Испуганно. Обеспокоено. Разбито.       Складывалось впечатление, что Эджи смотрел в зеркало. Он прекрасно понимал, что и Стретч, и Папайрус были задеты его эгоистичными действиями. И этот взгляд пугал его, Эджи хотел бороться с этим чувством. Чем бы оно не было вызвано. — Что ты хочешь этим сказать? — несмотря на бушующие эмоции, голос Папайруса был ровным, твердым и ясным.       Эджи отвел взгляд. А что еще можно было сказать? Но ласковая рука легла на его челюсть, заставляя скелета оглянуться, посмотреть в глаза Папайруса, обычно такие терпеливые и добрые, что прожигали его насквозь. Глаз цвета охры, что пыталось найти в нем ответ. — Эджи, — вместо этого скелет сосредоточился на другом, на чем угодно, кроме этих обеспокоенных глаз, которые становились все более отчаянными с каждой секундой. — Эдж, — Голос Стретча звучал бы успокаивающе, если бы скелет не знал его так хорошо.       Зачем ему пытаться успокоить его? Стретч должен ненавидеть Эджа, презирать за то, что он разрушил то, что когда-то было таким совершенным. Другая рука легла на второе плечо. На удивление нежно поглаживая кость, пытаясь снять напряжение в этом продрогшем теле.       Эджи физически не мог посмотреть ни на кого из них, только перевести взгляд между ними двумя. Главное не смотреть в их глаза. Просто быть далеко отсюда, пусть даже мысленно, лишь бы Папс и Стретч могли быть счастливы, чтобы Эджи больше не обманывал их.       Но нет. Эджи был таким большим эгоистом!.. Он так хотел остаться с ними. Желал тепла и уюта. Мечтал о том, как будет эгоистично предаваться их любви, как будто ничего не изменилось. Вот Стретч, взявший его за руку утром без предупреждения, заставил его вздрогнуть от неожиданности и шока, даже несмотря на то, что Эджи всегда жаждал тепла. Вот Папайрус, так красиво и громко смеющийся, каждый раз заставлявший его убедиться, что их никто не прослушают. И вот то, как заметив его волнение, Папайрус старается вести себя тише и скромнее, что делала его таким не похожим на того скелета, которого так нежно любил Эдж. — Я не-       Голос скелета был не громче шопота. Красная душа болела, кричала, просила что бы хозяин повернул назад и убежал. Умоляла молчать. Потому что иначе… может быть тогда у него все еще была бы иллюзия того, что все было порядке. Что Эджи может вернутся к тому, что было прежде. До того как он ушел. Что злоебучий мир не собирается снова отнимать у него счастье, кусочек за кусочком. — Я не хочу!.. чтобы вы, ребята, расстались из-за меня. Я не хочу ломать последнюю вещь в моей жизни, которая еще цела, — его искалеченные кости затряслись.       Эджи просто не мог смотреть на них. Просто не находил в себе сил, что бы встретиться с ними взглядом. — Эджи…       Папайрус был близок к слезам. Но скелет все еще не мог поднять на него взгляд. — Детка… давай, посмотри на нас.       Гнев в голосе Стретча, казалось, ушел… но почему? Почему он не зол!? Он должен быть разгневан! Разве он не видел, что Эджи уничтожает их, просто оставаясь рядом? Что они были должны порвать с ним во всех отношениях. Что им не стоило продолжать беспокоиться о Эджи дальше, ведь он этого не заслуживал.       Пальцы Папайруса мягко поглаживали кость под глазами Эджа. Будто вытирали слезы, которых там не было. Однако, чувство было такое, что плотина уже была прорвана, а Эджи изо всех сил пытался остановить катастрофу. — Пожалуйста... наша милая булочка, - его душа еще раз болезненно сжалось.

