Se soucier

Жара ощущалась всё так же отчётливо. В такие моменты многие предпочитают прятаться дома в прохладе, вместо того, чтобы выходить в самое пекло, и выбираться из своих укрытии вечером, когда приятный летний воздух наполнял улицы. Приятный холод от постели ощущался на спине, помогая хоть немного избавиться от чувства жары. Рюноске лежал, держа в руках книгу, внимательно её читая. Как минимум, стараясь внимательно читать — Ацуши ворочался рядом, стараясь найти удобное положение. Акутагава хмурился каждый раз, когда Накаджима невольно задевал его, но по-настоящему злиться не мог. Злиться на Ацуши казалось чем-то нереальным, неприемлемым в Акутагавиной картине мира. Вздохнув он убирает книгу в сторону, понимая, что с такой юлой под боком почитать ничего не получиться. Уголки губ невольно немного приподнимаются, когда он смотрит, как Джинко часто меняет положение, ворча из-за того, что покрывало так быстро нагревается под его телом.

***

Несмотря на желание Ацуши — как можно чаще выбираться со своим парнем на прогулки, его желанию не суждено было сбыться. Погода вызывала лишь желание лениво валяться в кровати, сжимая в объятьях родного человека. Как бы Ацуши не старался, вытянуть куда-то Рюноске у него не получалось. Хотя, ему нравилось просто быть рядом, касаться приятной кожи и целовать все доступные участки тела, но иногда всё-таки хотелось разнообразия. Он до сих пор хранил в душе их первое свидание, которое стало одним из лучших дней в его жизни. Тогда он вернулся домой уставшим, но абсолютно счастливым, с полными карманами ракушек, из которых позже получилось смастерить парные браслеты. Ацуши очень старался, мастеря их, много раз переделывал, и пусть они не были идеальными, но смотря на них приятные воспоминания тут же отдавались теплом в сердце. Хотелось снова ощутить что-то такое. Чтобы снова ощутить себя абсолютно счастливым и любимым, и увидеть это в чужих глазах. Ведь, глаза Рюноске, — что обычно были похоже на небо, что застилали тучи, — тогда были словно ночное небо с тысячей звёзд. В них хотелось утонуть, раствориться, Ацуши всей душой желал снова их увидеть. — Суша-а, — Послышалось из неоткуда. Ацуши вздрогнул от неожиданности, понимая, что уже долгое время смотрит в пустоту, полностью потерявшись в воспоминаниях. Он с вопросом посмотрел на нарушителя своего спокойствия, — по характерному прозвищу не сложно было понять, кто это. — Тебе не надоело в пустоту пялиться? — Он присел рядом на Ацушину кровать. — О своём ненаглядном думаешь? — Продолжил он с ухмылкой. Накаджима совсем немного смутился — до сих было не привычно, что кто-то знает об их отношениях. После их признания они о многом говорили, о том, как оба просили совета в любовных делах тоже. Ацуши долго смеялся с того, какие советы его брат давал Рюноске. Хотя, чего стоило ожидать? В этом весь Дазай. — Думаю. Будто ты так о Чуе не думаешь. — О Чиби мне напоминают синяки по всему телу, — Страдальчески ответил Дазай. — Не любит меня совсем. Бьёт. Осаму умолчит о том, что в последний раз получил за то, что, решив помочь Чуе с обновлением гардероба, повёл того в детский отдел. Ацуши и не нужны подробности — он уже узнал об этом из уст самого Чуи. Их отношения до сих пор казались Ацуши странными, но, он понимал, что с Дазаем по-другому невозможно. Чуя был идеальным партнёром для такого непредсказуемого человека, который хоть немного, о мог держать того под контролем. Накаджима был рад, что у Осаму в жизни есть такой человек — он душой чувствовал внутренне одиночество старшего. Как бы Дазай не пытался это скрыть, что-то по-настоящему живое загоралось в его глазах, только когда в поле зрения появлялся Чуя. Только тогда все плотно сросшиеся с его личностью маски словно слетали, обнажая его настоящего, будто только тогда он чувствовал себя в безопасности, способный довериться. Эти отношения никто, кроме этих двоих, не мог понять в полной мере. Они