Эй, огонь, иди за мной!

      Никто в здравом уме не мог бы и предположить, что такой аристократ, как Уильям Джеймс Мориарти может оказаться не только преступным лордом, но еще и чем-то в разы страшнее. Плавные черты лица, бледная, словно снег, кожа, пухлые и вечно искусанные губы, яркие гранаты глаз — все это составляло идеальный образ для подражания. Его всегда приводили в пример всяким юным особам, для которых следование нормам этикета и традиций — полнейшая глупость.       Такие дети всегда твердили о том, что человек не может быть таким: не может знать так много, не может не допускать ошибок, не может быть успешен в каждом деле. Глядя на среднего сына четы Мориарти складывалось впечатление, что тот изучил абсолютно все науки и отточил всю практику по ним до максимума. Настолько сильно тот волновал сердца восхищенных людей, что те начинали распускать слухи. Только они никогда не затрагивали истинной причины.       Мориарти вовсе не был молод, нет, он сам даже не сможет сразу назвать свой точный возраст — единственное слабое место мужчины среди всех его навыков.       Каждая его новая личность прославлялась в каком-либо деле будь то математика или изучение «мертвых» языков. Вечный странник и летописец чужих жизней, копящий в себе опыт и вкусы. Как бы этого не хотелось избегать, но кровь была нужна ему для существования. Ее пьянящий аромат выбивал из колеи, ногти вжимались в прохладную кожу ладоней, и если бы можно было, то он бы выбил из себя красные капли, но сколько бы он не пытался — ничего не выходило.       Просил близких порезать его горящим ножом, проткнуть копьем, но обманчиво близкие вены никак не открывались. Их темно-синий след проходил по всему телу, но под этой закалившейся кожей они были словно в доспехах. Именно это мешало в самые сложные моменты, когда хочется просто наконец покинуть этот прогнивший мир, но настолько банально никогда не получалось. Также и отказ от крови не помогал, все, с кем он сближался всегда настаивали на том, чтобы тот взял что-нибудь у них. Самую малость, но лишь бы этого хватило на какое-то время.       И он не смеет отказать им, ослабленное тело не слушается, само тянется к алому источнику и не отпускает — очередная слабость.       Со стороны всем кажется будто он холодный гранит или железный сплав, который может уничтожить только самый яркий огонь преисподней. Да вот только не горит, как бы тот не желал этого, не может. Даже сам убить себя простыми методами не может, сразу проявляются слабости, с которыми он не пытается бороться, идет им навстречу.       И именно поэтому он идет к детективу, именно поэтому не пытается противостоять самому себе, своей жалкой сущности, что иногда совершенно забывает свои человеческие привычки.       Он сразу понял, что именно Холмс станет его новой слабостью, а после это станет чем-то вроде зависимости. И даже Шерлок, наркоман со стажем, открыл для себя новое, что-то с удивительным эффектом. Это совершенно точно не вещество, точно не эфир, врачи это подтвердят, но тогда почему так сильно бросает в дрожь? От холода чужих ладоней на своих плечах? От резких укусов на чувствительных губах?       Никто не знает, да и даже не пытается. Оба тонут даже в звенящем молчании, хотя слова рвутся наружу, но застревают в момент пересечения взглядов. Очередная тишина, что прервется коротким скрипом половиц, когда у одного из них все же заболят ноги. Шерлок чувствует это, а Уильям никогда — просто подыгрывает. Он такой же человек, никто не отрицает этого. Даже в тот момент, когда словно под гипнозом припадает к чужой шее.       Клыки выступают наружу, но он тянет время, дразнит из последних сил царапая нежную кожу. Самому хочется же разорвать и присвоить себе, но держит эти чувства на коротком поводке, нет, он не сможет сделать этого. Будет терпеть, брать по капле и смаковать, перекатывать на остром языке и не глотать раньше времени.       Первый укус всегда самый приятный, особенно в тех местах, что не успели зажить. Кровь струится и струится, Уильям смотрит словно видит это впервые. Алая жидкость стекает по его подбородку, пачкает белую накрахмаленную рубашку. Этот яркий цвет не кажется лишним среди белоснежного полотна, приятно дополняет, но только в первые минуты. Потом все станет безобразно коричневым и от прошлого нектара не остается ничего, что будет будоражить.       А Шерлок изнывает, держит стоны в себе, не хочет поддаваться так быстро, но знает, что рано или поздно заставят. Он чувствует как на нем появляются новые и новые раны, шея пестрит красным, что граничит в некоторых моментах с невероятно яркими оттенками, а в других темнеет, становясь фиолетовым. Чувствует и неожиданно аккуратный укус в кадык, за которым следует нужная боль от чужого наслаждения. Слезы копятся в уголках глаз, но живот скручивает еще сильнее стоит Уильяму прижать кожу зубами.       Руки Мориарти ощущаются на бедрах, сжимают, грубо прижимая к кровати, хотя казалось бы, куда еще сильнее. Его язык широким движением проходится по чужой шее в последний раз, марая мужчину в крови. Вкуса он почти не почувствовал, но картина стала еще более прекрасной: множество алеющих засосов перекрывает тонкая красная пелена, и, боже, Уильям хочет накинуться на него снова, выжать весь эфир полностью. Только ему остается лишь смотреть, смотреть и бояться собственных желаний.       