наш... не мой…

      Ни один из них не говорил подобного до того как Эдж исчез. Всего одно это слово заставило скелета поднять взгляд. В глазах Папайруса точно так же стояли слезы, но стоило им встретиться глазами как мягкая улыбка озарила его лицо. — Ты никогда не сделаешь нам больно.       Эдж пристально посмотрел на Папайруса, но не выдержал и отвел взгляд. Да. Конечно. Но он уже это сделал. Его милый Папайрус просто еще этого не заметил. Всего это. Ведь эта ситуация была сугубо его, Эджа, виной. Те боль и страдания, которые они продолжали чувствовать. Это было виной Эджа! И он все еще стоял здесь, рядом с ними, все еще любя их и ненавидя самого себя. Скелет был таким эгоистом, раз позволил этой привязанности расти и развиваться дальше. Почему он просто не мог игнорировать свои чувства? Зачем он поддался этому, заместо того что бы задушить на корню?       Стретч протянул руку к Эджу, осторожно касаясь прохладной щеки. Золотистые огоньки глаз встретились с тускло-красными дрожащими зрачками. Стретч определенно его понимал, боль в его взгляде была такой большой, что заставляла плакать. Не только Эджи. — Послушай его, детка… — тихо направил скелета Стретч. Эдж не мог этого сделать, он боялся посмотреть на Папайрус, как того просил Стретч. Что здесь происходит? Разве они только что не ссорились? Они больше не злились?..       Краем глаза, заметив движение со стороны Папайрус, Эджи перевел взгляд на Папса. Тот протянул руку к Стретчу, обнимая. И. Это было чертой. Скелет чувствовал это тепло, что исходило от этих объятий, от этих рук, что пытались его успокоить, от этих невероятно любимых монстров. Эджи должен был уйти. Отвергнуть это все. Оттолкнуть. Забыть. Позволить им жить дальше! Но он этого не сделал. Ведь только здесь, в этих руках он чувствовал себя в безопасности. То единственное чего был лишен так долго. Настолько долго, что сейчас это казалось чем-то ненастоящим, мечтой, иллюзией.       Но, Эджи не был мечтателем. Тот факт что ветер заставлял его раны болеть, а кости ныть, заставлял скелета поверить — это все реальность. Сжав кулаки, Эджи неуверенно поднял взгляд на Папайрус, который был все так же тих и терпелив. — Ты никогда не смог бы разрушить нас. Ведь, несмотря на всю ту боль, которую мы перенесли за этот год, мысли о тебе были тем, что держало нас вместе. Ты - то, что сделало наши отношения полноценными. Боль от того, что ты ушел, была так огромна и всепоглощающа. Но та радость, когда ты вернулся, была еще больше. Мы горевали о тебе так, что наверное у нас никогда не получится выразить это никакими словами. И определенно, ничто из того что ты сделал сейчас или тогда, просто будет не в силах разрушить нас и наши души еще больше.       Голос Папайрус был тверд. Но Эджи всегда знал, когда его любимый скрывал свои эмоции — сейчас этот тихий голос был пропитан отчаянием и невиданной болью. Пытаясь скрыть свое собственное отчаяние, скелет покачал головой. Они так и не поняли о чем он. — Я выбирал уйти-       Папайрус прервал его — Ты выбирал вернуться домой, чтобы помочь тем, кому ты доверял. Монстрам, которые были твоими друзьями, которых ты поклялся защищать, когда стал капитаном стражи. И я… — Папайрус быстро взглянул на Стрейча, и его в карих глазах засияла решимость, когда они встретились с золотистыми, — Нет, МЫ! Мы никогда не винили тебя за это, — произносил он каждое слово спокойно и твердо, как будто пытался убедить в этом и самого Эджа, — Мы проклинали твой мир в том, что он забрал тебя у нас, ненавидели наш мир, обвиняли всю Вселенную в целом за все это! Но только не тебя…       Стрейч взял верх. Взгляд решительный, такого он никогда раньше не видел — Ты не причинишь нам вреда, ты делаешь нас счастливыми. Ты заставляешь меня чувствовать, что я снова могу покорить мир, что жизнь так чертовски добра к нам. Я не знаю, как ты этого не видишь. Посмотри, как сильно ты изменил наши жизни. Ты говоришь так, как будто у нас с Папсом всегда были идеальные отношения. Когда все на самом деле просто не могло уйти дальше. Мы сталкиваемся лбами чаще, чем хотели бы признать. Но ты сделал нас троих сильнее.       Он дрожал всем телом, глаза горели от неполитых слез, и он хотел отрицать эти слова. Как они не понимали? Присутствие Эджа просто уничтожит их всех в долгосрочной перспективе. Но он не мог…       Папайрус настойчиво наклонился вперед, запечатлев легкий и мимолетный поцелуй на зубах Эджа, от которого тот почти растаял. — И мы будем сражаться с любым, кто заставит тебя думать иначе! Пусть это будут даже мы сами!       Эджи издал смешок, испуганный и грубый. — Ты… — он замолчал и слегка вытянув руки вперед. Дрожащие и неуверенные. Но Папайрус и Стретч подошли ближе, чтобы он мог осторожно обнять их. Папс баюкал лицо Эджа в своих ладонях, не в силах отвести взгляд. А большие и теплые руки Стретча осторожно гладили Эджи по острым лопаткам. — Ты понимаешь? - на грани слышимости пробормотал Папайрус.       Неужели он?..       Да       полностью ли Эджи в это верил?       Он не был до конца уверен…       Был ли он уверен в том, что эти двое будут бороться, что бы он прекратил так думать?

