Heathens

Никем не тронутая перегородка входа резко упала вниз, закрыв абсолютно все пути внутрь завода.  Гаон ожидал нечто подобное, но всё равно вздрогнул. А после — ещё один раз, ведь где-то в огромном помещении кто-то противно рассмеялся. Послышались издевательски медленные хлопки в ладоши.  — Здравствуй, Гаон! Ну что, как тебе мои скромные владения? Джисок начал судорожно оглядываться и вертеться на месте, и при этом его рука всегда лежала на бедре, где был прикреплён пистолет. Голос из ниоткуда же продолжал пакостно хихикать.  — Джисок, повернись же!  В следующую секунду Гаон услышал громкий выстрел и почувствовал, как что-то молниеносно полоснуло его по щеке. Внезапно стало очень жарко. И страшно. Квак прислонил дрожащую руку к щеке и почувствовал кровь под своими пальцами, но смотреть на неё он не пожелал. — Ну наконец-то. Я думал, ты уже не догадаешься.  С одного из железных помостов легко спрыгнул мужчина средних лет, не особо коренастый, с приятным лицом, на котором, однако, застыло выражение злорадства, самовлюбленного удовольствия. В руках он вертел пистолет, словно тот был игрушкой и не мог причинить вреда — но Гаон уже на своём опыте понял, что никакая это не игрушка. — Экин… Чен?  — Какой догадливый! — воскликнул Экин и рассмеялся ещё громче прежнего. Его смех звучал так натурально, что ничего не понимающий человек бы наверняка подумал, что этот Экин только прочитал уморительный анекдот. Гаона же этот смех окунал в панику и отвратительное до тошноты чувство тревоги. — Как тебе мастерская моего папаши? Не правда ли, он прекрасно постарался, чтобы тут такое создать?  — Ты не убил меня.  — Я и не собирался, — с явным раздражением ответил Экин, видимо, недовольный тем, что его так нагло прервали. — Ну так что? Как тебе? Для предателя родины он неплохо тут обжился!  Экин говорил с явным сарказмом, очевидным пренебрежением и даже ненавистью. Гаон удивился: неужели он относится так к своему отцу?  В целом, Джисок мог его понять, но… — Всегда ненавидел Корею, — словно прочитав мысли Квака, резво сменил тему Чен. От такого неожиданного перехода у Гаона пошли мурашки по коже. — Сопливая страна, слабая. Падка на глупеньких певцов да второсортные дорамы. Прям как мой отец. Фу, блять. Так бы и сжёг всю Корею к чертям собачьим… Хотя, пожалуй, Северная ещё ничего.  Страх, отвращение и желание схватить за глотку этого мудака побеждали благоразумие внутри Гаона. Он только прошептал сквозь сжатые зубы: — Не смей отзываться так о Корее.  — Ха? О Боже, какой патриотичный нашёлся! А если продолжу, тогда что? Папочке пожалуешься? Боюсь тебя разочаровать, но он мертв. Я лично своими руками убил его, так что бежать некуда, мальчик.  На мгновение сердце Гаона сжалось, а потом…  Стоп. Что-то в его словах противоречит правде. Отец? Убил собственными руками?  Да что за чушь он вообще несёт! «Он блефует, —догадался  Гаон, внутренне становясь холодным камнем от осознания этой простой истины. Однако сердце его билось как бешеное, ведь маленькая зацепка, благодаря которой можно было победить, наконец нашлась. — На самом деле у него нет никаких средств воздействия на меня, кроме красноречия. Нужно опасаться его разговоров. И… что-нибудь придумать, пока он говорит». Кусочки пазла складывались, и теперь Гаон понимал сущность этого мужчины гораздо лучше. Он осознал, почему так много людей присоединились к нему: он приятный на первый взгляд, обещает хорошее вознаграждение, он буквально спаситель для тех, кому больше некуда податься. Супермен, правда — хоть сейчас иди да играй в фильме супергероя! Каэде — уже, увы, мертвая — поняла, что к чему, не сразу, но все-таки поняла, и потому ей вовремя удалось сбежать. Впрочем, от смерти ей все равно не удалось спастись — и, возможно, самоубийство было лучшим выходом для неё. Ведь кто знает, какие мысли в голове этого нарцисса и что бы он предпринял, если бы взял девушку живой? Страшно даже представить, каким пыткам бы подверглась эта милая, скромная японка. Гаон встрепенулся от