365 кошмаров Wednesday Addams

       Из кабинета вышли двое, прикрыв дверь как можно тише. Все звуки тотчас стихли, хоть в коридоре сновали туда-сюда нетерпеливые ученики, некоторые из них — заинтригованные гостевой процессией; что происходило в стенах кабинета директрисы Уимс не знала ни одна душа. Кроме тех, кто удостоился чести быть ею выслушанными. Толпы учеников мигом навострили уши.       Ларисса Уимс положила руки на подлокотники кресла, обвела посетителей категоричным решительным взглядом и поджала в усмешке губы. По происшествии стольких десятилетий держалась она величественно, внушала уважение и хранила незыблемый авторитет в академии. Слова не спешили разить гостей своей остротой — Уимс следила не без удовольствия за их подчёркнуто бледными лицами. За окном разразился ливень, настоящая буря, которая ломала ветви, выкорчевывала с корнем деревья, валила столбы, опрокидывала автомобили на парковке Невермора, но даже эта стихия не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось внутри Лариссы.       В её апартаментах находились до неприличия разные люди: сословия, воспитания, взглядов, и это обстоятельство могло разрушить Невермор одной неосторожно брошенной фразой, взмахом или настроением. Этого Уимс допустить никак не могла, потому согласилась, хоть и не без экивоков, занять роль посредника в переговорах. Внешне женщина оставалась непроницаемой и напористой, как охотник в погоне за породистым скакуном, а внутри леденела при мысли о крахе академии. Вступительное слово взял инспектор, который стоял поодаль от остальных и проявлял чудеса дипломатии: — Мистер и Миссис Аддамс, Миссис Торп, — других мужчина учтиво пропустил, намереваясь перейти к сути вопроса. У Лариссы сдавали нервы с каждым промедлением. — В течение последних семи дней мои люди наблюдали за вами. — Да, это было чересчур невежливо с Вашей стороны, инспектор. — Вмешалась Аннабет, стреляя глазами. После смерти мужа женщина стала похожа на воинственно настроенного дикаря, которого, к слову, начинали опасаться. — Мы говорили Вам, что не знаем, где наши дети. Между полицейскими, которые рядами теснились вдоль стен помещения, и родителями Уэнсдей и Ксавье установилось гнетущее молчание. Уимс ощутила, как её сердце стало биться о рёбра в нарастающей панике. — Охотно верю. — Раскат молний поразил небо, и лица всех озарились фиолетовым свечением. — По последним данным, нам удалось узнать, что Мисс Аддамс и Мистер Торп находятся в Джерико. Тщательно подобранная уловка инспектора не сработала — лица двух женщин и Гомеса, сидящих на одном диване с каретной стяжкой, приняли скучающее, нисколько не удивлённое выражение. — Поэтому вы протащили нас, как преступников, в полицейских машинах, которые ещё и сопровождали ваши ищейки!? — Голос Аннабет звенел от негодования.       После недельных пересуддов, обсуждений и осуждений женщина морально истощилась, напоминая восковую фигуру из музея Мадам Тюссо. Прошлым вечером всё её семейство поставили перед фактом и усадили на заднее сидение полицейской машины, несмотря на многочисленные протесты Нейда и восклицания старушки Эйприл. Прихватили даже малышку Циару, отчего Аннабет Торп казалось совершенно обезумела и преисполнилась решимости, так недостающей ей во время брака с отцом Ксавье. — Да. — Чего вы хотите? — Мортиша не изменяла себе, посему сияла от наслаждения — женщина дышала грацией, стальным спокойствием и ехидством. — Помогите нам отыскать Ксавье и Уэнсдей. — В тоне мужчины зрели почти умоляющие нотки, но вид оставался чопорным, солдафонским. — Это ли не абсурд, инспектор? — разрушила идиллию прежде хранившая молчание Ларисса, откинувшись на скрипучую спинку стула. — Вы просите родителей моих учеников помочь вам с их поимкой? — В воображении Уимс инспектор слыл более подкованым и сообразительным человеком. — Что нам будет? Для чего это? — по ряду силовиков прошелся лихорадочный шепот. Гомес вопросительно взирал на инспектора. Раздался душераздирающий вой ветра. — Вы поможете нам найти ваших детей. Не скрою, — в раздражении морщинистые пальцы инспектора схватились за курительную трубку и принялись набивать её табаком. — им придётся посидеть некоторое время в заключении. Как минимум, за попытку побега. — Это угроза? — Не унималась Мортиша, глядя исподлобья на Лариссу. Та одарила её улыбкой. — Позже, если действительно обнаружится, что их подставили, обвинения будут сняты. Я лично возьму на контроль это дело у шерифа Галпина. — А если...