Последний фейерверк

Антонова слегка дрожащими пальцами расстёгивает мелкие пуговички на очередном платье, висящем перед ней на вешалке. Смотрит так отстранённо, словно сквозь него, от того и узорные бусинки не хотят вылезать из своих петелек. Это шестое платье, если не считать то, что некоторые из них она надевала уже по два-три раза, пытаясь понять, в чём же сегодня пойти на праздник. Валя и сама удивилась не раз, откуда у неё столько вечерних нарядов. Озорной огонёк в уставших голубых глазах и не думает появляться. Да про какой огонёк речь — хочется лечь и просто проспать всю эту суматоху, все эти ночные радости. Новый год — да, весело, один из самых отмечаемых праздников, но не сегодня. Не сегодня для Валечки, которая не спит последние две ночи, хоть и пичкается бесконечно разными сонными таблетками. Уже сильно заметные синяки под глазами, которые Антонова утром тщетно пытается скрыть толстым слоем тонального крема, тоже намекают на то, что стоит послать всех куда подальше и, укрывшись тёплым одеялом, посвятить эту единственную свободную от обязанностей всем и вся ночь себе. Но Валя убирает эти мысли куда подальше. Сегодня намечается большое веселье: коллеги устраивают новогодний корпоратив. Шампанское, песни, праздник… Не хочется портить его одним только своим видом. Есть конечно ещё один человек, которому вся эта история с празднованием новогодней ночи, считай, практически «на работе», особо не симпатизирует, но Антонова ясно дала Власовой понять, что раз позвали, от такого отказаться попросту некрасиво. И Рите, на самом-то деле, плевать с высокой колокольни на «красиво» и «некрасиво», на нормы приличия и прочую ересь. Но ей не плевать на Валечку, которая, несмотря на своё состояние, видимо твёрдо решила побывать на всеобщем веселье. Расправившись с надоедливыми пуговицами, Антонова снимает платье с вешалки. Оно красивое, переливается на свету, наверное его Валя и наденет, наконец хоть немного удовлетворившись своим внешним видом. Она бросает мимолётный взгляд на прикрытую дверь комнаты. Там, за ней, на кухне копошится Власова, не начавшая даже собираться. Ей то что — платье давно ещё ей выбрала Антонова, чудом уговорив Риту одеться «ну чуть-чуть поприличнее» хотя бы на новогодний корпоратив. Надевая платье на себя, Валентина не слышит негромкого «Ва-аааль», доносящегося со стороны кухни. И ничего уже вокруг не замечая, просто пытается закончить с выбором побыстрее. Конечно, хоть её и раздражает её же неопределённость, просто надеть на себя первое попавшееся она тоже не может. Расправляя последнюю складку, Антонова смотрит в зеркало. И о чудо! Лёгкое серебряное платье красиво облегает, давая надежду на прекращение вечных, кажется, мук с выбором наряда. Отворачиваясь от зеркала Валечка и не замечает, как прекрасно на самом деле оно на ней смотрится. Едва ощутимая тонкая ткань струится по изящным изгибам тела, блестит даже в приглушённом свете простой комнатной лампы. Кажется, что одно мгновение — и послышится лёгкий трепет, а в следующую секунду на гладкой, как бархат, спине расправятся прекрасные белые крылья. Антонова отворачивается и смотрит на свои скрещенные худые запястья. И без того бледная кожа под светом ламп кажется ещё белее, а местами выступающие вены делают их вид ещё более болезненным. Хочется спать… Нельзя. Но глаза закрываются сами по себе. Неужели именно сейчас? После двух дней бессонницы, в такой важный момент? Валя в который раз удивляется неожиданным сюрпризам, которые преподносит ей её организм. А сюрпризов в последнее время много: режим у Антоновой за последние два месяца был сбит напрочь. Спать приходится только когда выдаётся возможность (и происходит это, к сожалению, не так часто, как хотелось бы), да и на еду времени нет совсем, в день два-три бутерброда и лёгкий салатик, если повезёт. Валентина и сама не заметила, как перешла на такой «безобразный» стиль жизни. Просто в один момент навалилось всё и сразу так, что времени даже подумать об этом не осталось. Валечка честно и