этой мысли, но все ещё делал вид, что не понял плана Экина, что не раскусил его модель поведения. Это оказалось гораздо легче, чем Джисок думал сначала, и поэтому Гаон даже как-то удивился. Неужели всё настолько просто? Гаон, слушая беспрерывную болтовню Экина о том, как он ненавидит Корею, потянулся за пистолетом, чтобы проверить количество оставшихся патронов. Их осталось всего три штуки. «Тебе достаточно всего трёх пуль. Одна — чтобы ранить его. Вторая — чтобы сбить с ног. Третья — чтобы добить его» — пронеслось в голове Гаона флешбеком, яркой вспышкой, пронзившей мозг до основания. Так вот что имел ввиду Гониль во сне, когда говорил, что Джисок вскоре все сам узнаёт!  Три пули. Одна — чтобы ранить. Это значило, что первой пулей нужно просто попасть в мужчину, куда — значения не имеет. Вторая — чтобы сбить с ног. Значит, потом следует целиться в ноги — к примеру, куда-нибудь в лодыжку, чтобы он потерял контроль на телом.  А третья… Тут было несколько вариантов, но Джисок для себя выбрал пустить пулю уёбку в голову, чтобы только мозги по полу и размазались.  — Наверное, ты думаешь, что обхитрил меня. — продолжал Экин. Траектория его движения была непонятна: он ходил зигзагами, то приближаясь к Гаону, то резко отходя от него на расстояние. Неизменно было одно: он ходил по кругу, заставляя Джисока крутиться на одном месте вместе с ним. — Зашёл один, оставив других там. На самом деле я рассчитывал на это. Если я расправлюсь с тобой, то с ними — запросто.   — Зачем ты это делаешь? — игнорируя все предыдущие фразы, Гаон продолжал настоять на своём. — Что тебе это даст? — Власть.  Гаон хмыкнул в полуусмешке.  — Слишком глупая причина, не находишь? — Дай-ка я тебе, Гаон, все объясню, — дружелюбно отозвался Чен и резко остановился. На губах его заиграла улыбка, сочетающая в себе только много оттенков эмоций, что конкретного посыла этой улыбки Гаон распознать не мог. — Я расскажу тебе все с самого начала.  Джисок напряжённо смотрел на мужчину, выжидая нужного момента. В голове его пронеслось: «И почему злодеи так любят болтать?» Экина же вообще не заботило ничего: он продолжал ходить кругами, беззаботно вертя оружие в руке. — Мой папаша, — начал он тоном рассказчика сказок. Не хватало только «давным-давно, в три десятом царстве, таком-то государстве…» Правда, говорил он слишком монотонно, так что «сказка» начинала напоминать университетскую лекцию. — Мой папаша всегда был без ума от оружия. Он знал все модели и с детства интересовался его строением — наверное, это странно для ребёнка, но не суть. Он отучился, вырос и во времена войны предал страну, продал свои лучшие чертежи Корее, которая с этим гостеприимно пустила его сюда. С того момента он больше не покидал Корею, женился на кореянке… А потом появился я, которому он пытался всучить управление компанией.  — Меня с пелёнок учили, как правильно обращаться с оружием. Однажды он ударил меня за то, что я отказался учиться. Сказал, что мне это неинтересно. И… С тех пор я возненавидел его, Корею и оружие, которое он создавал. Будь оно даже самым лучшим в мире — я бы плюнул на него. Однако оно сыграло мне неплохую службу, — с усмешкой Экин погладил свой пистолет, словно тот был преданной собачонкой. — После этого я убил своего отца. Его собственной винтовкой. У Гаона всё внутри заледенело от страха, и он крайне не хотел слушать то, что Экин скажет дальше. Ведь это все — история становления конченого психопата! — Я понял, что человеческую жизнь легко отнять. И я придумал план.  — Ты… Это ты убивал всех чиновников? — спросил Гаон, и его голос в начале едва заметно дрогнул. Он знал ответ на свой вопрос, но хотел убедиться. И потянуть время. — Да, — легко согласился Экин и пожал плечами. — Я ненавижу правительство. Потому что оно закрыло глаза на предательство моего отца. Если бы не оно, возможно, мне не пришлось бы марать руки о его кровь. Правосудие само бы его покарало. — тут Экин усмехнулся и подошел совсем близко к Гаону. Тот замер, не смея и тронуться с места — словно его приклеили к полу самым стойким клеем на свете. — Когда я впервые узнал о вас… «Язычниках»… Я слегка взбесился. А потом это мне показалось забавным. «Язычники»… Те, кто идут против закона, дабы помочь ему? Как интересно!  