были такими странными, настолько не сочетающимися с привычным представлением о любви, но при этом в них было столько доверия, которому могли позавидовать многие парочки. Ацуши всегда искал какие-то проблески чистого желания жить во всех жестах брата, но находил их только тогда, когда рядом со старшим был Накахара. Именно он словно заряжал Дазая энергией, был тем самым якорем, который удерживал Дазаевскую душу на земле, подавляя его желание исчезнуть. Пока был такой человек, Ацуши может не волноваться, не беспокоится, что его брата снова предпримет серьёзные попытки уйти из жизни — Чуиных тумаков после этого будет не избежать, а это было самое страшное для Осаму. — Суша, — Неожиданно позвал Дазай. — Ты снова не со мной, — С долей обиды продолжил. Он снова не заметил, как ушёл в свои размышления — конечно это не понравилось его брату. Желание Осаму к кому-то поприставать не было удовлетворено. — Ой, прости, — Он неловко потёр затылок. Дазай театрально вздохнул, упираясь подбородком в чужую макушку. Ацуши на это лишь улыбнулся. — Суши. Накаджима вопросительно промычал в ответ, устремляя взгляд вверх, будто стараясь посмотреть на брата, но в их позе это, конечно же, не вышло. — А давай устроим двойное свидание! — С огромным энтузиазмом выдал он. Ацуши эта идея тоже мгновенно пришлась по вкусу. Он загорелся также быстро, как и его брат, уже обдумывая, как лучше всё устроить. Накаджима быстро согласился с этой идеей не только из-за своего парня, но и из-за того, что это был шанс снова провести время с Осаму, чего ему в последнее время не хватало. Каким бы Дазай не был, он наравне с матерью, был Ацушиной семьёй –одним из самых дорогих и близких для него людей. Несмотря на всё напускное безразличие ко всему, Дазай всегда очень волновался и заботился о нём. Ацуши видел это, видел по глазам, в которых хотя бы на миг отражалась та самая, почти незаметная тень беспокойства, а Накаджиме и не нужно было больше, чтобы ощутить всю заботу что была у брата по отношению к нему.

***

Небо было чистым, ярко голубым, с солнечным диском во главе, его лучи касались почти всех поверхностей, доводя их до невыносимых температур. Четверо подростков чуть ли не вывалились из дверей подъезда. В то время как между двумя из них царила идиллия, у других двух всё было как обычно неспокойно. Чуя тыкал локтем в бок Дазая, в то время как тот болезненно стонал, и делал ужасно обиженное лицо. Ацуши тихо хихикал наблюдая за ними, но старался не делать этого слишком очевидно, опасаясь Чуи. Рюноске же просто тихо наблюдал со стороны, иногда вздыхая. Получив парочку слабых пинков и тычков под рёбра, — в видений Дазая Чуя нанёс ему травмы несовместимые с жизнью, — внимание Осаму было переключено на Ацуши. Тот был совершенно нетактично и неожиданно утащен прям из-под носа его парня, и возвращать его собирались нескоро. Наблюдая за этими двумя со стороны можно было сразу понять, что между ними была давно установленная связь, которая укреплялась годами жизни под одной крышей. Между ними не чувствовалась неловкость, и даже если фамилии их были разными, они никогда не чувствовали неловкость друг с другом. В это время у Акутагавы в голове расцветали воспоминания их неловких пауз, когда они с Чуей пытались говорить. Наверное, они никогда и не проводили время так спокойно и непринуждённо, как это себе могли позволить Ацуши с Дазаем. Рюноске ощутил укол такой неприятной и нежеланной зависти. В самых потаённых уголках его души томилась обида — непрошеная и совершенно, как ему казалось, неуместная. Она не съедала его, просто тихонько иногда задевая, но попадая всегда метко, застигая врасплох. — О чём задумался? — Послышалась неожиданно. И тут он ощутил, что совсем не чужая, а на самом деле такая родная рука, покоится на его плече, слабо сжимая в немом беспокойстве. И тогда он наконец понимает — сейчас всё по-другому. Понимает, что они оба выросли и их детские обиды