мы откажемся? — нервно сглотнула Аннабет, расправляя складки своего плаща. — В противном случае, — шелестящие звуки со стороны полицейского прекратились, часть его лица подсвечивалась проблесками молний. Близился закат. — Мортиша Аддамс и Аннабет Торп, а также Фестер Аддамс отправятся за решетку вслед за детьми. Циара останется сиротой, а Нейд лишится наследства! У мальчика слишком несговорчивый нрав. — Шантаж! Колюще-режущая боль ударила по вискам, женщина, расположившаяся близ своего мужа, приосанилась, но глаза на выразительно белом лице застыли в недоумении. — Нейд Торп подтвердил, что видел, как Фестер Аддамс передал что-то вашему...предку? — вопросительные вибрации в тоне инспектора иссякли, уступая место превосходству. — Он был замечен в компании Уэнсдей Аддамс и Ксавье Торпа в аэропорту. Борт вернулся из Ирландии. Точнее, грузовое судно, на котором они пребывали.       Мортиша от счастья готова была кинуться с распростёртыми объятиями на это отродье, блюстителя закона, чтоб его, — Уэнсдей сбежала, Уэнсдей скрывалась, Уэнсдей познала прелести тюремной жизни, Уэнсдей Аддамс умирала в любви под неусыпным контролем Ксавье Торпа. Разве это ни было романтичным? В подтверждение сказанного, из-под толщи плаща инспектора мелькнула пачка, перетянутая резиновой лентой, и из неё посыпались фотографии. Прямиком на стол Лариссы Уимс. — Смотрите сами. — Три головы синхронно склонились над дубовым «безобразием» Уимс (стол бывшей одногруппницы Миссис Аддамс не нравился ни на йоту) и стали рассматривать снимки.       Зубы Аннабет заскрежетали от злости — один сын в своей ненависти к брату не постеснялся подставить его, а второй, казалось, был доволен своим шатким положением. На губах Ксавье расцвела улыбка, самая что ни на есть искренняя, уж в этом мать парня не сомневалась, глаза искрились счастьем, когда он обнимал Уэнсдей Аддамс. Женщина сокрушенно рухнула обратно на диванчик — падкий характер на проклятых Аддамсов был у Ксавье в крови, хоть чем-то художник пошёл в отца. Аннабет оставила фотографии на месте и присела, потирая переносицу. — Это не Уэнсдей, — возразила Мортиша, поражаясь внешнему виду дочери на фотографиях. Она их отбросила куда подальше и чуть не задохнулась от ярости. — Она бы ни за что не облачилась в эти ...это... — Гомес вздохнул и заключил жену в объятия. Этот ураган соцветий не мог быть Уэнсдей Аддамс. Потрясенная Мортиша уставилась на полицейского, который, очевидно, ликовал. — За сокрытие преступников вашему брату грозит реальный срок. Кроме этого, — отозвался инспектор и, не глядя на Уимс, закурил. — вы, Мортиша, убили Винсента Торпа, а вы... — мужчина выпустил колечко дыма в приотворенную щель окна. — Миссис Торп, организовали и спрятали улики. Дали ложные показания полиции относительно смерти вашего супруга. — Вы нас дурачите. — Небрежно откинула чёрные вьющиеся локоны Мортиша, наблюдая за широкой ссутуленной спиной инспектора. — Правда? Нашим криминалистам хватило времени изучить ваши дома, а также улики. Мужчина фыркнул, развернулся на сто восемьдесят градусов и поставил руки по обе стороны на стол, сместив слегка смущенную, шокированную директрису. — Если вы будете с нами сотрудничать, я лично гарантирую вашим детям должного адвоката, возможно, свободу и им, и вам. Если же нет, худший исход вы знаете.