Экин взял за подбородок Гаона и приподнял его чуть вверх, вглядываясь в глаза юноши. Джисок хотел отвести взгляд, но не мог: было что-то гипнотическое, устрашающее во взгляде этого мужчины, а мерзкая, холодная улыбка, видневшееся на периферии зрения, заставляла кожу покрываться мурашками. Руки его были такими же холодными, как выражение лица. Казалось, весь Экин просто сделан из одного большого куска льда.  — Ты мне понравился больше всего, Гаон. Вспыльчивый, но такой горячий… В плане, конечно, рвения к своей цели. — Экин снова противно хихикнул. — Не трогай меня, — процедил Гаон, и, на удивление, Чен действительно убрал руку.  — Как скажешь, Гаон. Ты мне нравишься. Не хочешь заключить сделку? Гаон неуверенно посмотрел на протянутую Экином руку, а затем перевёл взгляд на него. Мол, ты за дурака меня не держи. — Понимаю. Дай я объясню. — Экин отошёл на шаг назад и заложил руки за спину, начиная говорить все тем же монотонным голосом, что и прежде. — Я предлагаю тебе работать вместе, и тогда ты выживешь. И твои дружки тоже. Я не трону их, если ты поможешь уничтожить мне Корею. Ты сильный — и я тоже. Ты умный — и я тоже. Если мы соберёмся вместе, то сможем править миром. Как тебе такое?   Экин вновь протянул руку, и Гаон полминуты в молчании смотрел на неё. Потом медленно поднял взгляд и произнёс:  — Хорошо. Я согласен.  Он взялся за чужую руку, ответил на рукопожатие, улыбнулся. С нажимом, довольно натянуто, но улыбнулся.  А потом резко дернул его на себя и достал нож, готовясь занести его над Экином, но тот его опередил: схватил Гаона за запястье, а потом со всей силы ударил его по животу. Гаон застонал и упал на пол, выронив нож.  — Это я тоже предвидел, — Экин с притворным разочарованием вздохнул, а потом наступил на пах Гаону, заставляя того болезненно зажмуриться. — Тебе лучше не идти против меня, Гаон. Мы могли бы стать прекрасным дуэтом… Но ты выбрал стать грязью.  — Я ни за что не опущусь до твоего уровня! — злобно выплюнул Гаон, все ещё умирая от боли и ощущая кровяной привкус во рту.  — Это комплимент или оскорбление? В любом случае…  Экин потянулся за пистолетом, но на этот раз Гаон был быстрее. Он перевернулся, чуть не заставив Экина упасть, уверенно навёл на него пистолет и встал прямо. — Ты думаешь, что сможешь меня победить? — усмехнулся Экин и медленно, неторопливо достал свой пистолет, проделав то же самое движение, что и Гаон раньше, но более медленно. Только выглядел он гораздо более расслабленнее. Так, словно на него смотрело не дуло пистолета, а миленький котёнок.  — Я не думаю. Я уверен.  — Ты слишком похож на меня, но тебе меня не одолеть. Феликс, может быть, мог бы, но именно поэтому я выбрал тебя, а не его… — Хватит нести хуйню, — перебил его Гаон, крепче схватился за пистолет и нахмурил брови. — Ты хочешь меня убить или нет? — Ты не веришь мне? — Все, что ты говоришь — блеф, я не хочу слушать пустую болтовню вместо того, чтобы видеть настоящие действия. Или ты умеешь убивать только в своих рассказах? — Нет, но… — Ты слабак, раз не можешь просто направить на меня пистолет и прикончить, — усмехнулся Гаон, пародируя холодное отношение Экина ко всему. Тому это явно не нравилось: он мялся, хмурился и просто выглядел недовольным. Однако это было именно тем, чего и добивался Джисок. Экин выстрелил неожиданно — однако Гаон всё равно сумел увернуться и отбежать в сторону.  Теперь оставалось одно: убегать, прятаться и стрелять. В закрытом помещении эта задача усложнялась в два раза, но полок, на которые можно было бы залезть, тут было много. А Гаон — не робкого десятка, так что если шанс победить есть — он возьмётся за него зубами и не опустит до самого конца. — Я недооценил тебя. Но не ожидай, что ты сможешь меня перехитрить. Я знаю каждый твой шаг. 

