All world

— Я бы хотел, чтобы вы остались со мной…       Слыша эти слова, Польнарефф невольно хмыкает. Губы слегка дёргаются, словно бы пытаются расплыться в нежелательной улыбке, а голос, кажется, будет охрипшим, если ответить сразу же.       Джорно смотрит на мужчину, глядя как одна его рука — наполовину состоящая из сливающегося с темнотой протеза — мерно барабанит пальцами по кожаному подлокотнику. Его голубые глаза с лёгким зеленоватым отливом — раз за разом напоминающее французу поверхность моря — зажимают одним лишь взглядом в тиски. Польнарефф отчётливо чувствует, что не может сдвинуться с места. И причиной тому вовсе не его металлические протезы, давно заменившие ноги… — Зачем же тебе нужен такой несчастный человек, как я? — спрашивает мужчина, едва вскидывая светлые брови, отдающие лёгким серебром, — Я ведь простой — не побоюсь этого слова — инвалид. У меня даже стенда больше не осталось. Повезло ещё, что не остался на всю жизнь в теле черепахи…       На последних словах они оба давят скупую улыбку. Что Джорно, что сам Польнарефф прекрасно помнят тот день, когда им обоим пришлось пережить многое. Что уже говорить об их товарищах? Память не даст забыть те события.       Вдаваться в воспоминания не позволяет только дождь, стучащий за окном редкими каплями. Прямо как в то утро в Колизее… — У вас по-прежнему есть знания, которых временами не достаёт мне. — Умоляю тебя, — позволяя лёгкому смешку сорваться с его губ, произносит Польнарефф, — Разве есть теперь хоть что-то в этом мире, что тебе неизвестно или неподвластно?       Джорно еле заметно усмехается. — Я не из тех людей, кто не ценит жизненный опыт. Это очень важная составляющая многих людей, и обесценивать её — попросту не уважать их. Вы многим помогли нам, так что для меня будет честью продолжать сотрудничать с вами. — Что ж, — разводит руками мужчина, — пожалуй, жизненного опыта у меня предостаточно. В конце концов, не стоит забывать о стрелах…       После собственных же слов Польнарефф заметно мрачнеет. Полуулыбка, застывшая в уголках его губ, приобретает горький окрасок, больше походя теперь на некое смирение. Принятие судьбы. — Это будет значить, что вы в деле? — Джованна склоняет голову, смотря теперь на мужчину под иным углом.       Непрекращающийся за окном дождь добавляет этой ночи атмосферы. Польнарефф всё ещё слышит его, но уже не так часто. В любом случае, какой-то незначительный мелкий дождик не сможет пробраться в эту комнату. Он уверен, что даже природное явление побоится нарушить покой новоиспечённого дона. — Спрашивай конкретнее, — поглаживая здоровыми пальцами подбородок, усмехается француз. — Жан-Пьер Польнарефф, согласен ли ты стать верным советником и «правой рукой» нового дона Passione? — Вынужден согласиться, — прикрывая глаза, отвечает мужчина, — Так что…мой ответ «да».

***

Сентябрь 2001 г.