***

      Плеск воды слегка убаюкивал, вынуждал повиноваться красоте зимней природы. Несмотря на чудовищную стихию, которая обезобразила улицы Джерико и округи, превратила их в безлюдные, дышалось свободно и полной грудью. Мортиша дала согласие на сотрудничество с этими шантажистами и грубиянами, не знающими ни совести, ни чести. Её тонкая выточенная фигурка прямо-таки плыла по дороге, поддерживаемая рукой Гомеса. Он мурлыкал ей слова любви на живописном итальянском, разгорячённом испанском, шептал признания на французском, ласкал слух раскатистым немецким. Она почти улыбнулась, однако обостренное чувство вины точно в цель поразило её сердце — Аннабет до этого дня не ведала, что Миссис Аддамс, бывшая невеста Винсента, убила его заклинанием после увиденного. Жгучий стыд полоснул по лицу на отмашь, расчертил на её правой щеке румянец и заставил вздрогнуть. Женщина растерянно приближалась к лодке, которую наводнили полицейские и в которую им предстояло сесть. — Аннабет, я.. — Не стоит. — Мать Ксавье таращилась на мутные воды озера, ухватившись ногтями за край судна. Они безмолвно разрешили одну проблему, имя которой Винсент Торп, им предстояло выяснить и разобраться с более глобальной — спасением Ксавье и Уэнсдей. Впрочем, простила ей такую пустяковую оплошность, как связь с Винсентом Торпом в юности, Аннабет или нет, Мортиша не узнала до конца своих дней. Две сильные, надломленные жизнью, но не побеждённые женщины к этому разговору не возвращались. Миссис Аддамс кончиками наманикюренных пальцев касалась ледяной поверхности своего медальона — точной копии, как и Уэнсдей с символом «M/W» и углубилась в размышления. Тонкое чутье подсказывало ей, что грядут страшные времена, и она с упоением усмехнулась. Украшение продолжало вибрировать, распаляться и краснеть по мере отдаления двух лодок от берега Невермора.       После беседы в кабинете Уимс их маленькая делегация разбилась на группы и Мортиша вместе с Аннабет отправились в Офелия-Холл под предводительством вечно улыбающейся Энид. Мортиша сразу смекнула, что дочь была в комнате — запах мяты приятно щекотал ноздри и не выветрился с некоторых вещей даже спустя пять дней. А затем, подобно факелу, на её шее образовался язычок пламени, за ним ожог, и медальон послал женщине видение. И вот, потеснившись в лодке, она, Гомес и Аннабет Торп отправлялись на остров Ворона, откуда чернели скалистые горы и проглядывались очертания склепа нормиса Крекстоуна. Обездвиженные каменные валуны ацтеков приветствовали гостей острова враждебно — ветер свистел меж изваяний, срывался мелкий промозглый дождь. Мортиша ничего и никого не замечала, двигаясь в сторону поляны, на которой когда-то её дочь сорвала первый поцелуй с губ Тайлера Галпина. Она знала, что ей предстояло быть здесь — градус негативной энергии в воздухе зашкаливал. Близилось нечто ужасное, стихия вновь набирала обороты.

***

      Она была здесь раньше — четыре-пять месяцев назад. В то время Тайлер был галантен до омерзения, привычно улыбчив, что хотелось раскрошить ему всю зубную эмаль, и приветлив. В просторной гостиной гудел на последнем издыхании телевизор — старенький с размытым изображением, на кухне, пыхкая, на огне томился чайник, а в столовой гремели посудой повариха и немногочисленные слуги. Ничего не изменилось с тех пор, хоть Уэнсдей навещала Тайлера единственный лишь раз и сугубо по делу — бежать девушке не удалось, но размещение внутреннего убранства дома Галпинов Уэнсдей запомнила. Стянутые острыми стальными шипами руки брюнетки были заведены за спину, рот (это показалось Аддамс жалким) залепили тонкой полоской скотча, а ноги затекли от долгого сидения в одном положении. Очнувшись под деревом, сраженная горечью проигрыша, Уэнсдей во все глаза глядела на Ксавье — он уже справился с её руками и ртом, но не спешил утащить её в своё логово. Девушка вспыхнула от личного промаха, ослепленная неким подобием чувств к Ксавье Торпу. Он был отличным игроком на струнах её черствой, но податливой души. Она чувствовала себя посрамленной, разъярённой, подавленной и обездвиженной. Из груди вырвался одинокий вздох — Аддамс не доставит удовольствия Торпу и не станет рвать голосовые связки, сыпать ругательствами, просто убьёт его, как представится возможность. Их взгляды пересеклись, и Уэнсдей смутилась — щеки вновь налились багрянцем, как спелые яблоки. Её устраивала молочная кожа и не устраивало то, как её тело отзывалось на художника-предателя. Сутки назад зелёные глаза напротив следили с раболепством за дыханием девушки, шероховатые губы скользили по очерченным выступам её бедер, рук, лица, делились теплом поцелуев, и Уэнсдей практически оттаяла, руки ласкали, изучали, сдавливали, душили — это было...