Блеф.

— Я знаю каждое твое движение. 

Ложь.

— Я знаю всего тебя, Гаон. 

Враньё.

Удивительно, но теперь Джисок почти не боялся. Возможно, если бы Экин вообще не упомянул о его отце, Джисок так и не понял бы, что он блефует. Но говорить о том, о чем Экин понятия не имеет, было главной его ошибкой.  — Та девочка, Каэде… Она тоже была умной. Такой же, как и ты.  «Чего? — недоуменно подумал Гаон, прячась за большой колонной и прижимая заряженный пистолет длинной стороной дула к щеке. Он не видел лицо Экина, но слышал в его голосе уже знакомую улыбку. От этого шли мурашки. — Зачем он заговорил о ней?..» — Она мне понравилась. Так же, как и ты. И так же, как и ты, не захотела мне подчиняться… Мелкая сука! Под наркотиками она ложилась под меня, как миленькая. Наверняка у неё в животе был мой отпрыск, который смог бы продолжить мое дело. Но эта мразь посмела убить его! Экин резко отодвинул коробку, за которой должен был прятаться Гаон, но его там не оказалось: за это время Джисок успел перескочить на второй этаж и наблюдал за Экином свысока.  — Это была моя оплошность, что вы нашли все ее записи. Иначе я расправился бы с вами быстрее. Я… Раздался выстрел, и Экин замолчал, медленно повернул голову к плечу, которое насквозь пробило пулей. Гаон про себя выругался. Он целился совсем не туда! «Три пули, — успокаивал себя Гаон, чуть дрожащими руками сдерживая оружие. — Осталось ещё две. Гониль говорил, что трёх достаточно… Я сделаю так, как он говорил». Чен заметил его и выпустил несколько пуль в том направлении, где стоял Квак, но тот успел перебежать и потеряться среди коробок. Экин тяжелым шагом пошёл за ним. Казалось, что выстрел не сделал ему никакой проблемы: он не замечал крови и словно вообще не испытывал боли, и это заставило Гаона заволноваться. Но когда он увидел, как сильно теперь ограничены и замедлены движения Чена, Квак расслабился. Пока что удача была на его стороне.  — Мне нужно было убить вашего Гониля раньше. На самом деле я целился не в него тогда, но так даже лучше! Ах-ха-ха-ха!.. Гаон спрыгнул с полки — специально так, чтобы его было видно — и побежал прятаться по другую сторону секции. Слова о Гониле резанули по старой ране, но в то же время заставили стиснуть зубы до скрежета и подумать о ещё одной миссии вылазки Гаона. Месть за Гониля. Экин повторил все его движения, однако не успел он зайти за угол, как заорал на весь склад.  Все-таки против физиологии не попрешь. А пробитые яйца — это пиздец как больно.  Гаон бы почувствовал его боль, если бы ему не был противен этот человек. Экин выронил из рук пистолет и упал на колени, пока его промежность сочилась алым. Гаон же без единой эмоции толкнул его в грудь, другой ногой пнул пистолет так далеко, что он оказался под нижним рядом полок, в сам встал на грудь Экина, заставляя его страдать ещё сильнее.  — Н-неужели тебе… Не хочется власти? — продолжал он нести чушь, и такая стойкость даже несколько поражала: все-таки не каждый выдержит такой болезненной потери причинного места. — Ты меня почти убил… Ха… И ты до сих пор не хочешь заключить со мной контракт?  Гаон ничего не отвечал. Он достал пистолет и прислонил дуло ко лбу убийцы.  Последняя пуля. Пуля, чтобы «добить».  Впервые за все время на лице Экина появилось нечто наподобие ужаса. Он замахал одной рукой — другая у него окончательно перестала двигаться после выстрела — и вновь застонал, когда Гаон надавил на больное место сильнее.  — Неужели ты убьешь меня? Тебе не важна твоя репутация, Гаон? А что подумают мама, папа, друзья?! На тебя опрокинется такой позор! — изрыгая сгустки крови изо рта, верещал Экин угасающим с каждым словом голосом, и Гаон почти расхохотался.  У этого урода остаются силы манипулировать даже на смертном одре! Гаон улыбнулся, и вся желчь, все отвращение было вложено в эту улыбку. Экин, на самом-то деле, был чертовски слабым. Он был простой подстилкой, которая не готова была проиграть, но была готова на обман и манипуляции ради спасения своей шкуры. Это вызывало жалость, но намного более — отвращение. Вспоминая всё то, что сделал Экин, Гаон не мог простить его. Не мог оставить этого психопата в живых. Даже если из-за этого на него повесят клеймо убийцы. Джисок сильнее прижал дуло ко лбу Экина. Наверняка там останется след после него.  Хотя… След в любом случае останется.  — Слава или позор — дело мое. — только и произнёс Гаон и положил палец на курок. Раздался последний выстрел.  А потом наступила тишина. 

