Мастерская сломанных сердец

***

      До выхода остаются считаные минуты. Чимин с нетерпением ждёт долгожданной встречи, которая не могла состояться вот уже больше трёх долгих, мучительных лет. Парень без резких движений, но вполне шустро одевается под прерывистый дребезг сердца в груди. Натягивает на себя свитер потеплее: в этом году канун Рождества оказался до удивительного морозным. Волос тёмный Пак скрывает под капюшоном пуховика, а нос под шарфом. Он покидает номер хостела, тихо прикрыв за собой дверь.       В Тэгу Чимин приехал два дня назад вполне с конкретной целью. Сегодня, за два дня до Рождества, ему назначен визит к мастеру дел сердечных. Три года по всей Корее парень искал того, кто рискнёт взяться за разбитое вдребезги сердце. Он сотни раз обзванивал и столичные клиники, и самозанятых любителей народной медицины в каком-нибудь Богом забытом захолустье — всё без толку. Никто так и не решался помочь… Просто потому, что Чимину не повезло, и он оказался носителем хрустального сердца, одного из самых прекрасных, но невероятно хрупких, ранимых и редких.       Благо нашёлся какой-то мастер экстремал-самоучка из Тэгу. Он предложил прийти на приём и разобраться в проблеме на месте; излечения не обещал, но в давно погасшую надежду благородно вдохнул немного жизни. Чимину не из чего было выбирать. Потому он сегодня здесь, пробирается сквозь толпу суетящихся людей торопливо, по долгим тротуарам, прикрывает ладошкой обветренной сердце, защищая несчастное от лишних сотрясений, что могут быть очень болезненными.       В мире существует немалая разнообразность людских сердец. Самые распространённые — это бумажные. Они просты в уходе, многое могут стерпеть — и реки слёз, и пожар измены, главное вовремя утихомирить буйство души, пока от сердца хоть что-то осталось. Обычно их владельцы легко справляются с задачей, потому что так же просты и чисты, как бумаги лист.       Кто-то же носит в груди стальные или каменные сердца́. Они более стрессоустойчивы, сильны, тверды, в чём заключаются как их плюсы, так и минусы. Владельцы прочных сердец эмоционально непробиваемые чайники в любовном деле. Но если вдруг всё же влюбят и влюбятся, то навеки запечатают в себе это чувство стальной преданностью.       Владельцы водных сердец самые непредсказуемые. Никогда не угадаешь, какого рода носителя встретишь. Один окажется ледянной глыбой, неспособной на взаимность, другой — нежным, заботливым потоком, а третий — ветрянным порывом чувств, который, возможно, позабудет о новом избраннике уже через минуту. Тем не менее они самые живучие.       Пламенные же сердца самые завидные, а их владельцы — любовники нарасхват. О страсти и пылкости чувств этих людей сохранилось немало легенд, написано множество книг и отснято уйма фильмов.       А есть такие люди, как Чимин. Их ещё называют хвигвиха́нами. В его группу входят все остальные носители редко встречающихся сердец. Хрусталь — один из них.       Чиминово сердце пусть и не боится слёз, но жестокого к себе обращения не потерпит. Раскрошится в пыль тут же, стоит только бросить его на тёмное дно души.       Не вытерпело всё же несчастное тяжёлого расставания и предательства, раскололось, а после затоплено было слезами горя, кровоточило нещадно и теперь пересыпается осколками в груди.       Пак по украшенным гирляндами улицам идёт, с надеждой хрупкой, что ему соберут сердечко обратно и подарят возможность опять испытать любовь. Он обещает себе, что в этот раз не отдаст свою драгоценность первому встречному, для кого оно с трепетом забьётся. А подыщет кого-нибудь заботливого, кто со всей ответственностью примет хрупкую любовь.       