      

ДА!

      Кроме того, он был уставшим — таким до смерти уставшим сдерживать эту бурю внутри себя! Делать вид, что все впорядке и его ничего не тревожит. То, как он ненавидел всю эту ситуацию.       Эджи медленно кивнул, и на лице Папайрус отразилось облегчение. Еще один нежный поцелуй пришелся ему в зубы. Эджи все еще дрожал. Красные огоньки вновь обратились к Стретчу. Тот улыбался. Эджи чувствовал, как что-то все еще кололо и резало в его кровоточащей искалеченной душе. Все эти слова, брошенные в гневе. Будто и Стретч тоже лгал о своем состоянии.       Они оба любили Эджа, несмотря на свою боль и гнев. Они пытались дотянуться до него, потому что верили, что снова могут быть счастливы. Может быть, ему пришло время открыться.       Медленно скелет заговорил. Его голос сильно дрожал, но он не мог молчать сейчас: — Я-я никогда… не хотел причинить боль кому-то из вас… Я только. Я так боялся-       Скелет закрыл глаза. Если бы все рухнуло, это было бы именно так — в этот момент, когда он собирался выложить все начистоту. Но земля не разверзлась, а небо не рухнуло, ничего не последовало. Не было криков и обвинений. Ничего не произошло, и это заставило Эджа задрожать еще сильнее. — Так боялся… снова все потерять. Я не хотел обременять те-ВАС двоих, — ища опоры, Эджи неосознанно схватился за кофту Стретча, скручивая мягкую ткань под пальцами. — Ты не один, любимый, — голос Папайруса был мягким и печальным, — Я так боялся причинить тебе боль, что стал чрезмерно осторожен в каждом своем действии. Боюсь делать то, что когда-то давалось мне так легко. Ты отстранялся, и-и я испугался, что одно неверное движение заставило бы тебя убежать.       Эджи дрожал, он видел этот страх. Даже сейчас Папайрус все еще боялся, что его любимый монстр может сбежать. Голос в глубине души кричал Эджи, чтобы он сделал именно это. Но более громкий голос утверждал обратное. И как он раньше не замечал этого страха?       Затем Папс перевел взгляд, полный сожаления, на Стретча: — И я, кажется, навязал тебе такую же модель поведения. Честно говоря, я просто пытался сделать то, что было лучше для нас, я честно не хотел игнорировать твои чувства все это время. — Я боялся… - пробормотал Стрейч, глядя на Папайруса в ответ, — Я-я просто хотел, чтобы мы все были счастливы. Но каждый раз, когда мы просто замалчивали это, казалось, словно мы в паршивом фильме. Как будто мы играли чужие роли, проживали эту жизнь как хотел кто-то другой, а не мы сами. Потому что я могу точно и ясно сказать, что никто из нас не верил ни единому нашему слову. С нами не все было хорошо, мы были не в порядке… — Стретч нахмурился, — Мне неприятно видеть тебя расстроенным. Любого из вас.       Он повернулся к Папайрусу, который одарил его нежной понимающей улыбкой, которую Стретч вернул. И, увидев это… что-то в красной душе успокоилось. — Но зная, что ты не просил о помощи, что ты молча страдал. Это было еще хуже, — теплая шершавая ладонь мягко прошлась по щеке Эджи, — Мне неприятно видеть тебя расстроенным. Но если, что-то не так, я хочу, чтобы мы были теми, к кому ты обратишься. Что ты расскажешь нам, даже если все, что мы можем сделать, это просто посидеть рядом с тобой и дать выговориться.       Их глаза снова встретились. — Я не хочу, чтобы мы просто были счастливы. Я хочу быть с вами двумя, даже в плохие дни, а не убегать и прятаться каждый по одиночке. Я не хочу расставаться. Никогда не хотел и не хочу. Мы наконец-то достаточно близки, чтобы снова помогать друг другу. Так почему же тогда мы не-       Что-то внутри Эджа с треском надломилось. Потому что именно этого он и хотел. Он просто никогда не включал в себя самого себя. Он был аутсайдером — они были чем-то особенным до того, как он присоединился. Но они… Эти двоя захотели видеть в нем те стороны, которые Эдж не хотел видеть. Они хотели быть рядом с ним.       И сейчас, все это означало, что это было реально! Эта была реальность, в которой они могли не бояться заплакать или засмеяться. Они больше не ходили на цыпочках, пытаясь сохранить шаткое равновесие и не начать бурю.       