      Тонкие лучи дневного света просачивались в помещение, спадая ровными линиями, полосующими собой почти что весь пол. Здесь было тихо и совершенно безлюдно.       Фуго устало коснулся своих волос, теребя светлые пряди и превращая их в полный беспорядок. Напряжённые руки локтями упирались со всей силы в светлую поверхность стола, за которым он сидел. Юноша прекрасно знал, где он находится. Когда его вели сюда на встречу с доверенным лицом Passione, он не успел разглядеть вывеску, красующуюся над дверью ресторана, однако прекрасно знал — там чётко и ясно написано «Libeccio».       Тот самый ресторан, в котором в былые времена собиралась вся его старая команда под предводительством Бруно Буччеллати.       Фуго тяжело вздохнул. Сейчас — спустя целых шесть месяцев после событий, ставших не только для самого Паннакотты, но и всей команды, роковыми — всё, что было в прошлом казалось лишь маячащими призраками, блёклыми воспоминаниями, постепенно стирающими из памяти. Осознавать это было слишком тяжело.       Эти воспоминания теперь были единственными, что осталось у юноши…       Раненый бок, покрытый швами, неприятно болел, посылая резкую колющую боль по всему телу, а в самом горле ощущалось отвратительное жжение. Привкус крови стойко ощущался во рту. Однако Фуго стоило признать, что никакая физическая боль не шла в сравнение с той душевной, что сидела глубоко внутри него и давила: давила так, что хотелось исчезнуть прямо сейчас, прямо здесь…       Тихий звук, отчётливо напоминающий юноше постукивания столовых приборов о тарелку, заставил его поднять взгляд. Ранее пустующее место за столом — прямо напротив — уже не было таковым. Перед Фуго сидел человек, имя и лицо которого он запомнил на всю жизнь, хоть и знал его всего считанные дни.       Ощутив пристальный взгляд, впившийся в него со всей силы, Джорно Джованна оторвался от тарелки с едой, поднимая на Паннакотту глаза. Тот едва вздрогнул, встретившись с их неземным цветом. Почему-то раньше Фуго не замечал, что в глазах на тот момент новичка можно было утонуть как в самом настоящем море, если не удержать себя на поверхности, или же попросту замереть на месте, не в силах отвести взгляд. — Ты удивлён видеть меня здесь?       Голос Джорно звучит мягко. Фуго даже замечает искренность в его тембре. В отличие от появившегося перед ним юноши — уверенного и собранного — Паннакотта не может даже слова произнести. Он молча то открывает, то закрывает рот, смыкая губы, и чувствует себя рыбой, выброшенной на берег. Кажется, стоит ему попытаться сказать хоть что-то и из горла вырвется лишь сдавленный хрип…       Привкус крови, ранее заполняющий собой весь рот, бесследно исчезает. Это юноша замечает лишь сейчас. Он невольно касается собственного горла, понимая всё без лишних слов. Только что его излечили: добавили новые части крови и плоти, обращая в них швы и заполняя ими незажившие раны. — Я не ожидал, что на встречу со мной придёшь именно ты…вы…       Фуго смутился, совершенно не зная, как он должен обращаться к этому человеку. Всего несколькими месяцами ранее он вполне мог говорить с ним на равных — Джорно был лишь новичком в их команде. У всех его членов даже полноценного доверия не было к его персоне. Однако теперь же перед юношей восседал новый дон мафии, его непосредственный босс. — Давай без формальностей, — остановил его Джорно. Тот слегка приподнял свободную руку, демонстрируя открытую ладонь и тем самым призывая Фуго отставить все крутящиеся в его голове формальные обращения.       Паннакотта кивнул, больше не находя, что ответить. Он опустил взгляд на пустующую поверхность стола и невольно сглотнул. — Почему ты решил оставить меня в живых?       Джорно замер в немом удивлении, словно бы не ожидал подобного вопроса, и едва приподнял светлые брови. Фуго осмелился вновь взглянуть на него.       