Ему одного предательства хватило, хватило измены, от которой сердце трещинами пошло, хватило первого удара и долгих лет поисков, от которых осколки впивались в грудь, чтобы понять — подобное не должно повториться.       У входа в мастерскую стоит небольшая ёлочка, она символично украшена разного рода сердцами. Но особенно сильно парня вдохновляет и радует хрустальная малютка у самой верхушки. Поднабравшись уверенности, Чимин заходит в мастерскую. О его прибытии оповещает волшебная трель колокольчика над дверью. Парень на пороге замирает, с восхищением оглядывает помещение. Небольшая комнатушка вдоль и поперёк заставлена открытыми шкафами, полки которых ломятся от колбочек и инструментов. Тут и там переливаются светом маленьких огней гирлянды. Стол рабочий завален бумагами, а вдали от входной двери — тканевая ширма. Из-за неё доносятся звуки чьего-то присутствия:       — Вот и всё, — молодой парень, щупленький на вид, выходит из-за ширмы и вытирает руки о край фартука. Не походит он внешне на опытного мастера, но что поделать, он единственный, кто согласился помочь. — И, пожалуйста, больше не занимайтесь самолечением. Этими скрепками Вы только усугубили проблему! — парень заправляет русую длинную прядь за ухо и оборачивается в сторону Чимина. — Можете одеваться! — выкрикивает он в сторону ширмы, из-за которой силуэт тонкий виднеется.       Мастер подходит к столу, в блокноте что-то активно чёркает и на Пака поднимает внимательный карий взгляд. — Пак Чимин? — юноша неловко кивает, за что подвергается скорому хмурому осмотру. — Подождите пожалуйста, я разберусь с клиентом и поговорим. Можете пока снять курточку, — мастер на вешалку в углу комнаты указывает и возвращает всё своё внимание вышедшей из-за ширмы девушке.       У Чимина руки дрожат от волнения, только со второй попытки у него получается зацепить петельку на одежде за крючок. Он растирает ладони, кровь остывшую разгоняет, впитывает тепло мастерской. Сегодня всё решится. Парень наблюдает за мастером, который на девушку пальто накидывает, помогает собраться, он ненароком подслушивает наставления ей данные:       — Ближайшие пару дней, пожалуйста, воздержитесь от лишних переживаний. Клей должен схватиться, поэтому слёзы нам с вами ни к чему, — он провожает гостью к выходу. — Счастливого Рождества! — ярко улыбаясь в ответ на сотни благодарностей, закрывает дверь и кивает Чимину. — Пройдёмте.       Парень, едва перебирая ногами, за мастером по пятам следует прямиком к ширме. За ней оказывается небольшое, но уютное на вид кресло с откидной спинкой. Напротив стоит тихий обогреватель, он тёплый воздух разгоняет по пространству.       — Снимайте свитер и присаживайтесь, а я сейчас вернусь, — мастер ненадолго исчезает и действительно скоро возвращается, так что Пак успевает только в свитере на кресло забраться. Парень приходит с чашкой чего-то парящего и пледом пушистым. — Да не переживайте так! — видать замечает он стеснение, Чимином испытываемое, старается улыбкой мягкой атмосферу разрядить, хоть и не особо удачно. — Сейчас посмотрим, что можно сделать, снимайте свитер.       Чимин стягивает с тела верхнюю часть одежды и вмиг мурашками покрывается. Он стремится руками прикрыться, но первое, что делает, не задумываясь — защищает сердце.       — Холодно? — обеспокоенно мастер на парня плед накидывает, оставив на виду лишь левую сторону груди. — Могу сделать теплее, если это необходимо? — обогреватель имеет в виду.       — Нет-нет, не стоит, спасибо, — Пак не может беспокойство в руках унять, потому сжимает в них ручки кресла.       — Угощайтесь, — мастер на столик рядом опускает чашку горячего чая, а сам с другого бока присаживается. — Я Мин Юнги, — он представляется негромко.       — Чимин.       — Да, знаю, — усмехается парень. — Расслабтесь, Чимин, и мы начнём — Юнги надевает фонендоскоп. — Успокойте дыхание, — мастер прикладывает головку инструмента к паковой груди и настороженно прислушивается. Чимин наблюдает за сосредоточенным лицом, в полной тишине слышит ход часов и старательно успокаивает свои вдохи. — Давно не бьётся? — Мин задумчиво откладывает в сторону инструмент.       — Чуть больше трёх лет, это много?       — Достаточно, — Чимин на это голову грустно свешивает, «дотянул…». Сквозь свою печаль он не сразу замечает, как мастер вооружается ключом для вскрытия. — Рекомендую задержать дыхание, может быть немного больно. — он дожидается глубокого вдоха со стороны парня и начинает.       Сантиметр за сантиметром, всхлип за всхлипом, Юнги, ключом орудуя, открывает путь к сломанному сердцу. Он жмурящемуся от боли парню руку другую протягивает, успокаивающе касается плеча мелко дрожащего. Вторит шепотом свои просьбы расслабиться, немного потерпеть. Спустя несколько болезненных минут он убирает от Чимина руки:       — Всё-всё, вы большой молодец, — мастер взгляд влажный ловит на себе и губы поджимает несколько виновато.       — Простите, — Пак одинокую слезу вытирает со щеки скоро, боится на грудь свою посмотреть.       — Порядок, — Юнги промакивает осторожно влагу с чуть закровившего сердечного ложа, оно явно повреждено осколками. — Самое страшное позади.       Мастер внимательно заглядывает туда, где по-хорошему должно находиться сердце. Он ожидал увидеть там что угодно, но к реальности всё же оказывается не готов. Кучка мелких осколков в красноватой жидкости сейчас переливаются при свете мигающих гирлянд. Мин ахает едва слышно:       — Кто же с ним подобное сотворил? — ужасается парень, пинцетом вынимая из груди самые крупные осколки.       — Прошлая любовь, — без силы в голосе даёт Чимин ответ на риторический вопрос.       — А каковы характеристики сердца?       — Любило исправно одного человека на протяжении пяти лет.       — Ну, пять лет эксплуатации это конечно много, но определённо недостаточно, чтобы так износиться… — растерянно бурчит мастер, выуживая из красноватой смеси крови и слёз каждую крупинку.       — Его прошлый владелец обращался с сердцем неподобающе, неосторожно играл с ним, халатно о нём забывал, бросал, ранил, пока в один момент совсем не разбил. Оно кровоточило, болело, но до последнего продолжало любить.       — А сейчас оно болит, простите, если глупый вопрос, просто впервые сталкиваюсь с подобной хрупкостью, — Юнги отвлекается от работы, чтобы взглянуть глазами полными любопытства на Пака.       — Нет, как только перестало биться, боль прошла.       — Как жаль, наверняка оно было очень красивым, — смущается Чимин от подобных слов, покрывается лёгким румянцем. — Знаете, я попробую его починить, но не посмею обещать, что оно будет таким же, как прежде.       — Думаете, шанс есть?       — Определённо, но после оно станет ещё более хрупким, — Пак рассматривает, с каким трепетом мастер обмывает осколки. Те самые, что три долгих года сопровождали его жизнь печальным дребезгом.       — Я согласен на всё.       — Тогда нас ждёт долгая работа, но за сегодня я точно не управлюсь.       — Много времени потребуется? — парень от кружки с теплым чаем отрывается, ресницами обеспокоенно хлопает.       — Не волнуйтесь, Чимин, я постараюсь закончить к Рождеству.