яростно пытается бороться с навалившимися вдруг дикой усталостью и сонливостью. Старается дышать чаще (вообще это, по хорошему, никак не поможет справиться с ними, но делать нужно хоть что-то, потому что стандартная процедура со щипками и лёгкими пощёчинами тут не проходит), сосредоточить мысли на чём-то конкретном. Но взгляд становится всё более и более замыленым, а мозг потихоньку отключается… Из предрутины сонного царства Валю вытаскивают холодные сильные руки. Они ложатся ей на талию, нежно и аккуратно обнимая. Дышать сразу становится легче, а темнота в глазах постепенно исчезает. А на ухо что-то шепчут… Так тихо, слов почти не разобрать…

Ангел… …что-то… В поряд…

И вдруг, с особой резкостью, Антонову вырывают из остатков мысленного тумана. Она вздрагивает, так неожиданно, что одна из рук, лежащих на её талии, перемещается на всё ещё скрещенные запястья. Валя часто-часто моргает, пытаясь понять, что вообще сейчас произошло. И всё становится на свои места: та же комната, серебряное платье и приглушённый свет лампы. И Рита. Она стоит сзади, обнимая, взволнованно смотрит и пытается понять, что происходит с её Валечкой. Наконец убедившись, что та вернулась в реальность, Власова берёт её подбородок и аккуратно, тремя пальцами, разворачивает к себе. И взгляд Риты встречается с виноватым взглядом прекрасных голубых глаз. Брюнетка наконец выдыхает, а затем губами прикасается к аккуратному носику Вали. — Ты совсем бледная, Ангел. — Я просто задумалась, прости. Прости. Это слово проносится у Риты в голове ещё раз, и ещё, и ещё. Оно с каждым разом всё сильнее царапает сердце, раздирает только недавно зажившую рану. Она извиняется. Извиняется за то, что устала. Но пусть последнее слово останется за ней. Переубеждать бесполезно, и Власова это знает. Вот только Антонова не знает, что ночью Рита не случайно, во сне, её обнимает. Она тоже не спит, слышит сбившееся дыхание. И всё-всё понимает. Старается прижать к себе покрепче и утянуть с собой в мир безмятежных снов… *** Звенят бокалы, повсюду слышится громкий смех и весёлые разговоры. Улыбки на лицах, красивые парадные наряды и хорошее настроение. На большом столе в переговорной теперь стоят различные блюда, закуски и десерты. Всё это ещё почти не тронуто: за стол садятся уже после боя курантов, несущего в себе счастье и надежды на что-то большее в новом году. А вот пустые бутылки от вина и шампанского уже начинают складироваться в отдельную коробку, стоящую в углу помещения. Круглов хитро ухмыляется, а рядом стоят Лисицын и Майский, и все втроём поглядывают на Галину Николаевну, с широкой улыбкой на лице беседующую с кем-то по телефону. И вот, наконец, начальница с удивлённым выражением лица выходит из переговорной, а в эту счастливую минуту Петрович достаёт из-за пазухи бутылочку элитного восьмилетнего коньяка. Стоящие рядом мужчины, будто по приказу, как один достают три рюмки и ставят их в ряд. Пока не вернулась Рогозина, нужно успеть разлить напиток по рюмкам и спрятать за какую-нибудь неприметную корзинку с фруктами. Иначе придётся не сладко: «Коля, я же просила, никаких крепких спиртных напитков. Если узнаю, что кто-то из вас принёс сюда водку или коньяк...» Тихонов носится по всей ФЭС. Провода валяются, кажется, по всему зданию, и просто чудо какое-то, что никто ещё на них не наступил и не разбил себе нос. Пару раз он уже получал замечания от начальницы, но большие грустные глаза и умоляющий взгляд делают своё дело. На этот раз он пообещал, что никаких горящих, в прямом смысле слова, ёлочек не будет. Будет что-то «Очень красивое и бу-бух, Галина Николаевна!» Второе обещание вызвало у Рогозиной некоторое сомнение, но Ванька заверил её, что ничего опасного на этот раз не приключится. Вот и сейчас, когда все уже начинают собираться вместе, а на большом экране что-то говорит диктор, Тихонов замыкает последние проводки. И всё, вот он уже стоит довольный с пультом в руках, на котором красуется много-много разноцветных кнопок. Ждёт команды. И остаётся пять минут