Просто так из мафии не уходят. Вернее, уходят, но уже на тот свет. Невозможно оставить эту «работу» и просто переключиться на иную жизнь. Фуго прекрасно знал это и всё равно осмелился оставить дела после того раннего утра, когда он один единственный остался на пристани. Тогда, на берегу Сан-Джорджо-Маджоре, юноша твёрдо решил для себя, что он выбирает свою организацию. Именно её. Не мятежного лидера, в лице Буччеллати, а надёжную мафию во главе с её доном, однажды предоставившую ему пищу и кров.       Человек, идущий на явную смерть, никогда не будет восприниматься кем-то рационально. Так Фуго думал всегда.       Вот только, после того злосчастного утра он и сам, считай, стал тем самым человеком. Паннакотта оставил дела организации, игнорировал электронную почту, на которую приходили письма с приказами, а первые дни попросту бесцельно бродил по улицам Неаполя… — Ты хочешь услышать рациональную причину моих действий? — чуть нахмурившись, произнёс Джорно. Фуго посмотрел на него и еле заметно кивнул.       Пожалуй, он бы не хотел слышать объяснение своего вопроса, напрямую исходящее из чувств и мыслей самого дона. В глубине души Паннакотта считал, что его бывшие товарищи ненавидели его за этот выбор. Подкрепляла эти мысли и недавняя встреча с Мистой, который принял его не самым радушным образом. Юноша прекрасно знал, что даже в преступных кругах наставленный на тебя пистолет не означает ничего хорошего. — Что ж, — вздохнул Джованна, — Ты ведь прекрасно знаешь как опасен твой стенд — Purple Haze, верно? Этот смертельный вирус, способный убить даже тебя самого… А вся та ненависть, которой движим он сам…       Фуго заметил, как новоиспечённый дон прикрыл глаза, почти незаметно качая головой. — Убить тебя, тем самым покончив с предполагаемым «предателем» — Паннакотта дрогнул, услышав из уст Джорно это слово, но виду не подал, — было бы до невозможности просто. Однако что бы я делал, если бы вдруг твой стенд не умер вместе с тобой? Вдруг он вышел бы из-под контроля? Если бы Purple Haze принялся заражать всё вокруг своим вирусом, то не только Неаполю, но и, пожалуй, всему миру пришёл бы конец. — Звучит достаточно логично, — хмыкнул Фуго, устало опуская плечи. Мысль, только что озвученная Джорно, напугала его, доводя до самого настоящего ужаса. Даже в самом кошмарном сне, казалось, невозможно было придумать подобное. — Да, вполне, — кивнул Джованна, — Но выход из данной ситуации у меня однозначно был. Справиться с любым стендом под силу лишь его обладателю. В данном случае, взять под контроль или изменить Purple Haze мог только ты, Паннакотта Фуго.       Осевшая после его слов тишина заставила юношу вздрогнуть. Он тяжело вздохнул, расправляя поникшие плечи, и воззрился на дона не отрывая от него взгляда. — И я справился? — сглотнув вставший поперёк горла ком, проговорил Фуго. Кажется, он намеревался произнести эти слова с предельной точностью — без единой вопросительной ноты, однако голос его, всё же, сорвался и фраза прозвучала скупым вопросом, отчаянно ищущим ответ. — Да, — ответил Джорно. Он слегка наклонил голову, будто бы рассматривая юношу, — Ты заслужил всеобщее уважение. — И что теперь? — всё ещё ощущая внутри жгучую пустоту, произнёс Паннакотта. — Я должен присягнуть тебе, как новому боссу?       Джованна едва скривился, услышав это слово. Оно больно било по ушам, заставляя вдаваться не в самые приятные воспоминания. — Давай оставим это имя, — мягко проговорил Джорно, — Не хочу, чтобы меня называли в точности как его. Босс. Звучит до ужаса формально и… отвратительно.       Фуго вновь слегка удивился сказанному, однако перечить не стал. Он лишь молча взглянул на дона, дожидаясь, когда тот сам выберет подходящее звание…прозвище… Да хоть как угодно. Ему будет не слишком важно как называть своего нового начальника. — Что же ты предпочитаешь в качестве обращения? — Мне понравилось прозвище, придуманное одним моим новым другом, — задумчиво хмыкнул Джорно, — «ДжоДжо». Это придумал Польнарефф.       