Эджи кивнул, когда первая слеза скатилась с его глаз. И по мере того, как скелет кивал все сильнее, слезы текли все больше. Становилось трудно дышать, когда Эджи пытался сдержать рыдания, которые хотели вырваться на свободу.       Но он должен был что-то сказать. Хоть как-то объяснить им. — Малыш… — руки отпустили его, стоило Стретчу сказать это. Чувство опустошенности и холода заполнило Эджи. Он попытался заговорить, но все, что у него выходило, это оборванный всхлипы. — Иди сюда, — уверенно направил его Папс, настойчиво направляя в свои раскрытые, и определенно нежные, объятия. А через несколько мгновений Эджа уже обнимал и Стретч, что было по ощущениям сравнимо с теплой тяжестью надежды, что осела на красной душе. — Я-я… это больно. — задыхаясь пробормотал скелет, пытаясь передать бушующую внутри него бурю, — Моя душа болит… каждый раз когда вам плохо. И такое чувство что это все моя вина, и я знаю что это не до конца правда. Но мне страшно, что я… я виноват в этом полностью.       Стретч перехватил руки по другому, теперь обнимая и Папайруса. — Ты не сделаешь нам больно, — твердо заявил Стретч, когда Папс утешительно поцеловал Эджи в лоб. — И это нормально бояться, что это может случиться. Особенно после всего, что ты уже потерял, — мягко выдохнул Папайрус.       Красные дрожащие глаза встретились с карими, что горели непоколебимой уверенностью. — И я думаю — ты был храбрым достаточно долго.       Объятия стали крепче. — Мы позаботимся о тебе, любимый, — закончил Папс.       И это стало последней каплей. Эджи теперь не просто тихо плакал. Рыдания вырвались из его горла диким воплем. Он не мог остановится. Незаметно, его мягко направили к Стретчу, чтобы он мог выплеснуть свою боль у того на плече.       Объятия Папайруса и Стретча успокаивали. Нежные руки Папса нежно гладили затылок Эджи, а Стретч твердо держал их всех в своих руках. И оба парня бормотали тихие слова поддержки и похвалы, но Эджи не мог перестать плакать. Его колени начали подгибаться, когда все трое опустились на пол. Пока скелет продолжал рыдать, оплакивая потерянных друзей, отнятые им самим жизни. Он выпускал всю ту боль, что не прекращал испытывать с тех секунд, как вернулся сюда. Это было ужасно, его душа разрывалась от эмоций, одной из которых было… облегчение.       Папайрус и Стретч крепко держали Эджа. Прятали его. Оберегали от чужих глаз и ушей. Давали почувствовать себя в безопасности. Позволяли ему побыть слабым хоть раз в жизни. Они переживали его страх и обиду вместе с Эджи. В какой то момент, одеяло снова накрыло их. Эджи не был уверен, кто это сделал, ведь руки его парней не покидали его.       А еще через несколько минут, скелет понял, что не он один сейчас плачет. Грудь Папайруса под руками Эджа вздымалась от почти беззвучных рыданий. И стоило Эджи открыть глаза и посмотришь на Стретча, что его лицо было мокрым от слез. Скелет протянул руку, надеясь вытереть их. — Пожалуйста… парни… ес-если вы не… я же тоже не остановлюсь, — икнул Стретч, наклонившись к дрожащей руке Эджа. — Заткнись, придурок, — легкое оскорбление было произнесено с большей любовью, чем когда-либо было сказано самое милое прозвище.       Стретч оставил несколько поцелуев на щеках Эджа, прижал его к себе крепче и подтолкнул Папайруса еще ближе. — У нас почти не было такого… — на выдохе пробормотал Стретч себе под нос. Возможно, он не хотел говорить этого вслух. Но он получил это, боль, страхи - все это должно было куда-то девать.       И даже несмотря на то, что Эджи ненавидел то, как горели его глаза, и то, как слезы застилали его глаза. То, как он, казалось, не мог их остановить. Видеть Папайруса и Стретча такими же уничтоженными, как и он сам. Эта откровенность в своих эмоциях, каким-то образом согрела душу Эджи и заставило его чувствовать себя легче.       