***

Джуён всё не мог успокоиться: рвался вперёд, истерил, крича, что Гаону нужно помочь, пытался сам пробраться внутрь, но все было бестолку. Он даже содрал себе кожу с рук, и только после того, как Чонсу дал ему пощёчину и наорал на него, Джуён уселся на пол и смотрел на снег неживым взглядом. Сам Джуён, наверное, этого не вспомнит, но Чонсу будет ещё долго стегать себя за сказанные на эмоциях слова. Джуён боялся. Боялся, как и все, что на этом все закончится, что Гаон не вернётся живым. Ведь если все страхи Джуёна оправдаются и в складе окажется именно тот, о ком Ли думает, то у Джисока не очень много шансов на победу. Каждый приглушённый выстрел заставлял сердце обливаться кровью. Кто-то пытался растормошить Джуёна, заставить его встать, чтобы тот не сидел на холодном полу, но ему было все равно. Он ждал. Ждал, пока двери откроются, и выйдет Гаон. Или он. Всем остальным было не лучше: они вздрагивали при каждом звуке, доносящемся из склада, и молились, чтобы Гаон вышел хотя бы живым. Когда перегородка снова открылась, парни не сразу это поняли и смотрели на человека в отверстии как сквозь смутную пелену. Они не понимали, кто перед ними, как он выглядит и что вообще происходит. Джуён же, погруженный в свои мысли, вообще сначала не заметил поднятия перегородки. Первым оправился Джунхан, он же первый и пролепетал: — Гаон?.. После этого, как по эффекту домино, «проснулись» все. — Гаон! — как один загалдели парни, и один большой камень, расположившийся, кажется, на душах всех сразу, разломился на кусочки, потом превратился в пыль и разлетелся по ветру. Последним оправился Джуён, но реакция его была бурнее всех. Он, на замёрзших ногах, падая в снег и плача на ходу, прокричал: — Гаон! …и кинулся в объятия юноши, который слабо похлопал его по спине и обнял. Джуён видел, насколько плачевно выглядит Гаон. Видел его рану с засохшей кровью на щеке, видел, что и руки, и одежда его тоже испачканы кровью. Видел, что сам он едва стоит на ногах, что он на тон бледнее, чем прежде. Но Джуён не хотел придавать этому значения. Главное, что он жив — остальное не важно. — Я… Я так боялся, — стараясь казаться сильным, но всё равно всхлипывая от накопившихся эмоций, Джуён целовал лицо и не мог перестать обнимать, осматривать Гаона на наличие серьезных ран. — Что случилось? Что он с тобой сделал? — Мы победили, — прошептал Гаон так тихо и с таким выражением лица, что Джуён не понял ничего с первого раза. — Прости?.. Гаон наконец посмотрел прямо на Джуёна. Только сейчас лицо Джисока начало принимать осмысленное выражение, и, видимо, он только сейчас понял, что его всё это время обнимал и целовал Джуён. Он слабо, но искренне улыбнулся, потрогал щеку, стёр с неё немного запекшейся крови, а потом совершенно неожиданно поцеловал в губы Джуёна, ошарашив тем самым и его самого, и всех, кто был рядом с ними. Джисок был на удивление настойчив и даже слегка груб: он сжимал руками щеки Джуёна, пытаясь прижать его ближе, покусывал его губы, но тот не жаловался. Для него этот поцелуй ещё раз доказывал материальность Гаона, его живучесть и в принципе его существование в этом мире, а не в загробном. Когда Гаон отстранился, его глаза сверкали от слез радости. Он улыбнулся шире, выпустил из себя несдержанный смешок и повернулся к другим, сильно сжимая руки Джуёна в своих: — Я убил его! Мы победили!