Польнарефф? Кажется, Фуго припоминал, что уже слышал это имя. Да, определённо. Именно оно прозвучало со стороны Мисты при их первой встрече спустя шесть месяцев. Тот являлся французом, лично позволившим свергнуть предыдущего босса. Именно благодаря ему Паннакотта прямо сейчас видел перед собой Джорно. — Значит, ты хочешь, чтобы я называл тебя ДжоДжо? — уточнил Фуго, ощущая некую неловкость. — Мы, — поправил его дон, — Я хочу, чтобы так называли меня вы все. Каждый из нас теперь старается изменить организацию, чтобы вернуть ей былое величие и честь.       Фуго едва улыбнулся. Уголки губ сами собой дёрнулись, норовя расплыться в искренней улыбке. Он посмотрел на Джорно на этот раз не сводя с него глаз. — Тогда, для меня будет честью присягнуть тебе на верность, ДжоДжо…

***

      Гнетущая тишина, окутавшая ресторан после того, как юноша покинул его, неприятно давила. Джорно водил вилкой по уже давно опустевшей тарелке, вызывая неприятное скрежетание, но ничего не мог с собой поделать.       Совсем недавно он протягивал Фуго свою руку, желая тем самым принять его верность и преданность ему — новому дону Passione — и чувствовал на ней ещё не высохшие слёзы его нового подчинённого. Мысленно возвращаясь к тому моменту, Джованна осознавал, что прекрасно понимал его. Мог утешить, но не был способен. Он был лишь способен дать Паннакотте надежду на то будущее, которое хотел когда-то видеть Буччеллати…       Минутами ранее молодой дон проводил взглядом мелькнувшую в окне фигуру Фуго, а затем просто остался ждать. Казалось, опустившаяся на весь ресторан тишина съедала изнутри, отдаваясь даже в самом теле глухим, но безмолвным звуком.       Разрезал её только лишь тихий скрип. Звук потирания металла об металл.       Инвалидная коляска с двумя массивными колёсами показалась в проёме широкой арки ресторана. Вместе с ней Джорно сразу же увидел своего верного помощника. Польнарефф воззрился на дона единственным здоровым глазом, слегка прищуривая взгляд. — Ты сказал этому юноше правду? — О чём? — О том, почему ты отправил его на Сицилию разбираться с командой торговли наркотиками. — В конце-концов с ними кто-то должен был разобраться? — безучастно пожимая плечами, проговорил Джорно, — Так что не имеет значения раскрыл я правду или нет… — Да. Кто-то должен был разобраться с ними, — протянул Польнарефф, — Например, ты.       Тон француза не казался грубым или вызывающим, однако напряжённые ноты в нём явно слышались. Молодой дон едва усмехнулся, прикрывая глаза. — Разве не вы говорили мне о возможности дать некоторым членам Passione второй шанс? Вся La Squadra Esecuzioni была уничтожена ещё до меня, но вот начиная с этого момента…ещё остались люди, не принявшие личность нового дона. — Прошу тебя, — давя скупую улыбку, приостановил молодого дона Польнарефф, — Я помню свои слова. Речь вовсе не об этом. Стенд того юноши и причинно-следственная связь с ним самим. Ты говорил правду или настоящая причина состояла в том, чтобы держать при себе того, кто знает истину произошедшего шестью месяцами ранее?       С секунду Джорно смотрит прямиком на мужчину, принимая как вызов его взгляд, полный решительного желания знать ответ на свой вопрос, а затем еле заметно усмехается. Уголки его губ слегка приподнимаются, но совсем криво. — И это тоже.       Польнарефф тяжело вздыхает. Он знает, что если Джорно это нужно, то он не добьётся настоящего ответа. Этот юноша слишком хорошо умеет прятать свои чувства и мысли за непробиваемой стеной. — Когда мы приступим к следующему этапу моего лечения? — задаёт совершенно иной вопрос француз, на который — он надеется — получит ответ. — Уже завтра, — сухо выдаёт молодой дон, — Я ведь обещал. Свои обещания я непременно выполняю.       Мужчина еле заметно кивает головой. Металл вновь скрипит и негромко шумит, заполняя ресторан странноватым лязгом, но мигом растворяется в мыслях Джорно, стоит только звукам долететь до его неподвижно сидящей фигуры.