Скелет протянул другую руку к лицу Стретча, обхватывая его череп. В золистых глазах скапливалась боль и… радость. Та маленькая искра счастья, которой так не хватало этим глазам. — Мне действительно жаль, любовь моя, — Стретч попытался покачать головой, — Что… что мы только что- — Нет, — тихо и твердо сказал Эдж. Сейчас речь была не об этой ситуации. Сейчас Эджи должен был просить прощения. — Я не хотел пугать вас. Простите, что каждую ночь вставал с постели и не возвращался. Я должен был понять, как это должно быть страшно выглядело и чувствовалось, особенно после… всего.       Глаза напротив расширились, а затем его голова опустилась, на лице появился легкий румянец — Все в порядке, — Стретч снова поднял глаза, — Я могу понять почему. Но спасибо тебе, и я прощаю тебя. Просто постарайся больше этого не делать. Пожалуйста. Эджи кивнул — Я обещаю попробовать, пчёлка.       Стретч замер на секунду. А затем рванулся вперед и поцеловал Эджа. Невероятно сильно прижимая скелета к груди Папайруса. С его стороны послышались облегченные смешки. Эджи закрыл глаза, отдаваясь своему парню. Стретч обхватил заплаканное и раскрасневшееся лицо руками, прижался языком к острым зубам, прося разрешения. И Эджи, не колеблясь, позволил.

      Черт... когда они в последний раз так целовались?

      Возможно, в ту, первую, ночь, когда Эджи вернулся сюда. Звёзды, неужели это было так давно... Скелет притянул Стретча ближе к себе и наклонился, чтобы ответить на поцелуй похожим образом. И высшие силы, поцелуй Стретча на вкус был... ошеломляющим, с легким привкусом меда. Эта маленькая деталь заставила Эджи страдать совершенно по новому. Это было что-то, что не изменилось... Что-то, что осталось таким же, даже не смотря на кошмар вокруг. Эджи медленно отстранился, незамедлительно расцеловав лицо Стретча. В порыве нежности, Стретч прижался носом к переносице скелета.       Определенно было еще много вещей, за которые Эдж должен был извиниться, но большинство из них могло подождать. Теперь у них троих было все время мира. О он определенно обязан подарить своему парню еще один быстрый поцелуй.       Папайрус за спиной Эжда тихо вздохнул. И скелет понял, что ему срочно нужно сделать еще кое-что. Эдж мягко отстранился от Стретча, в золотистых глазах заблестело понимание.       В один момент Эджи привстал и развернулся, теперь оседлав колени Папайруса. Протянул израненные руки, обхватив любимое лицо. Щеки Папса окрасились в теплый оранжевый цвет. — Я должен перед тобой извиниться, — тихо прошептал Эдж, поглаживая горячие щеки и попутно вытирая случайные слезы.       Скелет почувствовал, как Стретч тепло устроился позади него, крепко обняв его и Папайруса, и уткнулся лицом между острых лопаток. Когда глаза Папайруса расширились, и тот слегка покачал головой — Н-нет, все в порядке-правда. — Тебе было больно, — просто сказал Эджи, и почувствовал, как тело под ним замерло. Папайрус отвел взгляд в сторону, в карих огоньках медленно появлялось чувство вины. Он сделал глубокий вдох и неуверенно выдохнул. — Тебе было больно, а я не заметил. Заставил тебя почувствовать, что тебе пришлось ходить по яичной скорлупе рядом со мной, — Эджи вздохнул и поцеловал прохладные костяшки пальцев Папайруса. — И за это я тоже прошу прощения.       Что-то в глазах Папайруса дрогнуло, когда их взгляды встретились. Никто из них не был уверен, что сможет дышать. Количество любви, буквально обволакивающей их, было очень велико. Он не был уверен, что заслужил это... пока нет.       Медленно его лицо снова мягко обхватили ладонями. — Я знаю, ты не хотел причинить мне боль... Но спасибо за твои извинения, это значит больше, чем я думал.       Затем его потянули вниз для нежного поцелуя. Тверже, чем когда-то была мягкая мимолетность. Но мягко и неторопливо.       Когда они оторвались друг от друга, он не позволил другому уйти далеко. — Папирус? — Он тихо пробормотал что-то в другие зубы. — Да? — Поцелуй меня так, как будто ты это серьезно.       Тихий смех вырвался из других зубов, когда одна рука поползла к затылку. Улыбка появилась на его собственном лице, пока Эджи не притянули ближе и снова крепко поцеловали.       