и недопонимания больше не душат их, мешая построить отношения. Всё то время, пока он думал, что Чуя был переполнен к нему ненавистью, а сам Рюноске не мог найти в себе сил и навыков налаживать отношения, было им действительно нужно. Чтобы, пусть и медленно, но аккуратно привыкнуть к друг другу. Ведь, на самом деле, даже имея любящую семью, Чуя был также одинок. Также не мог слепо довериться кому-то, кто так неожиданно вошёл в его жизнь, и заимел статус брата. Они оба были намного сложнее в людских отношениях, чем Осаму и Ацуши, которые практически сразу притёрлись друг к другу. Медленно и трепетно познавая друг друга, помечая какие-то мелочи и запоминая привычки — именно так они строили свои отношения. Сначала изучая, и затем уже принимая. В ответ Акутагава лишь покачал головой, показывая, что всё хорошо. Сейчас он мог смело и с уверенностью сказать — они больше не были чужими. И от этой мысли неожиданно сильно хотелось улыбаться. В остальном их, как это называли Осаму и Ацуши, двойное свидание проходило просто, без тяжёлых мыслей и душевных терзаний. За этот день вся четвёрка успела пройти шагов точно больше десяти тысяч. От чего Дазай очень раздражающе — для Чуи — ныл, и получал — тоже от Чуи — огромную порцию тычков локтем и пинков. Ацуши и Рюноске, уже привыкшие к таким проявлениям симпатии от старших, мирно шли впереди, расслабленно переплетая пальцы. И, Акутагава мог сказать, что на самом деле всё было не так уж и плохо. Ему даже понравилось. Хотя мирные посиделки дома всё равно вызывали у него больше положительных чувств. Стоя у дверей квартир, они прощались дольше положенного, всё ещё обсуждая что-то. Дазай, что не хотел отлипать от Чуи, был грубо затолкан в квартиру, после чего Рюноске с братом спокойно прошли к себе домой. Оказавшись в своей комнате, оставшись наедине с собой, Акутагава утонул в пучине своих мыслей, что тенью следовали за ним уже несколько дней. В один момент что-то просто неожиданно проскользнуло у него в голове, и он неконтролируемо возвращался к этому каждый раз, и ничто не могло его отвлечь. Он хотел убежать, спрятаться от этого, но они всегда его догоняли и находили, словно он и не отдалялся от них вовсе. Мысли, казалось бы, даже самые отдалённые, неведомыми путями всегда возвращались к одному и тому же. И как бы ему не хотелось скрыться, он не мог. Не мог, и продолжал утопать всё глубже, не имея ничего, чтобы выбраться. В такие моменты он ощущал себя самым бессильным человеком на земле, потому что против своего сознания он выстоять не мог, и будто снова становился маленьким, слабым, неспособным ни к чему. Чувство, что он ненавидел больше всего, наполняло его всё больше, ощущение собственной никчёмности давило. Этот день должен был быть счастливым, наполненным воспоминаниями о совместно проведённом времени, о глупых шутках и выходках Дазая, но сейчас в его голове шум, неприятный и добирающийся, кажется, до самого сердца. Чуя застал его в таком состоянии и, известными только ему способами, сразу определил, что с Рюноске что-то не так. Накахара, несмотря на свой иногда взрывной характер, на самом деле всегда был очень чувствующим, когда дело касалось чужого состояния, и понимающим. Акутагава видел это, но ощущал на себе в очень редких случаях, из-за чего пропасть, что с годами стала по ощущениям непреодолимой, казалась ещё более огромной. Он не понимает, как Чуя уже оказался рядом с ним, и как они вместе уселись на Акутагавину кровать, прижимаясь спинами к немного прохладной стене. И это ощущается таким правильным, и неправильным одновременно. Иногда таким желанным, но на деле ужасно далёким. — Ты сегодня весь день такой… — Начинает Чуя, выглядя обеспокоено. И Рюноске, несмотря на его состояние это радует, но в той же степени пугает. Привычная картинка их взаимоотношений обычно не включала в себя обсуждения чего-то настолько личного, что тревожило и не желало отпускать, но при этом