***

      Время тянется невероятно долго. За окном уже сменилось две ночи, а в мастерской царит рабочая атмосфера. Всех новых посетителей Мин записывал на будущую неделю, личное время посвятив одному лишь Чимину. За это время молодые люди чуть разговорились, поэтому Пак со спокойствием в душе теперь наблюдает за кропотливой работой. Юнги ювелирным делом занят, крупинки некогда хрустально-чистые собирает во что-то истинно прекрасное. Парень окружил себя увеличительными стёклами и пинцетами, вдохнуть лишний раз боится, чтобы не потерять ни единой детали. Бо́льшая часть работы позади, сердце почти целое было умещено на небольшую подушечку.       — Когда-то оно мерцало на свету, — Чимин досадно улыбается, глядя на мутное, покрытое трещинами сердце, оно выглядит таким слабым со стороны, любой нечаянный порыв — точно вновь рассыпется. Но почему-то юноша вовсе не беспокоится, когда видит его в руках мастера. Эти руки излучают уверенность, заботу, надёжность. — Почему вы согласились мне помочь? — этот вопрос действительно интересует.       — А кто, если не я? — в ответ с тем же любопытством шепчет мастер. — Мой отец никогда не принимал хвигвиханов, — признаётся он и откладывает инструмент в сторону, подальше от сердца, прерывисто выдыхает. — А ваш голос звучал так угнетённо, что я не сумел бы отказать…       — Спасибо.       — Нет, дело не в благодарности, — отстраняется парень от работы, держит своё волнение вдали. — Просто мне знакомо это чувство безысходности, когда не к кому обратиться, когда никто не может помочь… — угасает голос мастера, затапливаемый тихим сожалением. Парень в выдвижном ящичке стола осторожно роется, пока не выуживает оттуда небольших размеров колбочку с серым порошком. Он вкладывает сосуд Чимину в руки.       — Что это?       — Моё сердце. Искренность за искренность, — болью пропитанная улыбка украшает миново лицо. — Оно сгорело дотла в пылкой невзаимной любви и восстановлению совсем не подлежит… — Пак под другим углом теперь смотрит на колбу с пеплом, прочнее сжимает её в ладонях.       — Всё равно спасибо…

***

      Последние несколько лет Чимину казалось, что он абсолютный неудачник, раз родился хвигвиханом. Он мечтал о простом бумажном сердце каждый раз, как только осколки его собственного и разбитого больно впивались в грудь. Но теперь, после увиденного и услышанного… Он наблюдает за сосредоточенной работой мастера совсем иначе, с душой полной более не надежды, а благодарности и уверенности.       Хрустальное сердце целёхонькое лежит на подушечке под придирчивым взглядом Мина. Парень выглядит порядком уставшим, трёт глаза покрасневшие от долгой работы.       — Готово, — выносит свой вердикт мастер.       Собранное по крупинкам сердечко Юнги с осторожностью возвращает на законное место. А Чимин за грудь вдруг испуганно хватается и восклицает:       — Ой! — глаза округляются необычайно широко, парень замирает в кресле, прислушивается.       — Что? Что такое? — не меньше обеспокоенный Мин не спускает с застывшего гостя взгляд.       — Стучит… — неуверенно начинает Чимин.       — Стучит?       — Стучит! — растягиваются губы юноши в яркой улыбке и глаза его наливаются блеском счастья. — Вот послушайте, — он притягивает к себе мастера поближе, чтобы тот смог прислушаться к тихому трепету в чужой груди. — Спасибо, спасибо! — лепечет восторженно Пак, смаргивая с глаз мутную пелену. Он кутается в плед и вдруг вновь меняется в лице. — Постойте-ка, который час? — оглядывается в поисках часов.       — Ровно девять, — такая скорая смена настроений поражает, но Юнги не может не улыбаться от счастья, источаемого Чимином.       — Значит я ещё успею загадать рождественское желание, — он вскакивает с кресла и останавливается перед мастером. — Позволите это сделать здесь? — с надеждой Пак смотрит на него.       — Конечно, — и юноша, времени зря не теряя, складывает перед лицом руки в молитвенном жесте, глаза прикрывает и на выдохе произносит:       — Тогда желаю, чтобы вы, Юнги, до последнего стука заботились о моём сердце… — он блаженно улыбается собственным словам, но на тишину в ответ устремляет растерянный взгляд на застывшего мастера.       — Не думаю, что это хорошее желание, — он вину глотает шумно за то, что отказать пытается яркому человечку. — Я не лучшая партия для вас, о своём сердце не позаботился и о вашем не смогу…       — Нет-нет, Юнги, всё совсем наоборот! — Чимин нежно касается не раз изрезанной осколками руки. — Вы единственный, кто с этим справится, я уверен, - нет лучшей кандидатуры, чем человек, знающий цену сердцам.

Ведь не просто так оно сегодня застучало для вас...