Папайрус не терял времени, его язык быстро прижался к зубам Эджи. Магия Папайруса смешивался с магией Стретча, и Эджи клянется, он действительно скучал по этому вкусу смешанной магии. и все, чего хотел сейчас скелет, так это почувствовать ту скрытую силу, получить еще больше той всепоглощающей любви, которая была так горяча и всепоглощающа.       Эджи тяжело дышал к тому времени, когда Папайрус отпустил его рот, и скелет положил голову на чужое плечо. — Черт, я и забыл, как сильно я скучал по этому зрелищу, — Эджи почувствовал, как его щеки вспыхнули красным от заявления Стретча. — Пчёлка?.. — Голос Папайруса был глубже, чем обычно, и скелет кашлянул пару раз, чтобы попытаться восстановить его, оранжевый магический язык с тихим хлопком исчез. — Мммм?.. — Стретч радостно замурлыкал, оставив поцелуй на затылке Эджа. А затем поняв, что обращаются к нему, Стрейч, казалось, на секунду замер, — в чем дело? — Я тоже должен перед тобой извиниться.       Эджи развернулся и сел меду своими парнями, что бы видеть их. На лице Стретча отразилось недоумение. Он просто опустил голову, избегая взгляда собеседника. — Н-нет. Эт-то я должен быть тем, кто просит прощения. Я не хотел огрызаться на тебя. Я знаю, ты никогда не хотел, чтобы я лгал... или, думал что все было легко для тебя. Я просто... завидовал, тому как это выглядело со стороны. Но ты был абсолютно прав, я должен был сам догадаться, что что-то не так, — под конец голос Стретча стал тихим и виноватым.       Папайрус протянул одну руку к Стетчу, аккуратно поглаживая его по скуле. — И я тоже должен был понять, что это был неправильный подход к тебе. Мне не следовало навязывать тебе туже модель поведения, что и у меня. Я должен был уделить секунду и действительно прислушаться к тебе, вместо того чтобы предполагать, что это помогает. — Но это действительно помогло, — прервал его Стретч, — Сначала... особенно первые две недели, Папс, помогло то, что ты вел себя как обычно, но...       Эджи поддался чуть вперед, взяв за руки своих парней. — Но через некоторое время это превратилось в плохой спектакль, а не в спокойную жизнь, — предположил Папайрус.       Стретч кивнул. На мгновение они оба замолчали. А затем оба одновременно сказали: — Я прощаю тебя-       Они вздрогнули, а затем рассмеялись. И видя их двоих такими, душа Эджа преисполнилась сочувствия к ним. С ними все будет в порядке... Ему не стоило беспокоиться. Тогда Стретч наклонился вперед, чтобы крепуо поцеловать Папайруса. Эта картина заставила красную душу пропустить несколько ударов, а на скулах Эджа краской отразилось смущение.       Что ж, теперь скелет понимал слова Стретча. Тот тоже скучал по их любимому. По поцелуям и моментам единения. И сейчас, происходило нечто необычное. Эджи все еще был зажат между Папайрусом и Стретчем. Скелет он мог чувствовать, как душа Папса начала стучать быстрее. Эдж мог слышать все эти влажные звуки поцелуя. Все негромкие вздохи и еле различимые стоны, что вырывались из их ртов. Их глаза были слегка приоткрыты. А на щеках темнел румянец, похожий на жженный апельсин.       Из горла Эджа вырвался тихий звук, похожий на смешок. Скелет был так взволнован, от всей этой ошеломляющей любви, между Папайрусом и Стретчем. И именно сейчас, уютно устроившись между ними двумя, Эджи понимал, насколько же глубока была его собственная любовь к этим двум феноменальным монстрам и как была сильна их любовь к нему. То, как это было по настоящему приятно уже находится рядом с ними...       Но этот момент единения оставил Эджи по-настоящему неподготовленным, когда его возлюбленные отстранились друг от друга и посмотрели на него самого, потому что... Видят Звезды, Эджи был не готов, что в их глазах будет столько любви к нему.       Скелет с большой вероятностью был уверен, что его лицо приобрело смущенный рубиново-красный цвет. внезапно, улыбка Стретча превратилась в поддразнивание, он наклонился вперед и пробормотал что-то, чего Эджи не мог расслышать, на ухо Папайрусу.       