Лиам тянется к чужим губам, которые каким-то невероятным образом не пострадали в этом хаосе, проходится по ним языком, отдельно целует в нижнюю губу, после втягивая в странно спокойный поцелуй. Холмс благодарен ему за это, потому что голова идет кругом, а перед глазами плавают звездочки. Каждый раз одно и то же, и он не отказывается, хочет сильнее, хочет и вовсе потерять сознание от потери крови, но Уильям слишком внимателен к нему.       Мориарти сплетает их языки и Шерлок чувствует свой вкус, чуть морщится, но не разрывает контакта. Во рту смешался привычный табачный привкус и горький металл. Обоих это сводит с ума, хочется больше. Холмс знает, что Уильям может взять хоть всю кровь у него, жаждет этого, чтобы в последние минуты работы сознания видеть прекрасный лик и слышать чужое прерывистое дыхание. Для него такая смерть — подарок, и он не знает действительно это его желание или у вампиров есть какие-то странные методы воздействия. Отдать всего себя — инстинкт, о котором он не знал до этого.       Лиам опускает руку ниже, быстро касаясь чужого торса, с раскрытой рубашкой на нем. Задерживается на нижней части живота, отстраняется от опухших губ с тихим звуком и оставляет поцелуи на чувствительной части, специально избегая того, что изнывало и молило о внимании. Уильям раскрывает свои ладони лодочкой и очерчивает контуры чужих ребер, а после оставляет руки крепкой хваткой на выступающих тазовых косточках.       Шерлок тихо стонет от переизбытка ощущений, шея горит огнем, тело приятно отзывается на чужие касания, и он не знает куда деть себя. Закрывает глаза ладонью, краснея сильнее и не желая видеть то, как его в наглую дразнят. Перетерпит так, но Мориарти тут же замечает это и невесомо касается чужого паха, вызывая новую бурю эмоций и подавленный стон.       Если спросить Холмса, помнит ли тот, когда он остался в одной рубашке, то он вас даже не услышит. В ушах бьет кровь, а Уильям держит его член у основания, все также целуя низ живота, а после переходит влажными следами на внутреннюю сторону бедра, оставляет небрежные укусы по всей поверхности, отстраняется и смотрит с на детектива с легкой улыбкой. Тот спешно отводит взгляд, шумно выдыхая от чужого дыхания над головкой члена.       Лиам нежно покрывает ее короткими поцелуями, пряча клыки. Пару раз пробегается языком по уздечке, после опускаясь ниже. Повторяет эти действия какое-то время, убивая все самообладание мужчины снизу, хотя они еще не дошли до самого главного.       Мориарти последний раз облизывает светло-розовую плоть, в следующий момент постепенно вбирая член в себя полностью. Шерлок вскрикивает, запуская свою руку в блондинистую макушку, сжимает со всей силы, тут же расслабляя руку. Выдыхает и снова стонет, тихо, будто бы он задумывается о том, что сейчас глубокая ночь и соседи не будут рады. Уильям вбирает плоть полностью, останавливаясь на какую-то долю секунды, а после поднимаясь вверх, проводя языком по выступающим венам. Останавливается на головке, немного втягивает щеки, чтобы снова опуститься вниз.       Холмс говорит свой непонятный поток возбужденного сознания, прерываясь на то, чтобы сжать руки и прикрыть глаза. Среди несвязных фраз Уильям слышит ту, что дает понять то, насколько Шерлок близок к разрядке. Поэтому он вбирает член глубже, расслабляя горло, слышит ожидаемое стенание, перехватывает основание тонкими пальцами.       Детектив бьет по кровати от досады, пока Мориарти отстраняется, хитро сверкая глазами. Лорд медленно помахал пару раз указательным пальцем свободной руки, как бы показывая, что еще слишком рано. Шерлок со злым мычанием откидывает голову назад, но тут же гнев перетекает в радость: Уильям начал медленные движения по стволу, другой рукой поглаживая головку сверху.       Слишком много, слишком сильно, слишком долгожданно. Холмс чувствует то, как узел где-то в паху сжимается. Вот-вот и он почувствует долгожданную разрядку. Это понимание и смесь ощущений не дают ломаному мычанию прекратится. Шерлок напрягает свои бедра, чуть приподнимая их, но Уильям прижимает его обратно, останавливая движения.       Бросает жаждущую плоть, зачем-то возвращается к торсу. Целует его бока, с нахальной улыбкой игнорируя его член. Холмс со шлепком закрывает свое лицо ладонями, — «Ненавижу». Уильям понимает это, насмешка от этого становится лишь шире.       Блондин приподнимается на локтях, приникая нежными касаниями лепестков губ к наливающимся засосам. Знает, что если касание будет сильнее, то это принесет боль, которой Шерлок будет лишь рад.       Дотягивается до чужих губ, довольно прикрывает глаза, когда ему грубо отвечают, кусая за нижнюю. Детектив пытается что-то сказать, но сам затыкает себя, снова прижимаясь к мягким устам. Лиам смеется ему в поцелуй, обхватывая его лицо. Оставляет крепкий поцелуй и отстраняется, прижимаясь своей плотью к его.       Голос брюнета дрожит, но он сыплет того оскорблениями, из рта вылетает столько брани, сколько не было до этого никогда. Холмс хочет кричать о том, как он терпеть не может Мориарти, но продолжает стонать громче от чужих ловких пальцев.       Голова становится еще более ватной от яркого окончания, Шерлок без сил раскидывает руки, на краю сознания наконец слыша чужой отклик в нетерпеливых звуках.       Если Уильям был огнем, то прямо сейчас Холмс сгорел в нем, чтобы утром снова вернуться к своему образу. Шерлок не догадывался, что для Лиама он был еще более жгучим пламенем.