до нового года. Все уже собрались около новогоднего стола. Улыбаются, машут руками и разговаривают. Телевизор сделали погромче: уже звучат новогодние поздравления, сопровождающиеся весёлой фоновой музыкой. Сегодняшний вечер запомнится всем. Каждому по-своему, но обязательно по-своему невероятно. И пять минут эти пробегают совсем быстро, будто бы кто-то очень нетерпеливый старательно переводит стрелки часов вперёд и вперёд. И вот на экране появляются большие узорные часы. Секундная стрелка неумолимо быстро движется по яркому циферблату, приближаясь к одной лишь её цели. Воздух наполняется какими-то чудными, еле уловимыми запахами. А сердце в груди у каждого стучит в такт с этими самыми часами… 10.. Вокруг тишина. Ни звука, и все замерли в ожидании чего-то чудесного… 9.. Но где-то там, далеко, звучат новогодние песни… 8.. И на лицах у всех до единого широкие улыбки… 7.. И в глазах горит яркий огонёк надежды… 6.. И все обиды забываются, оставаясь в прошлом… 5.. И все в трепетном ожидании чуда… 4.. И звучит первый нетерпеливый возглас… 3.. И пробка от шампанского с характерным звуком вылетает из горлышка бутылки… 2.. И неумолимо быстро приближается новый день и, кажется, новая жизнь… 1.. И последняя секунда уходящего года ощущается как-то по-особенному, с трепетом… И всё здание Федеральной Экспертной Службы взрывается эмоциями, криками, возгласами и поздравлениями. Улыбки объятия, поцелуи. Смех, радость и счастье… А Ваня, крича всем «смотрите сюда», нажимает большую красную кнопку на его пульте, и за окном тотчас в небо поднимаются десятки разноцветных огней. Каждый из них летит высоко к звёздам, где рассыпается на миллионы мелких искр. И за первым десятком идёт второй и третий, а работники толпятся около широкого окна, пытаясь рассмотреть эти чудесные фейерверки поближе. Да и не только сотрудники ФЭС, многие прохожие на улице завороженно смотрят высоко в небо, где с каждой секундой появляются новые огни, всё красивее и красивее предыдущих. И всё это действо вызывает у каждого бурный восторг. В сердце что-то трепещет, а радость и чувство свободы вырываются оттуда с невероятной силой. И всё вокруг перестаёт существовать. Только ФЭС. Только одна большая семья… *** Почти час уже проходит с последнего боя курантов. Там, в здании, все веселятся, пьют и танцуют. Никто совсем и не замечает, что Валечки и Риты уже давно нет с ними. Девушки убежали оттуда почти сразу после двенадцати, желая укрыться от всеобщего внимания. И сейчас только они вдвоём и чистый, практически хрустальный снег вокруг. А с неба бесконечным потоком сыплются маленькие снежинки, покрывая всё вокруг холодным снежным одеялом. И рука Власовой, в перчатке со специальными дырочками и с замёрзшими, покрасневшими уже пальцами, аккуратно поглаживает светлые мягкие волосы. А Валечка улыбается, лёжа головой на коленях Риты, и жмурится иногда, когда очередная порция хлопьев снега ложится ей прямо на нос. И все эти детские, казалось, нежности сейчас согревают так, как не согреет ни один костёр в этом большом мире. И сидя прямо на снегу, капитан не задумывается о том, как ей холодно должно быть сейчас. Все мысли заняты только нежной, чувственной блондинкой, чьё сердце принадлежит только ей. Практически неощутимо Рита проводит подушечками пальцев по замёрзшему носику Вали, чем вызывает тихий смешок с её стороны. И на лице появляется искренняя улыбка, которая продержится сегодня ещё очень-очень долго. Власова смотрит куда-то вдаль, и в какой-то момент на горизонте появляется маленький огонёк. А в следующую секунду он рассыпается на сотни маленьких искр. И именно этот, совсем маленький, последний за эту ночь, фейерверк почему-то нравится Рите намного больше всех тех, что до этого в огромных количествах пускал в небо Тихонов. И шёпотом, практически неслышно, она задаёт один единственный вопрос своей возлюбленной: — Как ты думаешь, почему в наступающем году я не смогу любить тебя сильнее? — Почему? — Потому что невозможно полюбить сильнее, чем я люблю тебя сейчас.