Глаза последнего загорелись от этих слов. — Отличная идея, любовь моя.       И в следующую секунду губы Папса снова были на губах Эджа, нагло используя его удивленный вздох, чтобы снова скользнуть языком внутрь. Эджи был готов поспорить, что в этот момент его душа на секунду остановилась, что бы через мгновение забиться еще быстрее. Руки не слушались скелета, беспорядочно шаря по пижаме Папайруса, сжимая пальцами ткань где-то в районе чужой души.       И определенно было неожиданностью, когда Стретч прижался к шее Эджа внезапным поцелуем. От неожиданности тот издал удивленный стон. Папайрус удовлетворенно простонал в рот Эджа, от чего по позвоночнику пробежала дрожь. Тихий смешок донесся до его шеи. Прежде чем зубы и язык вернулись к своему занятию. Эдж старался держать глаза открытыми, однако... поймал взгляд Папайруса. Карие глаза напротив пылали такой неистовой любовью, что, казалось, вот-вот обожгут душу. Согревая ее изнутри, стирая все остатки боли, которая была в груди Эджа.       Скелет со вздохом отстранился. Ухмылка Папайруса была немного самодовольной, но Эдж почувствовал, как его голову повернули в сторону, когда Стретч продолжил с того места, на котором остановился Папайрус. Его глаза горели так же горячо, так же яростно, как будто он годами не видел лучшего зрелища. Язык двигался во рту Эджа, словно Стретч пытался попробовать то, что оставил после себя Папс.       челюсть Эджа немного болела, но ему было все равно. Впервые за долгое время скелету показалось, что поцелуи, которыми они втроем обменялись, полностью раскрыли их общие чувства. Все страхи и раны были открыты для них, и это, казалось, придало Папайрусу и Стретчу больше решимости любить Эджи еще сильнее.       И Эджи не мог мечтать о лучших партнерах. — Давай дадим ему отдохнуть, пчёлка, — пробормотал Папайрус.       И Стретч медленно отпустил Эджа, убедившись, что отстраняясь, оранжевый язык правильно и тщательно прошелся о острым зубам. Эджи чувствовал себя слегка ошеломленным, сидя между ними обоими и продолжая тяжело дышать.       Папайрус нежно усмехнулся, и скелет почувствовал как чья-то рука нежно коснулась его щеки. Именно тогда он заметил, что некоторое время назад перестал плакать, хотя был уверен, что его лицо все еще в полном беспорядке. Точно так же, как и его возлюбленные, но лица Папайруса и Стретча были в прекрасном беспорядке. Его горячие красивые парни.       Эджи по очереди пристально посмотрел им обоим в глаза. Утренний свет заставлял золотистые и карие глаза, казалось, блестели в ожидании.       В своем оцепенении Стретч снова наклонился для еще одного поцелуя с Папайрусом. Это выглядело так же захватывающе, как и раньше. Но теперь Эджи также заметил, как тусклый персиковый свет выделяет их кости.       Эджи отвел взгляд, чтобы посмотреть сквозь перила. Темное ночное небо стало тихо светлеть. Солнце еще не взошло, но на далеком горизонте появились первые его проблески. — Эджи? — пробормотал Папайрус. Эджи не видел, но почувствовал, как его парни повернули головы и посмотрели туда же, куда и он.       Все троя пару секунд тихо сидели обнявшись, наблюдая за ранним рассветным небом. Неожиданно Стретч издал усталый стон, печально уронив голову на плече Эджа. — Только не говорите мне, что мы не спали всю ночь.       Папайрус сухо усмехнулся. — Боюсь, что это так, милый.       Стрейч издал еще один стон, более драматичный и усталый. — Может быть... нам стоит вернуться внутрь? — мягко предложил Эджи.       Стретч выдохнул в его шею. — Вы двое не собираетесь снова спать?... я прав, да?       И Эджи, и Папайрус усмехнулись над заявлением своего парня. — Ну что ж... Я не думаю, что смогу заснуть, но я не против скажем, групповых обнимашек, до тех пор пока не сработает будильник?       Стретч поднял лицо от шеи Эджа и с широкой ухмылкой наклонился к Папайрусу, с намерением поцеловать его как можно крепче. — Да! Звучит идеально.       И, честно говоря, так оно и было. Хотя, вероятно, Эджи тоже не смог бы опять уснуть. Ему было бы полезно собраться с мыслями, прежде чем через несколько часов встретиться лицом к лицу со своим слишком всезнающим старшим братом.       