захватывающе. А теперь он вязал морской узел, не спуская с неё взгляда. Ксавье затолкал Уэнсдей в дом, с характерным щелчком повозился с замком и грубо поволок дальше — кулаком за спутанные колтуны, Аддамс терпеливо сжала зубы, хотя силы у парня было чересчур много: он словно физически усовершенствовался, стал более выгодной, красивой копией себя, смазливой — Уэнсдей неуклюже зажмурилась. Такому Ксавье она желала долгой и мучительной смерти или застрять в седьмом кругу Ада согласно произведению великого Алигьери . Уэнсдей Аддамс почувствовала озноб, но в доме Тайлера было удушающе жарко — кошмар отречения прошиб её, будто чума, скоропостижно и резко.       Они миновали лестничный пролёт, ведущий на второй этаж, и опустились в подобие подземелья за одним маленьким исключением — в комнатке, оборудованной под подвал, отсутствовали признаки сырости и алел свет от одиноко вкрученной лампы под потолком. В комнате едва ли можно было поместить троих человек, однако Ксавье это удалось. Он, как собака, избегал смотреть ей в глаза, приковал звеньями цепи к стене, присел и отклеил скотч. Кожа на подбородке горела — горло зудило. Распахнулась дверь, и показалась курчавая рыжая голова Тайлера. Уэнсдей нахмурилась, но черты лица её вскорости стали разглаживаться, и девушка расхохоталась во все горло — так не присуще ей, так противоестественно, силе нужен был выход, Аддамс должна была пробить, прогрызть зубами себе выход. — Вы трусы. — Ядовито бросила Аддамс, распластавшись на полу. Оба парня, которые ей оказывали внимание, преклонялись перед ней в излюбленной садистской манере. Они все равно готовы были перегрызть, как думала Уэнсдей, друг другу глотки. — Приковали ученицу Невермора, девушку! — Губы брюнетки исказились усмешкой.       Галпин и Торп переглядывались, не перебивая, пока Аддамс безостановочно говорила...говорила... говорила. Тихо и без тени сомнения в своём превосходстве над ними. Она корчилась от боли, стараясь не демонстрировать то, что под лопаткой наверняка пролегла сеть новых гематом, руки тряслись от боли в суставах, ног она вообще не чувствовала, допуская паралич нижних конечностей. Уэнсдей боролась — не делом, так взглядом. — Послушай, Уэнсдей. — Она отодвинулась механически, чтобы художник больше никогда в жизни не коснулся её. — Известно ли тебе, кто такой Властелин?       Отменно развитая интуиция красным сигналом в подсознании подсказывала девушке, что Ксавье хотел её запугать или, может быть, запутать, не дать ей разработать план побега или мести. Она молчала, смиренно вдавливая спину в пологую стену из гипсокартона, чтобы причинить себе как можно больше боли и не видеть лица Ксавье Торпа — идеально вылепленного, по её мнению, лица. Грудь обожгло настолько сильно, что разочарованный полустон из уст брюнетки привлёк внимание парней. Они все это время рассуждали, пытались оправдаться, загрузить её мозг ненужной информацией. Кожа в области груди разгоралась, беспокоила, накаляла нервы, зудила. Уэнсдей вспомнила про медальон — это он нагрелся, как каленое железо докрасна, и беспокоил девушку.       В следующий миг, когда Аддамс подняла глаза на Ксавье Торпа, — парень пользовался привилегией их близости и опалял щеку Уэнсдей дыханием, — его образ приобрёл другие очертания. Это был не Ксавье. Уэнсдей замерла от ужаса — перед ней возвышался Идлиб Галпин. Точнее, отныне. Аддамс могла видеть, что под личиной Ксавье скрывался предок Тайлера. Он был уродлив, в сущности, говорящий череп с чернеющими глазницами. Рот мужчины изрыгал предложения, и девушка призвала всю имеющуюся у неё храбрость, чтобы не выдать себя.       