такой расклад всегда был желанным. — Какой? — Отвечает он, всё ещё пытаясь разобраться в мешанине противоречий. — Задумчивый. — Говорят ему, а затем, будто долго размышляли, добавляют. — Мы бы могли, знаешь… поговорить об этом? Если хочешь... Чуя, судя по всему, также ощущал себя немного неловко, что успокаивало. Желание поделиться своими мыслями и правда появилось. Рюноске в этот момент подумал, что Накахара удивительный, раз смог так быстро, всего парой фраз, пробудить в нём желание открыться. — Хочу. — На удивление, даже для самого себя, он ответил уверенно, практически не задумываясь. — Тогда я слушаю, — Просто ответил Чуя, больше ничего не добавляя, давая полное право говорить. Акутагава начал не сразу, всё ещё борясь с противоречиями внутри себя, Чуя молчал и не давил, был терпеливым и понимающим. — Ты же тоже замечаешь, насколько Ацуши прелестный, — Чуя кивал, но не перебивал, давая брату полностью собраться. — Мне просто кажется, будто я не заслуживаю… просто не достоин его. Он такой, понимаешь, светлый, заботливый, а я… — Он хмурился, пытаясь понять, как лучше объясниться. — Я совсем другой. Иногда мне кажется, что он был бы достоин кого-то лучше меня. На пару секунд в комнате было тихо, Рюноске хмурился, смотря вниз, а не Чуе в лицо. Неожиданно с боку послышалось копошение, будто кто-то приближался ближе. — Рю, ты знаешь Ацуши, как никто другой. Ты видел его так, как никто не видел, и понимал так, как никто не понимает, — Он говорил спокойно с такой сильной заботой в голосе, которую Рюноске не слышал ещё никогда. — Ты знаешь о нём больше, чем мы все, и после этого тебе всё ещё кажется, что ты не достоин? Как по мне, ты единственный, кто действительно заслуживает находиться рядом с ним, и я уверен, что он тоже так считает, ведь он всем сердцем любит тебя, как и ты его. Акутагава не заметил, как Чуя оказался совсем близко нему, подбадривающе держа руку на его плече. На душе вдруг стало так спокойно, все тревоги куда-то исчезли — неужели слова Чуи настолько подействовали? Почему-то слова его брата казались такими надёжными, — всему, что говорил Чуя, хотелось верить. И он поверил. Так неожиданно для самого себя, но при этом это было так ожидаемо. Пропасть между ними уже не пропасть, а просто небольшая ямка, которую нетрудно перепрыгнуть. Рюноске снова убеждается, что для того, чтобы принять друг друга, им нужно было просто повзрослеть. Чуе хотелось верить и доверять всегда, что он теперь и планировал делать, до этого полностью закрываясь, но в глубине души желая любви и внимания брата. Он хотел, но не получал, из-за чего налаживание отношений с каждым разом казалось всё более невозможным, но сейчас он понял, что ошибся. Что теперь всё по-другому, что Чуе можно доверять и получить в ответ желаемую внутренним ребёнком реакцию. Рядом с Накахарой он всё ещё мог ощутить себя маленьким мальчиком, и чувствовать себя в безопасности. Наконец-то то, что он видел только из далека, досталось и ему. Чуе на самом деле хотелось, чтобы ему верили и доверяли. Чтобы в чужих глазах он был сильным старшим братом, на которого можно положиться. Ему хотелось думать, что ещё не поздно, что ещё можно сгладить то, как они начали. Что несмотря ни на что, они всё ещё братья. Накахара не сразу осознал, что происходит, когда что-то тёплое робко кольцом обвилось вокруг его груди, и прижалось к нему. Лишь через пару секунд он понял, что это объятья. Сделано это было так аккуратно и немного настороженно, что Чуя не смог сдержать улыбки, сгребая Рюноске в охапку и прижимая к себе посильнее. От неожиданности Акутагава немного вскрикнул, на что Чуя лишь по доброму посмеялся. Время близилось к вечеру, а затем и к ночи, но никто из них и не думал разделяться. Они говорили, впервые говорили так много и совершенно ни о чём, обсуждая первое что придёт в голову. И всё больше не ощущалось неправильным, ведь сейчас всё было именно так, как должно быть.