Внезапно Эджи подняли в воздух. Стретч встал и забрал его на рука. Скелет быстро обнял Стретча за плечи и послал ему взгляд, который вселил бы страх в большинство других монстров. Но Стретч просто ухмылялся и выглядел таким чертовски гордым собой. Поэтому вместо того, чтобы защищаться, как он обычно делал, Эджи просто поцеловал скелета в, все еще покрытую легким рыжим румянцем, щеку. Но с ворчанием и недовольством.       Раздался мягкий смех Папайруса. — Кот проглотил твой язык, пчёлка?       Стретч выругался себе под нос, когда его лицо стало сильно оранжевым от этого невинного жеста.       Вернувшись внутрь, Эджи мягко уложили на кровать, Стретч немедленно забрался к нему, чтобы прижаться к его костям. Все изменилось как в большом, так и в малом смысле. Но впервые Эджи казалось, что они справятся с этим... что в конце все может наладиться.       Папайрус забрался на простыни следом, не забыв прихватить с собой одеяло. Папс прижался к Эджи сзади, обхватив его и Стретча рукой, аккуратно обнимая. Чтобы на этот раз никто из них не попытался передумать. Эджи протянул здоровую руку с Стретчу, переплетая пальцы с Папайрусом.       Один поцелуй пришелся Эджу на грудь, другой - на лопатку сзади. Скелет запечатлел поцелуй на макушке Стретча, а другой оставил на тонкой ладошке Папайруса. Под одеялом их ноги были перекинуты друг через друга, перепутались еще больше. Так что никто не знал, где заканчивался один и начинался другой.       К этому моменту Эджи не спал в их объятиях уже почти четыре недели. И все же сейчас, в утреннем свете, скелету показалось, что он наконец-то... наконец-то вернулся. Было трудно держать глаза открытыми - гораздо труднее, чем он изначально думал. На шейных позванках ощущалось теплое дыхание Папайруса, а грудь согревало сопение Стретча. Все убаюкивало и успокаивало Эджи.       Скелет пытался бороться с этим, хотел оставаться бодрствующим, в этот момент, кажется застывший во времени и этом свете. Но по мере того, как время все же шло дальше, Эджи кое-что вспомнил... Вещь, что заставляла его уходить по ночам. — Я... у меня могут быть кошмары... — тихо пробормотал Эдж.       Папайрус тихо приблизился, чтобы поцеловать его в щеку. — Все в порядке. — Возможно, я не совсем осознаю, где я.       Стретч наклонился, уткнувшись носом в верхнюю часть грудины Эджа. — Мы напомним тебе, — уверенно и тихо выдохнул он. — Я могу случайно сделать вам больно... — Тогда я позабочусь о том, чтобы ты не причинил вреда ни одному из нас, — пробормотал Папайрус.       И Эджи продолжил бормотать о своих страхах, а Папайрус и Стретч ни разу не прервали или не отдернули его, не говорили что это все глупо и не стоит того. Просто мягко подбодрили. И впервые за долгое, долгое время, Эджи заснул, совершенно не испытывая никаких страхов.       Вскоре после этого два других скелета тоже заснули. Наконец-то они по-настоящему были вместе, и, в подтверждении, ритм их душ начал совпадать. Мягкое свечение исходило от каждого. Это было то, что они никогда не увидят, но определенно будут об этом знать.       Однако, свидель этого все же был. Один всезнающий старший брат вошел в комнату, после того как разобрался с капризным ребенком. Он был обеспокоен, так как не видел никого из младших братьев на улице. Он посмотрел на троих спящих монстров с нежностью, которой, по мнению большинства людей, у него не было.       Все трое были достаточно глубоко погружены в свой сон, чтобы не заметить, что упомянутый брат еще плотнее укутал их одеялом. Целуя голову своего брата, как будто он снова был детской косточкой, и бормоча слова благодарности двум другим за то, что они охраняли его.       Скелет выключил все будильники и задернул шторы. Ред закрыл дверь с усмешкой, и тихо пробормотал. — Рад снова видеть тебя счастливым.       И с этими словами трое монстров продолжили спать вместе. В безопасности, под защитой, и душами, что теперь бились как единое целое.