Уэнсдей слышала, что говорил Идлиб, но вторым ухом отчётливо слышала его истинные речи — таким образом, любой здоровый человек верно бы сошёл с ума, но только не Аддамс. Левым ухом брюнетка улавливала нотки голоса Ксавье Торпа, правым — надтреснутый голос старика, загробный, точно сама смерть явилась к Аддамс на поклон. — Знаешь, кто меня высвободил? — Дух в образе Ксавье смеялся, Уэнсдей умирала, настолько сильно ей хотелось ему вогнать кол или пустить пулю в сердце. — Твоя мать, Уэнсдей. Она так хотела избавиться от ваших уз с Торпами, от дара огня, что освободила того, кто мог этому помешать. Меня. История вашей связи началась с любви Гудди и Эрола. Аддамс ворочилась — её суставы ныли, кровь холодела, но перебивать она разумно не решалась — прислушиваться к истинному голосу Галпина было неимоверно сложно, как и притворяться, что слушала Ксавье. — Дураки-нормисы называют подобное любовью и судьбой. Магия, видите ли происходит, между теми, кто предначертан друг другу. Но это я. Я должен был стать мужем Гудди. — Изуродованный Идлиб в истинном облике скелета заходился в приступе злости. — И я появился в результате неудачного эксперимента твоей матери, Уэнсдей. Я знал, что смогу разорвать ваши семейные связи. Знал о твоём существовании. Тайлер возился с нюхательными солями и кружился вокруг неё, как гриф, нацеленный на порцию мяса, так как Аддамс иногда забывалась, обратившись в слух. — Знал, что ты и Ксавье Торп в Неверморе. В образе духа явился к своим потомкам, — он торжествующе обвел руками дом и указал на Тайлера. — избавил Тайлера от проклятия быть Хайдом. Стал его копией, да-да, был нормальный Тайлер и был я. Нас не отличишь. Мне нужна была энергия, ведь я — не человек и питаюсь болью и страданиями. Так я стал убивать людей в образе Хайда. Все мостовые и дома Джерико я лично омыл кровью из-за тебя, Уэнсдей Аддамс! Девушка противилась желанию освободиться, но каждый вздох давался ей с трудом — брюнетка не могла рассекретить то, что узнала вместо Ксавье Идлиба благодаря силе медальона матери. — Я пообещал Тайлеру, что избавлю его от боли превращения и он помогал мне. Отец его, шериф, сделает всё, чтобы я воскресил его Француазу — верну парню мать. Выслеживать тебя и Ксавье было несложно. Мне было важно разделить вас. Уэнсдей отключалась, изводила свои ладони следами от ногтей, так сильно впивалась, сводила челюсти и продолжала слушать. Эта пытка продолжалась: — Когда Винсент Торп увез мальчика, я решил, что время действовать. Это я привёз тебя на остров Ворона и поцеловал. — Тошнота мигом подкатила к воспаленному горлу девушки, она просипела и отшатнулась, вспоминая то опьяняющее чувство после поцелуя, когда вознеслась в небеса. — Дома за ним следил мой человек, но твоя рука его убила. Тьфу. А потом Торп вернулся. — Идлиб вздохнул, утомленный рассказом. — Я подумал, что, обвинив его в убийствах, навсегда засажу за решетку. К тому же, ты тоже подозревала в нем монстра. — он осмелился приблизиться к Уэнсдей и оставить поцелуй на щеке. Девушка здорово приложилась затылком к стене и прикрыла глаза. — Но ты не вовремя появилась в том сарае! Когда я уходил со дня Рождения Энид в образе Тайлера, я думал тебя запутать. Ты должна была прийти туда, когда Ксавье уже увозили бы копы. Лично Донован Галпин. Но ты пришла рано, Аддамс! И вы оказались в одной камере. Возмущение, гнев, страх росли в душе Уэнсдей в геометрической прогрессии, она давилась слюной, крутилась, как шашлык на шарнирах, но смотрела на это потустороннее чудовище. — Я хотел разделить вас на суде. Обрызгал прутья клеток ядом. Ксавье должен был умереть! Его отец не знал об этом, а Мортиша предупредила тебя. И опять мне помешал твой придаток! Вы исчезли, и я бросил все силы, чтобы найти вас. Гудди, моя Гудди оказалась быстрой сукой. Я-то знаю о твоих видениях, Уэнсдей. — Идлиб отполз от неё, и Уэнсдей вновь увидела затуманенными глазами мягкие черты Ксавье. — Вы столкнулись со мной на въезде в Невермор. Мне нужна была кровь и жертвы, чтобы найти тебя и убить Торпа. Но ты нашла меня сама. Парень оказался подготовленным, да, но я всю неделю, как и вы, готовился. — Идлиб разошелся и залепил Уэнсдей смачную пощёчину, девушка не пикнула и подставила вторую щеку для удара. — Это я сжег все документы Неверморцев, чтобы сбить тебя со следа. Обжег пятки, чтобы выкроить время и украсть тебя, пока Торп был далеко. Но Энид, бестолковая девчонка, вместе со змеенышем были у твоей постели. — Уэнсдей впервые улыбнулась широко, от уха до уха, и Тайлер замер от увиденного. — Я хотел и хочу убить Ксавье Торпа. Пока он жив, есть риск, что мой план не сработает. Но я выкрал тебя быстрее, чем рассчитывал. И возможно его не придётся убивать. Главное, не дать вам коснуться друг друга. — Прошлой ночью у нас был секс. — Никогда прежде Аддамс бы не позволила себе такое высказывание, но зная, какая за этим последует реакция, улыбнулась невинно. Тайлер подавился воздухом и закашлялся, уязвленный и поникший. — Плевать, Уэнсдей Аддамс! — Властелин, он же Идлиб Галпин, надавил на подбородок девушки и с обожанием разглядывал белое лицо Уэнсдей, усыпанное веснушками. — Сегодня мы отправимся туда, откуда все началось. Мы отправимся в Бездну, в тысяча шестьсот пятнадцатый год, где ты станешь моей женой. А душа Гудди Аддамс отправится на покой спустя четыреста лет. Он осыпал девушку ударами, воспользовавшись тем, что Тайлер отлучился, и оскалился.

***

      Они очутились на острове Ворона — ровно в том месте, где Аддамс проводила свидание с Тайлером: небо бушевало, разверзлись тучи, выпуская молнии. Воздух пропитался влагой. Уэнсдей Аддамс по-прежнему была скована цепями и шла пристыженная, размышляя о том, как помешать Идлибу Галпину — его потомок Тайлер уже поплатился за намерение помешать Властелину и теперь без сознания, скрючившись, валялся в подвале. Но живой.       В костлявой руке Властелина мерцал посох Крекстоуна, который тот выкрал из склепа — он отливал всеми цветами радуги, и ослабленный организм Уэнсдей снова стошнило. Идлиб не отпускал её и обращался, как с мешком с костями, сдавливал макушку, тянул, рвал волосы. Они остановились ровно в центре скульптур ацтеков. — Уэнсдей! — это был голос Мортиши, но девушка её не заметила и упала без сил, когда верхушка посоха легла ей на голову — ядовитые испарения враз скрыли её от других.

***

      Сумерки сгущались над сонным городом. Ксавье сильнее надвинул на вытянутое лицо со впалыми глазами капюшон толстовки и сбежал прытью с крыльца полицейского участка — его никто не остановил по счастливой случайности, в вечернее время в кабинетах никого не было. Из недр мешковатой кофты показался Вещь и взобрался парню на плечо. — Мне сказали, что шериф во «Флюгере». — Торп задумчиво почесал нос и пустился бежать, чтоб скоротать время. Вещь зажестикулировал, подпрыгивая: — Одна дама, которая мыла полы, согласилась помочь. Ничего криминального, нас никто не видел, Вещь. Вдали загорелись огни кофейни, пахнуло дымком и кофейным ароматом. — Нам надо успеть. Через час придёт Уэнсдей в домик. Судя по нашему плану.       Парень торопливо перебежал через перекрёсток, придаток опять укрылся в его одежде, и вошёл в помещение. Донован Галпин действительно занимал столик слева от окна и любовался красками и огнями Джерико на фоне сильного ветра. Вывеска над кофейней протяжно заскрипела. Без предисловий, приветствий и колебаний художник решительно сел лицом к лицу к шерифу. — Прежде чем арестовать, выслушайте меня... Донован потянулся к кобуре, нащупал её костяшками пальцев и внутренне угомонился, зато вид собеседника настораживал. — Говори быстрее, Торп, у тебя три минуты... — чашка кофе с треском опустилась на блюдце.       Ксавье склонился к мужчине, чтобы никто не мог их услышать, но вымолвить художник ничего не успел: на улице раздался оглушительный взрыв. Волна удара прокатилась по всему городу, обогнула его и явила перед жителями гигантский столб пламени, устремленный ввысь. Последовал ещё один удар, и Ксавье, и шериф рухнули на пол — во «Флюгере» со звоном посыпались мозаичные стекла, рамы вырвало с корнем от взрыва. — Это в Неверморе, на острове. — Раскричался кто-то, а они уже неслись на всех порах в эпицентр катастрофы. Лёгкие плавились от скорости.